Колхида. Супса

               
                КОЛХИДА, СУПСА

    Грузинская тема стоит в стороне от моих заметок о кубанском Причерноморье и нашем отдыхе на море. Но сотни кубанских рабочих и инженеров, большинство которых были из нашего поселка Ахтырского, в течение десяти лет (1975 – 1985 годы) работали в Западной Грузии, поэтому хочу об этом, немного рассказать.
    Наше Ахтырское управление буровых работ, по договору подряда  вышестоящей организации, объединения «Краснодарнефтегаз» с объединением «Грузнефть», выступающего в роли заказчика, строило разведочные и поисково-оценочные скважины в Западной Грузии.
Работы велись вахтовым методом. Буровики и вспомогательный персонал летали самолетами АН-24 по маршруту  Краснодар - Кутаиси. Так назывался авиарейс, но посадки совершались не в аэропорту города Кутаиси, а в восемнадцати километрах от него, на военном аэродроме Капитнари, рядом с райцентром Самтредиа. С аэродрома, вахты развозились автобусами по буровым и на промбазу.
    Экипажи самолетов почти стабильно оставались в прежнем составе, поэтому с годами с ними установились дружеские отношения.  Мне, как и другим старшим группы, приходилось часто общаться с пилотами и бортпроводницами, которых знал по фамилиям и именам, также они знали меня и других наших технологов.
    Много раз летали на борту самолета, который в 70-м году совершая рейс Краснодар – Сухуми, был захвачен отцом и сыном Бразинкасами, литовцами по происхождению. Чтобы прорваться в кабину пилотов они застрелили, вставшую на их пути, бортпроводницу Надежду Курченко, и ранив пилотов, вынудили их посадить самолет в Турции.  Об этом событии напоминала памятная табличка перед передним багажным отсеком самолета.
В те годы, захваты самолетов в Союзе, с целью бегства за границу, были чрезвычайной редкостью, поэтому об этом случае много писалось и говорилось во всех СМИ.
В Турции угонщиков посадили в тюрьму, но, в те годы еще не было договоренности между государствами об экстрадиции воздушных террористов, поэтому турецкая сторона игнорировала требование советского правительство об их выдаче. Через некоторое время Бразинкасов подобрали спецслужбы США и вывезли в Америку. ЦРУ хотело сделать их символом борьбы против коммунистического режима, но не получилось.
 Время делает свое дело. За прошедшие годы, об этой истории практически все забыли, но вспомнили, когда в 2000 году, в Америке, младший Бразинкас застрелил своего отца. Возмездие свершилось.
В очереди на захват пассажирского самолета, с целью бегства за границу, стояла музыкальная семья Овечкиных из Иркутска, о которых создали художественный фильм «Мама», в главной роли, которого, снялась замечательная актриса Нонна Мордюкова. Несколько лет, я проработал в иркутской компании, с ближайшим соседом этой семьи и он мне рассказывал о них много интересных подробностей. Если верить моему коллеги, образы киногероев, даже приблизительно не совпадают с реальными Овечкиными.
                .  .  .
      Мне нравилось летать по этому маршруту. Из Краснодара путь пролегал над горами Северского и Туапсинского районов, в районе Туапсе самолет разворачивался влево,  и держал курс вдоль береговой линии Черного моря, примерно за Очамчири, опять поворачивал влево и шел на восток до Капитнари. 





Со временем научился различать и определять проплывающие под самолетом все приморские города и многие селения.
При наборе высоты 5300-5500 метров, при любой погоде всегда был виден двухглавый седой Эльбрус, величавый вид которого, в самые первые полеты вызывал у меня бурю эмоций, но в последующем, стал абсолютно безразличен.
 Если Центральный Кавказ относить к Европе, тогда Эльбрус является ее самой высокой горой, намного выше знаменитого альпийского Монблана.
    Эльбрус  это  двух вершинный, потухший вулкан. Его последнее извержение было на памяти человечества и датируется примерно 50-ми годами новой эры. Высота западной  вершины Эльбруса составляет 5642 метра, восточной – 5621 метр. Вершины разделены седловиной (высота 5200м) и отстоят друг от друга на 3 километра. Точное происхождение его названия не установлено, но есть наиболее похожие названия на его современное звучание, это иранское Альбурс («высокая гора»), грузинское Ялбус («грива снега»), ногайское Ельбурус («направляющий ветра»).
   Когда по графику вылет вахты из Краснодара выпадал на 28 число месяца, тогда посадка совершалась в аэропорту города Батуми. Это объяснялось проведением  в эти дни, плановых учений военных летчиков в Капитнари, поэтому для пассажирских авиарейсов он был закрыт. При посадке в батумский аэропорт на мыс Зеленый, самолет всегда заходит  со стороны моря, при этом,  по правому борту, хорошо видны побережье и Понтийские горы сопредельной Турции. На востоке за батумским аэропортом начинаются предгорья Аджаро-Имеретинского хребта Малого Кавказа, который тянется до Нагорного Карабаха (анклава Азербайджана).
   В пятнадцати километрах на юг от Батуми проходит грузино-турецкая граница (тогда советско – турецкая), на которой расположено небольшой поселок Сарпи, где находится погранпереход. В последнее время он стал считаться курортом, но раньше был закрытым,  в  пограничную зону людей пускали только по спецпропускам.
Живет в нем кавказский народ, который называется лазы. В Грузии есть еще несколько лазских сел.  Когда-то эта местность называлась Лазистан, большая часть которого находится на территории Турции. Раньше, когда в паспортах указывалась национальность, то все лазы были записаны грузинами, и сейчас они считаются этнографической группой грузин. На турецкой территории они считаются турками.
В советское время, коренные жители Сарпи, имеющие  родственников на сопредельной стороне, могли с ними общаться, перекрикиваясь через границу, но не более того. Чтобы им встретиться, надо было, после получения турецкой визы, добираться поездом или на корабле по Черному морю в Одессу. Из Одессы плыть в Стамбул и оттуда ехать по суше или плыть на корабле по морю тысячу километров на восток до города Хопа, а оттуда на автобусе до турецкого Сарпи. Бред полнейший!
Сейчас более свободный пограничный режим, позволяет поддерживать контакты между родственниками по обеим сторонам границы. 
Нынче, для грузин съездить в Турцию проблемы не составляет, плати 40 лари и виза в кармане. Иркутские грузины мне рассказывали, что в девяностые годы туда ринулись десятки тысяч грузин, и каждый что-то вез на продажу. Целые районы оставались без электричества – алюминиевые провода хорошо покупали турки, километрами разбирались железные дороги и вывозились рельсы - сталь всегда в цене.
    Из Батуми, дорога идет вдоль галечных, затем песчаных и снова галечных пляжей Аджарии и юго-западной Колхидской низменности, заполненных загорающими отпускниками, приехавших со всех концов Союза, отдохнуть под жарким солнцем Кавказа. Иногда, проезжая вдоль пляжей на «Икарусе», мы с завистью наблюдали за




сотнями отдыхающих, пребывающих в отпускной неге, можете себе представить, как в такие моменты, нам хотелось к ним присоединиться, а не ехать на буровые, где ожидала тяжелая, грязная работа.
                .  .  .
    Для обеспечения и обслуживания буровых, в поселке Супса Ланчхутского  района, была построена крупная база производственного обеспечения (БПО).
 Поселок Супса был выбран из-за наличия в нем железнодорожной станции, имеющей несколько тупиков и относительной близости к запланированным объектам бурения. Первые годы все буровики жили на базе, отработав смену на буровой, возвращались в общежития отдыхать и ночевать. В последующие годы разведочное бурение велось все дальше и дальше от Ланчхутского района, возить буровиков на базу стало хлопотно, да и времени на отдых оставалось совсем мало, поэтому они стали жить в вахтовых поселках непосредственно на буровых.
    База была капитальная. На ней были построены три общежития барачного типа, контора (РИТС), необходимые цеха, трубная база, инструментальная  площадка (бурплощадка), площадки хранения хим. реагентов, соли и утяжелителя (барита), склады, котельная, большая столовая, узел связи (коммутатор).
 Работал свой медицинский пункт,  которым заведовала фельдшер-грузинка, носящая красивое имя Венера. Не знаю, за сколько, она купила свой диплом, кто ее рекомендовал работать у нас, но как медицинский работник, она была полный ноль, даже не могла нормально перевязать порезанный палец или хотя бы приблизительно, поставить диагноз заболевшему человеку.
    Супса -  поселок сельского типа, примерно  с четырьмя тысячами жителей. Через него протекает полноводная река с одноименным названием, которая впадает в Черное море. От поселка до моря около пяти  километров, и имея в своем распоряжении достаточное количество  автотранспорта, можно было съездить покупаться на море в свободное время. Берег на пляже покрыт темно-бурым песком, который называют магнитным, заход в море с постепенным углублением   почти, что как в Анапе. Вдоль моря, рядом с пляжем проходит автодорога Поти-Кабулети-Батуми.
   Через дорогу от пляжа расположено  село с грузинским названием Григолети, но в нем жили русские староверы. Со своими коллегами, побывал там два раза. Село является жившей картинкой дореволюционной России, если не считать наличие электричества и шиферных крыш.
Мужчики ходят с бородами, одетые в «толстовки» или косоворотки, подпоясанные тонкими кожаными ремешками, в юфтьевых или керзовых сапогах, на головах какие то странные картузы, а женщины ходят в длинных, до пят, юбках или сарафанах, головы повязаны платками, на ногах, даже в летнею жару, мягкие кожаные сапоги. Интересно, где они их брали, ведь в продаже такого нет, надо пологать, все шили своими руками.
  Есть своя маленькая деревянная церковь, но нас туда не пустили. Мужики крайне немногословны (наверное только с нами) и кажутся суровыми. Разговаривают они также на старинный манер, некоторые слова не понятные, часто предложения заканчиваются словами «так Богу угодно» или «на все воля Господа». Живут рыболовством и огородами, содержат коров, свиней, птиц, излишки продают на супсинском базаре. Наравне с родным русским языком, с пеленок, знают грузинский язык.                Если у них попросить попить стакан воды, они нехотя  подадут, но стакан потом выбросят, ведь из него пил «нечистый», то есть мы с вами.               
                .  .  .

