Последний звонок

Она стояла у окна, как вкопанная, с остановившимся взглядом и каменным, ничего не выражающим лицом.

Дверь в класс то и дело хлопала, впуская клубы эмоций вместе с празднично одетыми выпускниками. Одинадцатиклассниц, торжественно вплывающих в класс, язык уже не поворачивался назвать девочками - это были потрясающие, красивые, элегантно одетые девушки, которые, как дорогие цветы, наполняли класс благоуханием приятных ароматов и яркими пятнами своих тщательно подобранных нарядов.

В воздухе витал праздник, напитывая сердца трепетом и головокружительным счастьем, и лишь одно сердце сегодня выбивалось из общего ритма. Лишь одно сердце сегодня отказывалось быть счастливым.

***

- Оля, я вызвала скорую. Больше невозможно ждать.
- Да, я тоже просила его согласиться на скорую, но он отказывался целый день.

На разобранном диване в углу зала лежал, скрючившись, её папа. Лицо его покраснело от напряжения - было видно, что он изо всех сил борется с болью.

Оля смотрела в любимые небесно-голубые глаза, и её сердце разрывалось от горя - она не знала, что ей сделать: как помочь самому дорогому человеку на свете.

Папа всегда был сильным. За всю свою жизнь Оля не могла вспомнить ни одного случая, когда папа жаловался бы на какие-либо недомогания. Он был крепок, плечист, с широкой мускулистой спиной, так что при первой встрече люди часто принимали его за борца. Он не признавал больниц и не любил врачей, веря в то, что со всем справится сам. И вот теперь, когда у него случился непонятный приступ, он долгое время не позволял звонить в скорую. И только когда боль переступила критический порог, он наконец сдался.

Скорая приехала минут через сорок. Олина мама уже собрала вещи отца в больницу и стояла теперь в дверях, не смея пошевелиться. Оля видела, что все её движения сковал страх. Лицо её побелело, и Оля боялась, что и маме тоже понадобится врачебная помощь.

- Перетонит, - коротко и внятно сказал врач, обращаясь к отцу. - Собирайтесь, вам нужна срочная операция.

Олю обдало волной жуткого холода. Перетонит… Диагноз прозвучал непонятно и резко, как вынесенный кем-то суровый приговор. Операция… В её родне ещё никому не делали операций. Это слово звучало страшно и зловеще.

Отцу вкололи обезболивающее, он смог подняться, одеться и выйти самостоятельно к машине. Ольга с мамой и с младшим братом Володей спустились вниз вместе с ним.

Стояла весна. Май был в самом разгаре. Деревья уже нарядились в блестящее зелёное кружево, а кусты сирени успели соткать себе нежные сиреневые накидки. Всё кругом благоухало, пело и будило в груди счастливое ощущение Жизни. Отец остановился перед распахнутыми дверьми скорой, закрыл глаза и медленно вдохнул пьянящий голову воздух. Потом повернулся, спокойно улыбнулся  и сказал, обращаясь к своему одиннадцатилетнему сыну:

- Володя, я уезжаю, ты остаёшься за главного. Береги женщин.

С этими словами фигура отца нырнула в чёрный провал скорой помощи.

Мама поехала с ним. Однако лишь не надолго. В больнице её убедили, что операция рядовая, и ждать не стоит. Она забрала вещи отца и к десяти вечера уже была дома. Услышав, что операция несложная, Оля наконец успокоилась. Они с мамой выпили чаю и, восстановив силы после перенесенного стресса, отправились спать.

На следующее утро было воскресенье. Ольга с удовольствием нежилась в постели, как вдруг раздался телефонный звонок.

«В воскресенье могли бы и попозже позвонить», - возмутилась про себя Ольга. Но вдруг до неё стали долетать обрывки разговора - мама взяла трубку. "Как без сознания?… Когда?… И что теперь?…"

Папа! Оля вскочила с кровати и выбежала в коридор. Мама тихо опускалась на стул, опираясь на стену.

- Что-то пошло не так во время операции. Он в коме.

Слова прозвучали для Оли, будто были сказаны на незнакомом языке. Она не понимала - нет, не верила в их смысл. Сознание пыталось изо всех сил защитить себя от удара, отказываясь понимать услышанное.

- Надо ехать в больницу, Оля. Давай завтракать, и поедем, - почти шёпотом сказала мама.

Через час они уже были около реанимационного отделения городской больницы. Навстречу им вышел импозантный врач в белоснежном халате и таком же белоснежном колпаке. Он что-то долго и важно говорил маме, но Оля не понимала ни слова. В сознании крутилась лишь одна фраза «пока в коме», и в этой фразе Ольга всеми силами, которые только мог найти в себе шестнадцатилетний подросток, цеплялась за слово «пока».  Мама плакала, что-то спрашивала доктора, а тот продолжал говорить с ней свысока, будто с маленьким неразумным ребёнком.

