Мои переложения. Николай Шемякин. Глухари

Отец и эвенки. Глухари

Впервые я увидел глухарей на севере Бурятии. Там прошло моё таёжное детство. В тридцать седьмом году на первомайские праздники в посёлок прибыл целый караван эвенков. Было мне тогда восемь лет. Посёлок наш сразу стал праздничным и разноцветным. Отец мой дружил с эвенками.
Караван красивых оленей с ветвистыми рогами остановился у нашей избы, раздались крики и смех:
- Ефимка, встречай гостей! Однако, мясо будем кушать!
- Здорово, Семён!
- Куда побежал, Колька? Стой, варнак!
Это мама останавливала меня, побежавшего к оленям, по бокам которых свисали большие краснобровые птицы, привязанные к деревянным сёдлам. Люди называли птиц глухарями… Отец сразу отправил нас по посёлку зазывать покупателей. Вскоре эвенки продали часть глухарей, оставшихся птиц мы ощипали и сварили.
Отец с друзьями сходил в магазин за спиртом. Начался праздник. Старый эвенк, друг отца, катал меня на олене! За мной, тоже на оленях, гордо ехали другие деревенские ребятишки. День сразу стал солнечным и ясным, казалось, что отовсюду сверкают разноцветные лучи, но ярче всех был красный цвет. Заливисто играл баян, люди плясали и пели песни.
В сумерках эвенки уехали, мы стояли на улице и провожали караван. Подвыпивший отец что-то кричал и махал вслед оленям, белые пятна которых один за другим скрывались за быстро темнеющими деревьями.
 
В декабрьскую стужу того же, тридцать седьмого, года отца арестовали. Задыхаясь и утопая в глубоком снеге, мы бежали с мамой на дорогу, по которой вели арестованных мужиков в Багдарин. Мама держала на руках полуторагодовалого Гошку. Арестованные понуро шли по дороге, отец разговаривал с двумя высокими бурятами. Конвоиры в полушубках шли по бокам колонны.
- Шемякин, твои прибежали! – крикнул знакомый милиционер, и отец шагнул к нам.
Он крепко обнимал нас, целовал Гошку, а мама всё совала ему в руку узелок. Милиционер что-то недовольно крикнул, и отец пошёл обратно, махнув нам на прощанье рукой.
С тех пор мы больше не видели его. Праздники детства кончились.

Прошло несколько лет, на западе заполыхала война, я стал охотником и кормильцем семьи. Память моя хранила огромных глухарей, которых нам привозили эвенки, навьючив на сказочных оленей…
Друг моего отца, старый эвенк дядя Семён, долго и подробно рассказывал мне о том, как найти глухариный ток, он говорил не столько об охоте, сколько о прекрасных обрядах и танцах торжествующих весной глухарей. Я потерял покой!
И вот в конце апреля сорок пятого года я отправился на поиски глухариного тока. Вспоминая слова дяди Семёна, я дошёл до небольшого таёжного хребта. Всё совпадало: на вершине оставались клочки нерастаявшего снега, на которых я увидел глухариные следы, верхушки некоторых деревьев были заломлены, а лиственничные почки местами были обклёваны. Всё стало понятно: здесь токуют глухари.
Выбрав место для ночлега, я развёл костёр, но вдруг вспомнил слова дяди Семёна, что надо послушать, как некоторые глухари начинают прилетать на ток с вечера. Дождавшись вечерней зорьки, я отошёл от костра и углубился в синеющие сумерки и вдруг услышал хлопки мощных крыльев. Глухари прилетали на токовище, чтобы встречать рассвет. Огня птицы не боялись. Устроившись у костра, я погрузился в дремоту, размышляя сквозь сон, как удачно встречу утреннюю зорьку…
Разбудил меня заковавший глухарь. На востоке только-только начинало отсвечивать густой и стылой синью, у самого горизонта тускло догорала последняя звезда. А глухарь токовал уже вовсю! Частый и сильный звук разносился далеко по округе. Где этот красавец?
Быстро взяв ружьё, я поспешил в сторону токующего глухаря. На ногах у меня были толстые вязаные носки из овечьей шерсти. Ичиги я оставил у костра и шагал теперь почти неслышно.
Было темно. Я встал под толстым деревом и вдруг на смутно белеющем островке снега увидел тёмное пятно, которое двигалось на меня. Это был токующий глухарь! Он приближался всё ближе и ближе, я успел рассмотреть его. Глухарь напоминал мне разозлившегося домашнего индюка. Распушив огромным веером хвост, расправив крылья, он подходил ко мне.
Медлить было нельзя, и я выстрелил. Грохот потряс тайгу, запахло пороховой гарью. Подбежав к упавшему глухарю, я придавил его, чтобы он не хлопал крыльями. Потом я поднял убитую птицу. Тяжесть была ощутимой, глухарь весил не менее четырёх килограммов. Ноги в носках стали стынуть, и я поспешил к тлеющему костру.
Обувшись и побросав подгоревшие головёшки в середину углей костра, я согрелся и стал прислушиваться. Глухари стали токовать одновременно в нескольких местах. А рассвет ликовал всеми красками, становилось светлее.
Можно было начинать скрадывать.
Окрылённый первой удачей, я бегал по токовищу, но никак не мог подойти на выстрел. Расфуфыренный глухарь сразу переставил токовать и перелетал на другое место. Чтобы охладить свой азарт, я встал под дерево и начал оглядывать верхушки деревьев. И вдруг увидел на лиственнице токующего глухаря!
Развернув грудь на алеющую зарю, высоко задрав краснобровую голову, он упоённо отбивал частую дробь. Зачарованный, я замер. Дядя Семён говорил мне, что нужно выждать момент, когда глухарь изменит звук, «заточит» – он в это время закрывает глаза и теряет слух, прославляя весну.
Дождавшись, когда глухарь изменил звук и, упоённый рассветом, совершенно забылся, я подбежал к дереву и выстрелил навскидку. Снова грохнуло и качнулось тугое эхо выстрела. Ломая сухие ветки, могучая птица упала на землю.
Подобрав добычу, я прислушался. Кое-где глухари ещё продолжали токовать. Трофей мой и без того был неплохим, а на большее я и не рассчитывал… С тех пор я не раз побывал на глухарином току.
Когда начинают раскрываться на деревьях почки, вблизи токующих самцов появляются квохчущие глухарки. В это время они собираются откладывать яйца и подпускают человека очень близко. Но настоящий охотник никогда не будет стрелять в самку…
Прошло много лет, все реже и реже я хожу по тайге, но никогда мне не забыть своего первого глухаря, встречающего рассвет.

.................................
© Н. Е. Шемякин. Сюжет, 2000
© В. Б. Балдоржиев. Литературное переложение, 2000