Отрывок из книги Транзитная зона

О ЧЕМ ЭТА КНИГА?
Каждый раз, когда меня просят представиться, я испытываю
затруднения. Пол? Возраст? Профессия? Увлечения? Семейное
положение?..
Конечно, все зависит от контекста. Чаще всего мне приходится
представляться, впервые входя в аудиторию, где сидят 12–20
человек. Они пришли на бизнес-тренинг и проведут здесь 1–3 дня,
стараясь чему-то научиться, развить свои навыки в определенной
сфере. Хотя, возможно, они попали сюда по каким-то неведомым
мне, тайным законам корпораций. И по законам жанра необхо-
димым действующим лицом в этой драматургии группы должен
быть бизнес-тренер. Это, собственно, я.
Ну вот, одно определение уже дано. Я бизнес-тренер. Это моя
профессия. Которую я не то чтобы выбирала, скорее обстоя-
тельства счастливо сложились так, что я стала этим заниматься.
А когда что-то складывается просто благодаря обстоятельствам,
можете ждать от жизни проверку. Экзамен, в котором главный
вопрос: точно ли ты тот, за кого себя выдаешь? Твое ли это место?
Этот вопрос обязательно будет поставлен, и придется на не-
го отвечать. Так случилось и со мной. Став бизнес-тренером,
получая от этой работы огромную радость, я в какой-то момент
отошла от нее, начав совсем другой бизнес-проект. И вернулась
в профессию уже сознательно, соединив с ней понимание сво-
его призвания. Это был первый повод написать эту книгу. Мой
инструмент — слова. Я говорю, пишу — и происходят какие-то
изменения. Когда это получается — это очень здорово!
Работая на бизнес-тренингах, я не столько помогаю участни-
кам овладевать какими-то навыками, скажем, в области деловой
переписки или умения договариваться о цене. Мне важно запу-
стить в каждом более глубокие процессы — процессы изменений.
Изменений себя к лучшему, к реализации своих талантов, своей
особой одаренности. Запустить процессы пробуждения мотива-
ции. И осознания: кто я на самом деле, что я могу сделать из того,
что еще не делал?
Именно это мне так нравится в профессии, и это связано с моей
личной реализацией. Если люди, с которыми я провела один-два
дня, потом пишут мне (порой через несколько месяцев или даже
лет), что после нашего тренинга в их жизни многое поменялось,
я испытываю огромную, ни с чем не сравнимую радость. Один
пробежал марафон, другой открыл свой бизнес, у кого-то по-но-
вому сложились отношения с детьми. Перемены могут быть
разными: можно радикально обновить сферу деятельности, до-
стичь цели, о которой и не мечтал, измениться качественно
самому… Конечно, этот потенциал изменений каждый нес в себе
и прежде. Тренер не создает того, чего в вас не было. Он запуска-
ет процессы изменений и придает им форму. Но если у меня это
получается, если это кому-то нужно, тогда пора и мне выполнить
те послания, которые я получаю от людей на тренингах: «Вам обя-
зательно нужно написать книгу!»
Так что эта книга — продолжение моего разговора с теми, кто
хочет большего, кто ищет. И даже с теми, чья мотивация к изме-
нениям сейчас невысока. Может быть, эта книга станет началом,
ключиком к важным вопросам: как понять, чего ты хочешь, что
можешь и что для этого придется сделать.
Название книги подсказывает, что разговор по большей части
выстраивается вокруг моего увлечения триатлоном. Это прекрас-
ный вид спорта, в котором последовательно сочетаются плавание,
велосипед и бег. И та территория на трассе гонки, когда ты уже
не пловец, но еще не велосипедист или уже не велосипедист, но
еще не бегун, в триатлоне называется транзитной зоной. Это зона
трансформации, преображения, перехода из одной роли в дру-
гую. В транзитной зоне ты — это просто ты. И это понятие точно
символизирует главную тему книги — тему изменений, транс-
формации, преображения, тему выборов и открытий, успехов и
неудач, перехода на другой качественный уровень, который для
меня в последние годы во многом связан с занятиями триатлоном.
Еще одна важная особенность транзитной зоны в том, что
там продолжается гонка. Это место, где, как говорит мой тренер,
«можно обогнать того, кто быстрее, но задумчивее». И это тоже
важно.
На бизнес-тренингах я учу людей расставлять приоритеты как
минимум двенадцатью разными способами. Но в этой книге вы не
найдете математически выверенных способов принятия решений
и расстановки приоритетов. Все, что в ней происходит, проис-
ходит на высокой скорости, когда мозг не успевает включиться,
оставляя право выбора за сердцем. И это разрывает привычный
непродуктивный цикл «что-то пережил — потом подумал — по-
том опять подумал — с кем-то поговорил об этом», превращая
его в рискованный, но единственно продуктивный вариант дей-
ствий «пережил — параллельно подумал — и сделал!». Даже если
твой выбор и действия были не лучшими, завтра ты сделаешь это
лучше. Из «боксера-теоретика» ты превращаешься в боксера-по-
бедителя. А качество моих тренингов перестает ограничиваться
количеством прочитанных книг и опытом общения с разными
бизнесами, переходя в сугубо практическую область. Потому что
я не только бизнес-тренер, но и триатлет. И это еще одно опре-
деление, кто же я такая. Хотя это мое «я» начало формироваться
в 45 лет — в возрасте, когда я впервые услышала о триатлоне и, не
имея абсолютно никакой физической подготовки, стала им зани-
маться. Я пока еще не триатлет, а тот, кто становится им каждый
день, на каждой тренировке и на каждом старте, а их за три опи-
сываемых в книге года у меня случилось почти три десятка.
Есть в триатлоне такая дистанция, которую стремятся пройти
почти все, кто увлекся этим чудесным спортом. Она называется
Ironman. Сначала ты плывешь 3,8 км, потом едешь на велосипеде
180 км, а потом бежишь марафон — 42,2 км. Когда я в 45 лет ре-
шила заняться триатлоном, моей мечтой-целью была именно эта
дистанция. Хотя я не умела плавать и ездить на велосипеде. Бе-
гать я тоже, как выяснилось, не умела, но об этом я узнала после
трех первых травм. К спорту я не имела отношения, никогда им
профессионально не занималась. Хотя посещала 1–3 раза в неделю
спортзал, могла утром по настроению пробежать в парке 4–5 км.
Окружающие считали меня спортивной, думаю, из-за того, что
я никогда не имела лишнего веса и была удачно сложена. Уровень
моей физподготовки был равен нулю.
Вот такой материал получил мой тренер Саша Жуков, кото-
рый будет постоянно появляться в книге. Он стал важным лицом
в процессе моей трансформации. За два года подготовил меня к
гонке, за три года вывел на подиум в моей возрастной группе. Он
переживал со мной все мои травмы, мои неудачи и, наконец, мои
(наши с ним) успехи. Он влиял и влияет на меня во многих вопро-
сах, начиная с питания, режима и покупки спортивных вещей и
заканчивая личным примером, как делать в жизни выбор и как че-
ловек может полностью подчинить себя своей цели и ценностям.
С момента нашей первой встречи Саша сам прошел путь от пер-
вого старта Ironman до знаковой фигуры в российском триатлоне
и до тренера-гуру, подготовившего, я бы даже сказала, изваявше-
го многих триатлетов разного возраста.
Книга не заканчивается моими достижениями в спорте, прохо-
ждением сложной трассы или квалификацией на чемпионат мира
по триатлону, который проходит на острове Кона (хотя сейчас это
актуальная для меня цель). Эта книга далека от ярких автобиогра-
фий героев триатлона — чемпионов и кумиров. Нет. В традиции
русской литературы, которую я изучала в самарской школе, насто-
ящий герой — человек маленький и незначительный. В сочетании
«я и триатлон» все так и есть. Я наблюдала гонку совсем не с той
точки, с которой ее обычно описывают те, кто принимается за ав-
тобиографию. Первый же мой серьезный международный старт
Ironman Luxembоurg 70.3, за который тренер единственный раз
прислал мне на финише краткую эсэмэску «БЛЕСТЯЩЕ!», я за-
кончила предпоследней в возрастной группе. Но при этом я и
тренер понимали, что написанное им — правда. Я проходила пер-
вые гонки, когда волонтеры уже разошлись с трассы, на пунктах
питания остались только груды пустых стаканчиков, и я могла
ехать по маршруту часами, не встречая на своем пути ни одного
соревнующегося со мной спортсмена и вообще живого человека,
то есть я видела все «с галерки».
Хотя в этой книге много триатлона, она написана как бы
вокруг него. Сквозь призму триатлона мне проще объяснить тот
или иной выбор в моей жизни. Как-то я проводила тренинг для
топ-менеджеров крупной компании. Тренинг имел стратегиче-
ский характер — поиск новых целей и внутренних ресурсов для
их достижения. Зная мое увлечение триатлоном, сотрудники на-
звали мой тренинг «Как найти и пробежать свой внутренний
марафон». Отличное название! У каждого свой марафон. Необя-
зательно внешний. Важно его найти и осилить. Моя книга — об
этом.
Да, еще я почти всегда рассказываю, что я мама четверых
детей. Это крайне важно для меня. На непременный вопрос, как
я все успеваю, честно отвечаю: «Плохо!» Сам факт, что у меня есть
дети, — это всегда ответ на вопрос, какая я мать. Наверное, если
бы ответ был однозначным, я бы не поднимала глаза на кресты
всех церквей, мимо которых проезжаю, с единственной и искрен-
ней просьбой: «Господи, помоги мне стать хорошей матерью для
моих детей!» Но это точно пожелание моему будущему, а никак
не факт состоявшегося прошлого. Да, я кормила детей, учила
их ходить и говорить, играть на пианино и молиться, ставить
высокие цели и уметь переживать неудачи. Я вязала им свитера
и лечила их от болезней, заводила для них собак, кошек и даже
игуан, оплачивала их обучение, бегала с ними марафоны и пере-
плывала заливы, ездила на велосипеде и даже путешествовала на
слонах по джунглям, переводила их из школы в школу, нанимала
репетиторов, находила врачей для того, чтобы сделать им опера-
ции, баловала их, всегда принося домой что-нибудь вкусное или
покупая им билеты в те места мира, о которых они мечтали…
Я хотела, чтобы каждый из моих детей утром просыпался с ясным
пониманием, зачем он проживет этот день. И чтобы ими руко-
водила не взрослая рассудочность, а страсть, присущая детям.
Я шла у них на поводу, когда речь шла об их страсти — плавании,
охоте, футболе, серфинге, игре на пианино, езде на велосипе-
де, математике, фигурном катании, водном поло, путешествиях…
Но была ли я хорошей мамой? Этот вердикт вынесут они сами
и только тогда, когда попробуют ответить на вопрос, счастливы
ли они и осмысленна ли их жизнь.
Сейчас они еще в состоянии перехода. Они учатся, то есть не
прошли еще ни материальную, ни личную сепарацию со мной.
Студенчество — прекрасная пора, когда ты ни за кого не отвеча-
ешь, даже за себя. У переходного состояния нет окончательных
результатов. Сейчас каждый из них в своей зоне. Кем и какими
они станут, смогут ли повзрослеть, принимать решения и нести за
них ответственность — это тоже вопросы будущего. Какая я мама,
станет ясно не завтра. Но я всегда понимала, что не буду прове-
рять у всех четверых уроки и то, как уложен портфель. Ну не смогу
я это сделать! И не всегда дома будет на обед борщ, картофельное
пюре, котлеты, булочка и компот. Я очень люблю готовить. Но —
только когда у меня появляется время.
У меня свой стиль воспитания. Стиль диалога, когда мама не
только дает советы, но и просит советы, может пропустить роди-
тельское собрание и уехать на пару недель на гонку, оставив детям
ограниченную сумму денег. Зато очень серьезно отнесется к кар-
те желаний, которую мы с детьми делаем перед каждым Новым
годом. Я обязательно отвезу любимую собаку ветеринару и опла-
чу участие в охоте, но не буду по утрам будить взрослую дочь
к первой паре в университете. Это уже ее выбор и ее ответствен-
ность за последствия и результаты. Я очень уважаю выбор моих
детей. Поддерживаю их. И всегда готова обсуждать с ними их це-
ли, призвание, мотивации, их потенциал и их мечтания.
Недавно надо было принять важное для жизни всей нашей
семьи решение. Вариантов было несколько. Один — совершен-
но иррациональный с точки зрения здравого смысла и расчета,
но эмоционально очень для меня привлекательный. Я спросила
мнение детей. И была потрясена ответом младшей дочери. «Мама,
если бы мне чего-то так хотелось, как тебе, я бы не стала спра-
шивать других, а просто сделала, как хочу! Ты же сама нас этому
учила!» Да, видимо, именно этому. Быть верной себе и своим
целям. Не сиюминутным «хотелкам», а своей главной страсти.
