М. Ю. Лермонтов. Глава 26
Можно представить изумление Лермонтова и Столыпина, когда Мартынов пришел к ним в гостиницу. Лермонтов, вероятно, хохотал до слез, и наверно, спросил, с чего вдруг Мартынов так вырядился? Мартынов же чувствовал перед ним свое превосходство: Лермонтов всего лишь пехотный поручик, а он, Мартынов, вышел в отставку майором линейного казачьего полка. Поэтический дар Лермонтова в счет не шел: Мартынов тоже писал стихи, и уже написал повесть. (Как не вспомнить Пушкина: «Вчера было литературное совещание у Греча, было человек со сто, большею частию неизвестных мне русских великих людей»). И все-таки друзья были рады встрече.
На другой день Лермонтов и Столыпин призвали писаря комендантского управления, который составил необходимые рапорты. Комендант велел им пройти медкомиссию, врачи обнаружили у них лихорадку и ревматизм –– обычные болезни кавказских военных, а так как госпиталь был переполнен, то предложили ехать в Георгиевск. Столыпин и Лермонтов тут же наврали, что выпили уже по 29 стаканов минеральной воды и не намерены прекращать начатое лечение. Комендант разрешил им остаться.
Что представлял собой Пятигорск в ту пору, рассказывает в своих «Записках декабриста» Н. И. Лорер: «В то время съезды на Кавказские воды были многочисленны. Кого, бывало, не встретишь на водах! Какая смесь одежд, лиц, состояний! Со всех концов огромной России собираются больные к источникам в надежде — и большею частью справедливой — исцеления. Тут же толпятся и здоровые, приехавшие развлечься и поиграть в картишки».
Чиновник Пятигорской военной прокуратуры Василий Иванович Чиляев, узнав, что Лермонтов и Столыпин подыскивают жилье, предложил им свой флигель, объяснив, что дом уже занят князем Александром Васильчиковым.
Поехали, посмотрели. Обыкновенная мазанка под соломенной крышей, четыре комнатки и открытая веранда на столбиках, которую здесь называли балконом. Лермонтов встал на веранде; через забор –– двор Усмана, где квартировал Александр Арнольди. С другой стороны флигеля был двор Верзилиных. Соседство Мартынова и Васильчикова вполне устраивало (об Арнольди Лермонтов ещё не знал), и молодые люди дали Чиляеву задаток. В домовой книге Чиляева сохранилась запись: «С коллежского секретаря Александра Илларионовича князя Васильчикова из Петербурга получено за три комнаты в старом доме 62 руб. 50 коп. серебром, с капитана Алексея Аркадьевича Столыпина и поручика Михаила Юрьевича Лермонтова из Петербурга получено за весь средний дом 100 руб. серебром».
В доме Михаил Юрьевич выбрал для себя две комнаты, оклеенные простой бумагой, окрашенной домашним способом. Обстановка тоже была простая, но зато из окна кабинета был виден молодой сад с вишневыми деревьями. Две другие комнаты занял Монго. В тот же день выяснилось, что в соседстве у них Александр Арнольди, с которым Лермонтов подружился в «сумасшедшем доме» Гродненского полка. Он был моложе Лермонтова на 3 года, приехал в Пятигорск лечить ревматизм; с ним приехали сестра и мачеха.
«На дворе дома, нами занимаемого, во флигеле жил Тиран, подле нас жил Лермонтов со Столыпиным. Лермонтов, который при возникающей уже своей славе рисовался — и сначала сделал вид, будто меня не узнаёт, но потом сам первый бросился ко мне на грудь и нежно меня обнял и облобызал. Раз или два в неделю мы собирались в залу ресторации Найтаки и плясали до упаду часов до двенадцати ночи, что, однако, было исключением из обычной водяной жизни, потому что обыкновенно с наступлением свежих сумерек весь Пятигорск замирал и запирался по домам» (А. И. Арнольди).
Вскоре приехал Михаил Глебов, заняв одну из комнат во флигеле Мартынова. Затем во флигеле поселился Зельмиц с двумя дочерьми, а чуть позже –– Раевский, подпоручик Кабардинского егерского полка, который сразу прозвал Мартынова «денди на черкесский манер».
«Этот домик для приезжих был разделен на две половины коридором. С одной стороны жил полковник Антон Карлович Зельмиц, с другой стороны коридора в первой комнате жили я и поручик конной гвардии Михаил Петрович Глебов, во второй комнате жил отставной майор Николай Соломонович Мартынов» (Н. П. Раевский).
Следом за ними прибыл Сергей Трубецкой, поселившись вместе с Васильчиковым в доме Чиляева.
Свидетельство о публикации №218081900643
Мартынов вышел в отставку с повышением в чине до майора в соответствии с тогдашними правилами (его чин, как гвардейского офицера, опережал негвардейские чины на две ступени). Следовательно, прося об отставке Мартынов был, полагаю, штабс-ротмистром (это выше поручика всего на ступень). Мартынов был прикомандирован к казачьему полку. А прикомандированные к какой-либо части офицеры не имели права просить об отставке по собственному желанию. Подавать прошение об отставке прикомандированного офицера имел право только командир того полка, в котором служил офицер. Причем, как правило, на том основании, что офицер этот запятнал себя каким-либо поступком, несовместимым с честью офицера. Слухи, что причиной отставки было тяжелое материальное положение семьи после смерти отца, всего лишь слухи. В случае с Мартыновым это могло быть карточное шулерство - недаром Мартынова называли "маркиз де Шулерхоф".
Сохранились документы о прошении, в котором Мартынов просил не давать ему отставки, но восстановить его в армии (полагают, что это молодой Васильчиков надоумил Мартынова так поступить в надежде на связи отца в Петербурге). Император не удовлетворил просьбы Мартынова и утвердил отставку (23 февраля 1841 года). Сами прошения и приложенные к ним документы не сохранились.
Мне кажется, многие, в том числе и Лермонтов, понимали, что дело с отставкой Мартынова не чисто. И уж тем более, Лермонтову было наплевать на "высокий чин" горца с большим кинжалом.
Алексей Аксельрод 20.12.2024 23:34 Заявить о нарушении