У каждого своя дорога

Сегодня мне исполняется сорок восемь. Прошёл ровно месяц, как я расстался с женой и поселился один за городом. Мне кажется, такие повороты что-то означают, наверное, так и начинают жизнь с чистого листа.
    Но начнём по порядку…
  Мои дорогие потомки, я решил рассказать вам свою историю, надеясь, что вы сможете понять и простить меня. Возможно, для кого-то эта история даже послужит уроком. И, кто знает, может, однажды и та, кому посвящен мой рассказ, тоже прочтёт эти строки. Где бы ты ни была, знай, я каждый день говорю судьбе спасибо за то, что ты есть…
    Итак, кто же я? Я обычный среднестатистический мужчина среднего возраста, довольно приятной наружности. Зовут меня Сидоркин Павел Андреевич. Я владелец довольно крупного предприятия в сфере освоения новых месторождений полезных ископаемых. Уже более двадцати лет успешно занимаюсь бизнесом и заработал приличное состояние. Ещё недавно у меня была большая семья: любящая жена, хотя меня до сих пор гложет сомнение, кого или что она больше любила: меня или мои деньги; две дочери, привыкшие, что можно жить, палец о палец не ударяя, и при этом иметь всё, что душе захочется. Каждая привела в дом по зятю, и оба как-то странно на меня смотрят, словно ежедневно оценивают степень моего здоровья, но, к их великому огорчению, последние события, случившиеся в моей жизни, показали, что здоровье моё не вызывает опасения. По мнению врачей, я здоров как бык, и мне ещё жить да жить. И, да, чуть было не забыл, моя правая рука - старшая сестра Элла, до сих пор не заимевшая собственную семью, и тоже мечтающая погреть ручонки на моих доходах.
         Я, как человек дружелюбный, порядочный, добрый и хорошо воспитанный, обожал всё семейство и всячески всем потакал, закрывая глаза на их маленькие недостатки, ведь все мы не идеальны. Словом, я даже не заметил, когда именно вся эта милейшая компания залезла на мою шею и удобно там расположилась. Как говорила моя бывшая супруга, «у нас просто идеальная семья».
Но в один день всё изменилось…

***

Лиза появилась в нашей компании в начале зимы. Она приехала откуда-то с Алтая. Нам нужен был грамотный специалист в отдел экономики и логистики. Мы поместили приглашение на собеседование, и среди приходящих испытать судьбу и показать себя появилась Она. Резюме Лизы было, не побоюсь этого слова, великолепно. Она с отличием окончила два  экономических факультета, в совершенстве владела тремя языками, четыре года проработала в одном из крупнейших холдингов на Алтае. Придя после института молодым стажёром, она сделала себе стремительную карьеру. К слову, помимо её профессиональных навыков, она была безумно красивой девушкой. Высокая, стройная, длинные ноги, волосы золотыми локонами свисали до пояса, а глаза… в таких глазах можно было раствориться и пропасть. Словом, не сотрудник, а чудо. Чудо - для мужчин, кость в горле - для женщин.
С первого дня её появление взволновало коллектив, а через неделю  от деловой хватки Лизы никому не было спасения. Надо отдать ей должное: работать она любила и могла. Её железному командирскому нраву и умению организовать рабочий процесс мог позавидовать любой мужчина. Казалось, в коллективе её побаивались. Уже через месяц отдел Лизы стал ведущим в нашей компании, а доходы пошли в рост. Я был доволен, хотя признаться честно, когда Лиза входила ко мне в кабинет, мне всегда было как-то не по себе. Наверное, я тоже её немного боялся.
       Лиза смогла заставить шевелиться даже мою правую руку - Эллу. Элла возненавидела Лизу с первого дня. Она бесконечно капала мне на мозги, что эта девушка не так проста, как кажется. Что придёт время, и эта аферистка приберёт к рукам нашу компанию. Но доходы только росли, работоспособность предприятия значительно повысилась. Кому как, а  я Лизой был доволен, хотя всячески старался обходить эту железную леди стороной.
    О своей личной жизни Лиза никому ничего не рассказывала. Близких доверительных отношений в коллективе ни с кем не имела. Мы знали о ней ровно столько, сколько можно было почерпнуть из формуляра отдела кадров. Но то, что Лиза была объектом зависти и злости женской половины компании, у меня не было ни малейшего сомнения.

***
Наша компания уже два месяца как выиграла торги на разработку месторождения в Сибири. Мы торопились оборудовать всё к началу сезону.  Работа кипела. Нужно было закупить и переправить к месторождению массу оборудования, материалов, топлива, набрать штат разнорабочих, мастеров, инженеров. Если мы не успеем в срок, то проект уплывёт из наших рук, да к тому же мы понесём убытки, выплачивая штрафные санкции за срыв контракта. Поэтому мы пахали как проклятые, без обеда и выходных. Я неделями пропадал в разъездах, в постоянных командировках, доставалось всем. Даже Элла пыталась делать то, от чего уже давно отвыкла, сидя за моей спиной, - работать.
       С нашей работоспособностью мы даже опережали определённые контрактом сроки, подготовка объекта к работе подходила к концу. Оставались только небольшие рабочие моменты. Я должен был попасть на объект до его запуска, чтобы оценить качество проведенной работы, проверить степень готовности жилищной базы для работников и проверить  соблюдение всех норм и требований безопасности на объекте.
        Мой отъезд был запланирован на конец недели. Со мной на объект для проверки и подписания договоров должна была отправиться Лиза. Она попросила у меня неделю отдыха, если всё пройдёт хорошо. Лиза была родом откуда-то из этих мест и на обратном пути хотела навестить родных. Кроме меня и Лизы, для оценки степени готовности оборудования к работам, с нами должен был поехать главный инженер проекта. До отъезда мы доделывали текущие дела, готовили договора, бумаги, проводили совещания, словом, неделька была насыщенная. На время моего отсутствия за главную в компании было решено оставить Эллу.
       В четверг, в девять утра, я должен был встретиться со своей небольшой командой у терминала в аэропорту. В семь утра я уже садился в такси, когда на мой мобильный поступил звонок. Звонил главный инженер, чуть живым голосом он сообщил, что нездоров. Вчера он был в ресторане и, видимо, отравился, чем меня ужасно огорчил. Но отменять поездку из-за его болезни я никак не мог, и мы договорились, что у него есть два дня на то, чтобы привести себя в норму, после чего он должен присоединиться к нам. А пока Лиза и я займёмся каждый своей работой. Хотя, сказать честно, лететь один на один с Лизой мне было как-то не по себе.