И возможности получить в этом поддержку.
В этой книге я буду больше писать про младшего сына Женю.
Просто потому, что моя и его трансформация совпадает, посколь-
ку связана с триатлоном. Мы оба увлеклись этим видом спорта.
К тому же его история имеет прямое отношение к теме и цели
этой книги.
Еще немного о ролях и Транзитной зоне. Так сложилось, что
мне постоянно приходилось выступать в разных ролях. Я была ма-
мой четверых детей, бизнес-тренером, журналистом, бизнесменом
(то есть поваром, грузчиком, кассиром, аналитиком, технологом,
водителем грузовика, бухгалтером, закупщиком и менеджером по
подбору кадров одновременно). Я была консультантом и научным
сотрудником. Решала вопросы со строителями, руководителя-
ми банков, топ-менеджерами и владельцами бизнесов, поварами
и почти не говорящими по-русски разнорабочими, с директорами
школ, где учились мои дети, — спортивных, музыкальных и обще-
образовательных. Часто эти роли, как в калейдоскопе, менялись
в течение одного дня, что требовало от меня гибкости и актерско-
го таланта, чтобы и повар из Молдавии, и председатель правления
банка, и преподаватель фортепиано, и специалист по продаже
банковских продуктов слушали меня с одинаковой серьезностью.
Но мое собственное мироощущение рождалось совсем не в
моменты удачной идентификации с той или иной ролью, а когда
между этими эпизодами моей видимой жизни возникала вре-
менная щелочка — моя Транзитная зона! Именно эти моменты
истины, осознанности, красоты и погружения придавали смысл
происходящему. Это могли быть большие, специально организо-
ванные мною для себя транзитки. Например, ежегодные отъезды
на несколько дней накануне дня рождения — как можно дальше,
на тысячи километров от дома, откуда в полной тишине и оди-
ночестве было так четко видно, как прожит последний отрезок
жизни и куда дальше надо направить свой корабль.
Или транзитки более короткие и случайные: например, про-
гулка по цветущему, освещенному солнцем Киеву, когда в Москве
деревья еще стояли без листьев, когда тренинг уже проведен,
а запланированную на вечер работу можно отложить и позво-
лить себе абсолютно бессистемную прогулку по утопающим
в цвету вишен, яблонь и сирени дворикам одного из красивейших
городов мира.
Или просто стоп-кадры, которые потом извлекаешь из шка-
тулки драгоценных воспоминаний, чтобы оценить со щемящей
завистью к самой себе момент, пролетевший тогда мимо. Момент,
который не был оценен и осознан и оставил после себя только этот
великолепный стоп-кадр, которым ты любуешься, как ценнейшим
своим бриллиантом. Часто понимание смыслов происходящего
и сами эти смыслы рождались в этих коротких мимолетных
остановках.
И поэтому в триатлоне мне важна была именно Транзитная
зона — короткий отрезок гонки, когда ты не пловец, не бегун и не
велосипедист, а просто ты осознаешь, кто ты на самом деле, пре-
ображаешься и начинаешь путь в другом направлении, в другой
ипостаси.
Работая бизнес-тренером, я тоже стала с годами понимать, что
в жизни любого человека возникают моменты, когда он не может
больше действовать привычным способом. Часто мы восприни-
маем это как испытание. Но именно в эти моменты наконец-то
происходит что-то интересное для нас. Именно они ставят
вопрос: кто ты? Что можешь и куда идешь?
Да, есть страх. И риск. И возможность неудачи (новое редко
с первого раза получается успешно). Но тот, кто проходит
через все это, двигаясь вперед, рискуя, совершая новый выбор,
совершает важный шаг к себе самому. И происходит транс-
формация.
Это сподвигло меня создать тренинговую программу «Ты
можешь больше!». Она направлена на развитие и раскрытие
потенциала человека, на создание модели его и только его успеха.
Эта программа помогает раскрывать талант и находить мотива-
цию, чтобы иметь смелость превращать свои мечты в реальность,
проходя продуктивно через свои Транзитные зоны. И мой тренер-
ский опыт был бы не полон, если бы параллельно не шла история
моей жизни и моего увлечения триатлоном, который в практике
моей жизни воплощает все, с чем я работаю как тренер.
Эта книга о том, как важно понять, что в твоей жизни глав-
ное и какой ты хочешь ее видеть. Книга о возможности, живя на
огромной скорости, совершая выбор и поступки, ловить эти про-
межутки осознанности и успевать понять, кто ты и зачем ты здесь.
И конечно, о том, как сделать, чтобы понятое тобой воплотилось.
У этой книги нет эффектного финала. Нет хеппи-энда. Но есть
главное — произошедшая и продолжающаяся трансформация,
движение в Транзитной зоне в сторону преображения.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ВСЕ В ПЕРВЫЙ РАЗ
Вступление
Иногда я думаю, что те, кто начал заниматься триатлоном как
любитель, «подсаживаются» на него не из-за того, что это дает
возможность держать себя в хорошей физической форме или ез-
дить по разным странам «по делу» — то есть на гонки, а не просто
поваляться на пляже. И не из-за того, что есть финишная черта,
пересекая которую ты испытываешь… Наверное, каждый испы-
тывает свое, но выбирая слово, максимально обобщающее это
чувство, останавливаешься на слове «экстаз».
Триатлоном занимаются даже не из-за того, что каждый раз
ты доказываешь что-то себе, открываешь предел своих возмож-
ностей, вернее его отсутствие. И не из-за того, что потребность
каждого человека в аффиляции наконец опредмечивается, вопло-
щается в принадлежности к невероятно редкому и прекрасному
миру железных людей. И не потому, что каждый, прошедший гон-
ку Ironman доказал себе, что великие цели могут быть поставлены
и достигнуты. Так и есть, но все это вторично.
Думаю, причина высокой эмоциональной вовлеченности, кото-
рая снова и снова заставляет нас регистрироваться на очередной
старт и перекраивать свой бюджет и личное время в пользу за-
нятий триатлоном, кроется, пусть не всегда осознанно, в том, что
в этом водовороте есть временной отрезок, который называется
«день перед гонкой — ночь перед гонкой — утро перед гонкой».
Мы помним только самые сильные наши переживания. И созда-
ем их себе. Так вот, накал переживаний на описываемом отрезке
сложно сопоставить с чем-то еще. С этого и начнем.
ДЕНЬ ПЕРЕД ГОНКОЙ
Накануне гонки все ритуализировано так, будто наутро тебя
ожидает гильотина. Не по характеру переживаний и предвку-
шений, а по серьезности подготовки к моменту. Углеводы без
клетчатки. Последние распоряжения самому себе: что будешь
делать на гонке, перед гонкой в транзитке и, главное, в три
часа утра, когда зазвонит будильник и ты, не сомкнув за ночь
глаз, выйдешь в темноту предрассветного утра. Нервы на преде-
ле, и делать ты будешь только то, что написала себе на листочке,
заранее составив на нем микс из заботливых и четких указаний
тренера и собственных напоминаний.
Всю неделю перед гонкой помногу раз перечитывается напи-
санный тренером план на гонку. Снова и снова прописываются
чек-листы. Я пишу их в блокнотах отелей, в которых живу. Прой-
дет год или два, и только по логотипу на листочке можно будет
определить, когда сделана запись, ведь ее содержание не меняется.
Каждый раз пишешь и делаешь одно и то же, но это не уменьша-
ет остроту переживаний, создавая иллюзию, что все происходит
с тобой впервые. Все в жизни приедается, кроме вот этого: когда
ты в очередной раз перед очередным стартом пишешь и пишешь
самой себе на листке из гостиничного блокнота:
«Утро. Встать. Помолиться. Намазать все, что можно, вазелином.
Поставить чайник. Развести напитки, разлить в 2 бутылки. Зава-
рить овсянку. Надеть стартовый костюм. Взять очки и шапочку.
Съесть витамины…» И далее все тот же никогда не меняющий-
ся список, который ты, видимо, будешь писать каждый раз перед
каждым очередным стартом…
Это особенный день. Все, что можно, уже сделано. Спасает
план тренера, который, правда, носит больше запрещающий
характер: «Ни с кем не разговариваем. Лежим, питаемся разно-
компонентными углеводами… По ЭКСПО не шляемся. Купили
все, что нужно на ЭКСПО, — и лежать!» Велосипед сдается в тран-
зитную зону. Снова и снова переписывается план на гонку.
Часто в этот день, когда решительно нечем заняться после
сдачи велосипеда в транзитку, я пишу. Пишу, чтобы отвлечь-
ся, чтобы с юмором посмотреть со стороны на происходящее.
Это позволяет сделать происходящее управляемым. В такие дни
появились «Сказка про нормального ребенка», «Сказка про хоро-
шего папу» и «Пост про маечку».
СКАЗКА ПРО НОРМАЛЬНОГО РЕБЕНКА
Жил-был один нормальный ребенок, который умел мечтать.
Мечтать он умел, так как он был нормальный ребенок, имен-
но так, как умеют мечтать все нормальные дети. Вот только
никто их не слушает и их мечталки не учитывает, а любят их
не за то, что они мечтают, а за то, что делают правильные
вещи, которые хотят от них родители, которых тоже любили
за то, что они делали правильные вещи, пока совсем не разучились
мечтать.

Наш нормальный ребенок думал о том, что было бы здорово
бегать как угорелый где хочешь: хочешь по двору, хочешь по парку,
хочешь по лесу, а то и по всему городу! И на велике гонять каж-
дый день. И купаться. Даже зимой. В большом бассейне. И чтобы
за это никто тебя не ругал, а, наоборот, все восхищались бы
и говорили: ну ты крутой! Бегаешь просто замечательно!
И чтобы по выходным носиться на велике и бегом и купаться
можно было бы ну прямо сколько угодно. Домой не заходить,
а набирать с собой шоколаду, карамели, вафель и печенья. И чтобы
тебе вдогонку кричали: «Лимонад не забудь, пить ведь захочешь,
когда будешь как сумасшедший носиться!» А вечером, когда укла-
дывали спать, говорили: «Ну он сегодня очень устал, бегал много,
а плавал просто как ненормальный!» И делали массаж.
И чтобы были такие дни, когда носиться и плавать неохота,
а надо подготовиться к великому сражению среди других детей,
кто же круче бегает там, и плавает, и гоняет на велике. Чтобы
в школу можно было не пойти, а весь день с книжкой в кровати
валяться или КВН по телику смотреть. И есть в этот день можно
только самое вкусное — бананы там, карамельки, шоколадки,
варенье — и все это лимонадом запивать или какао, а все вокруг
чтобы говорили: «Принеси ему срочно горячего шоколаду, а то
у него гликогена не хватит завтра всех победить! У него углевод-
ная загрузка сегодня!!!»
И конечно, выходить вместе с такими же ребятами и тягать-
ся, кто быстрее бегает, круче плавает и на горку ловчее заезжает
на веле. И всем за это — медали!
И по разным странам путешествовать, ведь во всех странах
есть нормальные дети, которые хотят так жить. Так вот,
чтобы с ними там, в разных интересных странах, на велике
гонять, и бегать, и шоколад есть.
А когда вырос вот такой нормальный ребенок, который умел
мечтать, как все нормальные дети, то стал ТРИАТЛЕТОМ.
СКАЗКА ПРО ХОРОШЕГО ПАПУ
Дети триатлетов всегда первым своим словом произно-
сят bike. Ну или swim. Или run, на худой конец. Но bike — чаще.
Хотя, возможно, триатлету это кажется. Ведь жена триатле-
та утверждает, что их ребенок сначала сказал «мама». Но это
неточно. Потому что теща триатлета говорит, что ребенок
сказал «баба». Значит, скорее всего, он все-таки сказал bike.
А вот что точно, что первым рисунком ребенка триатлета
всегда будет рисунок велосипеда. Хотя жена триатлета гово-
рит, что их ребенок нарисовал птичку. Не помню, что говорит по
этому поводу теща триатлета, потому что это неинтересно —
велик он и есть велик, даже если его нарисовал младенец!
Зато дети триатлетов всегда получают самые лучшие
подарки от своих отцов. В подарок ребенок триатлета, незави-
симо от возраста, может получить папин старый шлем, старый
подседельный штырь, сломанный вынос руля, эксцентрики для
развития тонкой моторики и кучу прекрасных медалей, по кото-
рым можно выучить названия всех городов, где папа провел время,
участвуя в гонках. Все это является предметом зависти всех
других детей, папы которых не триатлеты.
