Горная порода. Сцена вторая

                Правдивые истории? Да!

       Пламя костра ласково привлекает танцующие облачка кровососов и приветливо облизывает придвинутые к костру для просушки горные ботинки «новичков». «Саксаулы» лениво возлежат, безропотно ожидая приглашения к ужину. Вечереет. Недвижные молчаливые горы укрыты снегами, в них царит тишина, нарушаемая едва слышным, неуловимым звуком – что-то трепещет в зарослях рододендронов. Может, то души не вернувшихся на базу...?

       На небольшой полянке близ хижины горноспасателей расположились группы альпинистов. Палаточный городок с изяществом сибаритов стройными холмиками белеет в наступающих сумерках.
       – Бедный друг, истомил тебя путь... – послышалась песня в сумерках.

       Костер небольшой, его значение ритуально – это место для общения. Сразу наметились две основные группы: в первой кучке центр заняла гитара и сменяющие друг друга исполнители. Во второй – рассказчики, их «культурная программа» традиционно открывается анекдотами.
       Сумрак вызывает из небытия тени прошлого. Потерянные возможности, утраченные иллюзии, забытые друзья тактично напоминают о себе в простых непринужденных рассказах очевидцев событий, придумщиков и авантюристов. И напряжение дня стекает как капли воска на дно канделябра.
       Пятачок зеленой травы скрадывал неровности склона. Не слишком, может быть, удобно, зато невысокие заросли чабреца издавала душноватый аромат ладана. Хотелось закрыть глаза, глушиться дурманящими волнами и оглохнуть. И никого не слышать. Забыться и вернуться в свой уютный мирок, где нет бесцеремонных посторонних.
       Внешние шумы его мало беспокоили. Сказывалась общежитская закалка. В комнате они жили ввосьмером, четверо на законных основаниях, то есть спали на своих кроватях, и еще столько же подпольно. Из солидарности, и имея ввиду переменчивость судьбы, друзья честно, после смены белья, менялись местами. Здесь же готовились к лекциям и коллоквиумам, почитывали самиздат, слушали музыку, ели, пили, курили. Словом жили. Иногда в комнате становилось слишком шумно – это приходили соседи и - о, редкая удача! – соседки с третьего этажа. И тогда пили портвейн, читали стихи, пели песни, танцевали. Его нечастый номер – «цыганочка с выходом». Именно тогда он оценил одиночество.
       А к нему давно никто не приходил. Расстались. Глупо расстались. Сам виноват. И потому научился вчитываться в лекции, отключившись от этого бесцеремонно-суетного мира.
       -Сашка! Какой же ты бываешь скучный. В кого ты, в маму? Или это отец у тебя такой зануда? Приходи в воскресенье на хутор, к девяти, там будет вся наша компания…

       Да, он увалень, слегка полноват и оттого глаза кажутся маленькими и глубоко посаженными. Если бы Сашка сказал, что мать у него известная актриса, а отец режиссер, она бы не поверила. Правда отца он видел всего раз, и это было давно, так давно, что воспоминания затянуло плесенью забвения. А мама? Что ж, у нее иная жизнь, и ему не интересны ее увядающие попытки удержаться в мерцающем мире кино. Он даже не знает, была ли она замужем за отцом. Но у него фамилия отца. И ему интересна наука. Почему? Иллюзии, а скорее попытка дотянуться до успехов школьного друга. Тот теперь далеко, в экспедиции на дальнем востоке. Или в Австралии? Их пути разошлись на третьем курсе, когда Сашка понял, что его дорога в мир ученых не так пряма как у друга.
       Хотел показать себя, а чем? Спортом не занимался, а ее изнурительные воскресные тренировки на хуторе, так называлась лесопарковая зона, тянущаяся далеко за пределы города, вызывали недоумение. Бегать по лесу с девяти до двенадцати часов? Дичь!
       А после, когда уже нет никаких сил – еще и по рельсам заброшенной узкоколейки падая, разбивая ноги и руки. На равновесие... А потом бегом вверх по крутому откосу Оки. Вверх – вниз. А на спине сидит твой напарник. Отдыхает, поскольку, когда ты упадешь, он тебя потащит. И этого им мало. В три часа тренер командовал: «На сегодня все! Молодцы!». И, выдержав паузу, добавлял: «А желающие могут остаться поиграть в футбол». НикНик, так за глаза звали не по годам совершенно седого, но с приятным румянцем на впалых щеках и непреклонно суровым выражением лица. Лось, а не человек! Его любили и боялись одновременно. И играли, до зелени в глазах. Зимой по заснеженному полю, когда доползти до ворот противника уже победа.
       Вот и сейчас он готов был отрешиться, погрузиться в свой мир, странный, непонятный и страшноватый мир далеких веков, уже поседевших от забвения, мир мифов и легенд, то есть истории. Но, каков романс, и голос. Невольно заслушался.
       … Ты войди же ко мне отдохнуть.
        Потускнел, догорая, закат…
       …Только имя мое назовешь –
        Молча к сердцу прижму я тебя.

