Каникулы

Железная дорога тянулась бесконечно, а в электричке пахло гнилыми яблоками – ничего из того, что Лен могла бы назвать восторгом. Ведь именно из–за этого чувства, по которому тосковала душа, она согласилась уехать на лето из города.
Вторым «не–восторг» чувством были родители – затейники поездки. С целью поддержания и улучшения семейных взаимоотношений не только между собой, где уже прозвучало слово «развод», но и с дочерью – они внезапно осознали, что ей осталось лишь полгода до выпуска и после этого она точно покинет дом.
Полтора месяца, чтобы заполнить несколько лет пропущенных эмоций.
Лен ухмыльнулась и уперла лоб в окно: зеленые холмы и поля сменялись другими зелеными холмами и полями. Изредка попадались островки леса.
Матушке понравилась статья в предложенной газете, и теперь она читала ее вслух. Колеса отбили второй час поездки – осталось еще минут сорок.
Дабы отвлечься Лен достала из рюкзака дневник и начала писать. Изложение мыслей на бумагу, пережевывание эмоций успокаивало и помогало находить решение обдумываемой проблемы. Именно так она и поняла, что ее душе не хватает восторга. Того самого струящегося по венам как раскаленный металл.
В первый момент ей пришла в голову идея попробовать наркотики с целью получить столь желанные эмоции, но Лен отвергла ее во второй момент. А через несколько дней матушка предложила снять домик километров за сто от города. Когда Лен сдала последние экзамены в семестре, а родители организовали отпуск – начали искать варианты. И в тот же вечер разругались. Ибо предложения были слишком разными, и не нравились остальным участникам совета.
Первым ограничением стал бюджет – он отмел две трети вариантов. Отец, вычеркнув приглянувшийся ему отель в горах, сделал такое выражение лица, что Лен пожалела о неумении рисовать: это она написала бы и назвала «нож по сердцу».
Расстроившись, отверг мамину идею об отпуске в Париже.
Когда очередь выслушивания мнений дошла до Лен, она устав от пререканий родителей, ткнула на случайный двухэтажный дом в брошюре какого-то поселка, что жил за счет сдачи таких вот домиков в аренду круглый год – благо местность красивая, и туристы не заканчиваются вместе с турсезоном.
Выбор Лен был одобрен – внезапно для нее – всеми и одновременно.

И вот они здесь, в междугородней электричке, пропахшей гнилыми яблоками.
Они проезжали мимо поместья: здание построили из темно-красного кирпича, в два этажа, с черной, почти смоляной, крышей; подсобные и дополнительные постройки были невзрачными, с пыльно-серой облицовкой, но красивыми. Неподалеку юноша чистил коня, а рядом паслись еще несколько.
Проводница объявила остановку и время стоянки – пятнадцать минут.
От вокзала они отъехали раньше поезда, сообщив водителю необходимый адрес.
Двухэтажный арендованный дом был сложен из серого кирпича, с белым крыльцом, такими же белыми окнами и небольшим садом позади.
Когда закончили разбор вещей и обустройство – уже смеркалось, и Лен отправилась на прогулку. Поля, столь ненавистные ей во время дороги, вблизи оказались очень красивыми. Заросшие буйством полевых трав и цветов, они успокаивали ее душу одним своим существованием. Лен провела рукой по шершавым травам и вздохнула. Надо узнать, что это за растения, подумала она, уходя глубже в море трав.
Лен стояла в поле и слушала природу. Ветер трепал ее волосы и забивал в них травинки; закатное солнце грело кожу, и внутренний океан успокаивался. Первый шаг – умиротворение – был сделан. Внезапно Лен почувствовала грохот. Не услышала, а почувствовала. Кожей поняла: к ней несется что-то буйное, встревоженное и дикое. Открыв глаза, Лен увидела что прямо на нее мчится конь. Черный, смоляной как крыша фермы, он летел по полю, выбивая из-под копыт комья земли и травы. Лен испугалась и отскочила в сторону; конь промчался мимо нее, обдав клубом воздуха. На горизонте появилась вторая лошадь, неся на спине всадника – юношу, которого Лен видела утром.
Вороной конь замедлил шаг, подошел к Лен и остановился, громко дыша и недовольно фыркая.
Так близко она прежде видела лошадей лишь несколько раз и все эти разы они были в уздечках и под контролем хозяев. Сейчас конь стоял диким зверем и пугал. Лен посмотрела ему в глаза и поняла: он ее боится не меньше, чем она его.
Всадник сбавил темп и подъехал к ним.
– Прошу прощения, он немного испугался, – сказал юноша.
– Я знаю, – согласилась Лен, точно ребенок, которого поймали на месте с разбитой вазой в руках. Отстраняясь.