А когда ребенок триатлета научается писать (тут уже
даже глупо спорить, потому что принять нарисованный велик
за нарисованную птичку еще можно, а то, что написано буквами,
ни с чем не спутаешь), он всегда пишет такие три первые фразы:
ПАПА, ДАВАЙ, ТЫ САМЫЙ ЛУЧШИЙ! (Эту фразу ребенок
часто пишет на плакате, с которым стоит у трассы и болеет
за папу.)
ПАПА, Я ПО ТЕБЕ СКУЧАЮ! (Да, дети триатлетов намного ча-
ще видят маму или бабушку, она же теща триатлета, потому
что триатлет много тренируется и часто ездит на старты.)
ПАП,А Я ТОЖЕ БУДУ IRONMAN! (После этой фразы
триатлет понимает, что внес самый важный вклад в воспита-
ние ребенка, что бы ни говорили его жена и теща.)
ПОСТ ПРО МАЕЧКУ
Да, подготовка к старту Ironman — даже к половинке —
дело нелегкое. Особенно для девочек! Вот старт уже завтра, и,
как настоящий триатлет, я решила свести все воедино и напи-
сать пошаговый план. Сначала все шло легко: встала, помолилась,
намазала все, что можно, вазелином, надела маечку... Подожди-
те, какую именно маечку? Бросила писать — пошла примерять
маечки. Примеряла-примеряла. Запуталась. Решила, как умная,
написать все плюсы и минусы каждой маечки; зачем мне столь-
ко высших образований, если я плюсы-минусы расписать не могу...
Список оказался большой и выбору не помог. Тогда я сходила
на ЭКСПО и купила еще одну маечку — ну, чтобы выбирать
было проще... Любая девочка знает, что из пяти маечек выбирать
проще, чем из четырех. В общем, план в самом начале, до вечера
уже недалеко, маечка так и не выбрана. Очень тяжело девочкам
в триатлоне...
Эти посты вызывали улыбки, снимали напряжение, пере-
ключали. Но ни один пост не мог остановить беспощадно
приближающееся к старту время.
НОЧЬ ПЕРЕД ГОНКОЙ
Ну вот, 21:00 — спать.
Да, все эти ночи стоят у меня перед глазами, сменяя друг дру-
га, как слайды, и музыкальный контекст эмоций объединяет все
в одну симфонию, которая завладевает тобой полностью, не
оставляя рассудку шансов на управление происходящим.
22:00. Спать? Все в твоем теле говорит, что сейчас этого точ-
но не случится. Ты пытаешься обойти поднимающийся к горлу
тремор, выходишь прогуляться перед сном, и улица выводит тебя
к озеру в Цюрихе. На другом его берегу ясно видны огни на месте
завтрашнего старта. Их не было вчера и не будет завтра вечером,
они эфемерны, как все, что происходит сейчас с тобой.
Или можно залезть на стену замка на немецкой стороне реки
Мозель, чтобы увидеть, как отражаются в реке на том берегу огни
городка Ремиха, принадлежащего уже Люксембургу, и понять,
где завтра будет транзитная зона, возникшая вчера и обреченная
превратиться в городскую автостоянку завтра к вечеру.
Или пойти по одиноким улочкам Алькудии туда, где ты еще
не была и где загадочно мерцают фонарики, освещая дорож-
ку вдоль озера, в котором отразилась величественная гора. Не
ее ли ты будешь штурмовать завтра на веле, боясь выплюнуть на
очередном повороте бешено стучащее в горле сердце? И зачаро-
ванно смотреть вслед взявшейся за руки паре, которая удаляется
по извилистой, освещенной подмигивающими фонариками до-
рожке. Они могут наслаждаться этой ночью целиком, без остатка,
и отправиться спать только под утро. И проспать все великолепие
утра, увидев солнце только, когда оно уже будет приближаться
к зениту, а ты, выйдя на бег, будешь наматывать километр за кило-
метром под его палящими лучами.
Или выйти поздним вечером на берег Персидского залива,
ловя кожей теплый ветер, глядя на величественные огни небо-
скребов, построенных посреди пустыни.
Или забраться на крышу, теплый битум которой еще полон
воспоминаний о тропическом дневном солнце на Пхукете,
и, вдыхая влажный шелковый воздух, гадать, придет ли завтра
тропический ливень из-за восточных гор.
На самом деле эти картинки вечера перед стартом — просто
общение с огромным миром, где ты, крохотная песчинка, спра-
шиваешь у гор, неба, океана, озера, залива и реки — знают ли они,
что будет с тобой здесь завтра? И мир отвечает тебе — все будет
как всегда. Закат сменится сумерками. Ночь опустится на землю
так же, как всегда, и утро наступит, как оно наступало за десят-
ки тысяч лет до этого дня и будет наступать еще столько, сколько
будет угодно Богу лицезреть этот мир. И этому величественному
и вечному ходу времени нет никакого дела до тебя и до того,
что будет завтра с тобой… И получив этот спокойный ответ, ты
бредешь обратно, чтобы лечь в кровать, понимая, что эту ночь
тоже надо пережить вместе со всем, что она тебе принесет.
А приносит она вот что. В ушах — вата. Потому что обна-
руживается вдруг, что мир полон шума, который в эту ночь
концентрируется вокруг того места, где ты извиваешься на про-
стыне, пытаясь расслабиться и набраться сил перед гонкой.
Медленно-медленно стараешься сосредоточиться на том, что твое
тело совершенно расслабленно. В конце концов, молитва начинает
погружать тебя в дремоту, тело успокаивается, разум отключа-
ется, вот уже поплыли первые картины сна — ГОРА! Она встает
перед тобой! Сможешь — или нет? Пульс под 200! Напряжена
каждая жилка! Какой там сон и расслабление!
И все сначала. Лечь, вытянуться, расслабиться, выбросить
гору из головы, молитва, тело постепенно становится вялым,
предвещая сон. И он приходит, и с ним ВЫСТРЕЛ! И ты бежишь
и прыгаешь в ледяную воду! Пульс 200! И все опять. Заново —
расслабить руки, ноги, лицо, лоб, спокойно, все мысли уходят…
ЧИП?! Надела я чип? Без чипа ты ноль, тебя нет на гонке. Да,
вот он, на ноге, ты же сразу надела его, как только выдали. Спать,
спать… Но на часах уже 2:20, а будильник заведен на 4:00. И даже
если от изнеможения в неравной борьбе ты вздремнешь, о, когда
откроешь глаза, на часах будет 2:23, а значит, сна не было.
И в очередной раз ты спрашиваешь себя — зачем? Зачем ты
придумала себе этот кошмар, что в твоей жизни было не так, если
ты лежишь с пульсом в висках под 200 и смотришь на неумоли-
мо отсчитывающие минуты часы и ничего уже не можешь с этим
поделать. И когда звенит будильник, то понимаешь, что гонка
по сравнению с ночью перед стартом — это лучшее, что может
с тобой произойти, потому что тело совершенно разбито, а психи-
ка накалена до предела. Такого не добьешься никакими другими
способами. Именно это состояние составляет ту невероятную
зависимость, которая заставляет людей снова и снова входить
в воды Леты, чтобы выйти на другом ее берегу в утро перед стар-
том — выйти преображенным настолько, насколько могут быть
преображающими воды этой беззвучной реки.
УТРО ПЕРЕД ГОНКОЙ
Звенит будильник. Я все равно уже не сплю. Далее нужно
просто следовать плану. (Помолиться, намазать все, что нужно,
вазелином, надеть стартовый костюм, поставить чайник, зава-
рить кашу…) Напротив каждого пункта — с точностью до минуты
время: когда молиться, а когда разливать по бутылкам приготов-
ленную с вечера и стоящую с холодильнике смесь свежевыжатого
сока лимона с медом и имбирем. Все это давно стало ритуалом.
Мешки белый, красный, синий, собранные накануне. В белый
мешок кладем все, что не нужно будет на гонке. В синий — все, что
нужно будет в первой транзитке для велоэтапа, в красный — все,
что понадобится в транзитной зоне «велосипед–бег».
Еще раз читаю план на гонку. Вычеркиваю то, что сделала.
Надеваю стартовый костюм. И уже понятно, что смогу прогло-
тить только кусок овсяного печенья. Еще раз по списку проверяю
мешки, которые надо нести с собой в транзитку. И, взяв листок
с записью, что надо будет сделать в транзитке, выхожу в ночь, ко-
торая не собирается пока превращаться в утро.
…И вот ты выходишь в ночь, всегда на несколько минут позже,
чем написано в заветном листочке. Время с 4 до 5 часов утра в
любое время года и в любых широтах, где проводится Ironman, —
всегда самое темное и самое глухое. Час сов уже закончился, час
жаворонков еще не наступил. Спят птицы, спит даже ветер, воз-
дух неподвижен. Первые шаги твои, как бы тихо ты ни шла, в этой
спящей тишине кажутся громкими и неуместными. И ты снача-
ла почти крадешься по этим улицам, дорожкам или тропинкам,
по которым лежит твой путь от отеля до старта. Все, что ты
можешь почувствовать кожей, слухом, зрением, внутренним чув-
ством, вдруг увеличилось и усилилось в десятки раз — вот что
делают напряженные до предела нервы, отсутствие сна и долгий
путь подготовки, который ты прошла, чтобы войти в это утро.
Ты выходишь в холодный дождь люксембургского утра. В горя-
чую влажную ночь тропического Пхукета. В шумящую морским
прибоем ночь Алькудии. На каменную набережную Абу-Даби.
В городскую ночь узких мощеных улиц Цюриха. На брусчатку
Маастрихта, поливаемую ледяным ливнем. На курортные, празд-
ничные, пахнущие клубникой улочки Ниццы… Ты движешься,
стараясь слиться с этой пустой, глухой и вымершей ночью, и по-
степенно твой шаг переходит в бег, потому что просто идти ты уже
не можешь. И, наконец, когда оказываешься на набережной или
в морской лагуне, которые ведут к транзитке, ты понимаешь, что
все вокруг — это четко продуманное, спланированное тайнодей-
ствие, загадочный и величественный ритуал, а ты — маленькая
его часть среди других посвященных. Их молчаливые темные
фигуры появляются из тропических зарослей или выходят из
узких улочек города. Иногда по двое, чаще — по одному. Они об-
разуют нестройные шеренги, потом целую армию людей, которых
ты узнаешь по тайному знаку — рюкзаку с загадочной буквой
М на нем, по чипу на левой лодыжке, по особой упругости
походки, по икрам — сухим и более рельефным, чем у обычного
человека. Ближе к транзитке ряды людей становятся более плот-
ными, ты идешь в толпе тех, кто точно знает, зачем он здесь и
куда сегодня идет. Этот тайный и немного мрачный марш по мере
приближения к транзитке постепенно начинает наполняться
электрическим светом, шумом и музыкой. Своей громкостью и
яркостью они должны вытеснить все твои тревоги, но все равно
остаются в это утро лишь фоном твоих переживаний и впечатлений.
Транзитная зона уже наполнена шумом — голосами, музыкой,
к тебе подходят люди и рисуют на твоих плечах и икрах но-
мер. Как-то я спросила тренера, зачем это делается. Вот глупый
вопрос! Все равно что спросить, зачем в менуэте реверанс. Это
неотъемлемая часть ритуала, усложнение которого делает его еще
более величественным и наделенным особыми смыслами. Тре-
нер ответил мне тогда, что когда найдут ту или иную конечность,
по номеру будет легче идентифицировать, кому она принадлежа-
ла. Наверное, он хотел шуткой отделаться от неуместного вопроса,
но это отбило у меня желание наделять каким-то конкретным
значением части магического ритуала, далеко выходящего за рам-
ки 3,8 км плавания, 180 км вела и 42,2 км бега.
Попав в кишащий людьми, светом и музыкой водоворот,
перестаешь слышать внутренний голос, который до этого безо-
шибочно вел тебя. Но не беда — все, что нужно делать в транзитке,
записано позавчера и выписано вчера на листок. Вставить вело-
туфли, закрепить питание, подкачать шины, проверить тормоза…
Параллельно с происходящим в сознании всплывают цитаты из
плана на гонку. Слова тренера, четкие и безапелляционные, как
планы тренировок. Они всплывают в памяти, как слова молит-
вы или простые и трогательные строчки стихов, которые ты
выучила в детстве, которые были в твоей голове раньше, чем ты на-
чала понимать, что эта голова у тебя есть. «Велотуфли прикрепить
к педалям. Левый резинкой за хлястик прикрепить к заднему экс-
центрику. Правый за хлястик резинкой прикрепить к переднему
переключателю. Передачу поставить 53;19…»
И правда заклинания. Особенно для меня, склонной к мистико-
поэтической оценке реальности. И мне бывает жаль, когда со вре-
менем тайна переходит в фарс. Хотя фарс порой бывает удачным.
