Старое кресло

      Она никогда бы не подумала, что ей придется вернуться в дом бабушки. В него никто не заходил уже лет тридцать, поэтому сложно было представить - в какую развалину он превратился. Наверняка он зарос дикими растениями, думала она, неспешно ведя машину по трассе, мальчишки поразбивали все окна, да и сам дом прогнил. Стоит и смотрит на этот мир гнилыми стенами, да прохудившейся крышей. Все же прошло тридцать лет...
   Она невольно дернула руль влево, вспоминая дом. Машина, взвизгнув покрышками, вильнула в сторону. Она сжала руль крепче. Одна мысль о доме пугала и заставляла вздрагивать. Еще больше пугало то, что она собиралась посетить этот дом. Подняться по старому, скрипучему крыльцу, снова ощутить его запах, пройти по пустующим комнатам, по которым в последние годы гулял лишь ветер. Мурашки побежали по ее слегка сутулой спине. Дрожащей рукой он достала сигарету, не сводя глаз с дороги. Дорога была достаточно ровная и прямая, но вечерние сумерки сгущались вокруг  все больше и больше. Бледно-желтый свет фар хорошо освещал дорогу, но все же... Никогда не знаешь, что может ждать тебя на дороге.
   Она прикурила. Тут же открыла окно, чтобы едкий дым не щипал глаза. Чихнула - запах табака она не переносила. Сигареты она тоже не любила, но надо было как-то успокаиваться. Ее муж всегда курил, когда нервничал или злился. Иногда ему это не помогало и частенько, выкидывая обглоданный огнем фильтр в сторону, он давал волю кулакам, оставляя на ее теле синяки. По лицу он никогда не бил, чтобы никто из знакомых не догадывался какое он чудовище. А вот бить по телу, рукам и ногам он любил. Татьяна никогда в жизни не носила короткие юбки или блузки с короткими рукавами, а Сергей делал все, что бы даже мысли об открытой одежде не возникали в ее голове.
   Мимо промелькнула давно забытая табличка: "Серово. 30 км". Табличка сильно проржавела и как-то наклонилась на бок, словно устала за все эти годы. Успев зацепить ее взглядом, Таня подумала - сколько людей живет в Серово сейчас? Раньше было около трехсот человек, а теперь двести, сто или вообще никто не живет? От мыслей, что поселок мог обезлюдеть, ей стало совсем нехорошо. Все же посетить дом бабушки было бы проще, зная что рядом есть люди. Но после того злополучного случая, который произошел в доме ее бабушки, жители начали покидать деревню. Люди начали бояться. И многие из жителей деревни, если бы узнали, что Татьяна возвращается, сильно бы этому удивились.
   Татьяна никогда не была смелой и отважной, в школе ее называли серой мышью, а переходя дорогу в неположенном месте она считала, что совершает опасное преступление. Она сильно сутулилась и не поднимала глаза выше своего носа. Она боялась разговаривать с людьми, чтобы не ляпнуть лишнего и старалась держаться подальше от шумных компаний - в толпе, считала она, могут произойти несчастные случаи. Она многого боялась. Но она смогла перебороть себя, заставила сесть утром в машину, заехать в придорожный магазин "В путь ничего не забудь" за пачкой сигарет и пуститься в это путешествие. Она считала, что делает это ради сына и это придавало ей сил.
   Невольно она вспомнила бабушку. Не ту, которая любила печь пироги и по вечерам слушать старые романсы, сидя на летней веранде. И не ту, которая любила рассказывать маленькой Тане сказки по ночам и баловать ее леденцами. А ту бабушку, какой она стала после смерти деда.
   Инсульт свел его в могилу. Один утром он просто не встал с кровати, как обычно вставал на протяжении почти семидесяти лет. Он вел не самый правильный образ жизни, иногда сильно налегая на спиртное и выкуривая по пачке сигарет в день, но его смерть для всех стала неожиданной. Но больше всего неожиданной она стала для бабушки.
   Она сильно изменилась. Всего пару недель ей понадобилось, чтобы из приветливой, милой старушки превратиться в скрытную, загадочную, нервную и злую старуху. Ее темные глаза стали похожи на два уголька, взглянув в которые, любой ощущал холод. Лицо не осунулось от пережитого, кажется наоборот, все мышцы стали будто высечены из камня. Бледные губы были всегда поджаты. Если она с кем-нибудь и говорила, то голос ее был груб и резок. Может она стала винить весь мир в смерти любимого мужа... А еще у нее появилась одна странная привычка: она проводила много времени, сидя перед старым креслом-качалкой.