***
    Самолёт приземлился строго по расписанию. Получив багаж, мы  покинули здание аэропорта, взяли такси и, сказав адрес водителю, отправились в гостиницу. Поскольку время нашего прилёта было ближе к вечеру, то никаких дел не планировалось. Заселившись в гостиницу, мы распрощались с Лизой до утра, а в восемь было решено встретиться в холле и отправиться по делам. Наутро я попросил администратора заказать нам такси.
       Не знаю почему, но перелёт меня сильно утомил. Я принял душ, рухнул в постель и, кажется, уснул. Когда я открыл глаза, вокруг уже совсем стемнело. Посмотрев на часы, испытал неприятное разочарование. Было почти одиннадцать, а это значит, что ужин я проспал, столовая уже давно закрыта, искать кафе или ресторан мне совсем не хотелось. Мой желудок сердито урчал, оставалось только одно - спуститься в бар и найти что-то более или менее съедобное.
    Нехотя я спустился в бар. Он был практически пуст, только за парой столиков сидели посетители. Я уже подходил к стойке, когда мой взгляд упал на столик у окна. Сдвинув на кончик носа очки и что-то печатая в ноутбуке, за ним сидела Лиза. В очках её лицо казалось ещё строже, но эта строгость совсем не портила его, напротив, делала её облик загадочно волнующим. Я на минуту замешкался, соображая, как быть. Подойти и сесть к ней за столик? Но я почему-то робел, ведь придётся вести диалог, а о чём с ней можно говорить, я не представлял. Сесть за другой столик к ней спиной и сделать вид, что не заметил? Это было неудобно. Я хотел развернуться и уйти, но было поздно. Как назло, Лиза оторвала взгляд от ноутбука и посмотрела на меня поверх очков. Почему-то под её взглядом я растерялся, как пятнадцатилетний мальчишка, застигнутый родителями за чем-то неприличным. Я зачем-то кивнул ей, словно говоря: «Здрасьте». Она в ответ сделала жест, приглашающий меня за стол.
       Я сел напротив. Официант принёс меню, но от близости Лизы мне было неловко, и я заказал только чашку кофе. Между нами повисло неловкое молчание. Я сидел, уставившись в кружку. Допить одним залпом и уйти, - неудобно, сидеть и молчать - ещё более странно. Лиза опустила глаза в ноутбук и погрузилась в работу. Так прошло минут пятнадцать-двадцать, и тут, не отрывая взгляда от компьютера и продолжая что-то там печатать, Лиза спросила:
- Почему Вы так боитесь меня?
  От неожиданности я чуть не подавился кофе:
- Простите?
- Я спросила, почему Вы меня боитесь, или я Вам так неприятна?
  Она резко подняла глаза и в упор посмотрела на меня. Лучше бы я сразу, как увидел её, сбежал из бара. Что я мог ответить? Что не боюсь? Это выглядело бы забавно: «Что Вы, я совсем не боюсь, просто от того, что Вы так близко, у меня немного трясутся руки, и я иногда заикаюсь. И ещё недавно я готов был сбежать голодным, только бы не приближаться к Вам». Я же не мог сказать ей всё это. Как ответить на вопрос, на который и сам не знал ответа. С трудом совладав с собой, я всё-таки заговорил:
- С чего Вы  взяли, что я Вас боюсь? И как может быть кому-то неприятна такая чудесная девушка?
- Вы, правда, так думаете?
В её вопросе слышался сарказм.
- Я заметила Вас, когда Вы уверенно шли к стойке бара, пока не увидели меня. Тут ваше лицо переменилось. Вы растерялись, и уверенность в походке и жестах исчезла.
Да, эта девушка, судя по всему, отлично читает людей. Лиза не сводила с меня взгляда.
- В самолёте за три часа Вы не обмолвились со мной и парой слов, также и в такси. Сейчас Вы уже двадцать минут пьёте одну чашку кофе в полной тишине. Итак, всё же, что со мной не так?
Она, наконец, отвела от меня взгляд, и я смог выдохнуть. Лиза сняла очки, закрыла ноутбук и встала, не дожидаясь моего ответа.
- Доброй ночи, до завтра, - пожелала мне она и ушла.
  Я остался в полном смятении. Мне было ужасно стыдно за себя перед этой прекрасной девушкой. Есть расхотелось.

***
Объект находился в трёхстах километрах от города. Добраться туда в эту пору наземным транспортом было невозможно, к тому же нам требовался опытный проводник. Дорога заняла бы не менее двух суток. Вдали от цивилизации, со скоростью ползущей черепахи, на размытых дорогах, где местами даже сотовая связь не ловит, - такое сомнительное удовольствие было мне не по душе. Решили отправиться на объект воздушным транспортом, благо, проблем с таковым в этих местах нет. Там, на объекте, ждали гонорара временные рабочие. Некоторые из них решили остаться на период разработки месторождения, а те, кто не продлил контракт, ждали деньги за выполненную работу. Лиза должна была полететь со мной, чтобы рассчитаться с теми, кто уходит, и заключить  новые договора с решившими остаться. Поскольку все бумажные вопросы мы решили за день, и дела оставались только на объекте, мы решили не ждать прилета инженера, а сделать всё сами и, если повезёт, то через пару дней я уже вернусь домой и даже успею на день рождения любимой тёщи.
     В гостинице нам порекомендовали маленькую авиакомпанию. Как сказал администратор, «эта компания в городе на хорошем счету, у них надежная техника и опытные пилоты, летают в пределах области во все направлениях».
Вылет был назначен на половину третьего. Съев по комплексному обеду, мы отправились в аэропорт. По требованию перевозчика, прибыть мы должны не позднее, чем за час до вылета, чтобы оформить все необходимые документы, включая страховку от несчастных случаев. Не знаю почему, но всегда, когда доходит дело до оформления подобных страховок, у меня портится настроение. Вот поэтому больше всего я люблю передвигаться на своей машине, в ней моя жизнь - в моих руках.