   В Западной Грузии проработал три с половиной года и пожалел, что до этого


отказывался от предложений работать там раньше.
Кроме Супсинской РИТС ( районная инженерно-технологическая служба), в нашем управлении были такие же РИТС в поселке Ахтырском, на Анастасиевско-Троицком нефтяном месторождении (двадцать пять километров от Славянска-на-Кубани), где велось зксплуатационное бурение  и на Таманском полуострове в станице Старотиторовской. Всего четыре РИТС.
   До работы в Грузии, работал старшим технологом центральной инженерно-технологической службы, которая руководила этими  РИТС, то есть получается, что, вроде бы, я пошел на понижение в должности. Но, это не так. Название должности и сама работа остались прежней, просто сменилось местонахождение и повысилась зарплата.
   Если про кого-то говорили,  что «он работает  на Супсе», имелось в виду не сам поселок Супса, а Западная Грузия в общем.
 В поселке Супса проработал полтора года и столько же буровым мастером на буровой возле города Зугдиди.
 В тот период работали четыре буровые бригады, которые находились в разных районах Гурии. Кроме нас, в других районах Западной Грузии работали еще две буровые бригады из нашего объединения, но из Майкопского управления, которые бурили в Махарадзенском районе, граничащего на западе с Аджарией, а на юге с Турцией.
В пригороде Тбилиси разведочные скважины бурили грозненцы  из объединения «Грознефть», при мне они бурили в нескольких километрах от тбилисского аэропорта. БПО объединения «Грузнефть» находилась недалеко от грузинской столицы, в поселке Диди Лило (Большое Лило), там я побывал только один раз.
 За годы работы в Грузии, наши буровики не один раз находили нефть, но получаемые при испытании дебиты нефти, по своим объемам не могли считаться промышленными, то есть не было смысла эти скважины осваивать и вводить в эксплуатацию из-за их дальнейшей нерентабельности. 
                .  .  .
        Не буду описывать наши трудовые будни, кроме буровиков, это никому не интересно, расскажу о некоторых моментах, которые запомнились и о личных наблюдениях за некоторыми сторонами жизни грузин.
   Июль восемьдесят второго года. Моя первая вахта в Супсе.
По приезду из аэропорта Капитнари, мой коллега и старый приятель Николай Панченко, с которым вместе работали помбурами на буровых, провел для меня экскурсию по промбазе, все показал и рассказал, ввел в курс текущих и планируемых дел, после чего предложил поехать купаться на море. «Если хорошая погода, мы всегда так делаем», пояснил он.
Стало понятным, почему все летние месяцы и до конца октября, в послеобеденное время, было практически не возможно, дозвониться из ЦИТСа до диспетчера или начальника смены Супсинской РИТС.  Оказывается, они уезжали на пляж. Но сразу оговорюсь, поездки на море, ни в кой мере, не отражались на работе.
Проведя на пляже два  часа, коллеги  вернулись  на базу на УАЗе. Мне надо было заступать на смену утром, поэтому решил побыть  на пляже, пока можно было загорать. Еще пару раз искупался, позагорал и пошел на супсинский поворот. 
      На местном автобусе доехал до центра поселка и начал искать дорогу на промбазу, которая была где-то на окраине. Когда ехали из аэропорта, запомнить дорогу, еще не успел, это можно понять, все-таки первый раз в незнакомом месте.
    Вскоре понял, что без посторонней помощи мне туда не добраться. Людей на улицах практически не было. Встретившиеся две женщины ничего не смогли объяснить.
 На одной из улиц, случайно  увидел автобус ПАЗ, ярко желтого цвета, стоящий  возле частного дома. Думаю, сейчас мне все объяснят, ведь местный водитель должен знать, где база,  а может быть, за деньги согласится довести.
Во дворе дома на гамаке, натянутом между двух больших груш, спал не молодой грузин.  Пришлось несколько раз его окликнуть, прежде чем, он открыл глаза. Не успел я задать свой вопрос, как тот начал орать:
- Ты что не видишь, что человек спит, кто тебе дал право меня будить Вах! Уходи по-хорошему, а то хуже будет! -
 ну и дальше в таком же духе. Я не стал ничего спрашивать, тем более ругаться, молча, развернулся и ушел. Тогда еще подумал, другая республика, можно сказать другая страна, как себя здесь вести еще не знаю, может быть, разбудив этого грузина, я нарушил какую-то сторону негласного кодекса поведения, межличностных отношений или чего-то подобного. Поплутав еще некоторе время, наконец, вышел на нужную дорогу. 
    Часа через два после моего возвращения на базу, к конторе подъехал желтый ПАЗик, из него вылез  тот  самый грузин из гамака. Оказывается, он работал у нас водителем. Он сделал вид, что мы никогда не встречались, подошел  своими коллегами, и начал с ними шептаться, изредка поглядывая на меня.
Ему объяснили, что приехал новый диспетчер, теперь именно я, буду подписывать ему путевки, значит с сегодняшнего дня,  являюсь его непосредственным начальником, со стороны заказчика.
Мужик оказался в щекотливом положении, откуда он мог знать, как я себя поведу, после его откровенного хамства. Может быть, составлю акт о его длительном отсутствии на рабочем месте, без каких-то уважительных причин или буду в путевках ставить фактический пробег автобуса.
 Он подошел в сопровождении двух водителей, представился, назвавшись  Юзой Рубакидзе, извинился за свое поведение. Наверное, также, по совету водителей, стал меня уговаривать поехать с ним поужинать в привокзальном кафе.
В кафе, естественно за счет приглашающей стороны, съездили следующим вечером. Позже, мы с ним неплохо  сработались.
                .  .  .
     Старший технолог РИТС, это, по сути, диспетчер бурения. Он обязан знать технологию бурения и буровое оборудование, но технологией занимались начальники смен и начальник службы, оборудование оставалось за механиками.
Технолог-диспетчер должен принимать  сводки и всевозможные заявки от буровых мастеров, организовывать и контролировать поставку всего необходимого для бурения, чтобы исключить простой. Не буду перечислять, что именно, получится слишком длинный перечень.
Кроме этого, в его обязанности входило собирать и печатать списки вахтовиков на самолет. Тогда компьютеров не было, списки печатались в трех экземплярах, под копирку, на обыкновенной, даже не электрической, печатной машинке.
Через три дня после моего первого прилета в Супсу, нужно было подготовить списки на вылет. На вечерней планерке, начальник РИТС, дал мне указание напечатать списки, чтобы утром, улетающая вахта представила их в аэропорту, а копии передали в Ахтырское УБР. Мне до этого ни разу не приходилось печатать, о чем и сообщил своему шефу.
После ужина, начальник сказал мне подойти на рабочее место. Придя в кабинет, увидел на столе печатную машинку и списки работников на вылет, написанные буровыми мастерами от руки. Показав на машинке, какие кнопки надо нажимать, заправил бумагу и спросил, есть ли у меня сигареты, получив утвердительный ответ, вышел и замкнул дверь снаружи. Я оторопел:
- Николай Васильевич, за что?
 - Чтобы к утру, списки были готовы. Приспичит в туалет, под вторым столом найдешь ведро.
 - Да я же печатать совсем не умею!




- Вот и хорошо, заодно и научишься.
Всю ночь, тыкая одним пальцем по клавишам машинки, часто меняя копирки и закладки бумаги, при каждой ошибке, это вам не компьютер, когда можно стирать ошибки до бесконечности.  После бессонной ночи, к утру списки были готовы. Со временем научился печатать не хуже машинистки.
                .  .  .
   Для обеспечения нормального функционирования буровых использовалось более трех десятков единиц различных автомашин и спецтехники. По утрам, диспетчер выдавал водителям задание на день, а вечером или утром следующее дня, подписывал путевки с пробегом и отработанными часами.
    В мой первый приезд, Николай Панченко подробно объяснил, каким водителям,  сколько писать километров в путевках. Задолго до моего появления, все километражи были согласованы и не подлежали обсуждению.
У меня возникли вопросы лишь по двум машинам. Первая это ассенизаторская. Спрашиваю, почему водителю Микаберидзе, надо каждый день ставить 250 километров, он, что, ежедневно  мотается по буровым и откачивает туалеты? Николай пояснил, что на буровые тот практически не ездит, но ему скоро надо оформлять пенсию. Как я потом узнал, этот будущий пенсионер, каждый день откачивал нечистоты из выгребных ям по всей Супсе и в окрестностях, естественно за наличный расчет. С ним все ясно.
    Было не понятно, за что надо ставить в путевке 120 километров пробега, водителю Роланди Ахалая, который на своем старом, разбитом ЕРАЗе, два раза в день вывозил помои из нашей столовой к себе домой для откорма своих свиней, а все остальное рабочее время проводил дома. Его дом находился в полукилометре от базы, получалось, что за день он проезжал два километра, ну, максимум десять. Оказывается, Роланди, был принят на работу по рекомендации самого Шеварнадзе-старшего, поэтому наше руководство плотно закрывает глаза, на его безделье. На счет пробега ЕРАЗа, была такая команда свыше, ну, что тут поделаешь.
    Водительский состав входил в штат Супсинской автоколонны Ахтырского управления технологического транспорта. Не буду называть фамилию начальника этой колонны  (многие называли его просто завгаром), с которым я контактировал ежедневно. Между нами установились тесные, дружеские отношения. Несмотря на свою относительную молодость, он был достаточно опытным производственником и добивался почти сто процентного выхода автотранспорта и спецтехники на линию
.   Как то вечером он пришел ко мне в комнату общежития, как он сказал, посоветоваться.
Рассказал, что приходили два незнакомых грузина, которые предложили ему следущую сделку.
    Он должен был подготовить технически исправную четырнадцати кубовую автоцистерну для перевозки ГСМ (таких было две на базе МАЗа), перед этим дать им возможность изготовить дубликат ключа зажигания. Ночью МАЗ угоняется.  Завгару разрешалось поднять шум и делать все необходимое, что делается в таких случаях. Поставить в известность свое руководство в Ахтырке, подать заявление об угоне в милицию. Ровно через год машина возвращается, то есть, ее случайно находят брошенной, естественно, без гос.номера. За это ему дают 15 тысяч рублей, половину суммы сразу, вторую часть, через год.
Спрашиваю, почему нужна именно автоцистерна. Завгар говорит, что такой же вопрос задал грузинам. Те пояснили, машина нужна для перевозки мандарин. Они хотят после тщательного пропаривания цистерны внутри, установить под горловиной люка съемный поддон. После заполнения емкости мандаринами, крепится поддон, сверху заливается соляркой или нефтью. Если на посту ГАИ будет проверка содержимого автоцистерны, гаишники, открыв люк, увидят только солярку, которая указана в товаротранспортной накладной.
От этого предложения за версту пахло обманом и подставой. Хотя бы подумать о таком нюансе, как через маленькую горловину емкости извлекать мандарины? Нет, конечно, можно опустить в люк человека вниз головой, который будет выбирать руками мандарины, но это сверху, а потом. Или подъемным краном, поднимать и переворачивать автобочку горловиной вниз?
Завгара идея увлекла, и сейчас он стоял на перепутье, как говорится «и хочется и колется». Предложенные деньги, для тех лет, были большие. Сумма была равнозначна его зарплате за четыре года. В те годы на такие деньги можно было купить два новых жигуленка и тяжелый мотоцикл с коляской или дом. Естественно, такие деньги манили и притягивали.
И все-таки, я смог отговорить его не ввязываться в эту авантюру.
                .  .  .
      Вообще-то, грузинские водители, мягко выражаясь, ребята с ленцой. В этом мне приходилось убеждаться, практически, ежедневно. Им было абсолютно безразлично, что буровые должны работать в непрерывном цикле, то есть круглосуточно, без выходных и праздников. Частенько приходилось выгонять их на работу с уговорами или угрозами.
Если в послеобеденное время они находились не в пути на буровую, а в Супсе или в Ланчхути, то есть рядом со своим домом, то им надо обязательно туда заехать поспать два-три часа. Могли в рабочее время, без спроса, уехать по личным  делам, например в парикмахерскую, или домой поливать свои мандариновые и лимонные деревья,  собирать урожай хурмы, копать огород или делать что-то по хозяйству, в зависимости от времени года.
В первое время пытался активно бороться с такими порядками, но, неожиданно для меня, руководство встало на защиту водителей. Объяснили, что мои попытки навести должный порядок по соблюдению дисциплины, давно пройденный этап,  все это уже было в начале организации Супсинской РИТС. Бороться с ними бесполезно, придется смириться, все-таки дешевле держать местных водителей, чем возить наших самолетами с Кубани,  к тому же,  до открытия грузинского проекта, была договоренность с заказчиками, что мы обеспечиваем местном население определенным количеством рабочих мест.
    Если, в неурочное время (ночью, выходные или праздничные дни), вдруг возникала необходимость в машине, например, надо что-то, в срочном порядке отвезти с базы на буровую, для этого надо было найти водителя дома. Вот здесь начинались проблемы. Список водительского состава с домашними адресами в автоколонне отсутствовал, домашних телефонов не было. Даже узнав домашний адрес нужного водителя, найти его было не просто. Обычно, адрес давался примерно так «доедешь туда-то, оттуда направо, кажется третья или четвертая, по счету улица, а там спросишь». В поселке Супса не было указателей названий улиц, на домах отсутствовали их порядковые номера. Водитель дежурки, почему-то, начинал плохо ориентироваться в родном поселке. В конце, концов, найдя нужную улицу, приступаешь  к расспросам потенциальных соседей или прохожих, в каком доме можно найти такого, называешь имя и фамилию. Бесполезно. Ответа нет. Ближайший сосед разыскиваемого водителя, только пожмет плечами и скажет, что не знает такого человека. Сначала меня раздражала такая скрытность, но грузинские водители объяснили, что незнакомому человеку никто, никогда не даст адрес своего соседа. Откуда они могли знать, кому они дадут адрес, с какой целью его разыскивают, может быть, я из милиции и хочу его арестовать или задумал его убить, а им потом жить здесь с клеймом наводчика или предателя.
                .  .  .
       Пассажирские автоперевозки в аэропорт и назад на базу, а также  по буровым,
осуществлялись по договору с местным Ланчхутским АТП, где директором был, старший,