   Никто уже и не помнил, когда оно появилось в ее доме. Как-то дед говорил с усмешкой на губах, когда еще был жив, что кресло появилось задолго до того, как здесь построили дом.
   - Оно что росло здесь, как дерево? - спрашивала маленькая Таня, глядя на деда большими удивленными глазами.
   - Скорей оно здесь разлаголось как старый, некрасивый пень, - морщинистая рука взъерошила светлые девичьи волосы. Таня больше не посмела задавать никаких вопросов - она не любила много спрашивать,  считая что сильно обременяет людей своей докучливостью.
   В чем-то дед все же был прав. Кресло было некрасивым. А еще оно было очень пугающим. Когда Таня заглядывала в просторный зал, где оно стояло, ее охватывал неописуемый страх. Комната была почти пуста, не считая огромного камина, нескольких картин с изображением охотников да праздных девиц и роскошной люстры на потолке. Старое кресло занимало середину комнаты и свет от люстры освещал его. Свет падал только на кресло. Небольшой круг света над ним и под ним, а все что вокруг пребывало в кромешной тьме. Даже днем, так как в комнате было всего одно небольшое окно и то оно было заляпано краской: то ли случайно, то ли специально. Когда маленькие ручки цеплялись за дверь, а пара испуганных детских глаз заглядывали в комнату, ей казалось, что окно закрасили специально, чтобы никто с улицы не смел увидеть это чудовище.
   Согнутые в дугу ножки ассоциировались у девочки с бараньими рогами. Спинка кресла было выполнена из переплетенных между собой толстых прутьев, которая напоминали гнездо мелких гадюк. На сидении валялся небольшой разноцветный коврик с кисточками на концах, которые болтались в воздухе. В девочку постоянно проникал страх, когда она смотрела на него. Словно кресло тоже смотрело на нее, притягивало к себе, отчего по спине начинали бегать мурашки. Бабушка любила проводить здесь время. Многие замечали, что чем больше бабушка находится в той комнате, тем безумней она становилась.
   - Он приходит ко мне, - как-то произнесла бабушка, когда Таня с родителями приехали к ней в гости. Все они собрались на кухне, где мама пыталась развеселить всех смешными историями. Мама увлеченно рассказывала о том, как пару дней назад неудачно подскользнулась на улице, но бабушка перебила ее. Ее рот расплылся в беззубой улыбке. Со стороны эта улыбка выглядела совершенно безумной. - Он приходит ко мне и сидит напротив меня в кресле. Иногда мы весело болтаем, только там я могу увидеть его.
   Мама замерла на месте, отец перестал читать газету, а Таня продолжала смотреть на бабушку, хлопая недоумевающими глазами.
   - Не смей говорить этого при ребенке! - вспылила мама. Делала она это редко и нужен был очень весомый повод. - Клянусь, что я выкину это дьявольское кресло из твоего дома! Из-за него ты превратилась в безумную старуху! Дед давно мертв и он никак не может находиться в этом доме! Не смей, слышишь, никогда больше не смей говорить таких вещей!
   Бабушка в ответ еще раз улыбнулась, да так, что Таня съежилась и захотела сползти под стол.
   Им пришлось заночевать у бабушки. На улице стола сильная метель и никакие уговоры мамы не заставили отца уехать. Он сказал, что они точно застрянут в снегу и что "лучше провести ночь в этом доме, чем умереть от холода". Мама, криво усмехнувшись, ответила:
   - Еще не ясно, что будет хуже.
   Ночью Таню разбудил звук. Скрип. С трудом открывая глаза, нехотя поднимаясь с кровати, она понимала, что этот противный звук точно не даст ей уснуть. Сначала она подумала, что где-то скрипнула половица, но быстро определила, что звук повторяется вновь и вновь. Едва слышимый, трудно уловимый, но она легко могла слышать его и поэтому, нахмурив брови, девочка заставила себя вылезти из постели.
   Открыла дверь, посмотрела в темноту. В коридоре хозяйничала ночь, разливаясь везде кромешной тьмой. Ей пришлось напрячь слух, чтобы определить - откуда идет звук. Точно не из комнаты, где спали родители. Повернула голову в другую сторону, где располагались кухня, еще пару спален, туалет, ванная и тот зал, где стояло старое кресло.