       Везет же людям: и голос, и слух. И не просто голос, выразительный такой, с чувством. Талант или он есть, и тогда он проявляется во всем – пение, танцы, рисование, наука, спорт… - или как у него, все через упорство, «пердячим паром», как выразился прораб в стройотряде.

       Гитара всхлипнула, замолк исполнитель, и внимание переключилось направо.
       -А вот, слушайте, была такая история в прошлом году, – серьезно, без признака иронии или смеха начинает свой рассказ бородатый «значок» из соседнего отряда, - Мы тогда вернулись с..., ну, не важно, мокрые – дожди зарядили на неделю. Палатки только что на бельевые веревки не вешали, протекали, и внутри лужи…
       Блики костра скользили по высокому лбу рассказчика и гасли в его бороде. Любых слушателей всегда привлекают истории. Они любят их за возможность мысленно поставить себя на место героев, и успешно избежав их ошибок, достичь гораздо белее эффектных результатов.
       Истории сопровождаются многочисленными тенями и призраками прошлого, но тени существуют только на свету, и когда история подходит к концу и свет ее гаснет, то они, естественно, стараются зацепиться за последние мгновения своего существования, оставаясь в памяти слушателей. Хорошо, если бы при этом засверкали молнии. И тогда, спустя много лет, они, выныривая на поверхность в более ярких одеждах, приукрашиваясь фантастическими узорами, поразят новых слушателей. Так из анекдотов и сплетен рождаются легенды и мифы.

       «Тени всегда стремятся вырваться из плена тьмы. Так бы прокомментировала Катя».

       -Перед сном наши девчонки заглянули в палатку инструкторов. Внутрь заглянули и не решились переступить порог. Старички Филемон и Бавкида по сравнению с публикой внутри палатки показались бы скупердяями и ханжами.
       На полу палатки, поверх расстеленного спальника, были выставлено богатое угощение: куски хлеба небрежными ломтями окаймляли импровизированный стол,  вскрытые консервы влажно блестели жирными тушками шпрот, докторская колбаса, нарубленная начинающим палачом, стыдливо прикрыта пучками зеленого лука. В центре фляга из нержавейки, таинственное (и потому запретное в спортивном лагере) содержимое которой не оставляло сомнения. Широким жестом хозяева радушно предложили заглянувшим все свои богатства, готовые пожертвовать даже своим единственным уже занюханным бутербродом.

       Время ужина уже подошло, и со стороны рассказчика было весьма бестактно живописать подобные сцены слушателям (нет молний, но ассоциативная связь закрепит в памяти выразительность рассказа).

       -Барышни весьма смутились потому, как почувствовали «огнеопасный» выхлоп – спичку зажги и трехглавый змей изрыгнет столб пламени, а может, пожалели «саксаулов», не желая лишать джентльменов заслуженного отдыха.

       Нет, молний не было, но были вспышки костра, в который подбрасывались ветки и пучки благовоний. С каждой вспышкой призраки подходят всё ближе, оттого внимание слушателей концентрируется на говорящем. Его загнутые кверху уголки рта, в сочетании с бровями вразлет не оставляли сомнений в правдивости рассказа. Если бы не крючковатый нос, торчавший из глубоких вертикальных складок лба – сочетание деликатной учтивости и сарказма - скептическая пародия на известный мифический образ, воспетый гениями Возрождения.
       -Барышни – это же спортивный лагерь! После трудного дня как не расслабиться. Да, это слабость, впрочем, слабость простительная для всякого русского (и не только, добавим мы) человека.

       Наш рассказчик из тех кто, уютно устроившись, любит грозить прыткому поколению пальчиком, предостерегая их от своих собственных ошибок и пороков (в них-то он толк знает!), восхваляя добродетели, которых сам так счастливо избежал.
       И сидевшие у костра «барышни» нынешнего призыва снисходительно усмехнулись. Им нравилась позиция наивно-любопытных и тактично-осторожных героинь рассказа. Они и сами готовы к инициативной деятельности на вечернем форуме. Им нравился и рассказчик, они не отрывали от него глаз, и казалось, даже придвинулись к нему поближе, хотя и чувствовали в нем некую смесь скверны, греха, что ли, того, что, конечно, губит искренние порывы юных душ.
       -Но вернемся к нашей истории. Наши непоседы были потрясены гостеприимством, они всего-то хотели только узнать, как лучше поступить с горными ботинками. Они из двойной кожи и, похоже, что между стенками тоже вода. Хлюпает – «вот послушайте». Тем конечно, не до ботинок: «У дяди Кости (кладовщика) возьмите сала и смажьте, а потом приходите к нам» «А изнутри тоже мазать?» «Ха-ха-ха» - подавились инструкторы – обязательно и побольше!»