     Мы подписали все бумаги, оплатили услугу, прошли небольшой инструктаж, как вести себя во время перелёта. Наш оператор объяснил нам схему маршрута. Перелёт займет чуть больше двух часов, и у нас с момента прилёта будут ровно сутки на дела. Вертолёт прилетит за нами на следующий день. Время его ожидания также ограничено, не больше часа, так что мы не должны опаздывать. Оператор любезно сообщил также, что от места, куда мы приземлимся, до объекта будет ещё пятнадцать километров. Посадочная площадка находится в селении, где, чтобы добраться до нужного нам пункта, можно будет нанять у местных машину. Если что, в селении можно попроситься переночевать к местному старосте, за небольшую плату он примет.
     В четырнадцать тридцать мы в полной готовности стояли у вертолёта. Лиза с опаской посматривала на синеющее небо. Я перехватил её взгляд и спросил у пилота, благоприятны ли для полёта погодные условия, кивнув на подозрительную синеву в небе.
- Сразу видно, что вы не из этих мест, - улыбнулся пилот в ответ и пояснил, что эта синева - не больше, чем обычный небольшой дождик. По его словам, такая погода - не помеха для опытных пилотов. Дружески похлопал меня по плечу, подмигнул Лизе и, пригласив жестом, произнёс: «Дамы вперёд».
    Мы летели уже чуть больше часа. На душе было как-то не спокойно. Ветер за бортом усилился, и вертолёт стало трясти и подкидывать, как осенний лист на ветру. Лиза сидела, вцепившись в ручки кресла, устремив на меня полный ужаса взгляд. Я понимал: она ищет моей поддержки и слов успокоения, что всё будет хорошо. Но что я мог сказать ей, когда у самого душа была в пятках, а взгляд такой же дикий от ужаса. Раздались первые раскаты, небо озарила вспышка. Одна, другая, вертолёт швыряло из стороны в сторону. Судя по серьёзному выражению лица пилота, дело было дрянь. Пилот объявил, что надо садиться, но кругом лес. До ближайшей посадочной площадки ещё полчаса лёту.
     Раздался страшный звук, похожий на сильный взрыв. На мгновение всё озарилось ярким светом, вертолёт тряхнуло и начало кружить, мы стремительно летели вниз. Последнее, что я видел, это полные ужаса глаза Лизы.

***
        Я сижу на кухне. Долгожданный отпуск. Я бросил все дела и уехал к маме. Мы пьём чай с блинами и земляничным вареньем. Мама говорит, как она скучала, гладит мою руку. Я думаю о том, что время бежит, мама постарела, вокруг родных глаз целая сеть морщинок, но они совсем не портят её, напротив, лицо стало мягче, а взгляд такой же добрый-предобрый. Надо чаще приезжать. Я макаю блин в варенье. Ммм… Как же вкусно! Ни в одном ресторане не подадут таких вкусных блинов, как у мамы. Я встаю из-за стола, чтобы подойти и обнять маму за плечи, но внезапно мне становится нехорошо: в глазах всё плывет, синий туман окутывает сознание, странный звон в ушах. Мама бросается ко мне, она трясёт меня, зовёт: «Паша, Паша, очнись!» Резкая боль, я не понимаю, откуда она идёт.
С трудом приоткрываю глаза. Где я, и что происходит? Ищу глазами маму.
- Где ты?
  Кто-то берёт меня за лицо, целует, плачет, трясёт...
- Очнись, очнись!
  Сознание проясняется, я вижу склонившуюся надо мной Лизу. Её лицо в слезах, она стоит надо мной на коленях. По её лбу тоненькой струйкой течёт кровь. Я тяну руку, пытаюсь ей об этом сказать. И не слышу собственного голоса. Мне страшно. Не хочу верить, но всё становится понятно, - мы разбились. Пытаюсь совладать с телом, понимаю, откуда эта невыносимая боль - это нога. Стараюсь ею пошевелить, - адская боль.
- Лиза, - шепчу.
  Она кидается мне на грудь и, плача, шепчет:
- Слава Богу, живой!
  Пытаюсь высвободиться из её объятий (она сейчас меня задушит). Странно, но сейчас я её совсем не боюсь, сейчас я рад ей. В эту минуту она для меня - самый родной человек. Я поворачиваю голову вправо, и меня передёргивает от ужаса - до сих пор стыдно за это: в паре метрах от меня - остекленевшие глаза пилота, его череп частично расколот. У меня начинается рвота.
  Лиза наклоняет мою голову, чтобы я не захлебнулся  рвотными массами, вытирает мне рот.
  - Не поворачивай голову, не смотри в ту строну.
  Она вытерла слёзы, её голос снова стал твёрдым и решительным.
  - Я осмотрю вертолёт, проверю рации и связь, может, нам повезёт. Не делай резких движений, у тебя довольно приличная рана на ноге, но, насколько я могу судить, кости целы, поищу аптечку.
Я закрыл глаза, чтоб не видеть труп пилота. От одной мысли, что он лежит рядом со мной, и что случившееся - не кошмарный сон, а реальность, становится ужасно плохо.
     Прошло сколько-то времени, я ещё плохо соображал. Боль в ноге затуманила разум. Тут появилась Лиза:
  - К сожалению, мне нечем Вас порадовать: связь здесь не ловит, рации нарушены. Но я нашла аптечку, одно одеяло, и у нас есть бутылка воды. Увы, съедобного ничего нет. Ещё нашла нож, сняла с пилота часы и нашла у него в кармане зажигалку. Не надо на меня так смотреть, ему это теперь ни к чему, а нам, если повезёт, спасёт жизнь.
  Я не сводил с Лизы глаз, она поражала меня своим хладнокровием.
- Не смотрите на меня так, мне тоже страшно.
  Лиза достала из аптечки какие-то таблетки и сунула их мне в рот, помогла запить. Затем стала снимать с себя одежду. Я вытаращил глаза, не понимая, что происходит. Видимо, Лиза тронулась рассудком. Она сняла с себя майку, на ней осталось только нижнее белье. Даже в таких условиях, несмотря на боль и ужас нашего положения, я отметил про себя красоту ее тела. Лиза порвала майку на куски и перевязала мне ногу. И до меня дошёл смысл этого раздевания посреди леса в рухнувшем самолёте с трупом по соседству.
    Таблетки частично обезболили ногу, я смог шевелиться.
- Уже темно, до утра останемся в вертолёте, а утром осмотримся и решим, что делать дальше, - решила Лиза, а у меня не было сил возражать ей, хотя от мысли, что мы заночуем вместе с трупом, было не по себе. Лиза помогла мне отползти в хвост вертолёта. Кое-как, свернувшись на полу, мы укрылись одеялом, и я сразу же уснул.