Так было и с этими числами — 53;19. Тренер писал мне их перед
каждой гонкой как напутствие для подготовки велосипеда в тран-
зитной зоне. Я точно знала, что эти цифры означают передачу на
веле, и честно выставляла ту, которая казалась самой удобной при
старте, никогда, однако, не удосуживаясь взять и подсчитать ко-
личество зубцов на большой и малой звезде спереди и, конечно, все
зубцы на множестве звездочек сзади. Не зная точного значения этих
«53;19», я каждый раз оправдывалась перед собой невозможностью
сосчитать зубцы на всех звездах и запомнить, какое сочетание от-
вечает магической формуле, и принимала решение трактовать ее
так — выстави звезды так, чтобы удобно было тронуться. Ну и вы-
ставляла их, доверяя собственным ощущениям. По прошествии
двух с половиной лет занятий триатлоном и более чем дюжины
гонок мой тренер однажды оказался среди болельщиков. И потом
спросил — а почему у тебя при старте стояла такая странная
передача? Ведь я все время тебе пишу про 53;19? Оказывается,
я не угадывала даже с передними звездами. Тренер же с беспощад-
ной объективностью и четкостью указал на то положение звезд,
которое он описывал, и как всегда предельно рационально объяс-
нил, почему такое сочетание является верным. Магия рассеялась.
И вот опять утренняя транзитка. Рядом с тобой тоже на-
девают гидрик и мажут тело вазелином. Кто-то ест банан
перед гонкой. Много смеха, коротких реплик, режущего глаза
света прожекторов. Все делаешь механически, почти как робот.
В голове — выученные наизусть слова из тренерского плана
на гонку: «Часы лучше зафиксировать на запястье пластиковым
хомутом, чтобы не потерять во время драк в воде».
Как-то, по-моему, на Майорке, один из учеников моего тре-
нера сказал разочарованно: «Мне тренер в плане на гонку опять
написал то же самое, что в прошлый раз». Я не нашлась, что
ответить, так велико было мое удивление. Я каждый раз очень
жду этих слов. Как ждешь встречи с текстом, который уже знаешь
и к которому надо все время возвращаться в критические момен-
ты жизни, чтобы снова обрести смысл или расставить стершиеся
и потерявшиеся за время ориентиры. Я очень люблю эти слова
и даже слышу голос тренера, их произносящего. И магия — именно
в их повторении, потому что в любом ритуале ждешь и радостно
узнаешь уже знаемые заранее слова, встречая их не как незнаком-
цев, а как долгожданных и родных. Как в любимой симфонии
ждешь кульминации или пассажа, и его звучание оправдывает
наличие у тебя билета именно на этот концерт.
Пробегаешь трижды транзитку, как учил тренер, от выхода из
воды до вела, а потом от вела до выхода на бег, стараясь запомнить
ориентиры, облегчающие нахождение твоего двухколесного коня.
В голове слова тренера: «Ты должна прожить это утро как можно
спокойнее, не растрачивая энергию. До старта не думаем о гонке
и о работе, вообще не думаем, отрешенно занимаемся приготовле-
ниями…» Слова тренера с его интонацией и узнаваемым четким
ритмом действуют как гипноз.
И если ты следуешь им, значит, ты покинешь транзитную зону —
суетящуюся, снующую с насосами, поедающую бананы, надева-
ющую гидрики, подтягивающую тормоза, приклеивающую гели
к раме, привязывающую запрещенные ленточки к своим мешкам
— и отправишься к месту старта, неся в руках лишь то, что не-
обходимо, чтобы под выстрел сигануть вместе с сотнями других
в начинающие светлеть на рассвете воды. «За 30 мин. до старта.
Положить за пазуху шапочку и очки. Надеть гидрокостюм. Нама-
зать вазелином (руки в пакете!) подмышки и шею сзади. Покинуть
транзитку. Приступить к разминке и психологической настройке».
Самое памятное мое путешествие от транзитки к месту старта
связано с островом Пхукет. Там водный старт и транзитка разде-
лены озером длиной около 800 м. Для участников гонки через него
пущены паромчики. Неторопливые, украшенные фонариками,
типично тайские, они создают ощущение праздника, нарядной,
мигающей фонариками елки. Поток из транзитки направляется
к озеру. Там на мостках люди ждут свой паромчик, смеются, шу-
тят, свет фонариков разбивается о создаваемую паромом же рябь
на воде. Но я выбираю другой, заранее разведанный путь и от-
правляясь в противоположную сторону — к дороге в обход озера.
Я на ней одна. Это путь моей психологической настройки, о кото-
рой пишет тренер. Не расплескать, не растерять, как пляшущие
и разбивающиеся огоньки на воде, как переливающийся смех,
то, что на много часов задаст твоему телу нужную инерцию, и ты
пойдешь к цели, к створу финишной арки, проходя каждый метр
этой гонки так, как было написано тренером в плане.
Вдоль дороги высокие переплетшиеся ветвями деревья. Из их
крон начинают раздаваться первые редкие крики тропических
птиц. Небо сквозь ветви просматривается уже как темно-фиоле-
товый бархат. Эта дорога занимает около полутора километров —
как раз прийти в себя, еще раз прожить это утро. Порой до меня
доносятся голоса с проплывающего паромчика. Под ногами плит-
ки, уложенные здесь Бог весть когда. Одни ушли в землю и густо
поросли по краям травой, другие утратили опору и качаются, на-
ступая на них, приходится балансировать. Идешь, растворяясь в
зарождающемся утре, переживая каждую его минуту, звук, цвет,
вкус. И внутри тебя рождается и начинает подниматься необъяс-
нимая огромная радость, все, что происходит, только усиливает ее.
Переход от транзитки с оставленными там вещами для двух
этапов — самый внутренне напряженный отрезок утра перед
стартом. В руках, как написано в плане на гонку тренером, —
шапочка, очки и… тапочки, которые нужно будет потерять!
Да, последние выдают в моем тренере великого Дамблдора.
Нет рацио. Есть тайна. Есть Хогвартс. Есть тапочки, которые
надо будет потерять…
Так в рассказе Борхеса «Тлен. Укбар. Третий мир» доказатель-
ством материализма являлся рассказ про девять монет. Один
их теряет, а другие находят. Один — четыре, другой — три,
третий — две. Все предельно логично, непрерывность существо-
вания материальных вещей доказана. Вот только один человек
находит монеты «слегка заржавевшими из-за случившегося
в среду дождя». Стоп! Трындец материализму! Не прокати-
ло! Заржавевшие под дождем монеты выходят из-под эгрегора
математики и материализма, разбивая весь красивый постулат
мистико-поэтическими подробностями. И для материалиста
и математика — это катастрофа, потеря реальности, а для
мистика или поэта — ее обретение. Именно ночной дождь
и ржавчина для поэта и мистика перемещают борхесовские
монеты в реальный мир. Эта реальность выражена в цитате
«Мир существует, чтобы войти в книгу».
Так и для меня «тапочки, которые надо потерять» делают
все, написанное тренером, не энциклопедией, военным уставом,
жесткой и бездушной инструкцией, а живой поэтической реаль-
ностью, специальном посланием и знаком, который подается мне
одной. Потому что «тапочки, которые надо будет потерять» — это
уже история.
Такие тапочки и вправду нужны. Во время моей первой серьез-
ной гонки — Ironman 70.3 Luxembourg — я «прочмякала тему»,
то есть упустила из вида пассаж про тапочки и не взяла их с собой.
В день гонки, как нередко случается, погода испортилась.
А ночью началась гроза, под утро перешедшая в проливной дождь
с порывистым ветром и с температурой не выше 10 градусов.
Темень, утро, ливень, холодный асфальт. Зона для переоде-
вания в гидрокостюмы и сдачи одежды далековато от старта —
чтобы до него добраться, надо перейти шоссе и еще немного
пройти по асфальту, камням и траве. Я шла без тапочек, босиком.
Ранним сентябрьским утром при 10°С и под дождем, да еще на
фоне всеобщего обострения чувств асфальт шоссе босыми нога-
ми ощущается… Ну вы сами догадались, как. А потом еще был
берег реки с мокрой землей и травой и камешками.
Хороший был урок. Тапочки выразительно подмигивали мне
из сухого и рационального тренерского плана на гонку. Но выво-
ды я сделала. И начались истории с тапочками.
Теперь я перед каждой поездкой на старт донимала домашних —
нет ли у вас тапочек, не очень нужных? И честно теряла все, что
давали мне сердобольные дочери. Потом появились «волшебные
непотерябельные тапочки» с заветной буковкой М, купленные
на ЭКСПО. Везде, где они точно должны были потеряться, они
волшебным образом находились — то кто-то из болельщиков
приносил мне их на финиш, то я сама брела после финиша в зону
старта и встречалась с ними. Пока, наконец, на гонке в Сочи, где
нас клятвенно уверяли, что все тапочки с берега соберут и отнесут
в одно место, они не канули бесследно. Жаль, до нового ЭКСПО!
Потом я вспомнила про одноразовые тапочки, которые часто
дают в отелях — их и терять не жалко. Заселившись в отель или
апартаменты перед гонкой, я первым делом начинала проверять,
есть ли среди всякой всячины для гостя, помимо ушных пало-
чек, швейного набора, шапочек для душа, одноразовой зубной
щетки, пилки для ногтей, ватных салфеток, ложки для обуви, ме-
шочка для сдачи вещей в химчистку, шампуней, гелей, лосьонов
и прочей ерунды, заветные тапочки. Есть? Уже радость. Двойная
радость, когда таких тапочек оказывается две пары: одна, чтобы
пользоваться ими в течение недели в отеле, вторая — для гонки,
чтобы потерять.
И вот — в это наступающее тропическое утро я, в волшебных
тапочках, иду через заросли к берегу, по дороге с шатающимися
плитками. А это значит — до старта осталось меньше 30 минут...
…После трех лет занятия триатлоном моя популярность вне-
запно стала расти. Видимо, история женщины, которая в 45 лет,
имея четверых детей, три образования и два бизнеса, занялась
каким-то непонятным триатлоном, казалась телевизионщикам
удачной темой. Разные телеканалы, в том числе арабский
«Аль-Джазира», снимали сюжеты с моим участием. Я попроси-
ла тренера помочь мне сняться в эпизоде с тренировкой, и Саша
провел перед телекамерой блестящую тренировку, зрелищную
и при этом очень полезную мне, включив в нее упражнения,
которые мы до этого не делали. Но люди с арабского телевидения
еще очень хотели, чтобы я непременно что-то делала со штангой.
Тренер был настроен скептически и заметил, что не в штанге залог
успеха. Тогда телевизионщики спросили — что он считает самым
сложным в подготовке к триатлону. И Саша с присущим ему юмо-
ром ответил — прожить 10 минут перед стартом.
Да! Прожить эти 10 минут, когда прошлое уже закончилось,
а будущее еще не наступило, когда время тянется неимоверно
долго. Это, правда, самое сложное упражнение в триатлоне.
ВЫСТРЕЛ!
Как все началось
Через пару месяцев мне 45 лет. Я одна воспитываю четверых
детей — двоих школьников и двоих студентов, у которых дале-
ко не все гладко. Наверное, как у всех детей. Или как у всех детей,
которые видят маму не очень часто. Или у которых мама — за
маму и за папу.
Домой я прихожу очень поздно, все мои, как правило, уже
спят. Будильник почти всегда ставлю на 6 утра, все мои еще спят.
Так бывает всегда, когда делаешь свой бизнес. Тем более если это
малый бизнес с собственным пищевым производством — сеть
кафе здоровой еды, которую мы открыли с моим другом и парт-
нером. Работа — семь дней в неделю, плохо регламентируемая.
Еще я веду бизнес-тренинги. Не так много, как когда-то, но это
мое призвание, и каждый месяц я на любых условиях с радостью
соглашаюсь на несколько тренинговых дней.
Дети гарантированно видят меня только в воскресенье утром,
когда мы идем на церковную службу. Порой случаются субботние
утра, когда я могу встать и устроить уборку дома, а потом про-
вести инвентаризацию холодильника, найти скисшее за неделю
молоко и испечь блинчики. На запах из своих комнат начинают
выползать сонные дети, усаживаются за стол, наливают себе чай,
поедают блинчики, которые я сбрасываю в большую тарелку пря-
мо со сковородки. Сначала блинчики исчезают с тарелок раньше,
чем появится новая порция, потом скорость уничтожения блинов
замедляется, а количество разговоров растет. Я скребу по стенкам
миски с тестом, выпекаю последнюю порцию блинов и подсажи-
ваюсь за стол. Если повезет с погодой, всю эту картину освещает
восходящее солнце из восточного окна кухни, на которое так и не
повесили шторы. На это точно деньги будут нескоро, не в первую
очередь. И с запахами чая и блинов по кухне разливается ощуще-
ние огромного счастья… Потому что этот маленький островок
остановившегося времени скоро утонет в водовороте жизни,
которая несется у меня с невероятной скоростью.