Юноша аккуратно подошел к вороному коню и накинул на него недоуздок, погладил по морде и что–то прошептал, Лен не услышала – ветер унес слова.
– Это Нор, – сказал юноша. – Я Расмус.
– Лен.
– Приятно познакомиться. На лето приехали?
Она кивнула.
– Я вас провожу, чтобы не заблудились, поля здесь порой бесконечные.
Лен взглянула на лошадь, на которой приехал юноша, и спросила прежде, чем успела подумать о наглости своего вопроса:
– А верхом можно?
Расмус на секунду растерялся, затем улыбнулся, отчего янтарно-зеленые глаза его засветились, и согласился.
– Заведем тогда сначала нашего пугливого домой.
Расмус помог ей забраться на спину.
– Кирс спокойная, поэтому просто сидите ровно, и все будет хорошо.
Он потрепал лошадь по гриве и причмокнул, уводя Нора в сторону. Кирс последовала за ним не раздумывая ни секунды.
Лен сдерживала улыбку так сильно, что у нее заболели скулы. Она слишком любила лошадей, но никому об этой любви не рассказывала. А о желании заняться верховой ездой даже себе запретила думать. Потому что мать такую затею не разделила бы и назвала опасной, а отец, чтобы избежать конфликта и не удручать и без того хлипкие отношения – согласился бы. Но здесь и сейчас их не было, и они не могли запретить, выругать или еще что–то. Здесь и сейчас была только она и лошадь.
Лен сжала бедра, чтобы удержаться и услышала, как лошадь недовольно всхрапнула.
– Расслабься, – прошептала она сама себе. – Расслабься.
Лен ощущала под своими бедрами спину лошади, движения и высоту, и ей хотелось завопить от счастья.
Расмус вел двух лошадей домой и улыбался: бушующая радость его новой знакомой переползла и на него. Он не мог сопротивляться этому, ведь девушка сияла едва ли не ярче солнца, заползавшего за горизонт.
Дорога заняла с четверть часа, за которые радость заметно выветрилась, потому что спина Лен не была готова к верховой езде, а особенно нижняя ее часть. Здание, которое она видела на въезде, оказалось фермой по разведению лошадей: на глаза Лен попали загоны для выгула, маленькое здание – кузня, где ковались подковы, – и одна огромная конюшня. Во внутреннем дворе было несколько людей, одному из которых Расмус передал коня, затем вернулся и помог Лен спуститься.
– Одну минуту, – сказал он, уводя Кирс в конюшни.
Оставшуюся часть пути они шли практически молча. Расмус только рассказал, какие интересные и красивые места можно или необходимо навестить, и замолчал, так как Лен не стремилась поддержать беседу. Она понимала, что это не очень вежливо, учитывая, что ей – абсолютной незнакомке – доверили проехаться верхом, но ничего не могла с собой поделать. Разговаривать ей не хотелось.
– Дальше я одна пойду,  – сказала Лен, завидев на горизонте арендованный домик.
– Хорошо, – кивнул Расмус.
На секунду лен допустила себе вольность подумать, что парень, стоявший перед ней весьма симпатичен. Немного старше нее, хорошо слажен, насколько позволяла судить об этом его помятая рубашка; худое лицо, с глубокими янтарно–зелеными глазами, обветренные скулы и взъерошенные темные русые волосы – Лен могла сказать даже что он красив. А есть ли у него кто, подумала она, и в тот же миг отвесила себе ментальный подзатыльник. Она приехала сюда не для того, чтобы пытаться завести отношения – а скорее наоборот, забыть последние, окончившиеся разбитым сердцем и слезами по ночам в подушку, которые отбили всякое желание пробовать что–то еще раз.
А он внезапно захотел.
– Лен, – отвлек от мыслей Расмус, – не хотела бы ты…
– Нет, – резко прервала она.
Расмус немного опешил от столь резкого отказа.
– Ладно, – опустил он взгляд, – но если вдруг захочешь покататься верхом – то знаешь где меня найти, – сказал он.
Лен молча кивнула и зашагала домой.

Ночью ей не спалось. Прошла уже неделя, а Лен никак не могла привыкнуть к новой постели. Ей было то холодно, то жарко, то слишком неудобно, и в конце концов ей это надоело и Лен встала. Оделась и покинула дом - ей нужно было на воздух. Туда, где она могла бы расправить легкие и вздохнуть, забыв о существовании всего плохого в жизни. Обо всех этих ссорах родителей, которые не прекратились даже в этом доме, ведь переехав сюда в надежде построить мир, они забыли оставить войну за порогом; о выпускных экзаменах, которые должны были состояться через полгода и завершить ее обучение в институте; о том, что ей придется делать дальше и обо всем на свете. Ей хотелось просто вздохнуть и услышать тишину.
