Сказка сказок

Сказку били. Её били, обвиняя во лжи. В ней видели даже то, чего в ней отродясь не было. И однажды постановили: запретить сказку. Мол, она, рассказывая, якобы, о жизни и быте зверей, говорит на самом деле о бытие человеческого общества. А это уже – правда. Ну, а правду редко кто любит.
Итак, сказку обвиняли во лжи, признавая правдой. На первый взгляд, это выглядит нелепо. Но нелепость всегда присутствует там, где желаемое выдают за действительное.
Но сказку невозможно было убить, потому что сказка – это сама жизнь. Рождался новый человек, совсем ещё несмышлёныш, и вместе с ним рождалась новая сказка. Потому что природа заложила в человеческой породе великий дар бессмертия – веру в грядущее чудо. И это грядущее чудо делало сказку необходимостью, сутью человека.
Сказка – привилегия детей и поэтов. История не знает случая, чтобы хоть один завоеватель любил слушать сказки. Это уже потом, вырастая, обломав крылья детства и обтесав несформированную душу о житейские камни (сколько ран, сколько кровоточащих ссадин обретено за это время!), уже взрослые, мы начинаем сомневаться в существовании сказки.
Сомневаться, но не отрицать. Но кто-то, может быть, наиболее изломанный, вновь возьмет розги, чтобы высечь беззащитную сказку. Благо повод можно найти всегда, потому что каждый понимает сказку... в меру своей испорченности. Потому что каждый видит в сказке не то, что там есть, а то, что есть в нём самом. Для весёлого человека любая сказка, даже про Красную Шапочку, – весёлая. Для злого – она будет злой. Для того же, кто страшится любой тени, даже   тени ветра в солнечную погоду, и весёлая сказка – страх!
Так идет борьба за сказку. И ход этой борьбы – драма. А исход... Вот об этом и есть моя сказка.

ЖИЛА-БЫЛА Ложь. Как и положено, ходила она на коротких ногах. А потому и стояла на земле крепко.
И жила была Голая Правда. То есть совсем голая. Без всякого прикрытия ложным Стыдом, напускной Серьёзностью, искажённой Моралью.
И поспорили они: кто на свете сильнее. Стали силой меряться. Голая Правда старается, последние жилы тянет, а не видит, что Ложь целую паутину соткала. Тут и Клевета, тут и Навет, тут и Зависть. В общем – целое скопище людских пороков навалились на бедную Правду. В глаза пальцы тычут, за волосы дерут, подножки ставят, кусают, ниже, пояса бьют.
Оглянулась Правда, видит – не по-честному борьба идет. Кликнула своих товарищей.
Прибежали Верность, Любовь, Дружба, Добропорядочность, Достоинство, Добродушие. Верность кинулась было на выручку Правде, но Добропорядочность говорит: «Стой! Не по правилам будет, если мы в спор Правды с Ложью вмешаемся».
«Да Правда и не нуждается в нашей поддержке. Правда она правдой и сильна», – улыбнулось Добродушие.
«Если мы вмешаемся, нас могут обвинить в сговоре, в нарушении моральных законов борьбы», – сказало Достоинство. И тоже отошло в сторону.
«Дружба – дружбой, а служба – службой, – сказала Дружба. – Мне служебный долг не велит в этом деле участвовать. В конце концов, кто её заставлял бороться!». Повернулась Дружба спиной к Правде, а Ложь коснулась её своим волшебным грязным пальцем, и превратилась Дружба в Предательство. И тут же накинулась на Правду.
«Голая она, голая! Безнравственная! – кричали Ложь и её приспешники. – Бейте её! Гоните прочь!»
И совсем уж было одолели Правду. Да Любовь вмешалась. Любовь – она ведь на всё способна. Уж какие там она слова нашла, чтобы вразумить и Верность, и Добропорядочность, и Достоинство, и Добродушие, но нашла. Одолели все вместе Ложь и её приспешников. Клевета смылась, Навет лопнул, Зависть ушла, а Предательство – растоптали.
Стоит бедная Правда, в себя приходит, дыхание обретает. А Ложь ей: «Посмотрим, кто кого, кто быстрее добежит до Истины!».  И хоть на коротких ногах, но так резво рванула, что предстала перед троном Истины вперёд Правды.
«Посмотрите, как меня разделала со своей компанией эта голая развратница Правда», – жалобно заскулила Ложь.
Вспыхнула Истина, но тут же здраво сказала: «Пусть вас Факт рассудит».
Факт посмотрел на дело и так, и этак. Запутался. «Пусть Закон разберется», –  сказал. «А мне нужны свидетели», – говорит Закон.
Видит Истина, толку мало, и велит: «А покажите мне свое Сердце!».
Разорвала Голая Правда грудь, вынула своё Сердце – всё в ссадинах, кровоточит, но бьётся – страстно, горячей кровью пульсирует.
Долго искала Ложь своё Сердце – так спрятала, что и не сразу найдешь. А оно перед Истиной в пятки ушло. Достала и показывает – гнилая редька с червоточиной.
Так Правду оправдали. Но посоветовали на себя накинуть что-нибудь. Халат какой-нибудь.
Та отказалась. «Так, – говорит, - меня никто не узнает». И пошла. Голая.
Может быть, кому-то она и не нравится – голая-то. И тот отворачивается от неё. Но кто внимательнее всматривается, находит, что нет ничего прекраснее на свете, чем Голая Правда. И идет за ней.
      
* * *
Может быть, кто-то усомнится в правдивости того, что сказку изгоняли из нашего общества. Увы, это достоверный факт. С нею воевали начальствующие кретины пролеткультовцы  – было после большевистской революции такое течение, вроде китайских хунвейбинов старшего возраста. И не только требовали, но и действовали. Они добивались запрещения сказок в книжках, в детских садах. Но непокорные дети стали тогда сами придумывать себе сказки. Прочитайте об этом у прекрасного детского писателя Корнея Ивановича Чуковского.
А то, что не всем до сих пор нравится Голая Правда, – это, увы, уже Истина. За неё тоже постоянно идёт борьба. И здесь тоже – на одном полюсе находятся дети и поэты, на другой – политические прохвосты  и ретивые властолюбцы.

 26 сентября 1987 г.


Рецензии