Бывает, что я не беру трубки, просто не могу говорить. Потому
что звонящий от меня что-то хочет, а я не в состоянии делать
больше, чем делаю. А может быть, он просто хочет забрать кусочек
моего времени, которого и так не хватает ни на что — ни на сон,
ни на детей, ни на дела, которые записаны в моем ежедневнике.
Спорт в жизни моей представлен абонементом в сеть клубов
World Class. Это очень важно для меня. Два-три раза в неделю
я говорю «нет» всему остальному и оказываюсь в прекрасном
мире теплых полов, чистых полотенец, бегущих дорожек, мига-
ющего звездного неба бассейна. Здесь я остаюсь одна и только
для себя — со своими мыслями и своим бегущим и выполняю-
щим на тренажерах какие-то упражнения телом. Никогда не хожу
на групповые занятия. Там опять люди, и опять надо делать то,
что нужно другим. Поэтому для меня визит в спортзал сводится
к разминке на беговой дорожке, к занятиям на тренажерах и изред-
ка — к бассейну (это называется «поплавать пляжным брассом»)...
…Три года назад в этом состояла вся моя физическая актив-
ность. Да, для полноты картины: иногда я бегала с утра пораньше
в парке, но это удовольствие я себе могла позволить нечасто:
на сон приходилось не более пяти часов в день, и бег еще укора-
чивал его.
Энергозатраты, как всегда, — на грани. Но еще очень далеко
до пределов моей авантюрности и желания постоянно идти впе-
ред. Я моментально загораюсь новой идеей и никогда не мучаюсь
в долгих раздумьях — просто беру и делаю то, что другие вына-
шивают годами в мечтах и планах.
У каждого есть тема, которая волнует нас больше других. Для
одних это власть и статус, для других — любовь и отношения
с окружающими, для кого-то — деньги или долгая жизнь… Меня
с детства интересовала тема одаренности и особых, неординар-
ных способностей. Книги серии «Жизнь замечательных людей»
я помню с детства, как и мои попытки понять, чем герои этих
книг отличались от так называемых «обычных» людей. Фено-
мен одаренности, таланта, экстраординарности завораживал
и ставил внутренний вопрос: а на что способна я? И круг этих
вопросов всегда вызывал мой особый, главный интерес. Снача-
ла я читала все подряд жизнеописания — поэтов, математиков,
композиторов, просто девочек моего возраста, живших в разных
местах, временах и странах, Потом я перешла к не всегда безо-
бидным экспериментам над собой: сколько я могу не спать? А не
есть? А запомнить стихов за день, решить задач, как быстро могу
бежать и как долго работать в токарной мастерской?
В итоге эти вопросы привели меня после отличного окон-
чания физматшколы на психологический факультет МГУ. Для
меня были открыты двери мехмата, но я поступала на психфак —
на общих основаниях и с сумасшедшим конкурсом 17,5 человек
на место. Эти же вопросы сделали первым моим местом работы
Центр развития одаренности детей, потом — школу для одарен-
ных детей, а позже — работу тренером, задачей которого является
актуализация и развитие одаренности в каждом. И по-прежнему
я изучала книги про выдающиеся успехи других, а заодно и свои
собственные возможности. Ответы на вопросы я искала и нахо-
дила в практике собственной жизни.
Справлюсь ли я с четырьмя детьми? А с тремя работами?
А одновременно с тремя работами и четырьмя детьми? И при
этом хорошо бы еще писать статьи. По ночам. И диссертацию бы
тоже неплохо. И очень хочется научиться танцевать латину.
И свой бизнес пора построить. А лучше два. Причем сразу. Водить
машину, знать языки… Всегда хотелось большего. Даже когда,
казалось, уже совсем не оставалось времени и сил.
Казалось бы, чего вообще можно хотеть, когда на сон остается
4–5 часов, дома куча нерешенных вопросов (вот штор на кухне
нет, и на родительских собраниях я давно не появлялась), когда
перечень неотложных дел на работе явно требует больше 24 часов
в сутки, но при этом такая радость, как проведение тренингов,
все равно непонятным образом втискивается в это сумасшед-
шее расписание, как и занятия в спортзале. Кстати, я придумала
очередную хитрость: купила абонемент в спортклуб себе и двум
младшим детям, теперь посещение спортзала отчасти совпадало
с воспитанием детей.
Поэтому, прочитав книгу триатлониста Джона Кэллоса
«Железный человек есть в каждом», а потом увидев репортаж
о гонке на Гавайях, я, не раздумывая, заявила: «Через год я стану
Айронменом!» Мой друг, с которым мы вместе смотрели запись
гонки, взглянул на меня с опаской. Он хорошо знал: если я так
говорю — держитесь все! А для меня эти два события (книга
и просмотр гонки) стали очередными шагами к ответу на вечный
вопрос о пределах человеческих возможностей и одаренности
в любых ее проявлениях.
Триатлон ошарашил меня. Я смотрела гонку, вспомина-
ла книгу и все время думала: я живу так же! Именно так! Даже
интенсивнее! Триатлон — с меняющимися видами деятельно-
сти, с высокими скоростями — стал голограммой моей жизни.
Меня просто заворожило. От сходства, от скорости, от дистанции,
от смены ипостасей и от постоянного испытания — сколько ты
можешь сделать на самом деле? Я смотрела на экран, потрясенная
совпадением моего эталонного представления о жизни с гон-
кой на далеких Гавайях, и думала: «Как я могла об этом не знать
раньше? Жизнь прошла впустую! Вот оно — настоящее и силь-
ное, наполненное смыслом и придуманное специально для меня
дело!»
Дальше события развивались просто фантастически. Все чаще
мыслями я возвращалась к увиденному. И тут у меня появилась
карта «Город столиц» в новом спортклубе World Class. Как обыч-
но при первом посещении, сопровождавший меня инструктор
задавал обычные вопросы: «С какой целью вы посещаете спорт-
зал?»
На этот вопрос я уже отвечала когда-то в другом спортклубе.
Я с наивной откровенностью сказала девушке-тренеру, что заня-
тия отвлекают меня от мыслей. «От чего?» — спросила девушка.
«От мыслей, — сказала я. — Если я не тренируюсь, то плохо сплю,
потому что в голову все время приходят разные мысли». Это
объяснение сбило девушку с толку. «А вы к врачу не пробовали
обратиться?» — участливо спросила она.
С тех пор разговоров с тренерами о том, зачем я хожу в спорт-
клубы, я старалась не поддерживать. Но в этот раз почему-то
сказала, не сходя с беговой дорожки: «Хочу стать Айронменом!»
Тренер смутился, сказал, что не знает, что это, но обязательно
спросит у коллег. Это был совсем молодой еще человек, который
радовался возможности работать в этом клубе и ко всему отно-
сился серьезно. И он спросил.
Через пару дней мне позвонили и сказали, что знают такое сло-
во. И даже знают тренера, который возьмется меня тренировать,
если у меня и правда такая цель. Сейчас тренер в отъезде — на со-
ревнованиях по триатлону (я тут же возвела тренера на Олимп:
представляете, он где-то на настоящих соревнованиях по триат-
лону!), но, как только вернется, позвонит мне, если я не возражаю.
Мои чувства смешались. Больше всего на свете я теперь ждала
этого звонка. И боялась его. Кто я? Я даже не умею плавать кролем.
Не говоря о всем остальном. Я же не спортсменка. И у меня нет
времени. И сил. И денег, надо сказать, тоже нет. И мне 45. Почти.
И я вегетарианка. Со страшно низким гемоглобином и недостаточ-
ным весом. Но где-то в глубине души я понимала: не отступлюсь!
И решила пока начать понемножку тренироваться сама. Зашла
в бассейн и тоже довольно нагло заявила тренеру, что плавать
я вообще-то не умею, но хотела бы как можно скорее научиться
с хорошей скоростью проплывать 4 км кролем в открытой воде.
Начались первые тренировки, и когда тренер мне позвонил, я уже
сделала первые шаги к моей мечте — пройти гонку Ironman.
Тренер Саша Жуков, с которым мы наконец встретились, в тот
момент Айронменом тоже еще не был. Знакомство происходило
примерно так. Он спросил меня: «Вы кролем плавать умеете?» —
«Нет!» — «А на велосипеде ездите часто?» — «Нет». — «А спортом
вообще занимаетесь или занимались?» — «Нет». Дополнительно
выяснилось, что я очень худая и вдобавок ко всему закоренелая
вегетарианка. Я стала понимать, что что-то идет не так. Потому
задала несколько вопросов Саше. «А вы женщин тренировали?» —
«Нет». — «А вообще людей моего возраста?» — «Нет». — «Вы
триатлет?» — «Нет, я филолог, а в спорте занимался пауэрлифтин-
гом».
Тут я поняла, что мы друг другу идеально подходим, и начались
тренировки. Шутки шутками, но эта встреча и правда оказалась
огромной удачей.

Тренер и первые тренировки
Итак, у меня появился тренер. Александр Жуков. Его первые
письма я не просто читала по десять раз — я не выдерживала
и распечатывала их в нескольких экземплярах. Кроме писем те-
кущих, связанных с тренировками, там было три главных письма.
Первое подробное — про то, что мне понадобится для занятий
триатлоном. Про велосипед. Про велотуфли. Про велоштаны
и веломайки. Про кроссовки. Про очки. Про гидрокостюм. Про
велочехол. И много еще про что.
Не буду здесь их воспроизводить. Думаю, Саша сам напишет
книгу, и не одну, а уж пособие для начинающего триатлета он на-
пишет точно. И там все это будет. А для меня это письмо тренера,
да и все последующие, стали текстами, которые выучиваются наи-
зусть, мотивируют и точно определяют направление движения.
Второе письмо было уже про меня. Про принципы тренировок.
Про мою дисциплину. Про питание. Про общие задачи в физи-
ческом плане, которые мне надо будет решать в первый год под
его руководством, и про книги, которые мне стоит прочитать, —
с небольшими комментариями про каждую их них. Книги, разу-
меется, были куплены в первую очередь и прочтены взахлеб.
И третье письмо — просто письмо счастья. Его я получила
через месяц после начала тренировок, под Новый год. И несколь-
ко дней не могла успокоиться. Чувство было, наверное, такое же,
как если бы вы вдруг узнали, что вы по рождению наследный
принц и теперь вся ваша жизнь поменяется на какую-то новую,
прекрасную, какую точно — пока сказать трудно, но дух просто
захватывает! Это был план стартов на год.
Я поверить не могла, что это все про меня. Что я и вправ-
ду уже прямо вот в наступающем году, вот уже в марте начну
ездить на старты в триатлоне и буду в них участвовать. Я носи-
лась везде с этим письмом, распечатанный в трех экземплярах
план гонок был помещен в самых заметных местах кварти-
ры, продолжая вызывать захлестывающий меня поток чувств.
Доминировали нереальное восхищение (вот она, моя мечта, моя
настоящая жизнь!), и столь же нереальная тревога (а я смогу?
Это точно про меня?!).
Старты первого года планировались такие:
март — спринт в Абу-Даби;
апрель — марафон в Париже;
май — Олимпийская дистанция на Майорке;
июнь — спринт в Москве.
В июле и августе — главный старт года Ironman 70.3 На выбор
Саша предложил три варианта в разных местах. Остановились
на Висбадене.
Август — спринт в Москве…
Честно говоря, дальше я уже помню плохо. Но завершить-
ся этот год должен был стартом на острове Пхукет. Год, который
я, видимо, проведу совсем не так, как 45 прошлых лет моей жизни.
Я не помню сейчас план целиком по той простой причине, что если
ты до 45 лет вообще не занималась спортом, то, как ни крути,
даже самый гениальный тренер не сможет предугадать, как по-
ведет себя твой организм в течение первого года занятий такой
дисциплиной, как триатлон. Год, в течение которого тебе пред-
стоит научиться плавать, ездить на велосипеде, бегать, проходить
транзитки, менять образ жизни, режим, привычки, питание
и в целом очень сильно меняться самой.
Но впечатление от плана было захватывающим до нереальности.
Однако планы планами, а первый месяц занятий триатлоном
все же состоял из тренировок.
Коротко о моих первых — хм, даже не знаю, как их правильно
назвать. Ну, пусть будет «тренировки».