     Проснулся я первым, меня бил озноб. То ли было так холодно, то ли у меня начался жар, я не понимал.
- Лиза, - я тихонько потряс Лизу за плечо, - Лиза, уже рассвело.
Лиза открыла глаза, её тоже трясло, видимо, действительно было холодно, хотя после того, что мы пережили накануне, это могло быть и нервное. Лиза спросила, как моя нога, и могу ли я передвигаться. Мне было ужасно больно, но вспомнив, как мужественно вчера вела себя эта девушка, я почувствовал смущение и стыд. Я ответил, что нога вполне сносно и в доказательство, стиснув зубы, пошевелил ею: «Вот». Она подозрительно на меня посмотрела и сказала, что пойдёт на разведку, осмотрится.  Вертолёт частично завалился на бок. Дверь заклинило, единственный путь на сомнительную свободу был только через разбитое стекло в кабине пилота. Я смотрел, как Лиза пробирается к кабине: вот она прошла мимо трупа пилота, её лица не было видно, но по фигуре я видел, как Лиза вся сжалась. Не такая уж она и железная, как пытается казаться. Она скрылась в кабине, а я остался один, не считая соседа с пробитым черепом.
  Время шло, а Лиза всё не возвращалась, в голову лезли всякие нехорошие мысли вроде той, что Лиза ушла и оставила меня, что я для неё балласт, а также страх, что её растерзали дикие звери. Изо всех сил я старался не поддаваться панике. Её всё не было и не было, меня охватило отчаянье. Зачем судьба сохранила мне жизнь, неужели только для того, чтобы помучить меня? Да за что же?! Я не выдержал и разревелся, сил сдерживаться больше не было. Я рыдал, как ребёнок, надежда окончательно покинула меня. Я был совсем один. Кругом лес, ни одной живой души, никогда ещё я не чувствовал себя настолько одиноким в этом кипящем жизнью огромном мире и не чувствовал себя настолько ничтожно малым.
        В полном отчаянье я закрыл глаза и приготовился ждать, когда наступит мой конец. Но тут снаружи послышались шаги, и вскоре я увидел, как Лиза взбирается через окно в кабину. Спустя пару минут она стояла передо мной. Как же я рад был её возвращению!
Лиза сказала, что надо выбираться. Лес в том месте, где мы упали, довольно густой, и если она правильно рассчитала время полёта и среднюю скорость вертолета, то мы пролетели больше половины пути. До поселения где-то около восьмидесяти километров. Когда пилот вводил данные в систему навигации, Лиза обратила внимание, что место нашей   предполагаемой посадки располагалось строго на севере.
- У нас есть два варианта: или мы сидим на месте в надежде, что нас ищут и рано или поздно найдут, или покидаем вертолёт, - рассуждала Лиза. - По пути нашего следования - один лес вокруг, и пилот не успел сообщить, что мы терпим крушение, а это никак не способствует сужению поиска. Если решим идти, то оставляем на всякий случай данные, что планируем двигаться на север, и выдвигаемся. Выбирайте.
  Она замолчала, я пытался сообразить, как быть. Сто километров пути здоровый человек с перерывами на отдых при желании преодолеет за полутора суток, но при условии, что он знает, куда идти. Но с моей ногой и сомнительным ориентиром на север… На мой взгляд, это просто неразумно. Хотя мысль о том, что нас могут искать не одни сутки и не факт, что найдут, тоже не добавляет уверенности, что нам удастся спастись.
    - Как мы будем двигаться? У нас нет ни карт, ни навигационной системы, даже элементарного компаса нет! – сомневался я. Но Лизу, кажется, мои доводы совсем не пугали:
  - Я всё детство провела в лесу, пусть и не в таком. Но не менее прекрасном…
  Я был в отчаянье, и её слова вызвали раздражение.
  - Ты считаешь лес прекрасным?! Посмотри вокруг! Эти дебри, возможно, наша с тобой могила!
  Тон мой становился всё более раздраженным, голос - всё более громким, и вот я уже сам пугаюсь своего крика, я на грани истерики. И тут Лиза отвесила мне такую остужающую пощёчину, что я вмиг пришёл в себя.
  - Прости, прости, Лиза, мне так стыдно! Я хочу поверить в спасение, но не могу.
Я замолчал, потупив глаза, она тоже молчала.  Мы молча просидели около часа, первой молчание нарушила Лиза:
  - Мне тоже страшно, любому человеку было бы страшно на нашем месте, но я хочу спастись, я хочу жить! Судьба дала нам шанс. Не знаю, что нас ждёт впереди, но попробовав, мы ничего не теряем. Какой смысл сидеть тут и ждать смерти, её можно и в пути встретить! Тебе нужен врач, а пока мы будем ждать помощи, у тебя начнётся гангрена. У нас нет времени, понимаешь? Я хочу попытаться, давай попробуем? Я хорошо ориентируюсь на местности, в этом можешь быть уверен. Если мы идем, я буду держать направление на сервер.
  Её голос был такой спокойный и уверенный, что, слушая её, я поверил, что мы спасёмся и вернёмся домой.
    Я помогал Лизе собирать рюкзак: она подавала мне вещи, говоря, что и как укладывать. Слушая её указания и наблюдая за её действиями, я не переставал удивляться, откуда в ней это: умение сортировать вещи, осознавая, что брать и для чего. В голове рождались мысли и вопросы: откуда у неё такие навыки, ведь в каждом её движении была логика и смысл. Мы собрали то немногое, что могло хоть как-то облегчить жизнь в пути. Лиза дала мне несколько таблеток, а я даже не уточнил, что это за лекарство. Не знаю почему, но я верил ей безоговорочно. И даже не заметил, как мы перешли на ты.
    Наверное, всё же у меня был жар, так как спустя полчаса, как Лиза дала мне таблетки, нога стала меньше ныть, и меня бросило в пот. На время я почувствовал себя гораздо лучше и бодрей.

***
    Мы шли уже пять часов. С какой скоростью и сколько прошли, я не смог определить, как ни пытался. Старался идти так быстро, насколько позволяла мне нога, но всё же едва поспевал за Лизой. Стало смеркаться, мы сделали привал. Нужно было устроиться на ночлег. До темноты нужно найти для сна удобное и сухое место, запасти хвороста на всю ночь и развести костёр.
