Вологодские узоры. До нескорого свидания

        (Последняя статья из пяти опубликованных в первом номере "Южной Звезды" за 2018 год. Авторский вариант.)


         Вова, приветствуя, поднимает руку. Он тарахтит мимо. На «мотособаке». Я бреду по укрытому снежным одеялом озеру. Из деревни Киевской до Берендеевки. Это два километра пути. Здесь, на этом участке озера, как раз самые места для подлёдного лова. Но у каждого рыбака, конечно, места свои, заветные. И, навстречу Вове, с тою же целью, но в обратном направлении, поторапливается на «Буране» Лёша. Лёша сдержанно кивает, пролетая мимо. Вот он, свой аппарат, действительно заработал, помогая отцу с матерью в подсобном хозяйстве. У них самое многочисленное поголовье из трёх оставшихся хозяйств, на весь Кумзерский сельсовет, не отказавшихся от коров-кормилец.
         Навстречу Лёше, вдогонку за Вовой, проносится, на своём борзом, поджаром, сногсшибательном «…..», Валера. На такой бешенной скорости, что позёмка от движения завихряется в трубу за его «зверем». «Зверь», при благоприятном снежном покрытии, развивает по озеру скорость за 100 км /час. Конечно, им – и Валере, и его «зверю» – не до меня. Тут уж я первым проявляю вежливость и внимание, здороваясь с ним. Жестами, конечно. Но Валерий в своём крутом шлеме… Заметил ли он меня вообще? Не знаю! Тут уж, как говорится, – конный пешего не понимает!
         Я Валерию «своей муравьиной вознёй» порчу зимою ландшафт, зимний «пейжас», так сказать. А летом мешаю «культурно отдыхать» в приятной компании за приятными занятиями. Ну, тут ничего не поделаешь. Тут уж, – каждому своё. «Eidim in uns!», кажется…
         У меня к моим встречным-попутным никаких претензий. А им до меня, и вообще, – дела нет. Поздоровались и разъехались (разошлись). И на том спасибо. Может быть и мне когда-нибудь удастся заработать на такие же «гад-же-ты». И перестану я ходить пешком (по Земле) там, где «нормальные люди» давно уже ездят на снегоходах и квадроциклах.

         …Я уезжал. Да, всё-таки, уезжал… Как мне тогда казалось, выполнять сыновний долг. Глупость, в моём случае, невероятная! Но, согласитесь, трудно остаться трезвым реалистом и не потерять объективности в личностно-общественных «цивилизованных» отношениях, когда всё вокруг – окружающая бытовая обстановка – складывается идеально. Причём, - упорно, немотивированно идеально! Невольно становишься заложником (интересная мысль, кажется), жертвою личных благоприятных обстоятельств. И, казалось бы, естественно-целесообразный порядок вещей, парадоксальным образом, уводит от реалий нашей жизни. Невероятным образом начинает казаться, что за это счастливое время что-то чудесно переменилось… Мы?.. Или Мир?..
         Одним словом, трудно ожидать от молодого человека в таком состоянии осмотрительности, или прозорливости. Скорее, – легковерной наивности.
         И, слава Богу, как говорится. Это «глупое» стремление отдавать другим щедро подаренное только тебе, платить всему миру тою же мерой добра сокровенного, по плечу только людям великодушным. Нам же, людям обычным, пусть хватит сил, и духовных в первую очередь, ответить на добро добром людям близким и родным, людям простым, и конечно, исконно русскому уголку России, ставшему нашей духовной родиной. Духовной – значит, любимой!