На холме гулял ветер, трепал и взъерошивал все, что попадалось на пути. Лен присела на камень, скрестила ноги, и положила подбородок на колени. Звездное небо мерцало над головой.
Расмус видел ее. Он стоял неподалеку не издавая ни звука. Он только закончил работу на конюшне и пришел на холм, чтобы побыть одному и расслабиться – но встретил ее. Эта девушка каким–то образом нашла и оккупировала его тайное тихое место. Расмус хотел было разозлиться, но передумал. Затем решил подойти к Лен и начать разговор, но тоже передумал, ведь в последний раз она не изъявила желания общаться.
Расмус обреченно выдохнул и отправился домой спать, мысленно пиная себя за то, что по каким-то причинам ему было невероятно сложно отвести от нее взгляд. После того, как она сияла верхом на лошади, он понял, что именно такое солнце хочет видеть рядом с собой. Как можно чаще и как можно дольше. Но пока это солнце даже разговаривать с ним не хотело, а Расмус боялся обжечься об отказ.
– Расмус, – произнесла Лен, и он вздрогнул, – не уходи.
Он едва успел отойти на пару шагов.
– И давно ты меня заметила?
– С пару минут. Садись, – она похлопала по земле рядом с собой. – Что тебя сюда привело?
Расмус сел рядом и устремил взгляд в небо, но продержал там не более двух секунд и посмотрел на Лен.
– Ну так? – спросила она, не отводя глаз от темноты.
– Захотел побыть один.
– Извини, что нарушила твое одиночество.
– Да я даже рад, – тихо произнес он.
– От кого сюда сбежал?
Почему же сразу сбежал, задал он себе вопрос, может, я сюда медитировать каждый вечер прихожу для поддержания здорового духа.
– О работы, усталости, семьи или от самого себя? – продолжала спрашивать Лен.
– Да почему ты?..– возмутился он, но вовремя успокоился.
– Почему я что? – вопросительно взглянула Лен.
– Ничего. Я просто устал, – отмахнулся Расмус, отворачиваясь, чтобы скрыть эмоции. Эта девушка задавала слишком правильные вопросы. – Как твои каникулы?
Самообладание вернулось, и голос Расмуса выпрямился.
– Хорошо. – Ответила Лен. – Отдыхаю и готовлюсь к выпускным экзаменам.
– А когда они?
– Через полгода.
– А не рано сейчас учить?
– Надо же мне здесь чем–то заниматься. И придумать отмазку, чтобы не ходить на фестивали с матерью, – печально улыбнулась Лен.
– Все так печально?
– Все... – Лен выдохнула, а затем отмахнулась, – долго объяснять. Не хочу.
– Хорошо. – Согласился Расмус.
Он хотел продолжить разговор, не терять эту нить связи, что образовалась между ними, не терять ее ощущения рядом с собой, но сомнения в его душе были слишком сильными.
Семья Лен была лишь одной из многих, что приезжали сюда на время. На лето, на новогодние праздники, на неделю отпуска или просто так – отдохнуть. Иногда сюда ссылали неугодных девушек вместе с бабушками, чтобы те их перевоспитали. Иногда девушки приезжали одни. С некоторыми из них Расмус знакомился и вскоре расставался – никто не хотел связывать свою жизнь с заводчиком лошадей.
Он понимал, что Лен здесь не останется, и поэтому, дабы уберечь себя от повторения ошибок, он старался не слишком сильно в нее влюбляться.
Но у него не очень получалось. Слишком с ней было хорошо. Просто находиться рядом с ней было уже достаточно.
Лен вырвала его из мыслей резко и бесшумно, словно взмахом крыльев совы в ночи; она склонила голову ему на плечо и закрыла глаза. Расмус съежился, чтобы не вздрогнуть от ее прикосновений, затем все же расслабился; аромат ее волос окутал его.
Да плевать на все, он рискнет еще раз, если только она этого захочет.
Рядом с ним было тихо и уютно. Лен поняла, что именно этого ей и не хватало последние месяцы: простого физического контакта с человеком, который принесет ей мир, хотя бы на секунду позволит ей закрыть глаза и не думать ни о чем. Расмус был симпатичным, и в прежние времена Лен не упустила бы возможности флиртовать или даже откровенно дразнить и разгонять его, но сейчас она была способна лишь на мысль, что ее бы расстроило, если бы у него была девушка.
