Русский гений в трёх вещах
О высокой умственной культуре грамотеев хорошо выразился А.Пушкин, метко назвав их «представителями полупросвещения» («Специалист подобен флюсу: полнота его односторонняя», – расшифрует потом эту формулу Козьма Прутков).
Про этическую культуру интеллигентов, особенно из творческих профессий, и говорить как-то неловко: завистники, доносчики, негодяи, предатели если не большинство, то через одного – точно!
Можно ещё вспомнить, сколько слюны брызгало из них, когда они защищали своё право на похабщину и матерщину в искусстве. При этом со времён А.Радищева, которого Пушкин в одноимённой статье называл «истинным представителем полупросвещения», они считают непременной обязанностью пакостить стране, которая имела несчастье их породить, выкормить и воспитать.
Для них Россия – беспросветное царство грехов, мерзости, несуразностей, пьянства и глупости. За двести лет много чего поменялось под сенью отеческих осин, ждущих иуд на свои дрожащие ветви, но злоба и ненависть к родине этих господ – неизменны.
Доказывать что-то им – это, как горох об стенку, или барана лбом в новые ворота. Их не проймёшь даже напоминанием, сколько народов и стран спасла от погибели матушка-Россия кровью своих сынов – неблагодарные спасённые быстро теряют память и перебегают ко вчерашним своим угнетателям и убийцам – этакий Стокгольмский синдром заложника. Поэтому на весь вздор русофобов и ренегатов отвечу короткими описаниями всего трёх вещей, до которых не дошли разумом и мастерством другие народы.
Первая – балалайка. Инструментов с тремя струнами и простой деревянной декой у музыкантов мира предостаточно. Но! – только русская балалайка может заменить собою целый оркестр. Любой. Народный. Симфонический. Без разницы. Виртуозы выделывают на этом бесхитростном инструменте такие пассажи, что остаётся только слушать и дивиться. Однажды звукооператор телевидения принёс для моей программы «Просёлки» диск «KGB Band (The Kremlin Graceful Balalaikas Band) – Битлз на русских полях».
Тринадцать известнейших песен битлов звучали в исполнении русских народных инструментов, солирующей среди которых была простая балалайка, совершенно по-русски, по-народному – напевно, просторно, со светлой ноткой грусти, нежно и трогательно. Эти аранжировки лучше всяких критиков раскрыли талант ливерпульской четвёрки, показав, что не только «Girl» имеет корни с народными мелодиями (Пола Маккартни вдохновила греческая), но, как у всех больших музыкантов, всё их творчество выросло на народной почве.
Балалайка, благодаря послереволюционным эмигрантам, стала на Западе таким же характерным атрибутом русской жизни, как матрёшка, икра, блины и водка. И сегодня на музыкальных сценах выступают виртуозы-балалаечники, талант которых сопоставим с талантом лучших скрипачей, виолончелистов и пианистов. Но о них знают только специалисты. Всё по Евангелие: «Несть пророка в отечестве своём».
Вторая русская гениальная штуковина – русская печь. Как говорят в таких случаях, – аналогов ей в мире просто нет. Европейские камины – это красиво отделанные очаги со всевозможными финтифлюшками на полках. Романтично. Но как средство для обогрева они малопригодны, поскольку дрова сгорают быстро, а тепло улетучивается в трубу ещё быстрее. Готовить же еду в камине на открытом огне – вообще бестолковая морока.
Голландская печка – верх европейской изобретательности для отопления домов, особенно многоэтажных. Поэтому она и прижилась в городской России – именно как инструмент для обогрева. На неё требуется вдвое меньше кирпичей, чем на русскую. Можно к ней приляпать и плиту для готовки. Вот и всё. А минусов куда больше. Низкий коэффициент полезного действия. Если вовремя не закрыть вьюшку, то выстывает моментально, поэтому истопники следили, чтоб дрова в топке не горели, а тлели – протапливать голландку нужно было дважды в сутки. Имея много каналов, она прогревается неравномерно – одно место горячее, другое еле тёплое. Голландка быстро забивается сажей, которая часто становилась причиной пожаров домов в тесных городских кварталах, поэтому трубочисты в Европе были настолько популярны, что стали частью городского фольклора и суеверий.
