Семь чудес света

- Скажи мне, сколько чудес света ты можешь перечислить?
         - Это что считать чудом...

                ***

Гусеница. Зелёная и сочная, как трубочка молодого  лука, таилась в бутоне сосны. Пина* держала этот бутон в самом центре ладони. И шероховатое шевеление гусели** заставляло её морщить такой же зелёный волосатый нос,. Этот нос был причиной над нею насмешек со стороны воробьёв, чья бездонная серость*** проступала пятнами на груди, как раз напротив сердца.
- Волосатый нос! Волосатый нос!- так птицы дразнили дерево, в котором деревянным было одно только звание. Стать и рассудительность, снисхождение к недостаткам прочих и строгость к себе,- ну, как такому считаться деревянным****?!
- Меня зовут Пиной,- шептала сосна и капельки слёз на её пушистых щеках сияли, словно бриллиантовые крошки на зелёном бархате.
Зимой же, когда листья дубов, клёнов и берёз улетали с северным ветром вслед за ласточками и журавлями, сосна раскрывала объятия для попрыгуний воробьих и их кавалеров. Она не была злопамятна. Птицы, не озабоченные смущением, спешили заполнить полки и полочки веток сосны. Толкаясь, выбивали друг у друга из боков простуженную чердачную пыль и высушенных морозом блох. Обогревшись, вместе с паром изо рта, что тонул в глубине серого неба, вырывались и воспоминания о летних проказах. Самый юный или самый глупый запевал обидное «Волосатый но...», но братья и родители принимались осуждать шутника столь яростно, что сосне приходилось защищать обидчика:
- Оставьте, пожалуйста. Я не в претензии.- И, стеснённо***** добавляла,- Сделайте милость, не толпитесь на одной ветке, тяжко.
- Вот уж, барыня,- чавкали клювами воробьи промеж собой,- тяжко ей. А нам? Нам-то каково?!
Никому из них и в голову не приходило рассудить, что, отломись ветка-другая, и погибнет их единственная перед морозом защита. И это - в утомительно долгую пору осенне-зимней лихорадки, обыкновенного недуга чудного края, в котором на их долю выпало раздвинуть пределы скорлупы до размеров, недосягаемых разумению.
И вот такое совершенное безобразие происходило каждую зиму и лето. Пока однажды, большая, очень большая, почти чёрная жаба с бельмом на правом глазу, не возмутилась и не наступила на хвост череды этих непотребств, как змее - нога в толстом кожаном ботинке из воловьей кожи.
Жабчик был весьма немолод. От расслабленной дряхлости его спасало неустанное радение о ежегодном пополнении молодых и зелёных. Проблемы с глазом его почти не смущали. Сопровождая лягушат в большой мир, переводя их из мелкого пруда в  бОльший, сдерживал прыть малышей подле левого плеча. Чтоб были на виду. А что до ужей, тех он не опасался. Стар для страхов, а ужам такое в глотку не полезет, ибо чересчур велик.
Как-то раз, направив последнего из лягушат в воду отеческим шлепком пониже спины, жабчик остановился передохнуть. Мимо летела бабочка, с явным намерением отложить-таки, наконец «эти яйца» и «покончить с этим делом».
- Хм-гм,- прочистил горло жабчик прежде, чем начать беседу,- позвольте вас побеспокоить, уважаемая.
- Да,- устало отозвалась бабочка,- говорите скорее. Я так вымоталась, отыскивая удобное место, что уже вовсе не чувствую крыльев. Кажется, если сяду где, то там же и упаду.
- Нет-нет. Не падайте где попало, уважаемая. Сделайте доброе дело, будьте так любезны. Если уж вам всё равно, где прятать ваши яйца, отложите их вон на той сосне, что неподалёку.
- Ну, мне не то, чтобы уж вовсе всё равно, но почему бы и нет. Не думаю, чтобы гусеницам, что покажут свои пушистые мордашки из яиц, не окажется чем утолить голод там, среди игл.
- Что вы, что вы! Уверяю вас! Там им будет чем поживиться!
- А там не слишком опасно, на этом дереве?
- Да как вам сказать...- замялся жабчик.
- И ещё,-  отчего вам пришло в голову советовать мне лететь именно на сосну?
- Её зовут Пина...
- Кого?
- Сосну так зовут. Пина. И совершенно распоясавшиеся воробьи мучают её и летом, и зимой. А она так добра, что не может им отказать ни в насмешках над собой, ни в приюте. Когда это им нужно.
- А... Так вот оно в чём дело. Хорошо. Мои гусеницы смогут постоять и за себя, и за Пину, коли так. Хорошие люди должны помогать друг другу.
- Гм, прошу прощения. Вы сказали - люди?
- Конечно. Мы все люди, если поступаем по-доброму. Это ж так и называется : «по-человечески»!
Бабочка нежно коснулась бородавчатого лба жабы и полетела в сторону сосны...