Прошла неделя. Каждая минута медленно скатывалась в прошлое тяжёлой каплей, словно воск с горящей свечи, ударяя по Олиному сознанию надсадным колокольным звоном и лишая её спасительной надежды.

Уже несколько дней вместе с ними в их квартире ждали пробуждения дорогого сына Олины дедушка с бабушкой.

В квартире поселилась гнетущая тишина. Телевизор не включали, не разговаривали. Каждый жил словно в некоем оцепенении, ожидая какой-то определенности.

И вот этот день наступил.

Неожиданно их семейство, расположившееся на скамейках перед реанимационным отделением, ставших почти родными, встретил совсем незнакомый врач. Это был первый человек в белом халате, в глазах которого Оля увидела сострадание.

- Выслушайте, пожалуйста, меня до конца. Операция по устранению перетонита прошла успешно. В этом нет никакого сомнения. Однако перед операцией пациенту должны были дать наркоз. В процессе этой процедуры в горло вставляется специальная трубка, которая должна подавать кислород через трахею в лёгкие. Но в силу нестандартного внутреннего строения горла пациента трубка вместо трахеи попала в пищевод. Обнаружить это удалось только через пять минут… - врач запнулся. - После того как мозг находился без кислорода пять минут… - Оля заметила, что он отвел глаза. - Пять минут это очень много. Мозг не может жить столько времени без кислорода… Мы ничего не можем сделать… Сейчас его просто поддерживает система, но всё бесполезно… Простите.

Оля почувствовала, что оказалась в целом мире одна. Она непонимающе смотрела на окружающих и чувствовала, что между ними и ей образовалась прозрачная, но непроницаемая стена. Казалось, привычный стук сердца прекратился. Сама Жизнь перестала течь в её венах.

Сквозь образовавшуюся стену она еле расслышала слова доктора:

- Кто из вас хочет пойти в палату перед тем, как мы отключим тело от аппарата?
- Я пойду, - сказал дед, и медленно поднялся со скамьи.
- Я с тобой, - неожиданно для себя сказала Оля.

В белой надраенной палате на единственной кровати, стоявшей в центре, лежало тело отца. В первое же мгновение Оля поняла, что семь дней пытки были напрасными. Его уже давно не было в этом теле. Оно лежало на кровати пустое, словно покинутый Жизнью футляр. Теперь она не сомневалась, что отключение от аппарата было правильным решением - отец давно ушёл…

Сколько дней плакала мама, Оля не могла сосчитать. Мамино счастье оборвалось внезапно, а потому ещё более несправедливо.

Они прожили с отцом каких-то коротких семнадцать лет. И за это время Оля не помнила ни одной сколько-нибудь серьёзной ссоры. Они жили ладно, умея прощать, с готовностью подставляя друг другу своё плечо. Отец всегда был для Оли как большое солнце, которое  согревало своей искренностью, теплом и природным юмором. Папа любил шутки, любил, когда лицо собеседника вдруг расплывалось в улыбке, а следы беспокойства и тревоги бесследно исчезали.

Сам не зная того, он был целителем человеческих душ, пробуждая своими словами потухший в сердцах огонь. За это его любили. Любили очень многие.

А ещё он никогда не проходил мимо чужой беды, всегда предлагал свою помощь. Бескорыстный, добрый и отзывчивый - таким знали папу родственники и друзья.

Оле всегда было хорошо рядом с ним. Даже просто молчать. Особенно она любила, когда они оставались с папой вдвоём. Она всегда знала, что он не предаст, не проболтается, не выдаст её секрет. И она знала, что мама живёт с ним «как за каменной стеной».

И вот теперь их дружный тесный мирок рухнул, обрушившись тяжелыми осколками на хрупкие плечи молодой сорокалетней вдовы, и зачеркнув счастливые планы шестнадцатилетней дочери, которая готовилась сдавать выпускные школьные экзамены.

***

- Давайте поплотнее. Ребята, перестаньте дурачиться, встаньте ровно, - надрывался фотограф.

Их класс устраивался на двух рядах стульев, чтобы запечатлеться на последней школьной фотографии.

Олю поставили в центре. Она не сопротивлялась. Она даже была рада, что кто-то принимал решения за неё.

Сознание её было далеко за пределами класса - там где вокруг дорогого её сердцу тела проходили вереницы людей, отдавая последнюю дань её папе - самому родному и самому лучшему человеку на Земле.