Жаркие дни в конце августа

Адиля лежала на соломе, прижавшись к большому Томкиному телу, и смотрела на звезды, густо высыпавшие над головой.
 - Бабушка, - услышала она свой детский вопрос, - кто зажигает звездочки?
Они тогда только что вышли из бани и шли в дом. Крепко прижимая к груди узелок с бельишком, девочка изумленно вглядывалась в бледно-зеленоватое небо, где одна за другой вспыхивали вечерние звезды.
 - А это души людские, доченька. Умрет человек - и попадает на небо. А по вечерам смотрит на тех, кого любил и оставил на земле.
 - Почему люди умирают?
 - От старости, девочка моя, и от усталости.
 - Бабушка, и ты умрешь?
 - Умру, деточка. Только ты не бойся этого. Я на тебя стану звездочкой любоваться. И ты иногда взгляни на небушко: где моя эбийка?  Я во-он там буду, за старой ивой. Запомнила?
Старушка с ласковым прищуром смотрела на внучку, приглаживала мокрые волосенки…
Адиля отыскала глазами эбийкину звездочку. Та сияла далеким ровным светом. Рядом неслышно спала Томка. И хотя было не совсем удобно и начинала затекать рука, девушка лежала, не шевелясь. Вот еще одна звезда вспыхнула низко над горизонтом, а рядом другая. Как они ярко светят и мигают одинаково... Да ведь это фары!
 - Томка, вставай. Машина, Томка!
 - А? Что? Где мы? - подруга, ничего не соображая, шарила по соломе руками. - Холодно-то как. Ты куда одеяло дела?
 - Какое одеяло? Проснись, машина на дороге.
Адиля кубарем скатилась с соломы, в которой они устроились ночевать. Спотыкаясь и царапая голые ноги о стерню, она выскочила на шоссе, попала в ослепляющий сноп света, замахала руками. Тяжелый "МАЗ" резко затормозил, из кабины выскочили парни.
 - Сдурела, девчонка? - кричал один. - Жить надоело?
Другой хохотал:
 - Вот тебе и косуля. Говорил же - человек. А ты - косуля, косуля.
 - Ребята, миленькие, возьмите до райцентра.
 - Куда я тебя возьму, - опять вскипел водитель. - У меня зерно в кузове.
 - А мы и в зерне доедем, - раздался спокойно-презрительный Томкин голос, и она, как всегда, не спеша, выступила из темноты под свет фар. "Немая сцена". Адиля усмехнулась. Всюду, где бы ни появлялась ее подруга, в первые минуты возникало легкое замешательство: Томка была королевой, и это понимал всякий, кто с ней сталкивался.
 - Ну, что стоим-то? - недовольно спросила она и, не дожидаясь ответа, протянула дорожную сумку парням: - Поехали.
Те враз подхватили баул:
 - Конечно, девушки, поехали.
Тамара заглянула в кабину:
 - Втроем тесно будет. Ты, дорогой, - скомандовала она пассажиру, - лезь наверх да сумку крепче держи. Со мной прокатишься, а Диля сядет в кабину.
Слышно было, как она устраивается на зерне, шуршит брезентом.
 - Вот девка! - развел руками парень, которому велено было забраться в кузов. - Я таких еще не встречал.
 - Ничего, - донесся приглушенный голос. - У тебя вся жизнь впереди. Насмотришься на разных.
 - Садись и ты, пигалица, - не очень гостеприимно открыл дверцу Адиле водитель.
Он включил зажигание, когда над головой застучали Томкины кулаки:
 - Постой.
Адиля выглянула:
 - Что случилось?
 - Дилька, - к громкому Тамариному шепоту явно прислушивались и ребята. - Если этот шоферюга начнет приставать, дай мне знать, - и она вновь нырнула с головой под брезент.
 - Поехали, - Адилю порой коробило от бесцеремонности подруги.
Ехали молча. Водитель смотрел на дорогу, не испытывая ни малейшего интереса к пассажирке. Адиля незаметно сняла босоножки и попыталась принять удобную позу. Саднили исцарапанные голени и мозоли на пятках.
 - Откуда едем? - наконец нарушил молчание водитель. Адиля искоса бросила на него  взгляд: крупное скуластое лицо, темные глаза под широкими бровями, крепкие пальцы, уверенно обхватившие руль.
 - Из Уфы, - ответила она.
 - В гости?
 - Я учительница, распределение получила в ваш райцентр.
 - А эта? - мотнул водитель головой. - Тоже по распределению?
 - Нет, - улыбнулась Адиля. - У нее сейчас отпуск, она врач.
 - Сестра, что ли? - удивился собеседник и впервые внимательно посмотрел на Адилю. - Вроде не похожа.
 - Подруга. Лучшая, - вдруг по-детски подчеркнула Адиля. Томку она любила и гордилась ею. - Лучше сестры, наверное.
Что правда - то правда. Когда-то давно они жили вместе в коммунальной квартире, играли в куклы и дочки-матери. А потом жизнь развела их семьи не то что по разным квартирам - по разным городам. Девушки встретились, когда Адиля стала первокурсницей пединститута, - случайно на шумной столичной улице. И это было подарком судьбы для провинциальной девочки - увидеть знакомое, мгновенно ставшее родным, лицо. Тамара заканчивала медицинский и жила в Москве, как рыба в воде, но, видно, и ей чего-то недоставало. Она схватила Адилю в охапку и больше уже не отпускала. После мединститута Томка всеми правдами и неправдами устроилась в районную поликлинику и быстренько получила служебную жилплощадь. Ей все удавалось без лишних хлопот: уверенности было не занимать. Подруги понимали друг друга с полуслова - и это было самое замечательное в их отношениях.