Беговую тренировку помню очень хорошо. Она проходила
в форме теста. Было уже холодно, середина ноября. Я надела на
себя много всего тепленького. Саша ждал меня в Нескучном саду.
«Мы сейчас побежим один километр на время», — критически
оглядев мои кофточки, курточки и жилеточки, сказал он. И мы
побежали. Я помню, что я старалась, но метров через четыре-
ста мне хотелось только одного: остановиться. Сейчас, пробегая
в рамках легкого 25-километрового кросса этот смешной для меня
сейчас отрезок, вспоминаю, как я еле-еле добежала его до конца.
Минут за шесть, по-моему. Саша был невозмутим.
Велотренировки проходили в спортклубе. Саша помог мне
выбрать первый мой велик, который я очень любила и которому
по сей день благодарна. Обращаться с велосипедом я не умела
и вместе с Сашей прошла все премудрости сборки и шиномон-
тажа. А вот кататься на нем в Москве в ноябре было решительно
негде, и Саша познакомил меня с отличным тренажером Wattbike,
имевшимся в клубе. (Как я осваивала реальный велосипед — это
целая эпопея, и про это дальше.).
Плавать кролем я не умела. Меня вообще никто никогда не
учил держаться на воде. Но я просто не помнила себя неплава-
ющей. По семейной легенде, плавать я научилась раньше, чем
ходить, — в шесть месяцев от роду, проведя с родителями лето
на острове посреди Волги. Я никогда не боялась воды и водных
пространств. Скажем, под Тверью, в верховьях Волги, где шири-
на реки более километра, я могла переплыть ее в любом месте. На
море тоже всегда игнорировала огороженную буйками акваторию
и уплывала на час-полтора (в зависимости от температуры воды)
подальше от берега. Я даже не подозревала, что между моим сти-
хийным плаванием и плаванием в триатлоне нет ничего общего!
Первые тренировки в бассейне я начала еще до знакомства
с Сашей. Просто пришла в бассейн и сказала тренеру, что хо-
чу научиться плавать правильно. Эти тренировки были ужасны.
Пока я плыла 25 м в одну сторону бассейна, а потом столько же
в другую, тренер успевал сходить в тренерскую, поговорить
по телефону, написать кучу эсэмэсок… Я обиделась и реши-
ла больше с ним не тренироваться. Так что единственным моим
тренером стал Саша. Но и сейчас плаваю я неважно. Я пробовала
заниматься у разных наставников, но каждый раз по разным
причинам Саша опять становился моим тренером по всем трем
дисциплинам триатлона, а плавание оставалось моим слабым зве-
ном. В итоге все мои усилия можно исчерпывающе описать двумя
фразами тренера: «Относись к плаванию так, будто тебе просто
надо искупаться перед велогонкой» и «Когда ты начнешь выплы-
вать из двух минут, я напьюсь!» Это не добавляло мне оптимизма,
но очень помогало смириться с результатами.
Поэтому, несмотря на мою любовь к воде и плаванию стихий-
ному, эти тренировки были для меня мукой. Я никак не могла
плыть быстро. Вообще не могла плыть с разной скоростью, только
с одной — весьма медленной. И все время мерзла, хотя температу-
ра воды в бассейне была +25°С, — видимо, мерзла как раз потому,
что не умела напрягаться в воде. На стартах именно во время
заплывов мне в голову приходила абсолютно неуместная мысль:
«А что я тут вообще делаю? Мне же это страшно не нравится».
Спасало любимое заклинание, мантра, которая всегда дает мне
силы плыть: «Я девочка с Волги, я научилась плавать раньше,
чем ходить!»
Конечно, и здесь произойдет трансформация. Настанет момент,
когда радость от плавания и тренировок в бассейне станет
счастьем. Но это произойдет ой как не скоро.
Поначалу тренировки в бассейне начинались не раньше
11 часов вечера. Ну не было для них другого места в моем
расписании! И просто выполнить в эти часы задания тренера
было для меня подвигом. Но я человек слова. Если за что-то
взялась, то не сделать — это точно не в моих правилах. Да, я могла
не выкрутить педали велотренажера с нужной мощностью,
могла пробежать дистанцию медленно, но не сделать написан-
ное тренером?! И я делала. К 11 часам приезжала в клуб. Там меня
знали и любили. И если после официального закрытия, то есть
после часа ночи, я пыталась «доплыть по плану», никто меня
из воды не выгонял. Рабочие уже начинали чистить бассейн,
а я все еще плавала. Уходила в половине второго, чтобы в шесть
утра встать в свою текущую жизнь с детьми, неглаженными
рубашками, бизнесом, тренингами и тренировками. Тогда я еще
не понимала, что правильные результаты — это правильные
тренировки. И что если ты тренируешься, втискивая в свое
расписание тренировку после полуночи, то результаты и последст-
вия будут соответствующими. Так начинался мой путь в триатлон.
И глубокое «по уши» погружение в него случилось намного
раньше и стремительнее, чем я предполагала.
Тренер и первые тренировки
38 Часть первая. Все в первый раз
Настоящий старт
Тренировки с Сашей Жуковым начались в середине ноября.
И покатились, как снежный ком. Стремительно менялось все,
например, у меня появилась специальная полка с вещами для
триатлона. Тогда мне это казалось невероятно важным событием!
А сейчас в моем огромном стенном шкафу только две полки заня-
ты вещами, не имеющими к триатлону отношения. Забавно было
видеть, как он входил в мою жизнь «через шкаф». И ответ на
вопрос, какая часть моей жизни посвящена триатлону, имеет
вполне материальное, наглядное измерение.
Через пару недель Саша сказал, что присмотрел для меня под-
ходящий велосипед. И мы поехали его смотреть. Это был не
новый велосипед мало кому известной итальянской марки и очень
«девочковой» окраски — rosso-bianco. Саша провел мастер-класс,
показал, как его собирать-разбирать. И сказал: «Хочешь уви-
деть настоящий старт и триатлетов, о которых читала в книгах?
А заодно сесть на свой велик и потренироваться? Я еду на Пхукет,
там состоятся два старта. Приезжай, если можешь. На две недели».
Я не представляла себе, как вместить в график моего
существования двухнедельную поездку на Пхукет. Но парадок-
сальный выбор — это моя стихия. Именно так я попадаю
в ситуации, стремительно продвигающие меня в новые области
жизни. И я поехала. Не на две недели, а на одну. Но и это было
подвигом. И этого было достаточно.
Саша составил список вещей, которые понадобятся мне на
Пхукете. В этом мой тренер неоценим. Перед каждой поездкой он
заботливо (сам он сказал бы: «Прагматично, чтобы не было сбоя
в тренировочном процессе») составляет список: шорты, майки,
тапочки, гидрокостюм, перчатки, термобелье, чехлы для велоту-
фель и т.д. — все, что мне понадобится на стартах и тренировках.
Я сложила вещи, впервые собрала велик в велосумку и улете-
ла, ни на минуту не переставая волноваться. Когда самолет зашел
на посадку и волнение достигло высшей точки, я вспомнила, что
так же волновалась перед концертами в музыкальной школе или
перед вступительными экзаменами в МГУ. Словно и на Пхукете
меня ждал какой-то экзамен. «Это же пока не моя гонка», — успо-
каивала я себя.
Тогда я не знала, не могла знать, какую роль сыграет в моей
жизни этот остров и гонки, проходящие здесь в конце ноября —
начале декабря…
Впечатления от той поездки, наверное, стоит разделить на три
части: мои острова, тренировки и старт.
ДЕВОЧКА С ОСТРОВА
У каждого человека есть что-то, что он особенно не любит.
Что вызывает у него неприязнь, от чего он хотел бы всегда быть
подальше. Для меня это глупость, грязь, жестокость и сломанные
вещи.
И у каждого из нас есть то, что мы ценим выше всего. Мгно-
вения, когда ты счастлив в Абсолюте и наполнен любовью,
когда твоя жизнь и этот мир сливаются воедино, когда смысл
существования понятен тебе полностью. Для меня это свобода,
одиночество, красивое слово, музыка и все, что есть в мире кра-
сивого и совершенного (созданного в первую очередь природой
и лишь во вторую — человеком).
Пхукет меня ошарашил. Концентрацией всего того, что я
люблю, и того, что не люблю, совмещением полюсов восторга
и неприятия.
Этот остров восхищает, когда утром бежишь босиком по ла-
гуне, а мягкий песок и теплая, теплее воздуха, волна вместе
с нежным ветром обволакивают тебя и развеивают внутреннюю
дремоту. Когда плывешь сотку за соткой, и с каждым гребком
усиливается чувство, что ты лежишь в колыбели, которую качает
гигант-океан. Когда ты так долго катишься по дороге в полном
одиночестве, что кажется — здесь нет никого, кроме тебя и твоего
верного велосипеда. А главное, нет времени — только фантасти-
ческие растения, старая дорога, вдруг открывающийся между
деревьев обрыв над морем, а дальше видны другие острова, при-
надлежащие этому тайному миру — и тебе одной. Да, об этом
волшебном месте знают только двое — ты и Создатель, который
в порыве вечной любви к человечеству и своей безграничной
щедрости подарил его лично тебе.
Я забираюсь по ржавой лесенке на теплую крышу отеля
и в который раз, затаив дыхание, наблюдаю закат, одновременно
делая растяжку после дневных тренировок, — это тоже ежеднев
ный переход в магический мир. В серой и сырой Москве я раз за
разом возвращалась к этому, как к чудесному ночному видению,
погружаясь в тактильные ощущения остывающего битума кры-
ши, в запахи джунглей и океана, в многоголосье прощающихся
с солнцем птиц. А на Пхукете в лучшей на Земле морской лагуне
я каждый вечер смотрела, как садится за бескрайний океанский
горизонт солнце, и испытывала где-то в области солнечного
сплетения трепет от этой невероятной симфонии теплого ветра,
переливающихся алым, лиловым, лазурным и нефритовым неба
и облаков, влажно-обволакивающего морского воздуха и крика
тропических птиц. Я боялась пошевелиться, чтобы не пропустить
ни одной ноты этой вселенской полифонии, хотя знала, что
финальный затухающий аккорд придет только через пару
десятков минут, когда цвета гор, моря, сосен, неба станут почти
неразличимы и теплый желтый свет фонарей подчеркнет фио-
летовую густоту тропических сумерек, дополненных запахами
готовящегося внизу, в ресторанчике, ужина. Этот запах жареной
рыбы тоже доходит до меня на моей крыше, где я вижу все и всех,
а меня — никто, и становится дополнительной краской на этой
грандиозной картине.
В первый мой приезд на Пхукет меня больше всего очарова-
ла бесконечная песчаная лагуна, вдоль которой можно бежать,
почти не встречая людей. Она, как внутренняя голограмма, по-
дошла к чему-то у меня внутри. Одинокие пробежки по берегу
были подарком — возвращением в детство. Я выросла на острове
среди Волги и помню ранние, до рассвета, пробуждения и бег
по песчаной косе… Пхукет оказался похож на волшебный остров
моего детства, и это было критически важно, ведь всю свою жизнь
я искала повторения чуда, которое подарил мне волжский остров.
И триатлон приближает меня к абсолютному счастью моего
детства.
Если бы, как это было принято у древних племен, мне дали
точно описывающее меня имя, оно звучало бы как «девочка с
острова». Остров моего детства определил меня, мое содержание
и причины моих поступков. Остров — это первое, что я помню.
Это место невероятной силы и первая зона моей трансформации.
Я родилась и выросла в городке недалеко от Самары, распо-
ложенном на крутом берегу Сокольих гор в излучине Волги
— там, где она, причудливо изгибаясь, охватывает петлей рас-
положенные напротив нашего городка Жигули. Мощь великой
реки особенно видна здесь, на изгибе. Ширина реки от Жигулев-
ских гор с одной стороны до Сокольих гор — с другой достигает
четырех с лишним километров. Посередине реки тянется цепь
песчаных островов; во время весеннего половодья они уходят под
воду и появляются, когда паводок спадает. Острова эти, разные
по размеру и форме, уникальны и имеют свой характер.
Наш остров протянулся больше чем на 10 км в длину, а в шири-
ну перегораживал Волгу почти на 2 км. В половодье его накрывало
тяжелой завесой ледяных талых вод, а когда она спадала, мы
в изумлении разглядывали новые, причудливые контуры острова,
его длинные, тянущиеся на несколько километров песчаные ко-
сы, которые создала река. Нетронутыми оставались лишь верха
деревьев с белыми отметинами уровня воды на стволах. В июле,
пробираясь через заросли ежевики, можно было по белесым
отметинам на высоких старых ветлах увидеть, как высоко подни-
малась талая вода весной.