Час спустя Расмус понял, что Лен задремала. Ее дыхание было медленным и ровным, в отличие от мурашек, стадом носившихся по его ногам – не привык он долго сидеть на одном месте, ведь на ферме всегда было полно работы, а три младших брата уже покинули дом. «А старшему сыну суждено продолжать дело отца», мысленно прошипел Расмус. Ему нравилось работать с лошадьми, ему не нравилось, как отец преподносит это.
– Лен, – тихо позвал он.
Она вздрогнула, проснулась, и отстранилась.
– Я домой пойду.
– Я провожу.
– Не надо, – воспротивилась Лен.
– Не спорь. Либо я иду рядом, либо иду позади как маньяк.
Лен улыбнулась.
– Хорошо.
Она встала, отряхивая с брюк землю.
– Хорошо, рядом, или хорошо, как маньяк? – улыбаясь, поинтересовался Расмус.
Лен пересобрала растрепанные волосы: – Хорошо.
На пороге дома Лен стояла и смотрела на Расмуса. Сказать что-либо у нее не хватало ни сил, ни фантазии – мысли закончились, осталось одно желание – не отпускать его от себя. Только вот сказать ему это она была не в состоянии.
– До завтра, – быстро произнесла она, и открыв дверь черного входа, исчезла в доме.
– До завтра, – повторил Расмус. Пока он думал, как бы назначить ей свидание, она это сделала за него. Ведь это же свидание?
Расмус улыбнулся и зашагал домой.
Эта была первая его ночь за долгое время, когда ему спалось легко.

Она пришла после полудня. Отдохнувшая, красивая, и…
Моя, закончил осмелевший разум.
– Здравствуй, Расмус. – Произнесла Лен. – Ты сказал, что если захочу покататься верхом, то могу приходить.
– Я немного занят, – отозвался Расмус, рукой приглаживая торчащие волосы.
– Извини, не знала. Ты время не уточнял.
Женщина, ты рушишь мои планы, сказал он молча.
Уверенность Лен в том, что она назначила ему свидание, разрушилась в миг его отказа. Воодушевление и предвкушение испарились. Тень огорчения скользнула по ее лицу.
Он не мог ей отказать.
И никогда не сможет.
– Пойдем, сначала надо оседлать лошадей.
Он взял ее за руку и повел в конюшни. Ладонь его была большой, теплой и шершавой. И весь он был таким же.
Но романтической прогулке не суждено было состояться: в конюшне стоял отец Расмуса – Лен заметила похожие глаза и такие же острые скулы.
– Хорошо, что ты пришел. Сейчас приедет Кирстен Олаф выбирать нового коня для своей команды, нужно быстро все подготовить. – Затем повернулся к Лен: – Здравствуйте, я Локхарт, отец этого бездельника. А вы?
– Лен. Я здесь на лето. – Фраза Локхарта задела ее, и она пыталась оправдать Расмуса: – Он не бездельник, он очень хороший.
– Не опровергайте факты, юная леди.
От такого ответа Лен вскипела.
– Потом это обсудим, – сказал Расмус одновременно и отцу и Лен, когда выводил ее наружу.
– Он всегда такой? – возмутилась она.
– Поговорим об этом позже, хорошо?
– Да. – Согласилась Лен. – Ты знаешь, где я живу. – Затем приподнялась на носочках, обняла и быстро поцеловала его в щеку, а затем также стремительно покинула ферму, оставив стоять Расмуса в недоумении, но с улыбкой на губах.
– Расмус! – голос отца вернул в реальность.
– Иду.
Лен не смогла бы ответить на вопрос, почему она это сделала. Просто внезапно, стоя перед ним, посреди всего происходящего, она захотела его поцеловать. И поцеловала.
Она не планировала начинать новые отношения, но, кажется, только что именно это и сделала.
С последствиями потом будем разбираться, сказала себе Лен.

– Где пропадала?
Зайдя на кухню, Лен столкнулась с матерью.
– С Расмусом.
– Заводишь друзей. – Многозначительно отозвалась она.
– Ну не всегда же слушать о том какая комедия из восьмидесятых лучше, – улыбнулась Лен, наливая себе чай и меняя тему разговора.
– Это же очевидно!
– Нечего подобного! – вмешался отец.
– Я согласна, па, – произнесла Лен, приветственно обняла отца и покинула кухню. За эту неделю отношения родителей пошли на поправку, заметила Лен. По крайней мере, ругаться они точно стали меньше. Вместо этого оккупировали большую гостиную на втором этаже дома и устроили бесконечный марафон фильмов до глубокой ночи. Каникулы шли хорошо.
Расмус не пришел. Ни днем, ни вечером, ни даже ночью. Сначала это опечалило ее, а затем Лен разозлилась.
Ну, пусть будет так, заинтересованность она показала, а что с этим делать – ему решать.