 - А где ты ноги так поранила? - пробудил Адилю от полудремы прозвучавший вопрос.
 - Разве видно? - девушка машинально подобрала ноги.
 - Видно, что ты неженка, - ответил парень.
 - Чепуха, - отрезала Адиля. - Просто от большого перекрестка мы шли пешком, и я натерла мозоли.
 - Что-о? - водитель чуть не выпустил руль из рук. - Двенадцать километров? Почему не голосовали? Ребят полно на дороге, зерно вывозят с полей.
 - Не знаю, - беспечно пожала плечами Адиля. - Сначала хотели размяться немного, а потом по пути никто не попадался.
 - Неправда, - сказал водитель. - Я после обеда уже третий рейс делаю. А вы сошли с уфимского автобуса не позже трех часов, верно? Я не мог не заметить вас.
 - Верно, - поразилась Адиля и призналась:
 - Мы с Тамарой сто лет не были в лесу. Думали, погуляем. Ну, немного заблудились.
 - Хороши-и, - с издевкой протянул парень. - Училка и врачиха. Первое сентября на носу, а она по лесу гуляет. Хороши-и, - повторил он еще раз.
Грузовик меж тем съехал с асфальта и трясся по грунтовке.
 - Мы правильно едем? - пыталась всмотреться в ночь Адиля.
 - Не волнуйся.
Машина остановилась. Полная темнота и тишина накрыли, словно ватное одеяло. Водитель выпрыгнул:
 - Пойдем, тут недалеко родник есть. Умоешься. Учительнице неприлично появляться на людях с грязными ногами.
Адиля вспыхнула, но тут же закрыла рот. Парень, в общем-то, прав.
Родник оказался под горой. Спутник шел впереди, посвечивая фонариком и время от времени подавая Адиле мозолистую руку:
 - Не оступись.
 - Послушай-ка, - у воды Адиля стала растерянно оглядываться по сторонам. - Это не Черемуховый родник?
 - Да, да, - обрадовалась и чуть не закричала девушка. - Я его узнала. Здесь еще пять таких выдолбленных из дерева корытцев. Желобов, - поправилась она. - Я тут была! Я тут воду пила! Я тут черемуху обирала с кустов. Смотри,  - Адиля схватила парня за руку и подвела к скале, нависшей над родником. - Вон там, посвети фонариком, я знаю, ласточки вили гнезда.
Девушка умывалась холодной, как прошлогодний снег, звенящей водой, пила и не могла напиться. Ей ли не помнить, как отдыхали они тут с эбийкой в тени старых черемух, вдосталь находившись по лугам; ей ли не помнить вкус этой воды, когда запиваешь ею пригоршню душистых ягод или ешь бабушкину лепешку, макая ее в светлые чистые струи.
Она с наслаждением омыла ноги и присела на чурбачок, вросший в землю.
 - Удивительно, и пень этот цел. Только маленький какой стал и гладкий.
 Она ласково погладила отполированную поверхность чурбачка.
 - Да это другой пень, - усмехнулся парень, молча наблюдавший щенячью радость пассажирки.  - Того пня, с которым ты была знакома, уже нет. Значит, вернулась, - задумчиво произнес он.
 - Да,  - с восторгом подтвердила Адиля. - Здесь, за Кучкэн-тау, есть маленький аул, где жили мои дед и бабушка. Я росла там, пока родители не забрали в город.
 - Что же, с возвращением. - Спутник протянул ей кусок хлеба, вынутый из кармана.
Хлеб был мягкий, солоноватый, пропахший бензином и сигаретным дымком. В кустах смутно белела рубашка. Водитель, сбросив ее, тоже умывался. Он плескался в желобе, как большая речная рыба.
По-летнему теплая и густая ночь дышала спокойствием. Сквозь крону деревьев сыпались в родник августовские звезды, и неясными бликами плавало в воде их отражение. Сырые запахи скошенных лугов и близкой реки щекотали ноздри, будоражили. Серая птица неслышно слетела с куста и нырнула в чащу. Адиля напряглась.
 - Не бойся, - сказал, словно почувствовав ее испуг, парень. - Это сова. Пойдем?
 - Пойдем, - нехотя согласилась Адиля и стала надевать на мокрые ноги босоножки.
 - Откуда у тебя шрам на плече? - спросил, шагая впереди нее, парень.
 - Слушай, - завелась, было, Адиля, - не слишком ли ты глазастый?
Ее удивляла наблюдательность спутника.
 - Вакиль, - сказал парень. - Меня зовут Вакиль.
 - Приятно познакомиться, - буркнула в спину девушка. - Вот бы еще лицо твое разглядеть. Я ведь не кошка, в темноте не вижу. А шрам этот с детства остался. Однажды наблюдала, как большие мальчики строят плот на реке. Вот и получила производственную травму - шляпка гвоздя отлетела и попала в плечо.
 - Больно было?
 - Больно. Но я не плакала. И взрослым ничего не сказала. Терпела.
 - Ты была маленькая храбрая девочка, - засмеялся Вакиль. - А меня не помнишь?
 - Нет, - вновь удивилась Адиля, а дальше расспрашивать не стала: водитель уже садился в кабину. Она привстала на подножке, пытаясь заглянуть в кузов. Но не услышала ни шороха. Томка так и не проснулась. Подруга умела спать в любой обстановке.