        Мы устроились между двух старых деревьев. Они росли, плотно прижавшись друг к другу, их кроны переплелись, образовав шатер. Это привлекло наше внимание, лучшего места для ночлега было не придумать. Вплотную стоящие широкие стволы защищали нас от ветра, а их густая крона стала своеобразной крышей над головой. На случай, если ночью пойдёт дождь, она хоть как-то укроет нас. Лиза собрала сухие ветки, мы разожгли костер и устроились в корнях деревьев. Чтобы следить за костром и не дать ему потухнуть, спать решили по очереди. Во-первых, огонь отпугнёт от нас диких зверей, во-вторых, без него мы просто околеем от холода. Если повезёт, и мы не станем ночью добычей хищников, то имеем все шансы пережить эту ночь. Сделав по глотку воды, которой оставалось в бутылке совсем немного, мы завернулись в одеяло и, вплотную придвинувшись к деревьям, пытались хоть немного поспать. Первым спать должен был я, через несколько часов меня сменит Лиза. Мы легли, прижавшись к друг к другу, чтобы было теплее. Я лежал и думал о том, какая она всё-таки чудесная девушка. Почему я так боялся её? Как же всё это глупо. Я боялся её за строгость и сдержанность, её железную волю, но что бы сейчас было со мной, если бы не эти ее качества?
  Я уснул быстро, несмотря на то, что нога не просто ныла, она горела огнём. Ночью Лиза тихонько растолкала меня, спросила, как я, хватит ли у меня сил сменить её на пару часов. Несмотря на боль и слабость, я не мог позволить себе быть размазнёй перед этой мужественной девушкой. Лиза закрыла глаза, и через пару минут дыхание её стало глубоким и ровным.
       Я лежал на спине, глядя в ночное небо. В детстве мы с отцом часто  ездили на рыбалку. Иногда брали с собой палатку и оставались на реке на ночь. Отец обожал смотреть на звёзды. Мы ложились на землю и наблюдали за этими небесными светилами. У нас с ним была игра: он указывал мне на звезду, а я придумывал, кто на ней живёт. У нас с отцом было своё обитаемое  небо.
Я смотрел на звёзды. Отца уже давно нет, а мне до сих пор невыносимо тоскливо без него.
    На рассвете мы затушили костёр. Лиза дала мне последние обезболивающие, мы сделали по нескольку глотков воды и тронулись в путь. Мы шли долго, нога ныла, я понимал, что, скорее всего, к вечеру свалюсь, и меня охватывал ужас, что уже завтра я вряд ли встану на ноги. Мы шли молча, изредка перекидываясь фразами. Казалось, Лиза тоже догадывалась о моём состоянии. Она замедлила шаг, хотя промедление могло стоить нам жизни. К обеду мы вышли к небольшому озеру, Лиза спустилась к воде и набрала полную бутылку воды. Она жадно пила, затем, утолив жажду, протянула бутылку мне. Не знаю, сколько в этой воде было бактерий  и палочек, но тогда мне казалось, что вкусней и чище воды я в своей жизни не пробовал. И что мне бояться каких-то бактерий, когда жизнь моя и без них может оборваться в любую минуту.
       Мы растянулись на траве, в животах у обоих урчало. Похоже, у меня был жар. Кроме невыносимой боли в ноге, сильно болела и кружилась голова.
    Мы шли до самых темных сумерек. Я еле передвигал ноги и молился, чтобы поскорей село солнце, и можно было рухнуть на землю. Мы нашли укрытие в пересохшем овраге. Лиза сама занялась костром, помощник из меня был никакой, храбрость и спесь покинули мое сердце, от боли и слабости я готов был потерять сознание. Всю ночь меня трясло, спал я этой ночью или нет, я не понимал: то проваливался в темноту, откуда меня возвращал взволнованный голос Лизы, то начинал рассказывать что-то невнятное и невпопад, то опять забывался сном. На рассвете Лиза разбудила меня. Она сняла повязку с моей ноги, и по выражению её лица я понял, что дела мои плохи. Сказала, что ненадолго уйдёт, и чтобы я не вставал и ждал её здесь. Она начала вставать, я в панике схватил её за руку. Лиза понимала мой страх, она сжала мою руку в ответ и пообещала, что скоро вернётся. Уходя, она обернулась: «Я тебя не брошу, я же обещала, мы дойдём до конца». Её голос вернул мне силу духа.
        Больше часа прошло, а Лиза не приходила, я вглядывался в даль, вслушивался в шорохи, а её всё не было. Страх и отчаянье снова начали овладевать моим разумом. Я изо всех сил гнал от себя страшные мысли. «Она обещала, она вернётся», - шептал я, как безумный. И вот - какое счастье! Я услышал треск веток, у меня не было мыслей, что это могут быть дикие звери, учуявшие легкую добычу. Я знал - это она. Через пару минут вдали показалась Лиза.
       Она вернулась, неся в одной руке пучки каких-то трав и листьев, в другой, в свёрнутом в кулёк большом листе, напоминающем лопух, - лесные ягоды.
- Лиза! - я попытался подняться, но сил хватило только на то, чтобы присесть. - Дорогая моя, замечательная, как же я рад, что ты вернулась. Помнишь, в гостинице ты спросила, почему я тебя боюсь? Я соврал, сказал, что ты неправа. Лиза, ты тысячу раз была права, я так тебя боялся! Прости, я дурак! Если бы я раньше узнал тебя ближе. Как же можно бояться такую чудесную девушку?!
  Лиза слушала меня и качала головой, видимо, ей казалось, что я нес бред. Она уложила меня обратно на траву, велела лежать спокойно, а сама занялась моей ногой. На пне растёрла в кашу какие-то травы, сняла повязку, приложила получившуюся смесь к ране, сверху приложила ещё какие-то травы и листья, а затем снова замотала мне ногу. Рану так сильно зажгло, словно мою ногу опустили в крутой кипяток. Я закричал, стал дёргаться, пытался содрать повязку, но то ли был так ослаб, то ли недооценил физическую силу Лизы, но она крепко держала меня, прижимая плечи к земле. «Терпи», - шептала она. - Терпи, надо терпеть, ещё чуть-чуть, скоро всё пройдёт».
  От боли я потерял сознание. Сколько это длилось, не знаю, Лиза сказала - не больше десяти минут. Придя в себя, я испытал огромное облегчение. Как и обещала Лиза, жгучая боль утихла, сознание прояснилось. За последние пару суток так хорошо я себя ещё не чувствовал.