Через положенный срок, на ветках, ничем не обнаруживая себя, расположились несколько безобидных на вид гусениц. Они безмятежно раскачивались, в такт задумчивому кружению юбки веток сосны.
Когда Пина заметила их впервые, расстроилась, опасаясь за свои кружева. Но гусенички поторопились её успокоить:
- Не пугайтесь, нас мама послала! Мы не причиним вам никакого вреда.
- А кто ваша мама?- спросила Пина.
- Бабочка...- ответили гусенички.
- Так это понятно, что бабочка. Как зовут маму?
- А мы не зна-а-а-ем,- захныкали гусеницы,- мы её не видели. Она нас тут оставила, сказала вас охранять, а сама улетела куда-то.
- Ой-ой, простите меня, дуру, малыши. Я знаю, куда полетела ваша мама,- Пина быстро сообразила, как успокоить ребятню.- Вы поживёте тут, у меня. И, если будете хорошо кушать и вовремя ложиться спать, то однажды проснётесь с крыльями за спиной и полетите к своей маме.
Каждому малышу Пина выделила свою отдельную ветку. На ветке спаленка, и столовая, и полка с книжками. Уютно и правильно. По утрам Пина умывала малышей, кормила и учила азбуке:
- Не ленитесь, ребятки! Вырастут у вас крылья, полетите далеко-далеко, увидите картонку с буквами у дороги и  сможете прочесть, что на ней. «Опасно!» или «Добро пожаловать!»
Воробьи с подозрением наблюдали за вознёй в кроне сосны. Пина перестала выглядеть растерянной и виноватой. И это пугало птиц больше всего:
- Вот, затеяла что-то, наша волосатая. Не к добру это. Надо ей настроение выправить. В нашу с вами пользу.
Как задумали, так и сделали. Злое намерение снесло воробьёв с крыши, как крошки ветром. Присели они на ветки сосны, как бывало раньше, по-хозяйски, да не тут-то было. Глядят, а на каждой - по толстой зелёной гусенице.
Воробьи ухмыляются:
- Во, волосатая, угощение нам приготовила. Знает, кто тут важный!- и  как только один из грубиянов попытался склевать гусеницу, так и отпрянул,- она плюётся!
И впрямь, едва воробей наклонился пониже, гусеница обрызгала птицу густым зелёным соком, да прямо в глаз.
- Жжётся! Чересчур! - зачиркал обиженно языком по нёбу воробей и прямиком к пруду, умываться. А там жабчик поджидает, на берегу:
- Ну, что, больно?
- Больно!
- Обидно?
- Да-а-а!
- А Пине, думаешь, не обидно было, не больно?
- Так мы ж её в глаза едким соком не брызгали!
- Вы ей душу едкими словами да поступками поливали. А это ещё больнее.

Задумался воробей, утёр лицо сухим листом вишни и улетел под крышу. Думать. Нужное это дело. Обдумывать слова и поступки. В тишине. Наедине с собой.

А гусенички хорошо учились, вовремя кушали, а перед сном слушали лесные сказки, которые рассказывала им Пина. И неким, как водится, прекрасным утром, тонкая леска рассвета потянула за собой прозрачную дымку тайны рождения,  и с веток сосны, одна за другой, взлетели семь бабочек. Семь чудес света, о которых все знают, но никто никогда не говорит.
_______________________________________________
* -сосна, хвойное дерево Pinus sylvestris;
** - гусеница;
*** -серяк, серячек, простой, грубый, лапотник;
**** - бесстрастный, бесчувственный, тупой:;
*****-прил. устар. то же, что: стеснительный