Лен взяла небольшую стопку учебников, тетрадь и перенесла все это на кровать. Распустила волосы, ибо от тугого хвоста затылок начинал болеть, и погрузилась в изучение не родного для нее языка. Она решила заняться этим, чтобы повысить свою квалификацию по выбранной специальности, ну и на случай если она вдруг уедет из страны или на экскурсию – тогда разговорник не понадобится, – или навсегда. Во втором случае язык будет определенно нужен.
За этим занятием сон и застал ее – единственный постоялец на первом этаже спал.
Из открытого окна в комнату заползал прохладный июльский ветер, тихо обнимал Лен и тревожил ее записи, будто ему было интересно.
Неглубокий сон Лен нарушило ржание лошади. Поначалу она подумала, что это ей приснилось, но когда в окне, выходящем на сад, показалось лицо Расмуса, Лен поняла – это не сон.
– Какого черта ты тут делаешь? – возмутилась она.
– Ты же меня вроде как приглашала, – парировал Расмус. – Выходи.
– Ты время видел?!
Лен была рада, что Расмус все-таки пришел, но истинная девочка внутри нее должна была немного покапризничать.
– Видел. Но ты не в пижаме - значит, не спала. Выходи, – жестом пригласил он к себе.
Лен старалась не шуметь и под смех со второго этажа закрыла дверь, оказавшись в полуночной прохладе сада. Там стоял Нор. Черная шерсть казалась более черной в темноте ночи и слабом свете звезд.
– Я должен тебе поездку.
– Ага, – улыбнулась Лен. Неважно, что минуту назад она злилась на Расмуса, сейчас за возможность прикоснуться к эмоциям, что накрывали ее на спине лошади, она была готова простить ему все. – А вторая?
– Как научу держаться в седле на галопе – так выберешь себе коня. – Пообещал Расмус. – А пока катаешься со мной.
Лен понравилось, как Расмус сказал это «сможешь выбрать». Так, будто он это уже спланировал. Так, будто он собрался учить ее держаться в седле не только этим летом.
Расмус собрался помочь Лен забраться наверх, но Лен сделала это самостоятельно, отчего безбашенная радость заполонила ее. Расмус запрыгнул позади и причмокнул на коня; Нор понимающе фыркнул и покинул сад.
Скулы Лен болели – так она старалась сдержать улыбку. И не могла. Эмоции переполняли ее, бегали по телу, будто сгустки энергии; душа впитывала ощущения, как пустыня воду. Лен хотела, чтобы эта ночь никогда не заканчивалась.
Расмус тоже.
– Держись крепче, – тихо сказал он, обняв Лен одной рукой, а другой – натянув поводья; Нор всхрапнул и перешел в галоп.
Прохладный ветер стал ледяным за мгновение; мирный шаг коня превратился в буйство стихии, что копытами взрывало землю, и Лен отчетливо слышала, как в ушах гулко бьется ее сердце, ровно так же, как и чувствовала позади себя биение еще одного.
Расмус вел коня спокойно и уверенно, и Лен поняла, почему он не разрешил нестись галопом одной – она бы не удержала Нора. Она закрыла глаза, позволяя ощущениям взять вверх над разумом.
Ветер трепал волосы и свистел в ушах, холод обнимал не слабее, чем Расмус. Лен на секунду показалось, что у нее за спиной выросли крылья.
Восторг.
Расмус мог поклясться, что в тот миг Лен сияла. От радости, счастья или от чего–то еще, но он физически ощущал, насколько она растворялась в происходящем.
Нор поднялся на уже знакомый им холм и остановился. Расмус спустился на землю, и отошел; Нор тяжело дышал и устало тряс головой, Лен сидела с закрытыми глазами и идеально ровной спиной – она слушала Ветер.
Минуту спустя Лен вернулась в себя и спрыгнула с седла.
– Спасибо, – будто ветер, с которым она только что бесшумно разговаривала, Лен подлетела к нему и обняла. – Это то, что мне было необходимо.
– Я рад, что ты рада.
– Как та дама, что приезжала за лошадью? Все прошло хорошо? – спросила Лен, поняв, что совсем забыла о вежливости.
– Я не хочу об этом разговаривать, – мигом отозвался Расмус. – Я вообще не хочу разговаривать, – произнес он тихо. Подошел к Лен, аккуратно взял ее лицо в ладони и поцеловал.
На вкус он был соленым и обветренным. И теплым.
– Поехали домой, тебе нужен отдых. – Произнесла Лен отстраняясь.
– Нужен. Но ты нужна больше.
Это было признанием. Тем самым, что Лен одновременно хотела и боялась услышать.
Более они друг другу не сказали ни слова, лишь молча дошли до своих домов.