родной  брат Эдуарда Шиварнадзе. Я не помню его имя, знаю со слов местных водителей, что у него было три брата, самый старший Акакий погиб на фронте.
Это был больной, но суровый старик, инвалид  войны, с одним глазом,  парализованной рукой и хромой. Персонал  АТП его уважал за справедливость и боялся за строгость. Пользуясь, но, не злоупотребляя, своим близким родством с первым секретарем ЦК компартии Грузии, он мог сделать и делал много хорошего для своего предприятия и для людей. К нему обращались с различными просьбами о помощи, в крайних случаях, как к последней инстанции, когда своими силами не удавалось преодолеть бюрократические препоны.  Обращались не только друзья и знакомые, но даже совсем незнакомые люди и он всем помогал.
Мой тесть, который работал на Супсе с самого начала проекта (с 1975 года) и буквально перед моим приходом, перевелся в ЦИТС в Ахтырку, часто общался с ним по работе. Как-то раз, старший Шеварнадзе пригласил его и двух руководителей нашего управления на банкет, который фактически был пикником, с участием младшего брата Эдуарда Амвросиевича Шиварнадзе. Собственно это делалось ради последнего. Мероприятие проводилось на островке на озере Палеостоми, недалеко от Поти.
                .  .  .
     Водитель «Икаруса» возивший вахты в аэропорт и назад, всех доставал рассказами о своем геройском  дедушке. Найдя во мне нового слушателя, он мог часами рассказывать о своем, действительно известном предке, сержанте полковой разведки Мелитоне Кантарии, водрузившего вместе с сержантом Егоровым, знамя Победы над рейхстагом.
 Не собираюсь оспаривать героизм этих воинов, но  их лидерство в первенстве водружения знамени над рейхстагом,  у военных историков находится под большим сомнением.
В конце концов, чтобы его рассказы не мешали мне в работе, начал избегать общения с Кантарией, ограничиваясь подписанием его путевого листа.
                .  .  .
       Мы с начальником смены РИТС возвращались с буровой №24 Квалони на базу в Супсу. Проехали Поти и остановились возле придорожного кафе, в котором всегда можно было поесть вкусные купаты. Водитель остался ждать в автобусе.
Мы сидели в полупустом кафе, в ожидании  заказанных  купатов. Обратил внимание, что коллега с удивлением смотрит на кого то, за моей спиной. Мне было неудобно оборачиваться, поэтому, спросил, что он там интересного увидел. Ответ удивил – Кикабидзе. Не выдержал и обернулся, точно, через два столика от нас сидел Вахтанг Кикабидзе собственной персоной. Вместе с ним за столом сидели два пожилых грузина, с которыми он тихо разговаривал, все курили. На столе ополовиненная бутылка конька и легкая закуска.  Я удивился, почему мы его  сразу не заметили, когда вошли в кафе. Тогда впервые увидел его с полуседой бородой, раньше ее не было.
В автобусе, наш водитель  объяснил, что сейчас у Вахтанга траур по умершей матери. Когда у грузин умирает близкий родственник, мужчина сорок дней не должен бриться. В последующие годы и по настоящее время, видел по телевизору Кикабидзе всегда с бородой, но уже полностью седой.
                .  .  .
     Несколько раз ездили в маленькое селение Цкалцминда, где на маленьком рыбзаводе, вернее сказать в рыбном цехе, обменивали обыкновенные, бытовые лампы накаливания 60 и 100 вольт, на маленькие деревянные бочонки с хамсой (черноморским анчоусом) пряного посола. Здесь действовала, давно установленная, такса, даешь десять лампочек,  получаешь 10 литровый бочонок хамсы. Почему именно электролампочки, а не что-то другое или деньги, мне никто не смог объяснить. Точно такие же лампочки, свободно продавались в местных магазинах.
   Хамса, по своим размерам,  здесь была намного крупнее, чем на Азовском море, почти


как мойва. Мне пояснили, что пока она доплывает к берегам Колхиды, успевает вырасти. Тогда, я посмеялся над этим, как мне казалось, абсурдным объяснением. Через несколько лет, в какой телепередаче про черноморских рыб, ученые мужи от ихтиологии этот факт подтвердили.
                .  .  .
      Эту историю рассказали мои коллеги, а наши грузинские водители, ее красочно дополнили и расписали.
Сам  свидетелем происшедшего не был, потому что находился на Кубани, на  выходных.
    Буквально в двух кварталах от нашей базы, в огород одного селянина забрели куры из соседнего двора.
Хозяйка огорода приказала своему пятилетнему сыну выгнать кур, которые, что-то  там клевали, кажется капусту. Мальчишка выгнал их с помощью палки, но при этом, немного перестарался, потому, что одна курица, перелетев через забор в свой двор, захромала.
В это время, с работы пришел на обед куриный хозяин, увидел соседского мальчишку с палкой, курицу-хромоножку и сразу понял, кто в этом виноват. Малыш этого не отрицал. Сосед слегка оттрепал его за уши и отпустил, сам пошел обедать.
   Мальчишке было не так больно, как обидно, в дом зашел, всхлипывая и шмыгая носом. В это время пришел его отец. Расспросил хныкающего сына, узнал, что дядя Галактион посмел обидеть его наследника и пошел к нему разбираться. Неизвестно, как протекал разговор, хотя догадаться не трудно. Слово за слово, поругались, дошло до оскорблений, кончилось тем, что отец мальчишки, ударил соседа. 
Тот взбесился, извергая угрозы и проклятия, кинулся в дом, назад  выскочил с заряженным ружьем,  и с порога пальнул  в своего обидчика. Чем было заряжено ружье, не знаю, но выстрел, ни какого вреда не нанес.
Обстрелянный сосед, недолго думая, сбегал за своим ружьем и выйдя из дома, бабахнул в соседа и тоже мимо. Каждый из них вернулся в дом за патронами, и началось шоу.
Один залег на огороде в капусте, второй спрятался за сараем, откуда они продолжили стрелять друг в друга. Выстрелы следовали один за другим, но никто не был даже легко ранен, только в окнах  разлетались стекла. Привлеченные выстрелами, за забором собралась, толпа супсинцев, но милиции не было. Подъехавший на нашу базу водитель, рассказал о перестрелке. Наши работники, бросили дела, сели  в  автобус и поехали  смотреть дуэль.
   В это время, одни зрители требовали прекратить стрельбу, другие наоборот, подсказывали стрелкам, какие надо выбрать позиции, чтобы попасть в противника. Примерно через час после начала перестрелки, появились милиционеры и забрали обоих, увозя на разных машинах. Для стрелявших никаких последствий не было, отделались  штрафами за мелкое хулиганство, надо предполагать, что за взятки.
     Думаю, что участники стрельбы больше работали на публику, не было здесь  серьезности. Если бы они действительно хотели убить или ранить друг друга, они бы это сделали. 
                .  .  .
   Как уже рассказывал, у нас водители были грузины. Исключение составляли водитель (машинист) тягача «Кировца» К-700, Саша, он был русским, летал с нами из Краснодара, вторым был водитель бортового «Урала» Толик Инджгия (метис), у которого мать была русской, но в его внешности больше присутствовало грузинское начало, вернее мегрельское.
Ко мне в диспетчерскую, в расстроенных чувствах, пришел водитель К-700 и сообщил, что мое задание выполнить не может, так как, здесь в Супсе, сбил корову и местные




жители забрали все его документы, и не вернут, пока он не заплатит тысячу рублей.
  В том, что погибла  корова, не было ничего удивительного. Эти жвачные животные свободно гуляют по улицам и дорогам на всей территории Грузии и не редко становятся причинами и жертвами ДТП. 
    Когда будущая жертва неожиданно появилась из-за угла, Саша не успел вовремя среагировать и затормозить, конечно, в этом он был виноват. Мигом налетела толпа грузин обоих полов, как будто бы они сидели по своим домам и с нетерпением смотрели в окна, когда же, наконец, появится «Кировец». Пока  Саша оправдывался перед разозленными селянами, кто-то из них залез в кабину и вытащил из кармана его куртки, права, техталон и паспорт. Тут же была озвучена претензия – корова была тельной, размер компенсации должен составлять не менее одной тысячи рублей.
Тягач нам был необходим для перевозки вагончиков с железнодорожного тупика на буровую, если вовремя не вывезем, будут штрафные санкции, надо было принимать срочные меры.
Завгар поехал к своим знакомым в местную милицию. Он вернулся глубокой ночью, еле держась на ногах. Ввалился ко мне в общежитие, показал возвращенные водительские документы, упал на пустую койку и отключился.
Для нас все закончилось хорошо, перевозка вагончиков продолжилась, но водителю пришлось частями выплачивать весь долг.
                .  .  .
     Как-то, возвращался  с буровой в Супсу на нашем автобусе КАВЗе. За рулем сидел его бессменный водитель Мамия.
Перед Поти есть опасный участок дороги, который народом назывался «дорога смерти». Опасность заключалась в огромных эвкалиптах, стоящих  впритык к узкой асфальтовой дороге, обочины не было.  На каждом дереве был закреплен светоотражающий знак, через каждый десяток деревьев висел венок в память по погибшим.
    Перед эвкалиптовой аллеей стоял знак ограничения скорости не более 40 км, мы ехали со скоростью около 60-ти.  На правой стороне дороги, между эвкалиптами, в старом трехногом кресле, сидел толстый усатый инспектор ГАИ, который, не смотря на преклонный возраст, имел погоны лейтенанта. Не отрывая свой широкий зад от кресла, ленивым взмахом полосатой палки, остановил автобус.
Мамия, отказался от моей помощи в разговоре с инспектором, из автобуса вылез один, и, как говорят, пошел сдаваться. Наблюдая из автобуса за их диалогом, видел, как водитель отдал гаишнику деньки.  Мамия вернулся в автобус и мы поехали. Отъехав, он начал смеяться, при этом покачивал головой и цокал языком. На естественный вопрос, в чем дело, он рассказал:
Лейтенант спрашивает:
- Знак видел?
 - Видел.
- А ты, с какой скоростью ехал?
- Почти 60
 Гаишник:
-  Давай пять рублей.
 Отвечаю:
- Все правильно говорите, батоно, согласен с вами, но у меня с собой есть только три рубля.
Инспектор  прямо таки взбесился:
- Вах! Геноцвали. Какое же ты имел право ехать со скоростью 60, когда у тебя в кармане всего три рубля?
 Три рубля конечно забрал.


    Устроиться работать в ГАИ даже за большую взятку считалось неслыханной  удачей, почти на грани с чудом. Вся милиция с низу до верха погрязла во взятках. Гаишники во всем Союзе всегда жили хорошо, но в Грузии они являются супер-пупер уважаемыми людьми, этакой кастой неприкасаемых.
Расценки выкупа забранных прав в ГАИ были такие: водителям грузовиков-150-200 рублей, автобуса ПАЗ- 300руб., ЛАЗ-450руб., ЛАЗ «Турист»-500руб., «Икарус»-1000 рублей. Это цены восемьдесят третьего года.
                .  .  .
   В магазинах, буквально за все покупки приходилось переплачивать. Сдача отсутствовала в принципе, как в магазинах, так и в заведениях общепита. Кроме того услуги, которые обязаны быть бесплатными по закону, оплачивались в карманы тем, кто их оказывал.
Медицинские услуги были полностью платные. Сделать в поликлинике укол больному стоил три рубля, рентгеновский снимок пять рублей, надо было платить нянечкам, медсестрам, лечащему врачу, любого направления, ни одна хирургическая операция не делалась бесплатно, лекарства, полученные на больницу, продавались пациентам этой больницы и на сторону.
      Многие  врачи  имели купленные дипломы, отсюда, соответствующее лечение и сплошные нарушения главной заповеди Гиппократа «Не навреди!». Ближайшим примером тому, являлась фельдшер нашей промбазы, несравненная Венера.

  В Зугдиди привез на рентген электрика, с подозрением на перелом руки. В рентген- кабинете, началась знакомая песня
- Э-э-э, уважаемый, рентген нэ работает!
- Как не работает? В регистратуре мне сказал, что работает.
- Нэт, нэ работает. Пленка нэт, фиксаж нэт.
-Сколько? 
- Пят рублэй, генацвали!
 Обращаюсь к жертве поединка по вольной борьбе между помбурами и электриками,
- Саша у тебя на снимок пять рублей есть?
 - Нет ни копейки.
 Отдаю свою пятерку, пленка и фиксаж, оказывается, в наличии есть. Делает снимок, перелома нет, но есть сильный ушиб кости. Это конечно очень болезненная травма, но хорошо, хоть не перелом.
   В моей бригаде произошло массовое пищевое отравление, со всеми сопутствующими симптомами. Рабочие лежали пластом, еле находя в себе силы подняться и доползти до туалета, в таком же состояния находился и ваш покорный слуга. Температура 39 градусов, черные круги под глазами, сильная слабость, обезвоживание. Лежу на голой сетке кровати, в рабочем помещении вагончика мастера, с ног до головы, облепленный зелеными мухами, прилетевших с соседней свалки, и даже нет сил их согнать. Болезненное состояние усугублялось сорокаградусной жарой и  насыщенным влагой воздухом. Субтропики, будь они не ладные.
 К тому времени, должность фельдшера на промбазе была сокращена и наконец-то Венера, покинула нас, короче мед.пункт не работал. Выпили все лекарства против желудочных растройств, съели весь активированный уголь, которые брали с собой из дома, но улучшения не было.
Казалось, что проще было бы вызвать скорую помощь и все, пусть медики ее оказывают. Наши ребята не первый год работали в Грузии, и знали, что от скорой помощи толку не будет. Единственное, что они сделают, так это просто всех упекут в больницу, а в нашем случае, это в инфекционное отделение, где полно лищайчатых больных. В больнице


лечить и кормить не будут. Даже если завтра все поправятся, в инфекционном отделении будут ждать результатов анализов на посев, затем десять дней на карантине в боксе, а всем хотелось уехать на выходные домой на Кубань, не говоря о шумихе, которая поднимется. По этим причинам, буровики меня слезно умоляли не вызывать скорую помощь.
Все же решил ехать в город, сделать жаропонижающие уколы и против расстройства желудка. Согласились поехать четыре человека.
Естественно, что в пункте скорой помощи повторилась история с рентгеном. Шприцов нэт, иголок нэт. С каждого помбура собрал по три рубля и, оказалось, что все есть. После уколов, наше самочувствие значительно улучшилось.
Заехали в районную СЭС, а чтобы больные буровики меня не ждали, отправил их на нашем автобусе на буровую.
 У меня была следующая причина посетить местных эпидемиологов. 
Питьевую воду на буровую, которая шла на приготовление пищи, привозила 5-ти кубовая водовозка,  по нашей заявке мере надобности. Не помню, по какой причине, в последние недели воду не возили, кажется, машина стояла на капремонте. Но, мы не бедствовали. У нас достаточно было технической воды, которая, кроме технологических нужд для буровой, использовалась в бане, в умывальниках, для мытья полов и т.п. Для питья и столовой, воду брали в родничке, на территории буровой. Хотя анализ воды не проводился, жалоб и нареканий на нее не было, я сам много раз пил ее прямо из родника и все было нормально.
Вполне вероятно, родничок мог под землей соединяться с речкой Чхоуши (Коровья река), на берегу которой стояла наша буровая.  Со своей стороны, я гарантировал, что никакие химреагенты с буровой, в речку и родник, не попадали. За пару дней до нашего отравления, сверху по Чхоуши, мимо буровой и дальше по течению прошла какая-то зеленая пена. Какое-то предприятие сделало очередной несанкционированный сброс химикатов в реку. Такую картину мы уже пару раз наблюдали, но тогда мы не пользовались родником. Продолжить
 