   Волосы на голове девочки зашевелились. Повеяло холодом, хотя еще секунду назад в доме был тепло и даже душно. Да, в доме было много помещений, откуда мог идти скрип, но она уже точно знала откуда он шел. С зала. Было темно, но ей казалось, что она видит чуть приоткрытую дверь, из-за которой лился свет. Не тот яркий, который могла бы дать огромная люстра, а серебряный и бледный, который мог принадлежать лишь далекой луне.
   Стало совсем страшно. Ей захотелось резко развернуться, побежать в комнату, забраться в постель, накрыться подушкой, чтобы не слышать этот скрип. Но девочка понимала, что ей нужно узнать, что скрипит. Она должна знать, что это скрипит не старое кресло, поэтому она сделала маленький шажок в коридор.
   Чем ближе она приближалась к залу, тем сильнее становился звук. Свет стал ярче, дверь действительно было приоткрыта. Ее дыхание участилось, а маленькое сердце ускоряло свой ритм так же быстро, как гоночный болид ускоряется на прямом участке дороги.
   Она приблизилась к двери. По привычке положила руки на дверную ручку и задержав дыхание, заглянула внутрь. В комнате свет не горел. Весь его источник располагался на улице и почему-то он очень хорошо проникал сквозь замызганное окно. Как обычно весь зал пребывал в темноте, кроме ровного круглого клочка, где стояло кресло. Таня увидела бабушку, которая сидела на низком табурете, расположившись напротив старого кресла, и оно раскачивалось из стороны в сторону.
   Скрип, скрип, скрип. Девочкам точно была уверена, что бабушка не трогает кресло и оно раскачивалось само по себе. Туда, сюда, туда, сюда. Кисточки весло болтались в воздухе, а бабушка сидела и улыбалась. Тане хотелось закричать, но крик застрял в горле. И в этот момент кресло замерло, резко, словно у него были глаза и оно увидело девочку. Бабушка повернулась и уставилась на Таню. Глаза у бабушки блестели, и в них Таня видела злость.
   Как-то слишком ловко, как-то слишком незаметно и слишком быстро старая женщина приблизилась к ней. Костлявые пальцы больно вцепились в дрожащее плечо девочки.
   - Да, моя любимая, он сейчас сидит там и наблюдает за тобой, - ее лицо было так близко, что Таня почувствовала зловоние, которое шло из него. - Он видит тебя. Он приходит сюда каждую ночь и качается в этом кресле. Я хочу, чтоб он приходил - вот он и здесь. Я даже иногда могу видеть его. Он говорит, что когда-нибудь заберет меня с собой. Он приходит, потому что я этого очень хочу...
   Таня закричала. Когда страх стал настолько осязаем, что казалось ему осталось протянуть руку, чтобы овладеть ею, голос снова появился. Она закричала так громко, что мама, выбежавшая на крик, долго не могла ее успокоить. Таня могла лишь тыкать пальцем в сторону кресла, которое теперь стояло молчаливо и бездвижно.
   На следующее утро родители быстро собрались и уехали. Через пару дней бабушка бесследно исчезла...
   Она уже въехала в поселок. Как она и предполагала, тот встречал ее слишком тихо и молчаливо. Окна домов, которые попадались ей на пути, смотрели на нее задернутыми шторами и темнотой, нигде не было и намека на жизнь. Ее это сильно пугало - воспоминания нахлынули еще больше.
   " Он приходит сюда каждую ночь, - перед глазами всплыла беззубая улыбка бабушки. - Я хочу, чтоб он приходил - вот он и здесь".
   Она заглушила двигатель. Дом стоял напротив. Было достаточно темно, но она понимала, что дом не изменился. Никто не выбил окна. Возможно, те мальчишки, что когда-то жили в этих краях, тоже боялись его дурной славы. Нигде не вились дикие плющи, если не считать кустарники, которыми зарос двор.
   Таня достала еще одну сигарету и прикурила. Сигарета опять не помогала, но надо было унять дрожащие руки, чем-то их занять. Дом давил на нее. Казалось еще чуть-чуть, и он сдвинется с места и поползет на нее, погребая ее под собой.
   Тяжело выдохнула и с сигаретой в руках вылезла из машины. Было тепло, днем столбик термометра показывал на солнце почти плюс тридцать, ночью редко опускался ниже восемнадцати. Но женщину пронзил такой холод, что она тут же пожалела о том, что не взяла с собой куртку.
   "Страх создает холод,  - думала она, делая неспешные шаги к дому. - Ты всю жизнь мерзнешь, хоть летом, хоть зимой".
   Меж кустов пролегала тропинка, которая словно приглашала ее в дом. Она мужественно взглянула на тропинку, хотя и дрожала всем телом, и пошла по ней. Дом стал ближе.