Расмус может быть и собирался сказать или сделать что-то, но одна та импульсивная фраза, что Лен ему необходима, забрала храбрости больше, чем у него было. Расмус уткнулся лицом в подушку.
Он не может отпустить ее. Не должен. Такого он не переживет.
Да к черту все!
Расмус резко встал с кровати. Час дороги до Лен он завершил за полчаса.
Она не спала. Сидела на пороге сада в застиранном платье, что теперь определенно служило пижамой.
– Девушка в стихийной своей красоте, – сказал он тихо.
– Зачем ты вернулся? – поинтересовалась Лен.
– Сказать, что люблю тебя. – Выпалил он.
– Пойдем спать.
Лен взяла его за руку и повела внутрь, прошлепала босыми ногами по деревянному полу, и стараясь не шуметь, закрыла дверь в комнату. С верхнего этажа донесся смех.
– Хорошо проводят время? – кивнул Расмус.
– Ага. Души не чают еще с пару дней. А как только уедем, так опять все начнется.
Лен убрала с кровати свои лингвистические записи, и продолжила:
– Это не первая наша поездка. Есть у нас такая традиция – иногда выезжать куда-нибудь на праздники. Дабы отдохнуть друг от друга, последние несколько лет мы этим занимались поодиночке, а тут вот решили вместе. Странно это все же, – заключила Лен.
Расмус стоял посередине комнаты, немного боязливо оглядывая помещение.
– Что-то не так?
– Просто…
«Просто я признался тебе в любви, а ты ничего не сказала».
Лен остановила – ее пальцы лежали на его губах, мешая говорить.
– Тебе нужен отдых.
Расмус отвел ее руку: – Откуда тебе знать?
– По лицу твоему вижу.
– А что еще видишь?
Как ты смотришь на меня. Не моргая, потому что боишься, что если закроешь глаза – то я исчезну, а открыв их – ты не переживешь моего отсутствия.
Лен промолчала. Она скинула покрывало с кровати, приглашая Расмуса.
– Я могу и на полу.
– Ты шел сюда не для того, чтобы спать на полу. – Парировала Лен. – Падай.
Он лег, сохраняя между ними дистанцию приличия. Хотя о каком приличии может идти речь, если она пригласила его в свою постель.
– Спи.
– Доброй ночи, – произнес он.
Лен молча протянула к нему ладонь, нежно прикасаясь к шершавой щеке. Он медленно снял ее руку, поцеловал пальцы, накрыл своей и спустил на простынь.
Так он и заснул. Рука к руке.
Лен доводилось просыпаться рядом с парнями. И всегда первая мысль после пробуждения была о том как чертовски неудобно лежать под их весом. С Расмусом было иначе. Из его объятий уходить не хотелось.
Засыпали они рядом, но проснулись вблизи.
– Расмус, – тихо сказала Лен.
Он не реагировал.
– Расмус.
Уже громче.
– Не надо вытаскивать меня из этого сна, – пробурчал он не открывая глаз.
– Из какого?
– Из того, где ты рядом со мной в одной постели. – Расмус придвинулся еще ближе. Его дыхание щекотало кожу.
– Это не сон, – засмеялась Лен.
Расмус привстал на локте и упер сонный взгляд янтарно-зеленых глаз в Лен.
– Что?
– Смотрю, какая ты у меня красивая.
И прежде чем Лен успела возразить, что она вообще-то не «его», и одна совместная ночь ничего не решает, Расмус ее поцеловал. Не так, как вчера, не столь боязливо и изучающе, опасаясь, что она отпрянет в любой момент, нет – здесь убегать было некуда. Расмус навис над ней, лишая последних путей отступления. Она сбегать и не собиралась, ответила на поцелуй, обняла и растаяла.
Единственным, кто сбежал, был разум Лен – он пропал на пятой секунде прикосновений Расмуса. А когда поцелуи спустились до ключиц – остались только шумное дыхание и пульсирующая мысль, что родители не должны услышать стоны из спальни своей дочери.
Лен пыталась удержаться. И не могла. С каждой секундой она все дальше падала навстречу прикосновениям Расмуса. А когда руки его скользнули под тонкую ткань пижамного платья, Лен откровенно застонала.
– Лен! – донесся из-за двери голос отца. – Ты уже не спишь, а мы с мамой твоей только ложимся, поэтому завтракай без нас.
Мозг вернулся в голову за секунду.
– Хорошо, – произнесла Лен дрожащим голосом.
– Все в порядке? – отец заподозрил неладное.
– Да, па, просто спала неудобно, мышцы размять надо. – Голос заметно отвердел.
– Хорошо.