    Пару раз пришлось бывать в больнице, проведывая помбура с нашей буровой, пострадавшего в результате несчастного случая. Точно не помню где он лежал, кажется в городе Хоби или в Абаше.
Помбур лежал с переломом ноги в общей палате хирургического отделения.
Подойдя к палате, услышал, доносившееся из нее, пение. Пели мужчины многоголосицей на грузинском языке. Пели красиво,  уж что-что, но петь, грузины  большие мастера. Вообще, грузинские песни очень красивые. Как-то раз ехали на нашем КАВЗе на буровую и  по дороге подобрали группку голосующих девушек, которые были немного навеселе и . разместившись в автобусе, сразу же запели. Они ехали с нами примерно час и все это время, я получал настоящее удовольствие, слушая красивые грузинские лирические песни.
   Когда вошел в палату, пение прекратилось. Сидящие за накрытым столом трое мужчин почтенного возраста, лежащий на кровати четвертый , с загипсованной ногой и с сигаретой в руке, уставились на меня.  Нашего помбура в палате не было.
     Чтобы немного подыграть присутствующим, и наладить с ними контакт, поздоровался и спросил как их дела, на грузинском языке. Они это оценили, им это понравилось. Из чужака, сразу же превратился в гостя. Начали усаживать за стол, наливать вино, подвигать куски молочного поросенка, лобио, лаваш, аджику и пучки зелени. Спрашиваю у загипсованного, где его молодой сосед по палате, говорит, ускакал куда-то на костылях, наверное, подышать свежим воздухом, скоро вернется.


 
Пришлось принимать приглашение и знакомиться.
    Мужики пришли проведать и подкормить своего родственника.  Меня удивило их пренебрежительное отношение к нарушению больничного режима, все-таки пить вино, курить  и распевать во все горло песни в больничной палате, было запрещено всегда. Если в наших больницах и проделывается что-то подобное, то делается это по-тихонько, чтобы медсестры ни о чем не догадались, ведь за такое можно вылететь из больницы. Об этом им и сказал.  Те, в свою очередь, удивились, моему удивлению,
 - Вах! Ты что-то не то говоришь! Вот мы пришли к нашему уважаемому Луке, который сейчас не здоров, так почему нельзя выпить за его здоровье и от всего сердца, пожелать ему выздоровления? Скажи нам, какие такие, законы-маконы, могут это запретить?
 Действительно, почему я сужу по российским меркам, ведь здешнему медперсоналу, на такие нарушения было наплевать, ну, пришли родственники покормить больного, так это же хорошо, персоналу больше продуктов достанется, что выпивают, так за его же здоровье, а, что песни поют в палате, так пусть себе поют, пока еще никто не жаловался.
    После третьего тоста «за тех, кто ушел», появился пострадавший помбур. Хорошо, что он появился вовремя. Поясню. 
У грузин, после самого первого и традиционного тоста «За мир!», идет второй тост «За тех, кто дал нам жизнь, за родителей», третий тост «За тех, кто ушел», затем поднимаются тосты отдельно за каждого сидящего за столом. Нас было пятеро, значит, пришлось бы поднимать стакан, еще как минимум, пять раз, и отказываться бесполезно, а мне надо еще работать. Так, что появление помбура выручило, появилась уважительная причина больше не пить. Извинился перед всеми батоно, поблагодарил за гостеприимство, но работа есть работа. Те, с сожалением, но отпустили.
Вручил ему продукты, фрукты, питье. Посидели, поговорили. Оказывается в больнице, больных практически не кормят, еду приносят родственники. Куда уходят продукты и выделенные на них деньги, остается только догадываться. После наложения гипса никто не подходил, медикаментозное лечение не проводятся, вообще ничего не делается.
На следующий день, мы забрали его из больницы и отправили долечиваться на Кубань по месту жительства.
                .  .  .
     Все знали, сколько стоят приговоры судей, поступление в ВУЗ, диплом, водительские права, сколько надо платить прокурору, ревизору, различным государственным инспекциям, за получение какого-нибудь разрешения, за больничный лист и так далее и так далее, буквально все направления жизненных сфер, расписаны по взяткам.
Об этом говорилось совершенно открыто во всех слоях общества. Не удивился, если бы в грузинских газетах, появились фиксированные расценки взяток должностных лиц.
 В настоящее время мы тоже за все платим, но ведь мы живем в совсем другой общественно-политической формации, я  же рассказываю о первой половине восьмидесятых годов, временах Брежнева и Андропова.
  Приведу такой пример. Когда грузинские буровики узнали, что наше управление закончило программу по строительству скважин в Грузии, и нас будут перебрасывать в Западную Сибирь, на буровые зачастили местные вербовщики от бурения.
Это были руководители Ланчхутского УБР. Они приглашали к себе на работу наших буровых мастеров, бурильщиков и сварщиков, другие категории работников их не интересовали.
   Так как наши дела  в Грузии шли к сворачиванию, я и еще один буровой мастер из Ахтырки заинтересовались этими предложениями. Мне нравилось работать в теплой стране Лимонии  и совсем не хотелось уезжать в Ханты-Мансийский округ.
У  моего коллеги была другая причина. Он успел жениться на грузинке, работавшей телефонисткой на коммутаторе нашей базы в Супсе, мечтал получить квартиру в


Ланчхути или Поти и остаться жить с женой в Грузии.
Мы вместе пришли на прием к начальнику Ланчхутского УБР.
Кроме начальника управления, на  собеседовании присутствовали главный инженер, заместитель начальника по общим вопросам и начальница отдела кадров (русская женщина Татьяна). После ряда контрольных вопросов по работе, руководители  пришли к выводу, что мы им подходим в качестве буровых мастеров.
 Договорились, что будем  работать вахтовым методом по пятнадцать дней. Были предложены следующие варианты проживания на период вахты, первый – снимать частный дом в ближайшем селении от буровой; второй – снимать квартиру в Ланчхути; третий – жить непосредственно на буровой. Автомобиль от аэропорта до буровой и обратно, оставался  за ними. Мне было предпочтительней, находиться на буровой, мой товарищ выбрал вариант со съемной квартирой в Ланчхути, в надежде когда-нибудь получить собственную.
      После обсуждения организационных вопросов нашего трудоустройства, задал начальнику управления, следующий  вопрос, если мы будем у них работать и зарекомендуем себя с положительной стороны, можно ли, по истечении определенного  срока времени  надеяться на долгосрочную загранкомандировку, в какую-нибудь арабскую страну, например в Ливию, Алжир, а лучше в Ирак.
   Тот, не моргнув глазом, ответил, что при наличии у нас определенной суммы, он может это организовать в любое время, даже сразу после трудоустройства. Цена вопроса, равнялась стоимости новых «Жигулей».
Все это, без стеснения озвучивалось в присутствии его подчиненных и не считалось чем-то запретным, о чем следовало бы говорить, с оглядками и шепотом, ведь, по сути, речь шла о крупной взятке.
Сейчас в России, капиталистическая формация, имеющая  товаро-денежные отношения, построенные сверху вниз, на коррупции и взятках, но ведь я рассказываю о временах Брежнева-Андропова, когда за это давали реальные тюремные сроки.
   В отделе кадров оставили копии необходимых документов и улетели на Кубань ждать официального вызова. Работать в Ланчхутском УБР нам не довелось из-за резкого сокращения объемов разведочного бурения в Западной Грузии, но это даже к лучшему, еще неизвестно, как бы сложились наши судьбы, останься мы у них работать.
В конечном итоге мы вместе оказались на Севере.
                .  .  . 
     Работая буровым мастером, приходилось ежемесячно составлять табель учета рабочего времени на пятерых жителей села Читацкари, пригорода Зугдиди.  Это была семья - муж, жена и их трое взрослых детей, которые числились, как вспомогательный состав буровой бригады.
     Семья была бедной, сидели на одной мамалыге. Фактически работала одна мать, она работала уборщицей. Ее звали Шура Кантадзе, иногда ей помогала дочь Нани (мы ее звали Нино). Они вместе убирали мусор и мыли полы в помещениях жилого городка, в вагончике мастера, в душевой и столовой.   Глава семейства Важико и  его сын Джамбули, по нашему табелю,  числились сторожами, старшая  дочь Манана и Нани, числилась подсобно-транспортными рабочими.
Позже узнал, что Манана работает на птицефабрике в Цаиши, Джамбули, частным образом, занимался  кузовным ремонтом автомобилей.
 На мои недовольные  высказывания, почему мы должны ставить в табеле восьмерки, людям, которые не появляются на буровой и вообще не работают, руководство мне популярно пояснило, что мы не имеем права портить отношения с местным населением.
      Их отец Важико, а в быту просто Важа, не был грузином, он был мегрел.
В Зугдидском районе большую часть населения составляют  мегрелы, коренные жители


этих мест. У них фамилии заканчиваются на – «ия» или «ава».
   Мегрелы имеют свой бесписьменный язык, свою культуру и обычаи. В средние века Мегрелия была самостоятельным государством, которое называлось Имеретийским царством, затем княжеством в составе Грузии, со своей столицей Зугдиди. О тех временах напоминает, хорошо сохранившийся княжеский дворец, расположенный не далеко от железнодорожного вокзала. В настоящее время город Зугдиди является районным центром одноименного района, в пригороде которого мы бурили.
В нескольких километрах от буровой находился бальнеологический курорт Цаиши, в его окрестностях наша бригада бурила предыдущую скважину № 4 «Цаиши», но в то время я работал старшим технологом на базе в Супсе. Есть еще одно село с таким же названием, но это в Абхазии, недалеко от курортного поселка Дранда под Сухуми.
    Жена Важи, Шура была чистокровной грузинкой, у них  оставались свои фамилии. Когда Шура ругалась мужем, в пылу скандала, частенько обзывала его «собакой мегрельской».
Получается, что их дети были полукровками, хотя по паспортам все писались грузинами.
                .  .  .
     От грузин, не раз слышал весьма не лестные отзывы о мегрелах, которых они считают людьми не чистыми на руку, вороватыми и подловатыми. Такая, не очень хорошая репутация, шла из глубины веков.
Любимым героем мегрел был персонаж одноименного романа Дата Тудашхия, этакий Робин Гуд, конца 19 века. Я читал этот роман, смотрел поставленный по нему многосерийный фильм. Эту книгу, грузинского издания «Мирани», отпечатанную на грубой, серой бумаге, купил в Супсе
        Важа, всеми силами старался подтвердить подмоченную  репутацию своего народа. Начальник буровой меня сразу предупредил, что за Важей нужен постоянный, неослабевающий  контроль. О воровских проделках Важи, он высказался очень корректно, а именно так, «зафиксированы случаи не санкционированных выносов различных материалов за пределы буровой площадки», проще говоря, Важу не раз подлавливали с украденным в руках.
   По окончанию бурения скважины, в период подготовки к вывозу оборудования и бригадного хозяйства, Важа начал  приезжать на ночные дежурства на тракторе «Беларусь» с кузовом впереди. Трактор, был естественно не его.  Такая техника хороша для вывоза наворованного добра, в народе его так и называли – «воровайка». Понятно, сторож захотел что-то поиметь с буровой.
Я вынужден был обязать ночные вахты, по возможности следить за Важей и это давало результат. Во время моих заездов, его ловили при вывозе на тракторе с территории буровой полутонны бентонитовой глины в бумажных мешках, в следущий раз нескольких рулонов стальных и капроновых сеток для вибросит, затем досок, ни считая пропажи такой мелочевки, как пачки рукавиц, хозяйственного мыла, гвоздей, наждачной бумаги, простыней. Кроме этого он не один раз приезжал пьяный и отсыпался в лаборатории по растворам. Даже малой толики этих деяний хватало на его увольнение по статье.   
  От написания объяснительных записок Важа отказывался, ссылаясь на не знание русской письменности. Вынужден был отправить в УБР служебную записку, в которой  ставил вопрос перед руководством об его увольнении. Ответ из управления был однозначным: «Оставить на месте. Нельзя портить отношения с местными жителями». Мне еще раз пояснили, что если среди жителей Читацкари появятся люди «обиженные» буровиками, то не будет никакой гарантии, что наш вахтовый поселок не запылает в огне.
     Перед полным завершением  всех работ, в ночь, перед  моим отлетом на Кубань, с буровой исчез двигатель с насоса 9-МГР для перекачки хим. реагентов, который подходил на автомашину ГАЗ-53. О пропаже я ничего не знал, пока из аэропорта не приехал,