   Она даже не успела заметить, как быстро закончилась тропинка и она оказалась перед дверью. Страх гонит вперед - но никогда он не гнал ее так быстро. Дверь была такой же, какой Таня помнила ее перед тем как мама навсегда захлопнула ее перед маленьким девичьим носом.
   Все это было очень странно - она всегда думала, что заброшенные дома со временем начинают напоминать развалины, старые дома должны стареть и меняться. А этот стоял и создавалось впечатление, что только вчера здесь еще кипела жизнь.
   "Может это из-за кресла? Оно создает в этих стенах жизнь?"
   Заныло где-то ниже живота, захотелось убежать. Желательно громко крича, чтобы можно было привлечь чье-либо внимание, чтобы она не была здесь одна. Она никогда раньше не кричала, переживая все страхи внутри себя, но когда-то надо было начинать.
   Толкнула дверь. Ключ от двери всегда лежал под третьим камнем на тропинке, но она знала, что дверь будет открыта. Даже если распахнуть все двери и окна этого дома, то никто не посмел бы в него зайти. Его мрачная репутация служила самым надежным замком.
   Дверь заскрипела несмазанными петлями, как ворчливая старуха, но покорно распахнулась. Темный зев коридора, похожий на пасть огромного чудовища, вселял еще больше страха..
   "Это все ради Алешеньки. Я должна зайти. Я должна поговорить с ним и рассказать, что не виновата в его смерти. Он должен это знать".
   Она шагнула внутрь, очень тихо. Второй шаг. Можно было попробовать включить свет, но она снова увидит знакомые стены, вещи. И эти вещи не были для нее старыми, добрыми друзьями. Она решила, что сможет пройти до зала и в темноте, а в зале точно будет свет. Да, луна сегодня была не самая яркая, но зал умело притягивал ее свет. Даже в темноте она увидела, что дверь в зал снова приоткрыта и оттуда льется знакомый, бледный, пугающий свет.
   Перед глазами возникло лицо бабушки: безумное, беззубое.
   "Я должна, ради сына. Хотя бы что-то я должна сделать в этой жизни, переборов свой страх", - она уверенней направилась дальше. Дошла до зала, вцепилась в дверь руками как в детстве и осторожно заглянула внутрь.
   Оно стояло там. На своем месте. Ни капли не изменилось, не запылилось, а свет луны освещал его, как софит освещает актера на сцене. Она представила, что на кресле сейчас появится пара глаз, ухмылка и оно произнесет страшным голосом:
   - Я ждал тебя, хочешь поговорить с сыном?
   А она хотела. И даже если бы кресло заговорило, то она не отказалась бы от мысли зайти в комнату, сесть напротив кресла и ждать. Потому что ей очень хотелось поговорить с сыном, может увидеть его еще раз, если кресло способно на такое.
   Собравшись с мужеством, она переступила порог зала. Даже маленькой девочкой, когда она проводила в этом доме много дней, она никогда не позволяла заходить себе в эту комнату. Здесь всегда было очень холодно и страшно. А этот бледный свет лишь наводил необъяснимого ужаса еще больше.
   Не было эхо от шагов, хотя комната была пуста. Охотники и женщины с картин словно смотрели на нее и она ощущала их взгляды. Она замерла, коленки задрожали сильнее, но глубоко вздохнув, она пошла дальше.
   Тот же стул, на котором сидела бабушка многие ночи напролет. Теперь на него опустилась Таня. Не отрывая взгляда от кресла, она замерла. Она не знала, что делать дальше, да и ничего не могла сделать - все силы ушли на то, чтобы просто сюда прийти.
   Тишина. Такая глухая и плотная, что захотелось крикнуть, чтобы ее прогнать. Но Таня молчала. Глядя на кресло, она пыталась обнаружить хотя бы малейшее изменение. Она пыталась заметить, как качнутся пушистые кисточки в воздухе и поплывут взад-вперед. Но кресло продолжало неподвижно стоять на месте.
   - Алеша? - она сама не ожидала, что произнесет имя сына. Оно выскочило из нее, как пробка из бутылки шампанского и тут же тишина поглотила его. - Сыночек, ты здесь?
   Громче, хотя звуки в этой комнате пропадали так быстро, что даже эхо не успевало доносить их хотя бы до стен.
   - Алешенька, ты здесь? - еще уверенней произнесла она, удивленно округляя глаза.
   Что-то изменилось. Это было едва различимо, но она увидела, как кресло чуть-чуть прогнулось, словно в него кто-то сел. Ногти так крепко впились в ладони, что ей стало больно.