Удаляющиеся шаги успокоили тревожность Лен о том, что их с Расмусом раскрыли. Хоть Лен и перешагнула свой двадцатый год и, по подозрениям матери, уже ночевала с мужчинами, подтверждать это прямыми фактами Лен не хотела.
– Мне пора домой, – тихо сказал Расмус, все еще нависая над Лен.
– Наверное, да. Сейчас, – Лен взглянула на часы, – пять утра.
Ему было все равно сколько сейчас времени. Под ним лежала безумно красивая и желанная девушка, чьи прикосновения хотелось ощущать на себе бесконечно, и нежно улыбаясь, смотрела на него.
Он не устоял, а она не сопротивлялась – лишь принимала все, что он ей давал, и отдавала в несколько раз больше.

Тем утром в начале августа она была особенно красива. Расмус наблюдал, как Лен сидела под лучами раннего солнца, пальцами расчесывая спутанные волосы – перед ночной прогулкой верхом Лен не собрала непослушную копну, и ветер вдоволь в них порезвился, а потом осталась ночевать у Расмуса, что порядка тоже не добавило.
Он придвинулся к ней и поцеловал в обнаженное плечо.
– Щекотно, – хихикнув отозвалась Лен.
– У меня для тебя кое-что есть, – сказал Расмус, достал из прикроватной тумбочки небольшую деревянную фигурку и вручил Лен. – Это сойка. По одной местной легенде, они приносят счастье новобрачным.
– Новобрачным? – переспросила Лен. – Это предложение?
– Да. – Подтвердил Расмус. – Это предложение. Я понимаю, что все, может быть, слишком быстро, что это всего лишь несколько встреч и еще меньше ночей, что ты меня мало знаешь, и все прочее. – Произнес он на одном дыхании. – Ты можешь посчитать, что еще слишком рано, или что там обычно девчонки думают, – развел он руками, – но мне все равно, Лен, я не хочу более тратить не секунды жизни без тебя.
Он смотрел на Лен – она молчала.
Фигурка была едва теплой, гладкой и приятной на ощупь.
– Никогда не знала, что мне нравятся сойки, пока ты не подарил. – Произнесла она наконец, поднимая взгляд. В глазах Расмуса разгоралось отчаяние, ведь Лен не ответила. Он начал жалеть о порыве искренности, ощущая себя полнейшим идиотом, что слишком поторопил события.
Слишком внезапно они встретились, слишком внезапно они сошлись, и слишком зря он сделал предложение.
– Я ее сохраню. Спасибо. – Сказала Лен, убирая сойку в свой маленький рюкзак.
– Лен, – произнес Расмус, словно прося о пощаде. Ее молчание убивало его.
Она отчаянно искала план побега. Из этого дома, из ситуации, от Расмуса и от его дурацкого предложения. Как ему это вообще в голову взбрело? Расмус был лишь великолепным летним приключением, но, как и все летние приключения, он забудется к середине осени. Совесть Лен взбунтовалась от такой мысли. Ведь получается, что она нечестно вела себя по отношению к Расмусу, не планируя ничего серьезного, но позволяя ему задумываться об этом.
– Расмус, – проглотив ком в горле, произнесла она. – Я…
В этот момент телефон Лен начал звонить. Она не реагировала, продолжив формулировать мысль.
– Это твоя мама, – выглянув из-за плеча, сказал Расмус.
– Да, мам, – произнесла Лен раздраженным голосом в трубку. Она не любила, когда ее сбивают с принятия серьезных решений.
– Лен! Мы уезжаем из этого места! Сейчас же возвращайся!
Голос матери был в слезах и часто прерывался всхлипами.
– Мам, успокойся, и расскажи что произошло.
Одной рукой придерживая телефон, Лен быстро оделась.
– Что не так? – шепотом спросил Расмус.
– Они поругались и теперь опять хотят разводиться, – так же тихо ответила Лен.
– Мама, успокойся, пожалуйста, я приду, и мы все уладим.
– Нет! Твой отец уехал к своему брату сегодня в ночь, а мы сейчас же едем домой!
– Так если он уехал, зачем и нам уезжать? Тебе здесь понравилось? – ласково спросила Лен, пытаясь не вызвать вторую волну эмоций. Хотя, судя по голосу матери, там была уже примерно сотая.
– Лен! – голос матери упал. – Пожалуйста, я хочу домой, – уже почти шепотом закончила она.
– Хорошо, мам. Скоро буду, не волнуйся. – Успокаивая сказала Лен и закончила разговор.
Затем шумно выдохнула и ударила подушку, что была около нее.
– А подушка чем провинилась? – шутливо возмутился Расмус, пытаясь разогнать тучи, что нависли в комнате.