  Я сидел на земле, не переставая удивляться и вопросительно глядя на Лизу.
  - Ничего сверхъестественного. Моя бабушка всю жизнь проработала фельдшером, и кроме официальной медицины, она была ещё хорошей травницей. Мои родители - археологи, они часто и долго пропадали в командировках, пока не погиб отец. До тринадцати лет я жила с бабушкой. Потом меня забрала мама, но на лето я возвращалась к бабушке. С весны до поздней осени мы пропадали в лесах, собирали травы, коренья, ягоды и прочее. Часто уходили в лес так далеко, что приходилось даже ночевать там. Поэтому я знаю, как выжить в лесу. А когда заканчивалось время сбора, бабушка учила меня, что и чем лечить. Конечно, это - не леса Алтайского края, но тоже часть Сибири, и здесь растёт много всего полезного. Одних трав, конечно, мало, тебе нужен врач, но так ты хотя бы сможешь идти, и травы задержат распространение инфекции. Надо поторапливаться, мы выиграли время, но рана слишком серьёзная.
          Мы шли уже почти двое суток. Из-за моего состояния мы потеряли много времени впустую. Может, Лиза ошиблась в расчётах, может, я слишком медленно шёл, но к концу второго дня мы к поселению не вышли. Лесу не было конца. Может быть, поселение находится не на севере, может быть, она что-то напутала? Я не высказывал сомнений, просто шёл, надеясь на чудо, стараясь изо всех сил доверять Лизиному чутью. Пока только оно нас и спасало.
    К ночи вышли на большую поляну, там же и заночевали. На рассвете двинулись в путь. Боль в ноге вернулась с новой силой, идти самостоятельно я уже не мог. Лиза нашла палку, и я шёл, а точней сказать, плёлся, опираясь на неё. Третье сутки без еды, не считая редких ягод, да иногда нам попадались грибы, мы жарили их на костре на ужин. Вода с озера тоже подходила к концу. Если в ближайшие сутки мы не выберемся к людям - нам конец.
    В одиннадцать часов пошёл дождь. Напрасно мы надеялись, что он ненадолго. Он зарядил на весь день. Мы промокли насквозь. Лиза, как могла, старалась сохранить зажигалку от влаги. Если лишимся ещё и источника тепла, то надеяться нам уже будет совсем не на что. Мы промокли и замёрзли, меня трясло, а нога ныла так, что каждый мой шаг сопровождался стонами. Лиза подставила плечо, я опёрся на неё. Так мы прошли ещё около часа, дальше идти я не мог. Глупо было надеяться спастись в чужом краю посреди непролазного леса, без еды, воды, с огромной  гнойной раной. У меня опустились руки. Мы сели на поваленное дерево, Лиза опустила голову на моё плечо, я взял её за руку.
  - Лиза, послушай, мы не спасёмся, идти дальше я не смогу. Это конец, вместе нам не дойти. У меня нет шанса, у тебя - есть. Сейчас ты встанешь и пойдёшь дальше, а я останусь здесь. Иди.
  Она повернула ко мне лицо, наши взгляды встретились. Я понял, она не уйдёт, у неё тоже больше нет сил. По её щекам текли слёзы.
  - Я не уйду, вместе до конца.
  Я тоже заревел от злости на собственное бессилие.
     Выпустив пар, мы решили найти место посуше, а, если повезёт, ещё и развести огонь. Даже ждать смерть куда приятнее в тепле, нежели синея от холода. Я снова оперся на плечо Лизы. Она так осунулась и похудела за эти дни. Откуда только в этом хрупком теле берутся силы бороться за жизнь?
Мы прошли ещё около двух километров и остановились, не веря своим глазам. Мы переглянулись, словно спрашивая друг у друга: «Ты видишь то же, что и я?»
  Перед нами стояла избушка. Конечно, не на курьих ножках, и, судя по состоянию, она уже давно заброшена. Возможно, это был охотничий домик, а, может, и сторожка лесничего, но главное, были стены и крыша. Не веря своему счастью, мы поковыляли к избушке. Лиза толкнула дверь, она с трудом, но поддалась. Мы вошли внутрь. Только одно окно освещало избу. Изнутри оно было заколочено какой-то очень плотной плёнкой, а снаружи зашито досками. Посреди избы стоял большой стол, вдоль с обеих сторон - лавки, в углу к нашей великой радости было сложено что-то наподобие печи, больше не было ничего, но даже эта заброшенная, забытая среди леса, убогая лачуга сейчас была нам милей любого особняка. Судя по слою пыли, в этом жилище уже давно никто не бывал. Что ждёт нас завтра, мы не знаем, но сегодня у нас есть крыша от дождя и тепло, чтобы согреться и обсохнуть.
       Лиза собрала хворост. Намокшие ветки не хотели разгораться, мы долго мучились и всё же смогли растопить чудо-печь, от огня в избе стало светло. Через час воздух прогрелся, стало даже немного жарко, нужно было просушить вещи. Первым делом Лиза повесила сушиться одеяло, мне наказала следить за огнём, а сама пошла осмотреться.
       Через полчаса она вернулась с целыми карманами каких-то неизвестных мне орехов. Лиза высыпала их на стол и жестом предложила угощаться. Я сидел на лавке, вытянув ногу, и с жадностью поглощал орехи. Какие они были вкусные! И, судя по тому, что я даже ощутил чувство сытости, ещё и калорийными. Мы закончили трапезу и, если бы не нога, я испытал бы настоящее блаженство, но с ногой было совсем худо. Я прилёг на полу у печки, Лиза растянулась на лавке. Я уснул, но быстро проснулся от того, что меня всего трясло. Одежда на мне частично высохла, но хотя я лежал у огня, меня все равно бил озноб. Я зашевелился, Лиза встала и подошла ко мне. Она потрогала мне лоб.
- У тебя жар, тебя надо раздеть и растереть.
  Она сняла одеяло. Оно уже было сухое, и стала снимать с меня одежду. Сняв всё, начала краем одеяла интенсивно растирать мне ноги, руки, спину, плечи, грудь. Затем накинула на меня одеяло и начала раздеваться сама. Я не сводил с неё глаз. Сняв одежду, она, нагая, скользнула ко мне под одеяло, наши глаза встретились, встретились наши губы. Я прижал её к себе. Она легонько толкнула меня в грудь, я подался назад. Этой ночью мы неоднократно были близки. Нам обоим нужна была эта близость, чтобы почувствовать, что мы ещё живы. Но утро нового дня для меня так и не наступило. Спустя столько времени я всё ещё помню вкус её губ.