Остров был целым миром со своими климатическими
и растительными зонами — болота, поля, покрытые емшаном,
земляникой и ковылем, зарослями ежевики и шиповника; озер-
ный край, край осокорей, край сосен и ветел, песчаные косы.
На карте наш остров похож на сердце. Его высокие берега окан-
чиваются пятью длинными песчаными косами, протянутыми
к Самаре. И, как сердце, остров задавал ход нашей жизни.
Когда я была совсем маленькая, мы с родителями жили в па-
латке, которую отец устанавливал на песчаной косе. Вернее, не
жили, а спали в ней, как в большом спальном мешке, проводя все
время вне палатки. Эта жизнь была прекрасна. Утром, пока роди-
тели спали, я любила убегать в овраг, поросший непролазными
колючими кустами ежевики. Из них стаями вылетали и набра-
сывались на меня комары, но крупные сизые ягоды ежевики того
стоили. Это был мой завтрак. И сейчас, если есть возможность,
я ем утром фрукты или салат. Став взрослой, я прочитала умные
книжки, где сказано, что если начинать день с фруктов или ягод,
это дает максимальную пользу. В детстве я делала это интуитив-
но, пока голос мамы: «Маруся! Ты где?» — не вытаскивал меня
из колючих зарослей, измазанную синим соком и покусанную
злыми утренними комарами.
Но самым сильным, ни с чем не сравнимым воспоминанием
было небо. На острове оно было особенным. Во-первых, его было
во много раз больше. Тот мир на девять десятых состоял из
неба. В городе неба от силы одна десятая, город состоит из до-
рог, домов и чего-то еще. А на острове я как-то ночью вылезла из
палатки — и оказалась под огромным небом. Только небо и река,
отражающая и дробящая огоньки фонарей на противоположном
берегу. И я обомлела, потому что вдруг поняла: это не я смотрю на
густое, усыпанное мигающими звездами небо — это оно смотрит
на меня. Оно разглядывает меня. Оно — живое, все про меня знает
и что-то мне говорит. Став взрослой, я назвала это переживание
«на меня смотрел Бог», а тогда это было сильнейшее ощущение,
что мир сосредоточен снаружи, он добрый и говорит с маленькой
девочкой, стоящей на песчаной косе посреди Волги.
Еще одной важной частью жизни на острове был ветер. По воз-
душным течениям можно было безошибочно определить, какая
будет погода и каково будет нам здесь.
Ветер из «гнилого угла» — с юго-запада Жигулевских гор —
всегда приносил грозы. Оттуда приходили черно-синие, свинцо-
вые тучи, которые служили декорациями гигантских небесных
баталий с метаниями громов и молний, с ливнями, градом разме-
ром с куриное яйцо и выдувающими душу ветрами.
Как только начинает крепчать такой ветер, беги на обрыв,
раскрой руки и ложись на могучую его грудь, доверив ему себя.
Главное — дыши, потому что, выдувая душу, ветер перебивает ды-
хание, не дает вздохнуть. Нет силы, которая могла бы помериться
с ним. Даже Волга дыбит белые волны и отражает свинцовое небо,
отдаваясь во власть этой стихии, от которой нельзя спрятаться,
сделать вид, что она сама по себе, а ты — человек, царь приро-
ды, — сам по себе. Ветер и стена ливня идут на тебя неумолимо.
Они огромные и всесильные, а ты мелок и ничтожен. Ты можешь
только считать секунды, прошедшие между яркой вспышкой,
освещающей почерневшую реку, небо и землю, и оглушающими
и ужасными раскатами, которые приходят за ней, чтобы понять,
как скоро гроза накроет тебя и воды неба и воды реки сольются
в единый поток.
Не случайно именно с грозой люди, живущие здесь, связывают
два явления, относящиеся к разным полюсам добра и зла, пра-
вящим эти миром. Первое из них такое. Нахлынувшая стихия,
грохоча и сверкая молниями через все небо, распадалась у земли
на яркие ветви-разряды. Ударяя в песчаные косы, они оставляли
на них переплавленный в причудливые формы кварц — извили-
стые, отлитые молнией спайки, «чертовы пальцы». Считалось, что
если ты соберешь все десять пальцев, которые черт в грозу раз-
бросал здесь, то можно в обмен получить кольцо, наказывающее
обидчика. Каждый раз после грозы я прибегала на косу, запомнив,
куда била молния, и искала эти пальцы, надеясь и в то же время
боясь найти все десять. Правда, так и не нашла. Но несколько кра-
сивых кварцевых свидетельств разбушевавшейся стихии и моей
детской веры в ее магию по сей день лежат в доме моих родителей.
Еще более впечатляющим явлением было небо на исходе грозы.
Пробушевавшая, разразившаяся ураганом, ливнем и молниями
гроза начинала стихать. Тяжелые небеса приподнимались, светле-
ли, и вдруг в центре их огромной толщи начинало закручиваться
отверстие. Как будто кто-то вставил гигантский штопор и вытя-
гивает тяжелую завесу с той стороны. На пару десятков минут,
а то и на час в небе открывался конусообразный просвет — завих-
рение набирало обороты, закручивалось все больше, захватывая
облака, и вот оно, чудо: в вышине просвечивался голубой кусочек
неба и яркий свет струился по воронке и лился столбом, обна-
жая глубокий тоннель среди облаков и туч, цвет которых менялся
от иссиня-черного внизу до белоснежно-сияющего там, где рас-
пахивалось это окно в небесах. Свет, идущий из него, как огонь
рампы, освещал часть сцены, часть огромного пространства
волжской излучины. Это явление называлось «небесный коло-
дец», и увидеть его было счастьем, возможностью заглянуть
в небо через случайно приоткрытое в нем окно.
Последний раз явно я видела небесный колодец и даже сфото-
графировала его из самолета, который уносил меня, совсем
взрослую, из мест моего детства. На взлете и вираже я увидела
среди свинцовых туч и бури закрученный вихрь и столб солнца,
направленный на мой остров. Он светился, как волшебная жем-
чужина на раковине изгибающейся, окруженной горами реки.
И у меня захватило дух, сильнее, чем в детстве, потому что я уже
могла видеть не только величие и красоту мгновения, но и символ
всего моего детства, к которому я непрерывно стремлюсь прикос-
нуться.
Где бы я ни была, я всегда сравниваю новые места с моим
волшебным миром, с островом, Жигулями, хвойным бором
и пахнущими полынью лугами. С ветром, небом и магией, кото-
рой все там пропитано. Пока ни одно мест на Земле не выдержало
этого сравнения. Но поиски определяют мой путь и делают три-
атлон еще более привлекательным, как дорожку, которая может
привести меня в мое детство.
Поэтому для меня очарование Люксембурга — это заросли
ежевики, река и холмы вокруг. Красота Ниццы — горы, ветер
и сосны. Притяжение Кипра — луга с запахами, песчаный пляж
с ракушками, ветер с моря и бедность, которая так приближала
Кипр к Волге, а вот богатство Швейцарии, при всех совпадениях
в виде гор, растительности и озер, отдаляло ее от картины моего
детства. Пхукет, который я приняла не сразу и не весь, все же
открылся мне своими закатами и теплым битумом на крыше,
а главное — бесконечной песчаной лагуной и небом, через которое
протянута ниточка, связывающая остров с чудом моего детства.
ДРУГАЯ СТОРОНА ОСТРОВА
Есть и другая сторона Пхукета. И совсем другие картинки.
С ними я познакомилась, когда стала приезжать на эти старты
одна, без тренера. Но и в первый приезд меня поразили нищета,
тяжелый запах помоев, который в сорокаградусную жару ста-
новится невыносимым, стаи бездомных собак и убогие жилища
островитян.
И конечно, жара и влажность. Жару я переносила неплохо.
Про влажность проще всего рассказать на примере еды. Я вегета-
рианка и вообще в еде очень избирательна. Если не понимаю,
из чего сделана еда, — есть это, скорее всего, не буду. И это на
Пхукете, где что-то повыковыривали из океанского песка и сва-
рили с большим количеством имбиря и перца, чтобы, кроме вкуса
имбиря и перца, ничего не осталось (а может, для того, чтобы
не отравиться). Есть местные блюда я не могу и вожу с собой про-
стые продукты. И в цивилизованную Францию, и на тропический
остров я каждый раз везу запас «своей еды». Это цельнозерно-
вые хлопья в пластиковом контейнере, пересыпанные семенами
черного льна и кунжутом, которые достаточно залить кипятком
или просто водой, чтобы получить кашу, такие же контейнеры
с орехами и сухофруктами, мед, цельнозерновые хлебцы.
Так вот, про влажность. На Пхукете она достигает 99%. Про-
дукты становятся мокрыми, а через два-три дня начинают
попахивать тухлятиной. Утром, выложив в пиалу курагу, а на
тарелку — сухие хлебцы, ты видишь, что курага опять стала соч-
ными абрикосами, а хлебцы, как часы на картине Сальвадора
Дали, мягко свешиваются с края тарелки. Даже деньги в кошель-
ке размокают, изгибаясь и образуя какие-то затейливые кружева.
Кстати, моей соседкой по номеру была ярко-желтая ящерица
с красными глазами. Он обитала в шкафчике над раковиной. Сна-
чала это открытие меня не привело в восторг. Но потом я поняла,
что ящерица изо всех сил делает вид, что она невидимая, и стала
подыгрывать ей, делая вид, что тоже ее не замечаю.
Наконец, дороги на острове. Дело даже не в качестве дорож-
ного покрытия, а в притаившихся в самых неожиданных местах
«лежачих полицейских». Иногда их шесть-семь подряд, и это
серьезное испытание для начинающего велосипедиста.
ТРЕНИРОВКИ И РЕЖИМ
В Москве мой день выглядел так: сначала работа, потом рабо-
та, потом еще работа, а в 23:00 ты прибежала в клуб и до 1:00 ночи
сделала все, что могла, из написанного тренером. А если не успела
— так никто тебя оттуда не выгонит, потому что привыкли. Саша
пытался с этим бороться в Москве, но то ли он не был настойчив,
то ли я не представляла себе ничего другого, то ли еще не прошло
время, чтобы я услышала его слова. Как-то раз я пришла в клуб
в 9 часов вечера и увидела тренера, который там тренировался.
И сразу получила от него эсэмэску: «Хорошее время начала
тренировки!» Это была не шутка. Потому что Саша прекрасно по-
нимал не только то, что 21:00 — это намного лучше обычных 23:00,
но и то, что для меня прийти на тренировку в 21:00 — это и правда
новый выбор!
На Пхукете тренировки впервые стали приоритетным заняти-
ем в потоке моей жизни. Время назначил Саша. Первая тренировка
в 5:30. Почему? Потому что старт гонки состоится в это время,
и организм должен привыкнуть стартовать в ранний час.
В Москве в это время 0:30, и тело говорит тебе: «Будем спать
и никуда не поплывем!» Но тренер объясняет: в триатлоне стар-
ты всегда начинаются рано. Твое тело должно знать: нужно будет
начинать работать именно сейчас! И это один из неоценимых
уроков, которые я вынесла из Сашиных тренировок. Где бы я ни
находилась потом, какие бы темень, холод, разница в часовых
поясах или любые погодные катаклизмы ни сопровождали гонку,
это правило я соблюдала неукоснительно, и оно работало на все
100%! Но почему, когда я ныряю в предрассветной мгле в предна-
значенный для старта водоем, вокруг чаще всего никого нет? Ведь
потом на старте я встречусь с тремя-четырьмя тысячами участни-
ков. Лень? Непонимание того, что организм будет делать только
то, к чему привык? Я думаю, просто отсутствие рядом того, кто
сказал бы об этом.
И не просто сказал, а так, чтобы это прозвучало с непрелож-
ностью воинского устава и тот, кто его нарушает, — враг самому
себе. Я выползала в редеющие сумерки тропического утра, а на
берегу меня уже ждал тренер. Сначала трехкилометровая пробеж-
ка до места старта, потом тренировка в воде там, где будут стоять
указывающие трассу водного этапа буи. На беговых трениров-
ках отрабатывается техника бега, навыки подъема в гору — благо
песчаные спуски к морю здесь дают такую возможность, плюс
те самые пробежки вдоль лагуны с погружением в счастли-
вые переживания детства. Все говорило мне, что бегать быстро,
и, главное, — тяжело, скажем, в гору, я не могу. Но здесь спасал
небольшой объем тренировок и их антураж. Иначе обстояло дело
с велотренировками…
Я САЖУСЬ НА ВЕЛОСИПЕД
Сложно сказать, сколько лет к тому времени я не ездила
на велике. От связанных с ним воспоминаний остались четыре
картинки.