– Ничем. Видимо, каникулы закончились. Мы уезжаем.
– Когда?
– Сейчас. – Сухо сказала она.
– Лен, ответь, пожалуйста! – остановил он ее около двери. Лен молчала. – Я вряд ли покину это место, и еще маловероятнее захочу, я слишком влюблен в это дело. Но еще больше я влюблен в тебя. И поэтому сделал это предложение.
– Расмус, – она попыталась остановить его и освободиться, он не позволил. Взял ее лицо в ладони и заставил Лен взглянуть на него. – Здесь у тебя будет возможность всегда уноситься к ветру, как ты это делала, ты ведь это так любишь!
Давление на эмоции.
– Расмус!
– Ты мне необходима! – его голос был готов сорваться. – Я хочу, чтобы ты была рядом со мной.
Внутри него бился хрусталь.
– Я прошу, чтобы ты была рядом со мной.
Он словами пытался описать ей одну единственную эмоцию – ту, что разорвет его сердце и душу, если у него не будет возможности увидеть Лен еще хоть раз.
– Меня ждут, Расмус, мне пора. – Лен отстранилась и вжалась в стену, будто та могла удержать ее от рухнувшего под ноги мира.
– Мне надо возвращаться. Не только домой, но и на учебу. Я не могу здесь остаться. – Оправдывалась Лен. – Не сейчас.
– Хорошо. – Расмус аккуратно подошел к ней. – Извини, что вывалил на тебя свои эмоции. Извини.
– Мне пора.
Он молча кивнул.
Лен хотела что-то сказать. Она должна была что–то сказать. Извинение, прощание, или признание.
Лен ушла молча. Закрыв за собой дверь и оставив Расмуса одного.
Он прикусил губы, что еще хранили вкус ее утреннего поцелуя, и ударил кулаком по двери. Он злился. На себя – за то, что не хватило смелости исправить свою судьбу и не отпускать то хорошее, что в нее пришло; на Лен – за то, что появилась в его жизни; на саму жизнь и вообще на весь мир.

– Мам?
– Я здесь.
Лен прошла на кухню, где и увидела матушку. Она успокоилась, слезы высохли, но опять разбитая душа осколками сквозила наружу.
– Прости, что так позвонила тебе. Отвлекла, наверное, – извинялась она.
– Нет, мам, все в порядке. Что произошло?
– Ох, Лен, – выдохнула женщина. – Твой отец произошел.
– Как обычно. Так, значит, мы уезжаем?
– Я хочу домой. В свою массажную ванную.
– Ты готова проехать сотню километров ради массажной ванны, – улыбнулась Лен, пытаясь принести радость в разговор, напрочь игнорируя собственные эмоции, что комом столпились в ее груди.
– Там несколько режимов, – протянула матушка.
– Хорошо, хорошо. Поехали к твоей массажной ванне.
– Рента оплачена, Лен, ты можешь здесь остаться, и не рушить романтику с Расмусом.
– У нас ее не было, – немного резко ответила Лен. Побег от чувств. – И лучше я буду рушить твою романтику с массажной ванной, а то ты из нее не вылезешь.
Матушка улыбнулась.
Через два часа они ехали в той же электричке, пропахшей гнилыми яблоками, что привезла их сюда месяц назад. Лен сжимала в ладонях деревянную сойку и отчаянно хотела вернуться.
Вернуться к Расмусу, ответить на его признание, снова окунуться в то ощущение, что она испытывала рядом с ним; снова совершить ночную прогулку на лошадях, снова почувствовать восторг; согласиться. И в тот же миг она хотела, чтобы электричка поскорее увезла ее из этого места. Она хотела забыть все, что происходило, чтобы этот уголок счастья в ее душе умер и не травил радостью все вокруг.
Лен молча выругалась и убрала деревянную птичку в рюкзак.
«Сама не знаешь, чего хочешь».
Ночью она спала беспокойно. Почти каждый час проверяла телефон на наличие звонков или сообщений, но от Расмуса ничего не было. Каждый раз, видя пустой экран, Лен облегченно выдыхала – он позволил ей уехать и решил не усложнять все. Затем обреченно кусала губы – он позволил ей уехать и не остановил. Затем прятала лицо в подушке, потому что осознавала свою неспособность дать ему ответ.
В четыре утра, устав сжимать телефон, Лен сама позвонила ему.
– Доброе утро. Не разбудила?
– Нет.
Голос Расмуса был тихим и спокойным.
– Лен, все в порядке?
Не-а, ни на секунду.
Сердце остановилось. Рухнуло в пятки. Отбило набатом в ушах. Вернулось на место и бешено заколотилось.
– Я согласна. Твое предложение – я согласна.