сменить меня на вахте, начальник буровой.
Выйдя из автобуса, он уверенно повел меня в блок приготовления и утяжеления раствора и ткнул пальцем в то место, где должен был стоять двигатель насоса.
- Где он?
 Я в стопоре смотрел на место, где осталась пустая рама из-под двигателя.
-Тимофеевич! Мамой клянусь, не знаю. Вчера вечером был на месте.
И это было истинной правдой. Готовясь к перевахтовке, вечером, я обошел и осмотрел все хозяйство буровой. 
    По реакции начальника буровой, понял, что к моим оправданиям  он относится с большим сомнением. После моих требований, пояснил свое недоверие.
Автобус с прилетевшей вахтой, подъехал к воротам буровой, там его дожидался Важа. Прежде, чем открыть ворота, он попросил начальника буровой выйти из автобуса на одну минутку для разговора и сообщил, что, прошедшей ночью, я  снял двигатель и продал кому-то из местных жителей, с которыми заранее договорился и мой шеф, убедившись в отсутствие двигателя, поверил Важе.
     Можете представить мое состояние. Мало того, что Важа, а я был на все сто, уверен, что это его работа,  сам украл и продал двигатель, так еще и обвинил меня в воровстве.  Быстро пересдав вахту, помчался к этому подлецу домой, но он это предвидел, дома его не оказалось. Ждать его возвращения, не было смысла и времени, надо было ехать в аэропорт.
 Как материально ответственному лицу, пришлось приложить немало усилий, чтобы списать, этот чертов двигатель. Меня потом еще долго подкалывали коллеги, ну расскажи, как ты загнал грузинам двигатель.
Таким был прощальный «привет» от нехорошего сына мегрельского племени, Важико. Уверен, что с его стороны, это была подлая месть, за мои неоднократные требования уволить его за воровство и пьянство. Собственно говоря, а почему я, этому, удивляюсь и возмущаюсь? В этом нет ничего удивительного. Ведь это Кавказ! Этим все сказано.
                .  .  .
     Еще в те годы обратил внимание, что грузины не любят абхазов, у них не редко были стычки на бытовом уровне, которые проявлялись в оскорблениях, реже в драках, инициаторами которых всегда были грузины.
                .  .  .
      Когда наша буровая бригада собиралась переезжать из Западной Грузии в Западную Сибирь, мы перешли на дневной график работы, появилось немного больше свободного времени. 
      Стояло лето, середина августа, всю Колхиду окутывала влажная жара. Находиться в относительной близости от моря и нем не искупаться, считал, в корне не правильным.
   Выбрав не слишком загруженный день,  решил быстренько съездить искупаться на море и к вечеру вернуться. Ближайшим местом от Зугдиди на море был поселок Анаклия. Не помню, по какой причине, но водитель закрепленного за буровой автобуса ПАЗа, тогда не мог отвести меня до моря. Довез до  зугдидского автовокзала, где я, как законопослушный  пассажир, купил в кассе билет до Анаклии и,  как потом понял, это было ошибкой.
Старый ПАЗ, набился пассажирами под завязку при этом, ни один из них не покупал билеты. Позже мне рассказали, что покупать билеты считалось дурным тоном.
     От Зугдиди до Анаклии  расстояние 27 км. Как вы думаете, за какое время можно проехать это расстояние, с учетом остановок для посадки-высадки пассажиров?  Ну, максимум за 40-50 минут. Мы  ехали больше двух часов. Кроме того, что ехали со скоростью не более тридцати  километров в час, так плюс еще частые остановки в поисках и ожидании пассажиров.
    Представьте такую картину: жара под сорок градусов, сто процентная влажность


воздуха (все-таки субтропики), народ набился  в автобус, как селедки в бочке. Некоторые мужики курили в салоне. Большинство женщин, в том числе пожилых, стоят в проходе, но никто из них не намекал, чтобы им уступили место, и возмущался на курящих мужиков. Что-то здесь не просматривалось, воспетое поэтами, преклонение благородных кавказских мужчин перед женским началом, не верилось, что брошенный женщиной платок между дерущимися мужчинами, поможет их разнять, здесь женщины существа второго сорта.
   Единственным приятным воспоминанием  от этой поездки осталось знакомство в автобусе с солисткой и клавишником  популярного в то время вокально-инструментального ансамбля «Иверия», которые тоже ехали стоя. Тогда этот ансамбль  был на пике популярности, а песня «Арго» считалась хитом. Эта песня и некоторые другие, были музыкальным сопровождением художественного фильма об аргонавтах легендарного Ясона, приплывших в Колхиду за золотым руном.
Некоторые эпизоды фильма снимали на пляже, на который приезжали в обеденные перерывы,  мои коллеги из Супсинской РИТС. Они рассказывали о массовках и батальных сценах. Наблюдая за статистами, были разочарованы тем, что клинки мечей, на самом  деле оказались деревянными, покрашенные краской серебрянкой. В фильме эти бутафорские мечи, сверкают как настоящая сталь.
    Очередная остановка автобуса в открытом поле. Стою, обливаясь потом, и не могу понять причину остановки. Никто из автобуса не выходит, никто не заходит, на дороге никого нет, каких-либо строений вокруг тоже не наблюдается. Спрашиваю у впереди стоящего:
- Почему стоим?
Тот кивает на окно,
-Ты, что не видишь, пассажирку ждем.
 Присмотревшись внимательней, увидел в конце огромного поля, маленькую черную точку. Минут через десять стало понятно, что в нашу сторону тихонько  продвигается какая-та бабулька, одетая, как и большинство грузинских женщин, во все черное. В тот момент пожалел, что вообще поехал.
      Наконец-то добрались до автостанции поселка Анаклия. Пассажиры, выходя из автобуса, расплачивались с напарником водителя, как это делается сейчас на городском транспорте, ни у кого билетов не было. На выходе из автобуса, показал им свой билет. Такого презрения к моей персоне, в глазах обоих водителей, никогда раньше не видел. В этот момент, я был для них наглым, бесстыжим  «зайцем», чуть-ли не преступник, который всех обманул и проехал в автобусе на «халяву», то есть бесплатно. Уходя от  автобуса, слышал за своей спиной ругательства на грузинском, но мне было на них наплевать, не драться же, с ними. Чертовы грузины! Ведь если вдуматься, моя вина была только в том, что ехал с автобусным билетом.
     Не терпелось, как можно скорее нырнуть в море. В Анаклии оказался  впервые и не имел понятия, как выйти к пляжу. Спросил прохожего, где здесь море, он показал направление и добавил, что до него еще четыре километра.
Проголосовал  проезжающему бортовому ЗИЛу с досками в кузове. Спрашиваю водителя: - До моря довезешь?
- Конечно, садись дорогой, я тебя не до моря довезу, я тебя прямо в море завезу.
Сел, поехали. Водитель говорит, что сейчас быстренько сбросит доски у себя во дворе и сразу же на море. Заехали к нему во двор и чтобы ускорить разгрузку и быстрее попасть на пляж, принялся помогать снимать с машины доски и укладывать в ряды.
   Когда с досками закончили, говорю, что мне бы  на море. Водитель, которого звали Гурам, на полном серьезе заявил, что сейчас никак не может  меня везти, потому как я его гость, а так как помогал ему, значит, не простой гость, а дорогой. Так что, дорогой гость,



даже не проси, никуда не поедем, пока жена не накроет стол, и я тебя хорошо угощу.
 Отговорки, что у меня мало времени и надо еще возвращаться в Читацкари, он не воспринимал и  если бы я тогда ушел, это было бы оскорблением с моей стороны. В Грузии к обычаям  гостеприимства относятся серьезно. В тот момент сравнил себя с Шуриком из кинофильма «Кавказская пленница», когда в милиции узнали, что он собирает фольклор, ему принесли поднос с тремя «тостами», и выпивать не охота, но деваться было некуда. Пока жена Гурама готовила сациви, мы, под легкую закуску,  приступили к дегустации его чачи. Четыре часа за столом пролетели незаметно.
     Солнце начало клониться к закату, когда мы, в буквальном смысле, въехали в море. Грузовик на скорости  влетел  в воду, по самые подножки  кабины, назад сдать не получилось, потому что колеса увязли  в песке. Гурам, хорошо поддатый, радостно говорит:
 -Видишь дорогой, обещал завести тебя прямо в море и завез, я свое слово держу. Пришлось мне разуваться, снимать джинсы и выпрыгивать из кабины прямо в воду, которая была выше колен. Спрашиваю, искать какую-нибудь машину, чтобы его вытаскивать, он категорически отказался. Минут через десять раскачки, грузовик  кое-как  выполз задом на берег. Распрощались, как родные. Загорать было уже поздно, солнце клонилось к закату. Искупался пару раз, чтобы смыть пот и хмель и засобирался назад на буровую, до которой, пешком и на попутках, добирался до середины ночи.
Называется, быстренько  съездил искупаться на море. Такая вот местная специфика.
       Надо отметить, что Анаклия, хотя и считается курортным поселком, что подтверждается стоящими на берегу, базами отдыха  и детскими лагерями, отдыхающих на пляже было мизерное количество, а ведь самый разгар курортного сезона.
Анаклия, это курорт для внутреннего пользования грузин, и его пляж нельзя никак сравнивать с известными аджарскими пляжами Чаквы,  Махинджаури, Кабулети или абхазскими пляжами Пицунды и Гагры,  которые с мая месяца и до глубокой осени, заполнены отдыхающими со всего Союза. Это по наполненности пляжниками , а его песчаное покрытие, можно сравнить с анапским пляжем, только более замусоренным.
Еще раньше обратил внимание на то, что грузины, аджары и абхазы, в большинстве своем,  не являются любителями пляжного отдыха.
Рядом с пляжем впадает в море река Ингури, которая, кроме грязной воды приносит, много мусора в виде бревен, коряг и целых деревьев. Ингури является границей с Абхазией, южная оконечность которой начинается на ее противоположном берегу. К слову сказать, что все реки Колхиды впадают в Черное море, кроме Ингури, это Риони, Супса, Хобби и другие.
                .  .  .
     Наши тбилисские заказчики  запланировали нашими силами построить еще одну глубокую разведочную скважину, которую наметили бурить в Анаклии, практически на пляже. После моего неудачного посещения пляжа Анаклии, через две недели, пришлось вновь туда ехать, на этот раз по производственной необходимости.
Вместе  с начальником РИТС, приехали на берег моря, он показал, где примерно будет находиться скважина и монтироваться буровая. Я был удивлен и озадачен.
       Удивление вызывала близость расположения буровой установки к морю, примерно 150 метров.  Законодательные акты запрещают бурение в природоохранной зоне, с целью предупреждения загрязнения береговой линии и акватории континентального шельфа. Шеф объяснил, что проблема с «зелеными»  заказчиками решена положительно. Понятно, что в этом случае была взятка. В Грузии за взятки можно получить любое разрешение.
 Постоянно летая чартерным рейсом на самолете вдоль побережья Абхазии, в районе поселка Тамыш, мы видели две работающих буровых Уралмаш-3Д-76, стоящих на кромке берега Черного моря. В Ахтырке познакомился с буровым мастером, приехавшим на



курсы в наш учебный центр, который работал на одной из этих буровых. Он мне рассказал, что в шламовом амбаре не была предусмотрена гидроизоляция, поэтому раствор, вместе с хим.реагентами, через песок постепенно просачивается в море. Уверен, что у них разрешение на бурение, тоже куплено. 
     Озадаченность возникала в связи с близостью буровой к поселку Анаклия и к пляжу. Представил, как буровики будут отвлекаться от работы, сколько у них будет соблазнов, глядя на гламурных пляжных девочек. Рабочие, свободные от вахты, не будут вылезать с пляжа и из моря, на буровую повалят, как на экскурсию, толпы любопытных отдыхающих и местных жителей, будут мешать работать, и главное подвергать свою жизнь опасности. Ответственность за безопасность людей на буровой всегда лежит на буровом мастере, естественно и здесь она останется за мной и сменщиком,  так зачем нам лишняя головная боль.
 Все это объяснил шефу. С моими доводами он согласился и предложил территорию буровой площадки с трех сторон огородить  колючей проволокой, и  продолжить ограждение непосредственно в море, что бы к нам никто не заплывал. Я возразил, что мы не имеем права перегораживать проход по пляжу вдоль моря, кто будет забивать трубные сваи в воде для ограды, и где гарантия, что ее не разнесет первым штормом.
Этим планам не суждено было осуществиться из-за свертывания программы разведочного бурения у наших тбилисских заказчиков. Может быть, так даже было лучше.
 