*     *     *

 - Куда везти вас, красавица?
Адиля открыла глаза и виновато посмотрела на водителя: она сидела, притулившись к его плечу.
 - Заснула нечаянно. Извини.
 - Где ночевать будете? - нетерпеливо отмахнулся тот от извинений. - Мы в райцентре.
 - В гостиницу вези.
 - Ладно, будет вам гостиница, - Вакиль быстрым взглядом обежал Адилино лицо:
 - Буди подругу. Приехали.
 - Я не сплю, - послышался сверху Томкин голос. - Мы босоножку не можем найти. В пшенице утонула.
 - Что же вы там делали? - недовольный Вакиль откинул подальше полог и присоединился к поискам.
 - Полегче на повороте, - посоветовала Томка. - Это босоножка потерялась, а не твой приятель.
Босоножка так и не нашлась. Грузовик укатил, оставив подруг перед небольшим пятистенником.
 - Сильнее стучите в левое окно, - крикнул на прощание один из парней. - Аклима-апа крепко спит.
 - Кто там?
Вспыхнул свет, и девушки увидели на пороге женщину, кутающуюся в пуховую шаль.
 - Проходите, кызлар. Что-то поздно вы. Откуда?
 - Пешком добирались от перекрестка, - пояснила Адиля. Тамара с любопытством осматривала голые бревенчатые стены, умывальник в углу, деревянную кровать, видневшуюся за беленой печью.
Хозяка тоже оглядела девчат:
 - Знакомиться будем завтра, а сейчас ложитесь. Мне скоро скотину в стадо выгонять.