Первая относится к детству. Мои родители, с подачи папы,
провели свой медовый месяц, гоняя на велосипедах по Жигулям.
Это максимум, что они могли себе позволить, но их это устра-
ивало. У них были роскошные на тот момент велики «Старт».
И велосипеды и родители живы до сих пор. Папа починил старые
«Старты», и родители радостно сообщили мне, что все лето
ездили на них на дачу.
И в детсад за мной папа приезжал на «Старте». Это было чу-
до! Он сажал меня на раму, и мы гнали домой через весь поселок!
Это острое счастье бегства на свободу из нелюбимого садика
осталось со мной на всю жизнь. Не говоря уже о том, что отца
я обожала!
47
Вторая картинка, связанная с велосипедом, относится к юно-
сти. Наш городок уже стал для меня тесен. В старших классах
я садилась на тот же «Старт» и уезжала за несколько десятков
километров — в лес, на заливные луга, по прекрасным, нетро-
нутым человеком местам Поволжья. Поселок стоял на горе,
и возвращаться приходилось по оживленному шоссе, сре-
ди выхлопных газов, тяжело, в горку. Но это не убавляло моей
любви к многокилометровым поездкам. Недавно я встретила
в аэропорту одноклассника, теперь адмирала, которого не видела
практически с тех школьных лет. Рассказала ему о своем увлече-
нии триатлоном. Он не удивился: «Ты же, сколько тебя помню,
всегда была на велике!»
Третья картинка — это фотография, вернее, две одинаковые
фотографии, которые висят в моей комнате и в комнате мое-
го младшего сына Жени. Бывают портреты, на которые человек
с каждым годом становится все больше похож. Так и на этой
фотографии нам с Женькой был дан намек, тайный знак, протянут
мостик в наше сегодня. На ней мы с сыном едем на велосипедах,
удаляемся в перспективу кадра, высвеченные падающим на нас
через летнюю листву лучом солнца. Лес и деревья будто остались
позади, и мы уносимся на наших великах в столбе солнечного све-
та куда-то вверх. Я точно помню, как было дело. Женька приехал
от бабушки, должен был провести в Москве со мной всего один
день и поехать в лагерь. Я этот день очень ждала и спланировала
прокатиться с ним по парку на велосипедах. Тот наш выезд и за-
печатлен на волшебной случайной фотке. Мы часто говорим друг
другу: «Вот когда все началось!» Но, конечно, мы еще не знали, что
на свете есть триатлон и что мы с головой окунемся в это чудес-
ное занятие.
И последняя картинка. Несколько лет назад я купила дачу.
Выбирала долго. В какой-то момент это превратилось в навязчи-
вую идею. Каждый летний вечер — а они в Москве длинные — я
садилась за руль и ехала по подмосковным шоссе в надежде най-
ти место, где бы я чувствовала себя счастливой. Уезжала порой
за сто с лишним верст от Москвы, сворачивала на красивые вто-
ростепенные дороги. Иногда останавливалась, прислушиваясь
к внутреннему голосу: «Это оно?» Но внутренний голос молчал
или изрекал что-то вроде: «Ну, может быть, но лучше еще посмо-
треть».
Наконец я решила сформулировать критерии, которым должно
соответствовать искомое место. «Река или озеро, — сказал мне
внутренний голос, — глинисто-песчаная почва с осокорями
и болотным запахом, сосны, хорошо растущие на песке, и ивы,
поля с высокой травой, полынью и ковылем, заросли ежеви-
ки…» Пока картинка дополнялась новыми подробностями, разум
уже сделал вывод: «Ты не место для дачи ищешь уже десяток лет.
Ты ищешь свое детство. А до него 1200 километров и 30 пролетев-
ших лет, и ты никогда не станешь той девочкой на острове. Так
что — привет!» Если честно, я разрыдалась.
Это было на закате одного из тех долгих летних дней, ког-
да солнце никак не зайдет за горизонт, освещая неподвижными
теплыми лучами задремавшую природу. Я ехала по второсте-
пенной дороге. И увидела, что за окном мелькают сосны, а когда
они отступили, открылся вид на озеро, в котором отражались ос-
вещенные закатным солнцем крыши домов, и ветлы, и осокори,
и заросли ежевики… Долетал запах песчаной и глинистой
почвы, который не опишешь, как не опишешь ни один из
запахов… Я остановила машину и постучала в калитку. Вышла
пожилая, но очень энергичная женщина. «Простите, вы не зна-
ете, здесь случайно не продают дачу или участок?» — спросила я.
«Я продаю», — невозмутимо ответила женщина. Она показа-
ла мне участок на окраине поселка, выходящий на большой луг
с ковылем и полынью, и назвала цену. Именно такая сумма
случайно оказалась у меня в машине — клиент в тот день распла-
тился со мной наличными за большой проект.
Все решения в жизни я принимаю быстро. Так я стала облада-
телем волшебного места — тайной картинки моего детства. Через
три недели поставила на участке незамысловатый дом. И начались
мои путешествия по округе. Я купила себе простой прогулочный
велик, сделанный для таких дачников, как я. Пользовалась
я им недолго — очень скоро его отняли у меня дети. Но одну
поездку я все же запомнила и сохранила как вспоминание
о небывалом счастье.
Я тогда неимоверно много работала. В месяц выпадали
один-два выходных дня. Однажды вечером накануне такого дол-
гожданного выходного я поехала на велосипеде по проселочной
дороге, уходившей в поле все дальше, пока дорога не преврати-
лась в узкую тропинку, а выросшая за лето трава не образовала
арку, сомкнувшуюся над моей головой. Под этим сводом сохра-
нились тепло летнего дня и все запахи луга, которые поднялись
от земли и травы, — дурманящий, сумасшедший аромат. И, воз-
вращаясь на своем волшебном велике, я пыталась продлить чудо
уходящего летнего вечера, который был так не похож на мою тог-
дашнюю жизнь…
Это очень дорогие для меня воспоминания, но, как выясни-
лось, все это не имело никакого отношения к велосипеду, который
я привезла с собой на Пхукет. Тем более к особенностям его экс-
плуатации. Тренер помог мне его собрать. Наутро мне предстояла
первая тренировка.
Велотуфли, которые пристегиваются к педалям, мы с Сашей
прихватили с собой и поехали сначала просто в кедах. Пока все
шло неплохо, я почувствовала радость, с которой у меня всегда
связано передвижение на велосипеде. Но, как выяснилось, нель-
зя было вести себя, как на дачной прогулке. Например, покрутив
педали и разогнав велосипед, нельзя было ехать накатом. Как
только тренер слышал звук холостого хода колес, сразу следовал
окрик. А мои ноги не были готовы крутить педали так, чтобы под-
держивать хотя бы среднюю скорость. Но не это было главным.
Главным была, конечно, езда в пристегнутых к педалям вело-
туфлях. Тело отказывалось понимать, чем грозит невозможность
снять ногу с педали в любой нужный ему, моему телу, момент.
И хотя теоретическая часть тренером была объяснена очень
понятно и дорожка для тренировок (встегнуться — тронуться —
проехать — выстегнуться) была прямая и почти свободная от
движения транспорта, и надела я не обе велотуфли, а для начала
одну, — все закончилось тремя болезненными падениями.
Последнее, у самого отеля, дало мне важный урок. В голове я
прокрутила картинку выстегивания и остановки, но выстегнула
левую ногу, а снять с велосипеда попыталась правую.
Я знала, что я амбидекстр — не левша и не правша. Я равнополу-
шарная. До начала занятий триатлоном мне это никак не мешало,
скорее наоборот. Когда я занималась музыкой, то заметила, что
у меня нет сложностей с техникой левой руки, как у большин-
ства. В третьем классе я завела экспериментальную тетрадь — в
ней я делала домашние задания по русскому языку левой рукой.
Я проделывала двойную работу, переписывая упражнения снача-
ла правой — для школы, а потом левой — для себя. Скоро мне
стало одинаково удобно писать любой рукой, на этом эксперимен-
ты и закончились. Учась в университете, я проштудировала все
известное об амбидекстрии и обнаружила у себя еще несколько
особенностей, которые, видимо, были связаны с моей равнополу-
шарностью. Но до занятий триатлоном это выпало из поля моего
интереса.
И вот — педали. Дело даже не в том, что у меня не было навыка
встегивания, езды, торможения и выстегивания, и что, оказыва-
ется, не всем надо это проделывать, начиная с правой ноги. Моей
главной ногой оказалась левая. В момент этого открытия я лежала
в мокрой от влажной жары кровати, и содранная с бедра и плеча
при падении кожа прилипала к простыням. Это была плата за
первую велотренировку. Она оказалась не самой высокой. Боль
проходит быстро — две недели, и все. Но парализующий страх
падения остается на годы, тормозя твое движение вперед. Паде-
ния и боль вытеснили все остальные вопросы, которые тренер
разобрал со мной на первой тренировке. И про переключение
передач я не запомнила ровным счетом ничего. Только то, что
рычажки справа и слева делают мою езду более легкой или
трудной, а больше в моей голове ничего не осталось.
ПЛАВАНИЕ
Саша еще не знал, что представляет из себя мое плавание.
Мы отправились в бассейн при отеле. Выраженная черта харак-
тера Саши — невозмутимость в критических ситуациях. Но
когда я продемонстрировала, как плаваю вольным стилем, даже
на Сашином лице промелькнуло замешательство.
Сейчас я понимаю: то, что он увидел, было неразрешимой тре-
нерской задачей. Не было ни одного элемента, за который можно
было бы как-то зацепиться, чтобы начать отрабатывать осталь-
ные. Ни руки, ни ноги, ни положение моего тела в воде никак
не совпадали с тем, что принято называть вольным стилем.
Саша дал мне задания для самостоятельных занятий, но когда
я по утрам, в 5:30, прибегала на место старта, погружалась
в теплую воду океана, и видела, как плывут настоящие триатлеты,
я чувствовала, что между ними и мной — пропасть.
Именно это чувство — что я слабая и ничего не умею — я
привезла с собой с Пхукета. И оно уже никогда не покинет меня.
Будут моменты побед и успехов, эйфории от того, что что-то полу-
чилось, но будут и рецидивы: я ничего не могу. В первые два года
занятий триатлоном это будет составлять почти 50% моих пережи-
ваний. Даже говорить об этом я научусь лишь тогда, когда придет
первый успех. Ощущение, что я не просто слабая, а самая слабая,
чувство бессилия, мысли о том, что я обманываю себя и тренера,
что никогда не смогу делать то, что делают эти люди вокруг, —
вот самое сильное переживание, вывезенное мной с Пхукета.
Сам старт я запомнила не как праздник или фото с леген-
дарным Маккой, которое Саша сделал перед стартом. Старт
запомнился мне ощущением страха. Я видела, что многие участ-
ники волнуются. Но у меня в душе была настоящая паника. Вот
уже совсем скоро я со своими фантазиями о том, что я триатлет,
окажусь среди них — и что тогда? И опять накатывало ощуще-
ние слабости, беспомощности, сомнений, правильно ли я выбрала
триатлон… Видя, как ловко встегивают ноги в педали и уезжают
на велосипеде участники гонки, я просто не понимала, что
я буду делать там, среди них, со своими страхами и неуклюже-
стью. А как я проплыву водную дистанцию — на это у меня не
хватало даже воображения…
ИТОГИ
Последний день на Пхукете я провела в полном одиночестве.
Тренер уже улетел, участники гонки разъехались. Даже туристов
не было — не сезон. И я побежала, как значилось в программе
тренировок, по песчаному пляжу, заодно проводя мысленную
инвентаризацию своих впечатлений. Три вывода, три основных
чувства, от которых я уже никогда не избавлюсь, заложила во мне
эта поездка.
Первое. Я — слабая. Слабее всех. Даже тренер не представляет
себе, насколько я слаба. И я пока не знаю, что с этим делать.
Вторая. Я очень боюсь старта. Дико боюсь. Я не справляюсь
с этим страхом. И скорее всего, мне будет очень больно.
Третье. Я не отступлюсь, я невероятно хочу туда, в это чудо
с названием «триатлон». И я буду здесь, среди них, чего бы мне
это ни стоило. Я буду быстрой. Буду сильной. Буду первой!
Я бежала по лагуне и глотала слезы. Красота острова — и мои
слабость и беспомощность. И боль. И страх, что я выдаю себя
за кого-то, кем не являюсь, а тренер мне поверил…
Эти чувства будут преследовать меня и дальше. Даже когда
я поднимусь на подиум этой гонки, одной из самых сложных
в триатлоне. И возможно, именно эти чувства — все вместе
в своей противоположности — и станут тем двигателем, который
заставляет меня идти вперед.


Рецензии