         Со всеми приобретениями, материальными в первую очередь, пришлось расстаться. Что я и проделал с лёгким сердцем и лёгкою же рукою. Так как, полон был тогда до краёв приобретениями как раз несколько другого порядка.
         Смешно остался со своими всё теми же двумя сумками, как бабка у разбитого корыта в сказке Александра Сергеевича Пушкина «О рыбаке и золотой рыбке» (так подробно, для тех, кто позабыл эту сказку, или для тех, кто не прочёл  вовремя и сейчас не знает, и знать не желает!). Зашнуровал потуже ботинки. Потуже прикрутил к ним бечевой нижний край штанин – предстоял не близкий путь по сугробам. Сначала под гору к озеру, потом, по озеру, до другого берега; опять в гору и, потом, по заснеженному полю, до столбовой дороги. И по ней, родимой, – за пять километров до автобусной остановке на центральной усадьбе.
         Когда уже поднимался со своей поклажей в гору, слышал, как по столбовой, отдаленно, невидимо-скрытый переломом рельефа местности, протарахтел «Беларус».
         Совсем не расстроился, что упустил случайный попутный транспорт. Поход мой был спланирован, как пеший, прощальный, по времени. Сил физических тогда хватало с избытком.
         Я не спеша поднялся на взгорок и по кратчайшему пути, через поле, двинул к столбовой. Трактор, далеко уйдя по дороге в сторону центральной усадьбы, как то утих. Да я и не обращал на него, честно признаться, внимания (так, порхнула на задворках сознания мыслишка: «наверно, – небольшая неполадка, раз совсем не заглушил»). Проехал – и проехал. Не успел – ну и ладно! Я, задумавшись, стучал уже своими замёрзшими ботинками по накату столбовой дороги. Мои предусмотрительные меры оправдали себя: снег в ботинки не набился, бечёвки держались. Штаны на морозе остались непроницаемы для снега, а потому, - сухие. О чём я думал тогда… Не смейтесь, – «о судьбах русской деревни», о её парадоксальной «заброшенности», уму непостижимой «ненужности», нелепой, безобразной «государственной неперспективности». Вот так и брёл, понурившись, с этими невесёлыми раздумьями. И за этими самыми раздумьями совсем и не замечал, как гармонично не явно постепенно вплетается в мою внутреннюю мысленную вязь неторопкое понимающее поддакивание «Беларуса»:
        — Так… так… так… так… так… так…
        Очнулся я от раздумий, когда чуть не ударился лбом о задний борт тракторной тележки. Откуда-то сверху, ещё выше телеги, чуть ли ни «с воздусей» по-свойски прозвучал, спокойно весёлый, «всё понимающий», хоть и не знакомый, женский голос:
        — …Подавай сумки…
        Я совершенно растерялся. Мне и в голову тогда не могло прийти, что они стояли всё это время и ждали меня.
        Мне было неудобно за свою рассеянность. Как будто застигнутому врасплох за занятием пустым и никчёмным. Но делать нечего. Мне ничего не оставалось кроме, как только подать ей сначала свою ручную кладь, а потом, и заплечную. Ну и конечно, поблагодарить и извиниться за свою невнимательность и нерасторопность. Что «заставил», хоть и невольно, себя ожидать «не по чину» долго.
        Помню и тракториста. Который, тоже видно о чём-то, о своём задумавшись, очнулся от мыслей и забот, когда я уже и сам взгромоздился на воз. Обернулся на бабий окрик:
        — Хо-о-у!.. Коля!.. Поехали…
        Приветливо кивнул мне, выжал сцепление, включил скорость и прибавил оборотов. И мы затряслись дальше и дальше по накатанной зимней дороге, к центральной усадьбе.
        Мог ли я тогда подумать, что никогда больше не увижу Виталю Комарова, Рафаила Ивановича Клюшина – пастуха, балагурку бабку Августу, Северьяна (бригадира) Никтополеоновича Киселёва, Сашу Кичигина, бабку Люду, бабок Таню и Тамару, бабку Полю и ещё многих и многих милых сердцу, простых русских людей. Наших, деревенских. На моё горе, так и не дождавшихся меня обратно. И, конечно, эту простую не знакомую мне женщину. С которой мы и виделись, может быть, пару раз, когда я подменял сборщика молока и на тракторной сцепке с молочной бочкой объезжал по кольцевой кумзерской дороге прилегающие к ней деревни, собирая молоко у хозяев, державших коров (а коров тогда у нас держали почти в каждом крестьянском дворе). Бабу, углядевшую горемыку с сумками чуть ли ни за километр, спокойно ожидавшую меня, догадавшуюся обо всём, поднявшую меня на воз своих пожитков. И тракториста, обернувшегося и кивнувшего мне приветливо: «Здравствуй» - мол.
        Может быть, как раз и потому, что были в нашем недалёком прошлом такие бабы и трактористы, каждый совестливый городской выходец из наших деревень, подъезжая к родным местам на своей, иногда довольно крутой иномарке, начинает подбирать всех попутно пешком следующих и молодых и, тем более, пожилых и стариков. Таким образом, боясь как бы  ненароком не проехать МИМО кого-то из своих, наших, простых, родных, деревенских. Каждый из них, блудных сынов деревни, если не понимает, то, уж точно, – чувствует, что мы, именно и поимённо! в неоплатном долгу перед русской деревней, как и перед нашими стариками и детьми – перед нашим прошлым и будущим!