*     *     *

...Проснулась Адиля от громкого тарахтенья за окном. Мотоцикл удалялся. Часы показывали шесть. Ощущение было такое, словно никуда торопиться не надо.
 - Здравствуй, доченька. Выспалась?
Пожилая женщина входила из сеней, держа в руках пыхтящий самовар с искорками угольков в конфорке.
 - Сейчас  чай будем пить. Ты, похоже, ранняя пташка. Возьми у меня в фартуке записку. Заврайоно привез. Тебя еще вчера днем ждали. Как из Уфы позвонили, так и начали ждать.
Адиле стало неловко. Выходит, прав был водитель грузовика.
В записке, написанной твердым мужским почерком, ей предлагалось явиться в районный отдел народного образования к двум часам.
«Ну и замечательно, - подумала Адиля.-  Как раз к обеду вернусь».
Тамару будить она не стала, а только нарисовала со слов хозяйки Дома колхозника план, по которому можно было найти универмаг.
 - Ай-яй, - посмеялась над Тамариной бедой Аклима-апа, - как это ее угораздило? У нас говорят, если девушка туфлю потеряет - жених от нее отвернется.
 - Да нет у нее жениха, Аклима-апа.

*     *     *

Пять километров вдоль речки и колхозной бахчи отделяли аул от райцентра. Не прошло и часа, как Адиля входила переулками в маленький, всего-то с десяток-два дворов аул. За прошедшие годы он, казалось, стал еще меньше: постарели, сгорбились, как люди, крепкие некогда дома, в разросшихся зарослях сирени терялось кладбище с древними надмогильными плитами, зато выше и могучей стали ивы и тополя, высившиеся почти над каждой крышей.
Адиля  гладила пальцами арабскую вязь, выбитую в камне: "Я вернулась, эбием." Ветер волнами гнал над холмиками седые ковыли, тихонько свистел в полых стебельках трав. Земля была сухая и горячая.
 - Кызым, ты чья будешь? Кого навещаешь?
У кладбищенской ограды стоял старик в низко надвинутой на глаза соломенной шляпе с пятнами пота и, не узнавая, смотрел на Адилю.
 - Дедушка, Хатыб-бабай, здравствуйте. Я - внучка Сапи и дочь Галии.
 - Добро, добро, помню, - кивнул головой старик. - В родные места, значит, потянуло...
 - Я, дедушка, учительница. Приехала вот. Наш-то дом цел?
 - А что ему сделается, детка? Как поставил его твой дед, мир праху его, так и стоит. Обветшал малость. Ну, милости прошу на чай. Минслу-джинги и не ждала такой гостьи.
 - Как я рада, что вы живы-здоровы, - пожимала заскорузлую руку старика девушка.
 - Да и мы не чаяли увидеть внучку нашего друга. Сапи-то, слышь, детка, большим моим другом был.
 - Знаю, Хатыб-бабай.
Потом она пила чай со стариками и подробно отвечала на все вопросы: как жила и где училась, здоровы ли, слава Аллаху, родители, надолго ли в эти края. Слушала и сама незатейливые деревенские новости, и сердце сжимала неведомая боль. Казалось странным, что большую часть жизни она прожила где-то в стороне от всего того, что ее сейчас окружало.
Потом вместе с соседями она открыла дедушкин дом. В нем мало что изменилось. Так же скрипели половицы у порога и прежняя пестрая кошма из овечьей шерсти лежала на саке. Медный самовар, покрытый паутиной, тускло светился в углу. Только эбийкин сундук стоял, раскрытый, на скамье. Когда-то Адиле строго-настрого запрещалось подходить к нему: в сундуке бабушка хранила восточные сладости и черный плиточный чай для званых обедов.
Смести пыль и паутину, открыть ставни, впустить свежий воздух - и старый дом оживет, задышит. Она сделает это. Жизнь состоит не только из потерь.
Адиля легко обернулась к молчавшим за ее спиной старикам:
 - Хатыб-бабай, а школа в ауле есть?
Дед развел руками:
 - Чего нет, дочка, того нет. А ученики есть, как же. В райцентр бегают со своими книжками.
 - А раньше ведь школа в ауле была, Хатыб-бабай...
 - Да кто же из-за нескольких сорванцов сюда ездить будет? Закрыли школу, дочка.