***
 Егор, главный инженер одной из крупнейших компаний в городе, проснулся в пять утра от дикой боли в животе, позже началась рвота. Он вызвал себе скорую, диагноз врача был неутешительный - отравление, и, при соблюдении всех рекомендаций врача ему придётся провести пару дней в постели. Доктор выписал больничный и удалился, сказав, что если состояние больного ухудшится, следует немедленно вызвать скорую и отправиться в стационар.
     В семь утра Егор должен лететь с шефом на объект, но в таком состоянии об этом не могло быть и речи. Шеф, как человек адекватный, пожелал Егору скорейшего выздоровления и сказал, что как только ему станет лучше, он должен будет присоединиться к нему. Спустя два дня Егор уже был у стойки регистрации пассажиров, до вылета оставалось меньше часа.
     Перелёт выдался не самый удачный: почти сразу они попали в зону турбулентности и находились в ней около часа. Самолет здорово трясло, а как только они покинули опасную зону, на них обрушилась новая напасть, -  грозовой фронт. Стало темно, как ночью, тревожную тишину нарушали только вспышки молний и раскаты грома.
     В шестнадцать часов самолёт зашёл на посадку. Егор вздохнул с облегчением. За такой сложный перелёт вся команда самолёта удостоилась бурных аплодисментов пассажиров. Егор спускался по трапу на трясущихся от пережитых волнений ногах, с зелёного цвета лицом, его мутило, как в первый день отравления.
       Спустя полчаса, такси высадило его у гостиницы. Администратор сообщил, что интересующий его человек ещё до обеда отправился вместе со своей помощницей в авиакомпанию и уже, наверное, подлетают к месту. Хотя по области с обеда объявили штормовое предупреждение, в гостиницу они не возвращались, а значит, успели улететь до обрушившейся на город грозы. Указаний для Егора никто не оставлял. Егор записал адрес авиакомпании, взял такси и поехал, чтобы узнать, когда шеф улетел и когда  планирует вернуться.
     В авиакомпании была суета, все бегали, переговаривались, кого-то постоянно вызывали по рации. Как понял Егор из разговоров сотрудников, один из пилотов уже несколько часов не выходил на связь. Нехорошее предчувствие зародилось в его душе. Кто-то из операторов наконец обратил на него внимание. Услышав фамилию человека, о котором пытается узнать Егор, оператор подтвердил его опасения. Именно вертолёт, на борту которого летели шеф и Лиза, уже несколько часов не выходит на связь. Вертолёт вылетел до того, как объявили штормовое предупреждение, борт не сообщал о возникших проблемах, есть надежда, что из-за грозы просто пропала связь, и он уже подлетает к месту посадки. Как только прилетит, оператор посадочной площадки сообщит. До места им осталось лететь около сорока минут. Егор остался ждать.
       Ни через сорок минут, ни через два часа вертолёт так и не зашёл на посадку. Надежды на лучшее не осталось. В восемь часов вечера авиакомпания сообщила о возможном крушении вертолёта и передала сообщение в МЧС. Егор не хотел верить в реальность происходящего.

***
Поиски продолжались вторые сутки, но никаких следов падения вертолёта до сих пор обнаружено не было. Маршрут полёта проходил над многокилометровым дремучим лесом. Вертолёт был небольшим. Он мог упасть так, что сколько ни кружи над местом падения, - его обломки можно так и не заметить. Поиски шли и в воздухе, и на земле. Егор уже вторые сутки, а это ровно столько, сколько шла поисковая операция, жил в палаточном лагере со спасателями. Он как мог, участвовал в поисках. Кроме спасателей, в операции были задействованы группы местных волонтёров, хорошо знавших здешние места. Волонтёры так рьяно участвовали в поисках, что было понятно, что им за это очень хорошо заплатили. Егор не жалел ни сил, ни средств, лишь бы найти шефа и, дай Бог, чтобы живым.
В конце дня в лагере раздался победный клич. Одна из спасательных групп сообщила по рации, что они наткнулись на упавший вертолёт. В кабине обнаружен только один труп, труп пилота. Тел пассажиров не обнаружено. Значит, они живы и пытаются спастись. Позже нашедшая вертолёт группа сообщила в лагерь, что при осмотре вертолёта обнаружено нацарапанное на двери послание «Мы идёт строго на север. Лиза».

***
     Третьи сутки шла поисковая операция. Егор, вместе с группой спасателей, отправился по следу шефа. Они вышли к озеру, группа двигалась строго на север. Ещё одна маленькая победа - у озера они наткнулись на место недавно потухшего костра. Пепелищу было не более суток - это добрый знак. Скорей всего, этот костёр жгли потерявшиеся, вряд ли в такую чащу могли забрести любители лесных прогулок. А это означало, что  потерявшиеся живы, у них есть огонь, и они идут, как указывала в своём послании Лиза, на север. Стемнело. Группа сделала привал. Егор не мог уснуть всю ночь, в спальном мешке было тепло и достаточно мягко, но сон к Егору не шёл. Он лежал, глядя на танцующее пламя огня, и думал о коллегах. Где сейчас находятся шеф и Лиза? Он гнал от себя дурные мысли, стараясь думать только о хорошем.
     В четыре часа утра начало светать, поисковая группа двинулась в путь. Через три часа она вышла к заброшенной охотничьей сторожке. Дверь в избу была приоткрыта, из трубы шёл дым. Спасатели открыли дверь, Егор стоял за спиной у спасателей. Его взгляд привыкал к темноте помещения. На лавке, опустив голову на стол, сидела Лиза, на полу у огня, завёрнутый в одеяло лежал шеф. Лиза вздрогнула от скрипа открывшейся двери и повернула голову к вошедшим. Егор смотрел на Лизу, она - на него, взгляд её был потухший, полный отчаянья, было понятно, что надежда покинула женщину.
        Спасатели осмотрели пострадавших, жизнь Лизы не вызывала опасения. У неё было сильное утомление, несколько ссадин, обезвоживание. А вот состояние Павла Андреевича нашли критичным. У него был сильный жар, рана на ноге выглядела ужасно, он был без сознания. Прилетел спасательный вертолёт, Павла и Лизу погрузили на борт, Егор полетел с ними. Через два часа их доставили в городскую больницу.