А русская печка – без неё бы наш народ не выжил в суровых природных условиях. Это поистине уникальное, изумительное инженерное изобретение народных умельцев, которое и обогреет, и накормит, и излечит.
Кстати, лечебные приёмы наших предков запечатлены в сказках. Правда, после крещения Руси их суть искажена. К примеру, бабка-ведунья на деревянной лопате сажала больного ребёнка, обмазанного кислым тестом, в протопленное горнило, где он прогревался и избавлялся от хвори. Отсюда выражение «закалённый в горниле».
В горниле готовили еду – не на огне, а на жаре, отчего хлеб получался пышным, каша рассыпчатой, а щи – наваристыми. В горниле под жестяной заслонкой еда стояла до следующей трапезы, становясь только вкуснее, а не теряла аромата и полезности, как ныне в холодильнике. А греческие попы, оккупировавшие Русь и уничтожившие её культуру и историю, потом исказили ведический ритуал, превратили добрую лекаршу в злую Бабу-Ягу.
Ну, а уж без тёплой лежанки нельзя было представить ни одну русскую семью: на ней грелись и лечились и млад, и стар. Зря что ли Илья Муромец просидел на печи 30 лет и три года со слабыми ногами. К лежанке, чтоб всем было места, пристраивали полати. Вокруг печи стояли лавки, на которых члены большой крестьянской семьи тоже спали, грея бока или спину, благо русская печка тепло держит долго – с вечера протопили, утром затопили. Ну а в нишах-печурках сушили варежки, травы, хранили разную хозяйственную мелочь. В подпечье сушили дрова, хранили лучину, держали кочерги и ухваты. Даже берёзовая зола шла в дело – из неё делали щёлок и мыли волосы (по эффекту ни один шампунь не сравнится!), ею удобряли огород.
Были у русской печки недостатки, да и тут светлые головы нашли решения: вместо ровного кирпичного шестка перед горнилом устроили чугунную плиту с кольцами-заслонками – так стало возможным варить и жарить еду на огне. Этого умникам показалось мало, так они с боковой стороны ещё и жестяную духовку встроили. Для выпечки, для дополнительного обогрева жилья, для сушки вещей. И стала русская печка настоящим домашним многофункциональным комбайном!
Ну, а третье наше уникальное изобретение – тройка. Европейские богачи друг перед другом состязались в количестве запряжённых в карету лошадей. Поставят цугом (гуськом – по-немецки) одиночных, либо парных коней, украсят плюмажем и катаются. Да вот беда – табун этот, связанный упряжью, быстро бегать не может. Так – лёгкой рысью. Иначе запутаются в ремнях и опрокинут спесивого вельможу в канаву.
А наши так не могут. Не для того кони, чтобы со скоростью ишака таскать ездока. Нашим мчаться нужно, лететь, чтоб ветер шапку срывал, чтоб конские гривы развевались знаменем, чтоб копыта едва земли касались!
Главный в тройке, конечно, коренник – это умница, зверь, вождь лошадиный. Этакий Илья Муромец посреди Добрыни Никитича и Алёши Поповича. Он рвёт пространство: снег ли под ним, хлябь ли российская – всё без разницы, всё не помеха полёту!
А два пристяжных его подзадоривают с двух сторон: «Эх!» – «Эх!».
Тройка-птица – точное сравнение. Коренной – тело и душа этой птицы, пристяжные – правое и левое крылья. Вот вам образ России на фоне образа Европы.
Мы летим – давайте, залётные, шибче!
А европейцы всё чинно, всё с подстраховочкой – цугом, цугом, гуськом неспешно, чтоб зад не растрясти. Вроде бы так спокойнее, комфортнее. Да уж больно скучно! Душу не рвёт…
4 ноября 2014 г.
Свидетельство о публикации №218081901604