*     *     *

Адиля торопливо шагала по пыльной, каменистой дороге. Не хватало опоздать в районо. Она уже знала, о чем собирается говорить с учительским начальством.
На затарахтевший сзади мотоцикл девушка обернулась в надежде проголосовать, но мотоциклист уже тормозил возле нее. Из-под каски на Адилю смотрели знакомые темные глаза. Она обрадовалась:
 - Вакиль, вот так встреча! Ты второй раз выручаешь. Я в районо опаздываю.
 - Что, не была еще там? - Вакиль без тени улыбки на лице рассматривал девушку. - На что же время тратим?
 - Мне назначено на два часа, - сердито сказала Адиля, усаживаясь сзади на сиденье. Почему она должна оправдываться?
Вакиль помедлил, но, не услышав больше ничего от своей пассажирки, вопрошающе оглянулся:
 - Не будешь рассказывать? Тогда держись.
Мотоцикл рванул с места. Адиля не удержалась и больно ткнулась носом в кожаную куртку. "Деревенщина, девушку хотел поразить. Видали мы таких лихачей."  Как облачко, как отзвук, налетело воспоминание о Теймуре. Налетело - и пропало. Легкое облачко, тень на душе - вот и все, что осталось от той влюбленности.
 - Ты разве не на уборочной? - прокричала Адиля в ухо мотоциклисту.
 - Нет, - встречный ветер относил его слова в сторону, и девушка ближе придвинулась к кожаной куртке. - Я только помогал. Вчера закончил.
Он привез ее к двухэтажному зданию на чистенькой площади, поставил мотоцикл, и они вместе вошли в прохладу и сумрак после ослепительного дня и рева мотора, вместе поднялись по деревянной лестнице, вместе толкнули дверь с табличкой "Заведующий районо".
Адиля растерянно посмотрела на Вакиля: в комнате никого не было.
 - Я опоздала? Как неудобно. Пойду поищу кого-нибудь. Должен же быть здесь секретарь.
 - Не торопись. Секретаря пока нет. И ты не опоздала. Садись, поговорим.
Вакиль повесил куртку на крючок за дверью, присел на краешек стола и уже привычно усмехнулся. Девушка недовольно повела плечами:
 - Что же ты сразу не сказал, что к чему?
 - Нужды не было, - хозяин кабинета спокойно смотрел на нее. - Надолго ли каприз тебя сюда забросил?
Спорить и доказывать что-либо Адиля не собиралась. Она протянула новенький диплом:
 - Если можно, я хотела бы работать в Шахове.
 - Уй-ю, - Вакиль недоверчиво рассматривал ее документы. - У тебя французский и английский. И почти с отличием. Что, не смогла удержаться в Москве? И даже в Уфе не зацепилась?
Девушка молчала, в упор рассматривая склоненную голову сидевшего перед ней человека. Густой ежик жестких коротких волос, широкие брови, а сдержанный и немного ироничный взгляд прятавшихся под ними темных глаз она уже знала.
Наконец,хозяин кабинета отложил в сторону бумаги и поднял лицо:
 - Что же, выходит, нам повезло. С преподавателями иностранного в районе напряженка. Повезло и тебе. У нас есть неплохое общежитие.
 - Я бы хотела восстановить школу в Шахове, - возразила Адиля. - Там и жить есть где, и школа в неплохом состоянии.
 - Знаю. Но что за прихоть? В ауле всего семь учеников. Кто в третий класс пойдет, кто в пятый.
 - В этом году два первоклассника. В деревню многие хотели бы вернуться. Школа должна работать. Я научусь вести эти классы, - пообещала Адиля.
Девушка вспомнила заколоченные ставни старой школы на пригорке, пыль в доме деда, колодец, из которого ушла вода, потому что им никто не пользовался.
 - Раз есть ученики - значит, в ауле должна быть учительница.
 - Хорошо, Адиля Мисбаховна, - и она впервые увидела, как открытая улыбка осветила лицо собеседника, смягчив его черты, углубив ямочку на подбородке. - Это надо обдумать. А теперь, - Вакиль посмотрел на часы, - я представлю тебя. В три - совещание директоров. Наверное, все уже собрались.