                .  .  .
        К этому времени относится не приятная история с чеченскими практикантами. Мы уже пробурили скважину до проектной глубины и занимались испытанием, когда из Грозненского нефтяного техникума, к нам приехали на производственную практику три студента, Султана, Руслана и Ваху.
Через три дня после их появления у электромонтера Чабана, пропали 400 рублей вместе со спортивным костюмом. За все время у нас ни разу не было, ни одного случая воровства, поэтому заподозрили практикантов. Никакие обвинения им не предъявляли, так как, кроме подозрений, у нас не было фактов. За ними установили не гласное наблюдение, но те вели себя нормально.
На следующий заезд у помбура Миши Костюка пропали 150 рублей, у слесаря исчез портативный магнитофон.
Учинил чеченам допрос, но те так прекрасно изобразили роль оскорбленной невинности, что я даже засомневался в своих подозрениях.
     Поехал в милицию Зугдиди. Рассказал толстому, пожилому капитану о кражах и наших подозрениях. он попросил написать заявление, которое я написал  на капоте милицейского УАЗика. После чего зашли в отдел. Капитан позвал молодого оперативника, и дал ему команду поехать со мной на буровую и попробовать на месте разобраться в этих кражах. Оперативника звали Гоча. Он взял из сейфа пистолет и засунул за спину в джинсы, прикрыв сверху рубашкой.
-Пистолет то зачем?- спросил я.
- Ну, как же, на задание еду! - с важностью ответил он. 
Было очень заметно, что этот молодой парень, практически пацан, не наигравшийся с оружием,  изображал из себя бывалого опера, который не вылезает из погонь и засад,  причем с постоянными перестрелками с преступниками. 

                .  .  .
     Наша буровая № 1 Зугдидская, находилась в пригороде Зугдиди, на берегу речки Чхоуши, которая сливается с рекой Ингури, перед впадением последней в Черное море.


 Чхоуши берет свое начало на южных склонах Сванетского хребта, который в ясную погоду, хорошо был виден с буровой, хотя до него около ста километр. Зимой и летом (кроме поздней  весны) Чхоуши,  можно было спокойно перейти в сапогах. Но, после таяния снегов в горах Нижней Сванетии, она превращалась в ревущий поток, несущий с бешеной скоростью  вырванные с корнем  деревья, туши мертвых и живых буйволов и коров в Ингури и соответственно в море.
   Сразу за этой речкой жил мегрел по имени Мурман. Это был еще молодой, очень порядочный  мужчина, много поездивший по российским городам и весям, где в основном занимался приготовлением и продажей шашлыков.
Жил он в своем доме с матерью, которая была учительницей начальных классов.
Мурман часто приходил на буровую с различными мелкими просьбами, например, что-то приварить электросваркой или наоборот, отрезать газорезкой, найти какой нибудь болт, гайку и тому подобное. Однажды, он выпросил у меня списанную трубу большого диаметра для устройства переезда через канаву возле своего дома. По его просьбе  давал  бульдозер, для планировки и выравнивания огорода. Но в основном, он приходил просто для общения. Со временем мы стали приятелями.
     Как-то раз, сидели у него в гостях и вели беседу на исторические и религиозные темы, периодически  прикладываясь к чаче, закусывая сулугуни с лавашом и зеленью. Его матушка, что-то готовила у плиты, затем ушла на работу. Мурман  сказал, что сейчас угостит меня  вкусным блюдом, и принес большой поднос с горой жареных птичек, распластанных по подобию цыпленка-табака, но очень мелких.  Под чачу  и аджику, птички были очень даже вкусные. Спрашиваю, что это такое, как они называются, он обозвал их на грузинском языке, а как название переводится  на русский язык, забыл:
- Ты их знаешь, они везде летают, такие небольшие, серые.
Мне все же хотелось знать, что я ем. Видя, что отступать не собираюсь, Мурман  принес  ружье, зарядил его и говорит:
- Идем, покажу этих птычик.
Подошли к дверям  второго выхода во двор, он снял стекло дверного окошка, слегка закрепленного маленькими гвоздиками, просунул в проем ружье и бабахнул по кроне   большой груши. С дерева упали  несколько воробьев.
Мурман показал на них:
- Вот эти птычки, забыл их  русский имя.
Вот теперь все понятно. Вернулись за стол и  продолжили беседу.
     Нас прервало бибикание  машины. Выглянули в окно, возле старого, раздолбаного ЗИЛа, пошатываясь, стоял пожилой, усатый милиционер и звал хозяина. Мы вышли за калитку, поздоровались. Пьяненький старший лейтенант, заплетающимся языком объявил, что в свете борьбы с самогоноварением и пьянством, но раз мы находимся в Грузии, значит с чачаварением, сейчас в Читацкари проводится операция по конфискации у населения самогонных аппаратов (это мне перевел Мурман).
   Кузов машины был до верху завален самогонными аппаратами самых разнообразных размеров и конструкций. Милиционер добавил, что если сдать аппарат добровольно, составляется акт сдачи и никакого наказания не будет. Молча выслушав мента, Мурман вынес из сарая свой аппарат и закинул его в кузов. Тихо спрашиваю, как  дальше будешь  жить без жидкой валюты, на что он ответил, что этот агрегат не последний, есть запасной, получше сданного. В доме, не без труда (пьяный старлей испортил несколько бланков), оформили акт добровольной сдачи.  После чего, Мурман предложил выпить за проводимую местными властями антиалкогольную компанию, и при этом попросил милиционера говорить только по-русски, чтобы не обижать его русского гостя, то есть меня.
      Через час, старлей опьянел настолько, что от  душевной щедрости, конкретно


подогретой крепкой чачей, предложил Мурману выбрать из кузова любой самогонный аппарат, какой ему понравится. Но, тот категорически  отказался, но милиционер настаивал, мотивируя тем, что свой план он уже выполнил и даже перевыполнил и хочет от всей души преподнести  подарок такому гостеприимному хозяину и если Мурман не согласится, нанесет ему кровную обиду.
В конце концов, гостеприимный хозяин, дал себя уговорить, и мы пошли к машине, поддерживая под локти, шатающегося милиционера. Мурман поднялся в кузов, долго перекладывал и гремел железками и наконец, выбрал  красивый агрегат из нержавеющей стали:
- Вот этот беру!
 - Э-э-э, геноцвали, какой же ты молодец, я на него тоже глаз положил, - еле выговорил мент.
Все остались довольными и при своих интересах.
Помогли  блюстителю закона погрузиться в кабину ЗИЛа, и тот отбыл сдавать конфискат.
Такие сценки из грузинской жизни, можно видеть только в кинокомедиях Данелии.
                .  .  .
    Два раза мне приходилось побывать на грузинских буровых. Такого кошмара в бурении мне еще не приходилось видеть, прямо таки ожившие кадры из фильма-катастрофы.
    Первым впечатлением от территории буровой площадки было, что полным ходом идут строительно-монтажные работы. Но, как оказалось, скважина уже давным-давно бурится. Кто работал в бурении, тот поймет, о чем я говорю.
    На приемном мосту лежат три не закрепленные доски для прохода в вышечно-лебедочный блок и все. Как они умудряются затаскивать трубы в буровую, или наоборот выбрасывать, не представляю. Нижний пояс вышки не обшит бурукрытием, ворот буровой нет. В насосном блоке полов тоже нет, выпавший из раствора в осадок утяжелитель-барит, доходит до лобовых крышек буровых насосов, всасывающих линий не видно. На желобной системе, также уложены не закрепленные доски, причем различной длины, ширины и толщины, которые при ходьбе подпрыгивают и расходятся из-под ног, из-за чего можно в любой момент  реально провалиться в приемные мерники с раствором. На верхних «палатях» буровой вышки, вместо «люльки» верхового рабочего,  установлена большая деревянная бочка из-под вина или пива, с усиленным металлом дном и передней части, застрахованная стальными канатами на жимках. Все оборудование ржавое и грязное, защитные кожуха цепей и других приводов, погнутые и изуродованные, соответственно стоит скрежет и грохот. Светильники подвешены на алюминиевых проволочках или шкимках и т.д. и т.п..
Повсюду беспорядочно разбросаны инструменты, отработанные, резиновые прокладки, штока и клапаны от насосов. Возвышаются горы мусора и разного строительного хлама, оставшегося после монтажа. Вокруг буровой и насосной разлиты лужи раствора, солярки и отработанного масла, валяются порванные мешки с химреагентами. Буровики одеты и обуты, кто во что горазд, в основном в старую домашнею одежду, а на ногах порванные босоножки или кеды, и это наводит на мысль, что их не обеспечивают спецодеждой, но зато все, как один, ходят без касок, курят где хотят, окурки бросают тут же. Короче, бардак полнейший. Если бы в бурении проводился конкурс по наибольшему количеству нарушений, то в номинации «как нельзя работать» грузинские буровики заняли бы первое место.
    До буровой не доходят основные  материалы необходимые для нормального бурения скважины. Как мне рассказал местный буровой  мастер,  все, что только можно украсть, разворовывается по пути на буровую руководителями различных рангов, к ним  доходят лишь жалкие остатки. Мастерам и рабочим буквально не на что глаз положить, что могло бы пригодиться в их домашнем хозяйстве, как говорил один из героев фильма «Операция


«Ы» и другие приключения Шурика» - все украдено до нас. Цемента,  для  цементирования  колонн, всегда не хватает, а привезенные остатки, на половину размешаны с сухим баритом или бентонитовой глиной. О каком качественном строительстве скважины может идти речь?
Если в Западной Грузии, в тех же геологических условиях, наши бригады, бурили скважины с проектной глубиной 4 800 метров, максимум полтора года ( с учетом времени затраченного на ремонты оборудования, простои в ожидании подвоза колонны, каротажей, ликвидацию аварий и различных геологических осложнений), грузинские же бригады, точно такую скважину, бурили по пять лет и больше.
    На период сбора урожая цитрусовых и хурмы, буровые не работают, но члены буровых бригад табелируются и получают зарплату. Спрашиваю у мастера, как с ним рассчитываются рабочие за то, что он их отпускает на «мандарины» и табелирует.  Тот пояснил, что давать деньгами у них считается не приличным, поэтому приносят подарки в виде наборов посуды, хрусталя и других предметов ширпотреба.
                .  .  .
   Про грузинских буровиков у нас ходила такая байка.
В отдаленном, труднодоступном  районе, после проведения электроразведки, сейсморазведочных работ и интерпритации полученных данных , маркшейдеры и геодезисты отбили точку под строительство глубокой разведочной скважины.
    Дальше пошел знакомый процесс: после согласования земельного отвода, заключения договора его аренды, началась подготовка подъездных путей, планировка буровой площадки, устройство амбаров на полторы тысячи кубов под  раствор и факел, монтаж ЛЭП и трансформаторной подстанции, строительство вахтового жилого поселка, завоз элементов буровой установки и набора бурового оборудования, цемента, хим.регентов, бентонитовой глины, соли, трубной продукции (бурильный инструмент, обсадные колонны). Бурение гидроскважины. Производство строительно-монтажных работ по сборке вышки, привышечных сооружений, склада ГСМ, монтаж оборудования, электромонтажные работы, пуско-наладка, прокрутка и обкатка оборудования и, наконец, долгожданное забуривание скважины. 
    И так, полным ходом, идет дорогостоящий и длительный процесс строительства разведочной скважины. Снимается проходка по метражу; проводятся необходимые геофизические исследования; спускаются и цементируются колонны, оборудуется и переоборудуется противовыбросовое устьевое оборудование, проводятся испытания пластов в перспективных горизонтах, которые, вроде бы дали положительные результаты, спускается эксплуатационная колонна, перфорация, вызов и ожидание притока флюида,
Работает буровая бригада в полном составе, с буровой идут суточные сводки и другие отчеты в управление буровых работ, затем в объединение Грузнефть и все это тянулось годами.
Не получив промышленного притока, было принято решение о ликвидации скважины.
Начался обратный процесс. Установка изоляционного и ликвидационного мостов, демонтаж и вывоз буровой установки, оборудования и оставшихся материалов, рекультивация площадки. Списаны огромные затраты на подготовительные работы, бурение и испытание самой скважины, последующие заключительные  работы.
   Вы можете сказать, ну и что здесь необычного, ну не повезло, на то она и  разведка. Правильно, таких скважин, не оправдавших надежд геологов, превеликое множество по всему Союзу.
 Но интрига заключалась в том, что все перечисленные работы не производились, они были выполнены исключительно на бумаге. Да. Этих работ не было, как не было  буровой установки и самой скважины. Вбитый в землю деревянный колышек-репер, с написанным на нем номером скважины-призрака, так и остался стоять не тронутый. Огромные, просто