***
     Три недели я провёл между жизнью и смертью. В те нечастые минуты, когда сознание прояснялось, и я вырывался из мучающих меня кошмаров в реальность, я задавал врачам один и тот же вопрос: «Где Лиза?». Врачи пожимали плечами. То ли не понимая, о чём я, то ли считали, что я брежу.
    Опасность миновала. Меня перевели из реанимации в палату. Мне повезло. Несмотря на то, что доставили меня в критическом состоянии, я смог выжить, и моё здоровье больше не вызывало опасения. У меня был сепсис, пневмония и начиналась гангрена, но, несмотря на сомнение врачей, они смогли сохранить мою ногу.
  Только одно не давало мне покоя, что с Лизой? Когда я в очередной раз спросил о ней дежурного врача, он не смог мне ответить, но пообещал что-то узнать у коллег и зайти ко мне, как только будут новости. Он зашёл вечером. В приёмном покое разузнал следующее: меня привезли санитарной авиацией откуда-то из Сибири в сопровождении мужчины по имени Егор. Женщина вместе со мной не поступала. Позже, пока врачи боролись за мою жизнь, Егор неоднократно посещал больницу, всячески принимал участие в моем выздоровлении. Пока я находился в реанимации, справиться о моём состоянии несколько раз приезжали моя жена и сестра, но ни о какой Лизе информации не было.
     Егор навестил, как только меня перевели из реанимации. От него я узнал, что первую необходимую медицинскую помощь нам с Лизой оказали в Сибири. Жизни Лизы ничто не угрожало. В местной больнице мы провели три дня. Затем было решено отправить меня на лечение домой, Лиза осталась доделывать работу. Она ещё с неделю пробыла в Сибири, в сроки сдала объект. Сейчас дела в компании идут замечательно, правда, Лиза, несмотря на все уговоры Егора остаться, уволилась и уехала из города.
    От слов Егора мне стало нехорошо. Она уехала? Куда? Зачем? Почему? Даже не попрощалась! Я попросил Егора разузнать о ней хоть что-нибудь. Где она? Что с ней? Но она исчезла, не оставив о себе ни весточки, просто растворилась в этом огромном мире, а я по сей день тоскую по ней.
       В больнице я провёл полтора месяца. Моё семейство навещало меня ежедневно. Врачи сообщали, что моё состояние день ото дня становится лучше, и на лицах близких я видел полное разочарование. Единственный человек, который искренне радовался за меня, был Егор. Егор - мой подчинённый, мой друг, и как показала жизнь, он гораздо ближе ко мне, чем некоторые из моих родных.

***
  После  долгого отсутствия я наконец-то вернулся в офис. Я даже не ожидал, что подчинённые так обрадуются моему возвращению. Хотя, зная самодурство моей сестры, я хорошо их понимаю. Мой кабинет был закрыт с тех пор, как мы уехали. Я толкнул дверь и вошёл внутрь. Как давно я здесь не был. Сердце наполнилось радостью и тоской. Я погладил стол, сел в кресло, закрыл глаза и представил, как открывается дверь, в дверях появляется Лиза… Сердце сжалось. Она идёт ко мне, она рядом, только протяни руку, подает мне какие-то бумаги. Я смотрю, подписываю, её присутствие меня волнует, пугает, но, вопреки привычке, я не хочу, чтобы она уходила, я хочу, чтобы она осталась. Осталась со мной. В сторожке, посреди леса, она касается меня, растирает мои руки, я касаюсь её тела. Её кожа такая нежная, я глажу её лицо, целую её губы. Чтобы вырваться из охватившей меня тоски, я открываю глаза. «Лиза», - произносят мои губы. Кто-то говорит мне, чтобы я открыл ящик стола. Открываю, там лежит конверт, это письмо от Лизы. Руки дрожат, становится жарко, но я собираюсь с силами и читаю.
  «Хороший мой, родной человек, прости, - пишет Лиза. - Прости, что всё именно так, но так будет правильно, я должна уехать, мы не должны больше видеться. И это не потому, что там, в лесу, мы стали близки, нет, я ни о чём не жалею. Но за те дни, когда мы, то теряя, то обретая надежду, брели в поисках спасения по лесу, за те дни ты стал мне самым родным человеком. Там, вдали от всех, ты стал моим, а здесь… Здесь я не смогу делить тебя ни с кем, здесь ты уже не мой. Прости, прости меня. Всегда знай, где бы я ни была, как бы ни сложилась моя судьба, часть меня, всегда будет с тобой.  Береги себя, мой родной человек. Прощай. Твоя Лиза».
Я не помню, как попал в этот вечер домой, а наутро не мог поднять головы от выпитого накануне.
       С тех пор прошло два года. Как ни старался, но найти Лизу мне так и не удалось.  Я ушёл от жены. Снял с довольствия дочерей и зятьев. Возвращением к сытой беззаботной жизни для них стали учёба и работа наравне со мной. Как ни странно, моя сестрица наконец-то нашла довольно сносного мужчину, хотя, признаюсь, человеку, готовому в здравом уме терпеть характер моей сестрицы, можно при жизни поставить памятник за мужество.
История с Лизой многому научала меня. Она полностью изменила моё отношение к жизни. Теперь я понял, что можно всю жизнь прожить с человеком, обеспечивая ему комфорт, и даже при этом считать себя счастливым, а в трудную минуту остаться совершенно одному. И как знать, протянет ли близкий тебе руку помощи?
       Окажись я в беде со своей семьёй, вряд ли у меня был шанс на спасение, все ждали бы, когда я спасу их. А вышло так, что совершенно посторонний мне человек шёл со мной бок обок, и, когда я спотыкался, он подавал руку. И не оставил меня, даже когда я сдался.
       Часто вечерами я выхожу на террасу, сажусь в кресло и вглядываюсь в звёздное небо. Я смотрю на него и думаю о том, что, возможно, где-то далеко от меня, сейчас ты тоже смотришь на эти звёзды. И пусть у каждого из нас теперь своя дорога, но я верю, что ты тоже помнишь обо мне. От этой мысли на душе становится чуточку теплее, в эти минуту я чувствую твоё  незримое присутствие, и я не одинок. Где ты сейчас, Лиза?