*     *     *

В Дом колхозника Адиля вернулась озабоченная и окрыленная. Подруга сидела за столом, накрытом к чаю, и что-то писала. У двери стояла пара новеньких сандалий, а на подоконнике - белая плетеная босоножка с правой ноги.
 - Ой, нашлась? - воскликнула Адиля.
Томка хмыкнула:
 - Еще как нашлась. Мой попутчик утверждает, что по зернышку перебрал всю пшеницу, прежде чем ссыпал ее на элеваторе. Как дела, подружка?
Адиля с удовольствием ополоснулась у рукомойника и наливала чай, пахнущий травами:
 - Я остаюсь. У меня будут часы здесь, в райцентре, и своя школа в ауле. Малокомплектная, не бойся, - успокоила она подругу, собравшуюся ей возразить. - Дедушкин дом цел и в нем можно жить. Вакиль поможет с дровами.
 - А кто это - Вакиль? - отложила ручку Тамара и с интересом стала ждать ответа. Заходящее солнце, косыми лучами касавшееся ее плеч, играло в тяжелых каштановых локонах. Адиля на мгновение перестала жевать и вздохнула. Почему это одним - все, а другим - ничего? Ей бы малую толику Томкиной стати и красоты.
 - Вакиль - это заведующий районо, - пояснила она. Подумала и добавила: - Водитель вчерашнего грузовика.
 - А-а, - протянула Тамара, - понятно.
Захохотала:
 - Тебя уже в оборот взяли? Конечно, в такую глухомань аж из самой Москвы приезжает красавица-татарочка. Не приезжает, а сваливается, как манна небесная. В тебя, должно быть, клещами вцепились.
Она взглянула в сияющие Дилькины глаза и покачала головой:
 - Ладно, подружка. Допивай чай и пойдем знакомиться с этим миром и его окрестностями. Я покажу тебе больницу. Представляешь, у них один гинеколог на весь район. Да и тому, говорят, делать нечего. Местные женщины очень стыдливы. Но со мной, думаю, работы прибавится.
 - Ты что надумала, Тамара? - ужаснулась Адиля, а потом кинулась к подруге, затормошила, зацеловала. - Как здорово! Ты решилась?
 - Да ладно тебе, - оттолкнула Тамара и лениво потянулась, прогнувшись назад всем своим крупным и гибким телом. - Жаль, правда, московскую коммуналку. Привыкла я к общему туалету. Но ведь и за тобой приглядывать надо. Опять-таки, простор оперативный: женскую консультацию открою, ребятишек научу правильно рожать.
Она опять захохотала:
 - Будут рожать тутошние дамы - и ты без работы не останешься.
И, посерьезнев, добавила: "Поживу здесь годик, а там видно будет".

*     *     *

Поздно ночью, лежа на непривычно мягких подушках (Аклима-апа расстаралась ради городских девушек - свои из дома принесла), Адиля перебирала в памяти события последних дней: шумные прощания с друзьями на Казанском вокзале, слезы и обещания, обрывки разговоров, уфимские кабинеты - весь долгий путь к этой небольшой деревенской гостинице посреди двора, где гуляют куры и гуси. Надо написать родителям. Теперь им есть, куда возвращаться.
Девушка повернулась на бок, собираясь заснуть, и тут в третий раз за день услышала тарахтенье мотоцикла и неожиданно для себя замерла. Шум стих, под открытым в ночь окном послышалось движение, колыхнулась занавеска, и на подоконник осторожно легла записка, прижатая камнем. Адиля не шевельнулась. Вакиль не стал беспокоить, значит, не к спеху. Прочтет записку утром. Она еще успела подумать, какая у него замечательная улыбка и что он, пожалуй, ей нравится.
...Белела в темноте комнаты большая печь, шелестели за окном березы, роняя первые желтые листья, и ночной ветер гонял по безлюдному двору сор и пыль. Лета оставалось с гулькин нос...