сумасшедшие, по тем временам, деньги, якобы затраченные на бурение, в течение нескольких лет оседали в карманах министерских чиновников в Тбилиси и высших руководителей объединения.
   Об этом мне рассказал один из руководителей нашего УБР, который услышал ее от наших геологов, а те, в свою очередь от  своих тбилисских коллег-заказчиков из объединения «Грузнефть». За те три с половиной года, которые я там проработал и узнал грузин достаточно хорошо, склонен думать, что такая афера, вполне могла иметь место.
                .  .  .               
   С грузинами, которые работали с нами, у нас были нормальные, дружеские  отношения. Наверное, из-за того, что в тот период, мы являлись для одних работодателями, для других  заказчиками, то есть давали им, по грузинским меркам, нормальный стабильный  заработок. Являясь генподрядчиком объединения «Грузнефть», мы сами заключали договоры с грузинскими транспортниками, геофизиками, дорожниками, связистами, поставщиками продуктов, взрывниками и тому подобное. Местные жители, не имевшие с нашим предприятием, никаких дел и финансово, от нас не зависимые, относились к русским, не сказать, чтобы плохо, но весьма не доброжелательно.
    Как-то раз, получилось так, что мы заехали в маленькое селение, которое находилось в горах, вдали от центральных дорог. Зашли перекусить  в закусочную. В ней сидели пять грузин среднего возраста и пили вино. При нашем появлении они прервали свой разговор и угрюмо уставились на нас. Молча, наблюдали за нами, контролировали каждое наше слово. В их глазах явно читались, если не откровенная ненависть, но не прикрытая враждебность и угроза, это уж точно. В тот момент я был уверен, если бы мы позволили себе что-либо не то сказать буфетчику или, по их понятиям, как-то не правильно себя повести, они бы нашли повод обвинить нас в не уважении к грузинскому народу, местным обычаям и с удовольствием бы избили.
     В поселке Супса, ради интереса, пошел посмотреть и сфотографировать памятник Сталину, который находился в двух кварталах от нашей базы. Попробуйте найти в России такой памятник на площади.
В Советском Союзе, во времена Хрущева, все памятники великому вождю всех времен и народов, были демонтированы. В Грузии,  они также были убраны из городов и с площадей селений, но в некоторых, забытых богом местах, таком, как здесь, остались до настоящего времени, а фотографии  Иосифа Виссарионовича висели на лобовых стеклах большинства грузинских машин. 
    На крыльце, заброшенного одноэтажного здания сидели несколько грузин, лет 30 – 35, один из них, даже лежал. Такие картины наблюдаются повсеместно.
 Многие не работающие, изнывающие от скуки,  парни и молодые мужчины, группами целыми днями сидят на лавочках в скверах и парках, стоят на центральных лицах, а имеющие деньги, целые дни  просиживают в кафе, шашлычных и чебуречных. Это не значит, что они весь день едят шашлыки, чебуреки и пьют вино. Могут в складчину взять бутылку сухого вина на несколько человек, для того, чтобы к ним не было нареканий, по поводу занятого стола, и будут сидеть по много часов, лениво перебрасываясь фразами и рассматривать посетителей, и так каждый день.
    При моем появлении, треп прекратился, внимание переключилось на мою персону. Опять почувствовал  исходящие от них волны неприязни, если не сказать ненависти. Честно скажу, фотографировать памятник передумал, даже не вытаскивал фотоаппарат. Вполне вероятно, что это могло справоцировать грузин на агрессию, можете считать, что в тот момент, немного струсил.
Не могу понять, откуда это у них. Почему в русских они видят оккупантов и врагов. Что может собой представлять Грузия без помощи России. Ведь, чтобы избежать покорения турками и сохранить свой народ, как нацию, в первой четверти 19 века, Грузия сама



напросилась войти в состав Российской империи, которая их реально защитила. 
Конечно, нельзя равнять всех грузин по одной мерке. Среди них достаточно много порядочных, добрых, отзывчивых людей. В основной своей массе, грузины, хоть и лодыри, но очень гостеприимные ко всем приезжим, невзирая на их национальность. Но их отношение к русским определяет государственная политика и пропаганда.
     Недавно читал интервью русских староверов из села Григолети, расположенное рядом с Супсой (смотри выше), которые с маленькими детьми бежали в Абхазию, в надежде оттуда перебраться в Россию. Староверы прожили в этом месте примерно 120 лет, они абсолютно аполитичные и никогда не участвовали в выборах, жили своей маленькой общиной по обычаям и традициям прошлых веков, соблюдая законы божьи и заповеди, всегда были дружны с грузинами, а грузинский язык, это их второй родной язык.
   Факт их бегства, для меня говорит о многом.  Если уж эти люди, которые прожили в Грузии много поколений и воспринимались грузинским населением, как часть окружающего пейзажа, не выдержали притеснений и подались в бега, это является наглядным показателем проводимой государством геополитики, в том числе дискриминации национальных меньшинств. В их интервью, я обнаружил один маленький штришок, говорящий о многом. Со слов беженцев-староверов, перед их отъездом, грузинские жители Григолети, говорили:
- Как бы там не было, но все-таки, вам лучше, чем нам. Вы русские и можете уехать в Россию, а нам куда бежать?
                .  .  .
      Зимой выпал снег, температура воздуха понизилась до минус десяти градусов! Для субтропической Колхиды это чрезвычайная ситуация. Дома в сельской местности не имеют печного отопления приспособленного под дрова или уголь, о водяном отоплении даже разговора нет . На первом этаже обычно стоит самодельная печка - «буржуйка», которую топят собранным хворостом. О настоящих дровах говорить не приходится, в Западной Грузии их попросту нет. В холодное время года, в сельской местности, жизнь грузинской семьи сосредоточена вокруг этого раритета, как будто, пересенного машиной времени из времен Гражданской войны. 
 При 100% влажности воздуха, даже в летний период, насыщенный влагой  хворост, не будет гореть без какой-нибудь горючей жидкости, а вытащенный из-под мокрого, пропитанного водой, снега, тем более. Остается идти за соляркой к русским «нефтеискателям».
     На буровую потянулись с пустыми ведрами, просители горючки. После того, как отдал в общей сложности 60 литров солярки, я решил прекратить оказание помощи «братскому грузинскому народу».
Объясню, почему. Наша буровая установка работала на электроприводе. На случай отключения электроэнергии, имелась аварийная дизельная электростанция на 200КВт, в комплекте которой, смонтирован топливный бак на 400 литров дизтоплива и маленькая расходная емкость на два с половиной куба, других запасов нет. А вдруг будет длительное отключение электроэнергии, как бы нам самим не пришлось побираться на соседней буровой. И второе, диз.топливо, я мог списывать только по отработанным моточасам ДЭС.
    Аборигены, видя, что им отказывают, решили сыграть на жалости и начали посылать на буровую детей. Один за другим, стали подходить пацанята в возрасте 7-10 лет. Скукоженные от не привычного для них холода, с соплями до подбородка, жалобно смотря мне в глаза, протягивали 3-х литровые стеклянные банки или жестяные банки из-под томатной пасты. Не умея толком говорить на русском языке, они всем своим видом показывали, как им сейчас тяжело и если они не принесут домой, хотя бы три литра солярки, вся их семья просто загнется от холода и надо полагать это останется на нашей совести.
 Солярку детям дали, но предупредили, чтобы к нам больше не приходили, шли на другую буровую. На соседней буровой № 3 «Зугдиди», которая работала на дизельных приводах, всегда имелись в запасе несколько десятков тонн диз.топлива.
                .  .  .
       Обычно в этих местах зимой идут затяжные дожди, которые могут не прекращаться по две недели. На период дождей у буровиков были рыбацкие прорезиненные костюмы. Костюмы не пропускали воду, это плюс, но у них был существенный минус, они практически не пропускали воздух. Кроме того, что работая в них, рабочие  сильно потели, у некоторых начинались кожные заболевания, а маленькие ранки или ссадины на теле долго не заживали. 
В тот месяц, несколько  дней шел дождь, перешедший в мокрый снег, который падал несколько дней без перерыва. Высота снежного покрова выросла  больше метра.
   Вся бригада в авральном режиме очищала снег с крыш привышечных сооружений  буровой и общей крыши над домиками вахтового поселка. Рабочие отстоявшие ночные вахты, так же работали днем с лопатами в руках. Если бы мы этого не делали, то крыши редукторного, насосного и других блоков просто бы рухнули под тяжестью снега, а ведь там много электрооборудования, что могло привести к его выходу из строя и полной остановки буровой.
    Оставаясь верными  советским традициям,  в Западной Грузии, как и в России, к природным катаклизмам никогда не  готовятся заранее. Ни с того, ни с чего, вдруг раз, и неожиданно зима наступит, вдруг Б-А-ЦЦЦ! Почему-то, морозы ударят, а по весне, почему-то половодье наступает. Откуда мы знали, что так получится! Никто ведь этого не ожидали, а потому не готовились! Какие к нам могут быть претензии?
 Необходимой дорожной техники, для расчистки дорог от снега, здесь не было. Возможно, в горных районах что-то имелось, но в равнинной Колхиде, ее точно не было.
За два дня все автодороги стали не проезжими. Самолеты не летали из-за толстого слоя снега на взлетно-посадочных полосах, поезда по железной дороге не ходили из-за засыпанных снегом рельсовых путей и оборванных ЛЭП. Короче, полный коллапс.
  Местные жители предвидя, что машины начнут ходить по дорогам не скоро, значит в ближайшее время, завоза в магазины не будет, смели с прилавков все продукты и товары первой необходимости - соль, сахар, чай, консервы, а также спиртное, сигареты, спички, мыло, свечки, батарейки и многое другое, но мы, находясь на буровой,  этого не знали.
  Наш бульдозер, после очистки от снега территории буровой, прочистил дорогу до федеральной автотрассы, по которой все равно никакого движения не было.
Снегопад не прекращался. Две вахты с других буровых, не смогли улететь в Краснодар из Капитнари, поэтому их определили к нам на временный постой, на случай, если откроется аэропорт в Сухуми. Появление непредвиденных пятнадцати едоков, значительно ускорило расход продуктов. Повара были в расстеряности, закончился хлеб, продукты в столовой были на исходе. Завоз продуктов с супсинской базы не представлялся возможным.
   Электроэнергии на буровой не было, работала только ДЭС для собственных нужд, поэтому работы по скважине не велись. Инструмент был поднят в «башмак». Буровики дневной вахты имели возможность сходить в город, кроме электрика, который должен контролировать станцию. Дал команду собраться, взять в столовой чистые мешки и идти в Зугдиди за продуктами и хлебом.   Парни не стали переодеваться в цивильную одежду, в чем работали на буровой, в том и пошли, не сняв даже каски.
   Добравшись до главной городской площади Руставели, возле которой распологались продуктовые и другие магазины, мы увидели следующую картину.
На площади стоит автофургон-хлебовозка, с распахнутыми задними дверцами. Вокруг машины бесновалась большая, орущая толпа. Подойдя ближе, через головы стоящих,



 увидели, что жители забрасывали в открытую машину деньги, а из нее два грузина кидали в толпу буханки хлеба. Металлический пол в фургоне был весь усыпан деньгами, которые никто не поднимал. Хлеб из машины выбрасывали не именно к тем людям, от кого летели деньги, а куда придется. Ну, а там, кому как повезет, кто успеет схватить буханку. Мы видели, что некоторые люди, бросившие в машину деньги, не могли получить свой хлеб, в то же время, у других уже было несколько булок. Крики, вопли, плачь женщин, потасовки мужиков, падения в прыжке. Женщины плакали, потому, что мужики не давали им приблизиться к машине и просто отталкивали.
 Картина была очень даже не приятная, можно сказать противная. Я тогда еще подумал, что ведь прошло всего двое суток, как перестал ходить  транспорт, притом из-за их же разгильдяйства, а уже начались такие звериные проявления и как они себя будут вести, если стихийное бедствие затянется, а что же будет, если, не дай Бог, начнется война. (Примечание: хотел бы на них посмотреть во время грузино-осетинского конфликта 2008 года, когда российские танки вошли в Зугдиди).
    Но, мы пришли в город не порядок наводить и не восстанавливать справедливость, нам тоже надо было добывать хлеб насущный, на буровой ждала наша бригада и пятнадцать буровиков с других бригад. Обсудили наши действия, я дал деньги на хлеб.
     Впереди встал самый крупный и сильный  помбур, играя роль ледокола, за ним встали двое, а за ними еще двое и вот таким клином (кажется у шведов или немецких псов-рыцарей, такое боевое построение называлось «свинья»), вахта врезалась  в толпу.
   Рев поднялся еще больше, но толпа все же, потихоньку  раздвигалась. Этому здорово способствовала  грязная спецодежда буровиков, на которой всегда остаются следы от их работы, состоящие из бурового раствора, нефтепродуктов, графитовой смазки и хим.реагентов, никто из толпы не хотел быть выпачканным. Ребята отдали, деньги из рук в руки, наполнили хлебом два мешка, и двинулись из толпы в обратном порядке, сопровождаемые проклятиями, угрозами и даже тычками в спины. Позже смеялись, что теперь по грузинским магазинам надо ходить в касках.
Продукты мы не купили из-за их полного отсутствия. Уверен, что работники магазинов, основную часть продуктов припрятали, чтобы потом продать втридорога.
    Вернувшись на буровую, я взял ружье, которое мне на время презентовал Мурман, несколько патронов, надел болотники и пошел по речке Чхоуши на охоту, чем черт не шутит, а вдруг, что-нибудь подстрелю. Через час хождения, подстрелил морского баклана, хотя не был уверен, что он относится к съедобным птицам. Сварщик осмолил его газорезкой и отдал поварам. Варили около четырех часов. Это пропитанное запахом рыбы, жесткое и не вкусное мясо, мы  жевали с отвращением, но съели, но некоторые категорически отказались его есть, уверяя, что можно отравиться.
На следущий день нам привезли с супсинской базы на «Кировце» продукты и сигареты. 
   Для борьбы с последствиями  снегопада местные  власти попросили помощь у  армейских частей.
                .  .  .
     Еще один маленький штрих к обобщенному грузинскому портрету.
Едем на нашем автобусе по Кабулети. Не доезжая перекрестка, на котором нет светофора, автобус остановился. Перед нами стоят две машины, сзади подъехали еще несколько. Стоим несколько минут,. Спрашиваю у водителя, в чем дело, почему стоим. Его ответ меня удивил:
- Что значит, почему стоим? Видите, люди разговаривают!
Открыл окно и выглянул из автобуса. На середине перекрестка, перпендикулярно друг к другу, стоят «Волга» и «Жигули». Облокотившись на свои машины, стоят и спокойно