   "Ты его позвала - он пришел. Бабушка же тоже звала деда".
   - Леша, это ты?
   Кресло качнулось вперед, издав короткий скрип. Таня чуть не подпрыгнула на месте, но удержалась - именно для этого она сюда и приехала. Да, она до конца не верила, что это может произойти, но это происходило. Она смотрела на кресло, ооно опять замерло.
   - Леша? - преодолевая дрожь, выдавила она.
   Кресло качнулось снова. Она не смела оторвать глаз. Все это было на самом деле, как тогда в детстве. Она не хотела знать, как это было все возможно - больше ее волновало, что напротив нее сидел ее сын. А как же иначе? Она произнесла его имя, кресло качнулось. Потом повторила, кресло задвигалось вновь.
   Слезы выступили на ее щеках, а на губах появилась радостная улыбка. Давно она не улыбалась, вот так искренне и радостно. Страх ушел. Она расправила плечи и посмотрела на кресло таким любящим взглядом, каким раньше смотрела на сына.
   - Леша, я так рада, что ты здесь!
   Кресло еще быстрее закачалось взад-вперед и Таня зарыдала. Прикрывая лицо рукой, блестящими от слез глазами она смотрела, как кресло невозмутимо качается само по себе. Больше ее это не пугало и она начала понимать свою бабушку.
   - Я так тебя люблю, Леша! Если бы ты знал, как мне тебя не хватает! - она захотела встать, подойти к креслу, обнять, но понимала, что обнимет только воздух. Сын ее был здесь, но он был по-прежнему невидим для нее. Да она и не знала - можно ли обнять духа?
   - Я не виновата в твоей смерти...
   Кресло снова замерло.
   - Точнее я не хотела, чтобы ты погиб, - она потупила глаза, щеки вспыхнули огнем. Ей было стыдно, очень стыдно.
   Много раз она хотела вернуть тот день, много раз она думала, что лучше всю жизнь прожить с мужем-тираном, только бы сын был жив. Но нет - что произошло, то произошло.
   - Твой отец, Леша, он был очень нехороший человек, он заслуживал смерти, но не ты. Я могу теперь спокойно говорить о смерти, ведь ты узнал, что это такое, - кресло снова начало тихонько раскачиваться, она посмотрела на него. - Да, сын, знай, что твой отец - был самым жестоким, безжалостным человеком на земле. Он бил меня и изменял мне, поэтому он должен был умереть. Один раз я пришла домой раньше и увидела, что он был не один, а с женщиной! Он не испугался, не пытался оправдываться, он лишь избил меня. Сказал, чтобы я молчала, если хочу жить. И я молчала... Но я больше не могла этого терпеть! Но как я могла все это прекратить? Если бы я сказала, что уйду - он бы опять избил меня, - она криво усмехнулась и смахнула слезу. - Он всегда знал ко мне правильный подход.
   - Я не знала, что он заберет тебя из летнего лагеря раньше!  - вспылила она, словно оправдываясь. - Он поехал за тобой в этот чертов лагерь, ничего мне не сказав! В моем плане этого не было! Он должен был напиться сока со снотворным и уснуть. Но вы сделали это вместе! Боже... Когда я вернулась в дом, чтобы поджечь его, я даже не подумала заглянуть в твою комнату. Прости меня...
   Она опустила голову, и вздох облегчения вырвался из ее легких. Давно она хотела все это рассказать, но рассказывать было некому. Кресло тихонько раскачивалось, пока она  переводила дух. Многое она хотела бы еще сказать.
   - Бабушка говорила, что она видела деда, когда он умер, - осторожно начала она. - Когда он сидел в кресле, также как и ты, она видела его. Ты тоже можешь стать видимым?
   Она ощутила как кто-то поднялся с кресла. Легкое дуновение ветра у лица. Она удивленно раскрыла глаза, а потом что-то шевельнулось сзади. Она вздрогнула и прикрыла глаза. Захотела развернуться, чтобы увидеть его, но удержалась - мало ли она спугнет его. Она должна ждать.
   Легкий шажок, потом еще, словно по полу шелестели листья, а потом на ее плечо легла ладонь. Холодная, как лед. Эта ладонь крепко сжала ее плечо, да так, что она почувствовала резкую боль.
   - Дорогая, ты хорошо придумала, как от меня избавиться - раздался за спиной такой знакомый и такой ненавистный голос. – Но теперь, наконец, я могу тебе отомстить.