       -Саша, а мы к тебе…

       Две девушки, из новичков, сели на бревно, что лежало с краю его полянки. Лежать показалось неудобным. Пришлось встать, сесть рядом. Тоже неудобно – он сел на самый край бревна, ближе означало бы прижаться, ну, или прикоснуться, к одной из них. Таня или Валя? С ними он познакомился вчера, во время игры в волейбол, Не познакомился, так, отметил мимолетно их существование. Они даже представились ему, но он через минуту забыл их имена.
       Тогда их простой и естественный вопрос «А как тебя зовут? А фамилия?», смутила и он буркнул: «Александр, Залов». «Где-то я уже слышала эту фамилию» - кто это Таня или Валя? И он совсем смутился, совсем не хотел, чтобы его связали с отцом. И отошел прочь с поля на импровизированную трибуну.
       Сейчас та, что рядом, в футболке с короткими рукавами чуть вздрогнула, почувствовав его прикосновение - прохладно, вечереет. И невольно прижалась к подруге. Разговор не клеился.
       -Ты хоть бы обнял ее, - отозвалась подружка.

       Неловкость волной поднялась в душе у Сашки. Он также неловко подчинился призыву и сразу почувствовал, что это надо было бы делать легче, непринужденнее. А лучше отшутиться.
       «А как же Катя?» - тут же пришло в голову.  «Вот, почему она так легко может подбежать – и на виду всех! - повиснуть у него на шее, искренне радуясь встрече. При этом всем, и ему тоже, было сразу понятно, что это ничего не значит. Ей легко было сказать: «Вот съездишь в лагерь, тогда посмотрим».
Молчание затянулось, и троица невольно дослушала анекдот.
       -Ну, и хмурый же вид был у них, когда наутро, смотрят, у всех троих, ботинки изнутри в ошметках сала...

       Хохот вспышкой озарил лица. Но не все. С этими новичками всегда проблема! То они пьют воду из ручья при восхождении, то … Их предупреждали, что пить, черпая ладошкой воду нельзя! Она бессолевая и не утоляет жажду, а, кроме того, капельки воды действуют как линзы, прожигая горным солнцем губы. Но не слышат! А потом на привале, у костра, когда «саксаулы» травят анекдоты, эти бедолаги не могут смеяться, а только тихо хихикают, придерживая распухшие, кровоточащие губы руками. Вот так: «Фюи-фю-фи». Для них всегда рассказывают самые смешные анекдоты. От смеха, боли, обиды у девушек выступают бессильные слезы.

Так что эта незатейливая история не только сплотила, но и разъединила публику. Девушки были в восторге от изящества мести, «новички» – от наивности подруг.
Почин есть, далее пошло веселей и обильнее. Словом, занялись самым приятным в альпинизме делом – чесанием языком.

-Саша, расскажи что-нибудь о себе. Ты работаешь или учишься?

-В институте, на кафедре физики…Так, ничего интересного, полупроводники, диэлектрики, диффузия и ионная имплантация …

-Так, ты физик! А мы лирики,- съёрничала вторая, что подальше, - физики всегда стихи знают, а девушкам нужны романтические истории.

-Знаю, только стихи рассказывать не умею, и анекдоты совсем не запоминаются… А истории… истории это не более чем не очень достоверные мифы. Самыми большими и охраняемыми мифами являются события, выдаваемые за реальность. Нередко глядя из настоящего трудно понять прошлое - сведения отрывочны, не всегда связно стыкуются. Мозаика, которая не складывается.

И помолчав, добавил:

-Я думаю, что чем меньше нам известно фактов, тем правдивее история. Недостаток информации всегда дополняется логичными дополнениями по принципу «так могло быть». Исторические сведения могут быть достоверные и не очень. А про себя подумал: «Хорошо если история начинается с истины, и еще лучше, если она заканчивается правдой.»

-Хотите, я вам расскажу, как наши далекие предки осваивали Сибирь, точнее Зауралье? После Ермака оно тогда называлось Передняя Сибирь. Мне эту историю одна знакомая рассказывала. Она родом из тех мест. То есть ее предки оттуда…
Наличие «знакомой», вернее тон и дрогнувший голос, подсказали невольным слушательницам, что здесь не только история далеких времен. Ну, что ж, все лучше, чем слушать скверные анекдоты.

-Эта история началась  примерно в 1551 или 1553 году в Британии. Но туда мы вернемся чуть позднее, а пока Русь, 1620 год от Рождества Христова или 7128 год от сотворения Мира.

Но девушки откровенно заскучали, давая понять, что к такой романтике они не готовы. Тем более, что у костра опять появились новые рассказчики.