разговаривают два грузина, совершенно не обращая внимания на образовавшиеся с двух сторон пробки. Никто из водителей не сигналил, не ругался, не грозил кулаком и не требовал освободить дорогу. Это у них в порядке вещей.
     К слову о Кабулети. Его жители с гордостью заявляли, что их улица Ленина (не знаю ее нынешнего названия) самая длинная улица в мире. Порядковые номера домов переваливают за тысячу, длина улицы более десяти километров, но можно ли назвать улицей, в общепринятом понятии, федеральную автотрассу за чертой города, идущую в сторону Поти, с разрывами между частными застройками, до километра.
                .  .  .
      Вообще-то, большинство грузин самые, что ни есть настоящие понтярщики (прошу прощения за слоган). Почти все, что ими делается, делается для  понта, то есть на показ, на показуху, можно еще применить другое не литературное словосочетание – сплошной выпендреж.
 Главное каждому из них надо всем показать, что ты не относишься к бедным, какими, по сути, является подавляющее большинство грузинского населения, а наоборот, что ты преуспевающий человек. Выпендреж  проявляется буквально во всем, вплоть до мелочей, но обязательно при людях.
Например, чтобы заплатить за пачку сигарет, или какую-нибудь другую, копеечную покупку (копеечную по ценам того времени), им надо обязательно, демонстративно достать из кармана толстую пачку денег, а как же, пусть все видят, что ты, парень при деньгах, и среди крупных купюр найти рубль или три рубля, кстати, большинство грузинских мужчин  всю семейную наличность таскают с собой. Сдачу никто не берет, но  не потому, что они такие щедрые, а чтобы думали о них как о денежных людях, которым стыдно мелочится и забирать сдачу, которую, между прочим, пока не попросишь, продавцы отдавать не собираются. Вспомните эпизод фильма «Мимино», когда главный герой, роль которого исполнял Вахтанг Кикабидзе, не имея денег на авиабилет, на последние пять копеек, заказал в буфете аэропорта стакан чая за три копейки, при этом с важностью заявил:
 - Сдачи не надо!
Вот в этом вся их натура. Не дай бог, люди подумают, что у них нет денег. Но по ходу фильма, опытная буфетчица, которая, как и все буфетчицы и продавцы, в какой-то степени психологи и не любят безденежных людей, сразу его раскусила, и чтобы его побольнее уколоть, вернула две копейки сдачи, со словами:
- А нам, чужого не надо!
   Почему бы заранее не отделить мелкие купюры от крупных, чтобы было удобнее расплачиваться в магазинах. Нет, так не пойдет, вдруг люди подумают, что у него с собой только мелочь, а других денег нет.
     Им хочется, чтобы люди видели и знали, что они оперируют крупными деньгами.
Отсюда прибавление к энной сумме еще одного ноля, то есть сумма увеличивается на порядок. По крайней мере в Западной Грузии обстояло именно так. Если туфли стоят 50 рублей (цены 83 года), они говорят 500 рублей, или «я купил дом за восемьдесят тысяч» (восемь тысяч) и так во всем, но это не относилось деньгам на ежедневные мелкие траты на продукты и тому подобное. Об этом дополнительном  ноле, спрашивал у грузин неоднократно, некоторые пожимали плечами и честно отвечали, что они сами не знают, почему на словах суммы завышают в десять раз, мол, так было всегда. Кто-то мне пояснил, что пошло со времен хрущевской денежной реформы 1961 года, когда с денежных знаков государство убрало один ноль, а в Грузии этого как бы ни заметили, на бытовом уровне, конечно.

      Вы можете представить себе водителя на работе одетого в белую рубашку, длинный кожаный плащ и лакированные туфли или в каком-нибудь другом подобном одеянии,


рассчитанном на выход в «свет», но только не для работы шофером грузовика, автокрана, водовозки или ассенизаторской машины. Уверен, что на российских автобазах, АТП, УТТ и других подобных предприятиях, такого не увидишь. На промбазе в Супсе, подобные картины я наблюдал почти ежедневно, но  в основном среди молодых водителей. Это те же понты, то есть показуха и красование перед  зрителями. Они совершенно не задумывались, как будут заниматься ремонтом машины, если случиться поломка в дороге, ведь даже забираться в кабину в длинном плаще неудобно, как будут выходить из кабины в грязь в своих лакированных туфлях на тонкой подошве, хотя им выдавались рабочие ботинки. Им просто стыдно, чтобы родственники, знакомые, тем более девушки, увидели их в рабочей одежде, поэтому ходят на работу в своей лучшей одежде, которую имеют в единственном экземпляре.

        В таком же разрезе, строятся ухаживания за женщинами. Понравившейся девушке, женщине, они на последние или занятые деньги, будут дарить цветы и дорогие подарки. Грузинские мужики, вообще то, умеют красиво ухаживать, показывая, какие они добрые, щедрые, богатые, но это только до достижения цели.
   Даже, если в семье доминирует жена, грузинский мужчина никогда этого не признает, тем более не допустит, каких-либо внешних проявлений, подтверждающих истинное положение дел. Наоборот, при людях, он обязательно постарается показать окружающим, кто в доме хозяин. Жены это понимают, и бывает даже подъигрывают им,  в стремлении мужей создать нужное впечатлении. Поясню на простых примерах.
   Шествуя по улице, мужчина должен идти впереди жены, которая семенит за ним на расстоянии двух-трех метров.
Если супруги толкают какую-нибудь тачку с грузом, то в безлюдном месте это будет делать мужчина  или вдвоем с женой, но стоит зайти в селение, он будет с важным видом шествовать впереди, а бедная жена тащить тачку в одиночку.
   Водитель нашего автобуса, если проезжал мимо своего дома, останавливался и давал сигнал клаксоном. Из дома выскакивала жена, держа на вытянутых руках, свежею, отглаженную сорочку и неслась к автобусу. Он с важным видом, расстегивал пуговицы пропотевшей сорочки и ждал, пока жена с него ее снимет и поможет одеть свежею. Так же важно застегивал пуговицы и не слова не говоря, садился за руль. Все его действия говорили о том, что у себя дома, он бог и царь, хотя я не уверен, что в реальности все именно так.

    Проходя по частному сектору городов, видишь красивые двухэтажные дома сфасадами, покрашенные яркой зеленой краской, пристроенные наружные мраморные лестницы с вычурными балясинами, ведущие на второй этаж.
Чем больше на фасаде дома окон, тем он считается богаче. Ряд окон обычно расположены на втором этаже и на них должны быть красивые занавески, за которыми зачастую находятся пустые комнаты без мебели. Подчеркиваю, красивое оформление окон только на фасадах, на боковых окнах висят простые, выцветшие на солнце, ситцевые тряпочки или вообще ничего.
    Перед домом зеленый  газон, здесь же обязательно должна стоять чисто вымытая машина, на открытой террасе первого этажа или на газоне, необходимо наличие качелей, с несколькими подушками на подвесной лавочке. Прямо таки ожившие рекламные фото из зарубежных глянцевых журналов о красивой западной жизни.
    Внешне, вроде бы  все говорит о достатке и преуспевании состоявшегося в жизни хозяина. Но стоит зайти справа или слева за фасад дома, увидишь стены крытые рубероидом, не оштукатуренной дранкой или обшитые старыми гнилыми досками, а то




простой тонкой фанерой или кусками  шифера. Прямо таки, потемкинские деревни.
      За домом обычно в беспорядке разбросаны строительные материалы или различный, накопленный за годы, хлам. Мне не раз приходилось бывать в грузинских домах, но ни в одном из них,  не видел, более или менее приличной мебели, в основном какое-то старье, оставшееся в наследство от предков или практически ее полное отсутствие.
Глядя на красивый фасад дома, может появиться уверенность, что и в самом доме также все красиво и комфортабельно, то есть кроме его внутренней отделки, должен быть  санузел, обустроенный унитазом, ванной и душем. На деле немного не так, вернее сказать, совсем не так.
Удобства обычно во дворе: где-нибудь на стенке сарая или дерева прибит ручной умывальник, с закрепленным к нему маленьким осколком зеркала, возле забора прислонен летний душ, а за кучей мусора стоит перекошенный туалет. Примерно такую картину можно наблюдать, почти в каждом дворе. Строительство дома тянется десятилетиями. Часто стройка переходит от отца к сыну.  Короче, сплошной обман и показуха.
    Главным элементом декорации домовладения, после фасада дома, по своей значимости, является забор. Хотя бы на последние или занятые взаймы у родственников или знакомых, деньги, но грузин построит забор не хуже или даже лучше, чем у соседей. По забору можно судить о степени достатка домовладельца, и не важно, что после строительства забора, хозяину и его семье придется полгода жить впроголодь, главное «пустить пыль в глаза».
   Мой непосредственный руководитель, начальник буровой, часто говорил, что если у него спросят, что представляет собой Грузия, как страна, я отвечу, что Грузия это страна заборов и коров.
Да, это так. Спасаясь от беспризорно снующих коров, свиней и коз, грузины вынуждены загораживаться по периметру всего двора.
                .  .  .
      Коровы присутствуют везде. Они флегматично передвигаютя по центральным улицам и площадям городов, поселков и сел, гуляют по автодорогам федерального значения, ночью ложатся спать на нагретый солнцем, асфальт. Здесь можно провести аналогию с Индией, но если там корова считается священным животным и живется им пропеваючи, то в Грузии, Аджарии и Абхазии они бродят в поисках пропитания, чтобы не сдохнуть с голода. У частных владельцев коров нет коровников или загонов, их никто не кормит, поэтому грузинские коровы живут на вольных хлебах, то есть находятся на полном самообеспечении. Маленькие, низкорослые, худые, с выпирающими ребрами, они и молока дают соответственно очень мало. Наши буровики шутили, если с грузинской коровы можно надоить стакан молока, считается, что это хорошая дойная корова.
        На буровых были проблемы с грузинскими домашними животными. Наравне с коровами в «свободном полете», в поиске пропитания, бродили свиньи и  козы. Это не наши кубанские хавроньи Машки, боровы и хряки Васьки-Борьки, живущие в хозяйских  котухах и  нагуливаюшие сало.
   Грузинские свиньи не большие, очень худые, покрытые черной, длиной щетиной, имеют зауженное, вытянутое в длину рыло. Если посмотреть на них сверху, то под густой щетиной хорошо видны запавшие от голода бока.  У них часто родятся поросята полосатыми, то есть сельские хавроньи, погуливают с дикими кабанами, не знаю, насколько это правда, но по беговым качествам, они не уступают собакам. Чтобы эти проныры не застревали в заборах огородов и других узких щелях, им на шею цепляют деревянные треугольники, сбитые из трех палок, как в древние времена, одевали колодки на шеи провинившихся рабов. Треугольники мешают им нормально ходить, потому как давят на хребет и смешно наблюдать, как они ходят, точно  солдаты на строевой подготовке на плацу, высоко поднимая ноги, чеканя шаг.
Находясь в  состоянии хронического недоедания, точнее голода, они  жрут все подряд, даже то, что считается не съедобным, лишь жевалось.
Пример: сидим в автобусе на буровой, ждем бурильщика, чтобы ехать в аэропорт. Наконец тот приходит, страшно злой, ругается матом. Говорит, что заскочил в столовую, выпить стакан компота, а свой новый кожаный кейс, поставил на ящик пожарного щита, стоящий у входа. Пробыл в столовой не больше пары минут, вышел, а половины дипломата уже нет - свиньи доедают.
    Еще работая диспетчером  РИТС на базе в Супсе, я положил на открытую форточку окна пачку сигарет «Прима», чтобы они немного подсохли на солнце, потому что из-за высокой влажности воздуха, табак отсыревал, сигареты плохо курились и постоянно тухли.
Кто-то резко открыл входную дверь, и возникшим сквозняком пачку снесло за окно. Зная, чем это может кончиться, в надежде спасти сигареты, сразу же выскочил из кабинета и бросился бегом вокруг здания, на это ушло не более  пяти-шести секунд, но опоздал. Выскочив из-за угла, увидел «звезду» местного значения, свинью по имени Ксюша, доедающую мою пачку «Примы».
     Ксюша была молодой и очень  талантливой свиньей. Инженер по цементированию скважин, мой бывший сосед по Ахтырке, Алик Шурбаев,  в свободное от работы время, периодически дрессировал и развивал ее способности.
Изредка Алик устраивал для нас «свинское» шоу. По его командам Ксюша могла  садиться на свой зад, опускаться на передние ноги и ползти, служить, кружась на задних и как собака, ловить в полете подброшенные куски хлеба. Зрелище было уморительное, особенно было смешно, когда она ползла на коленках передних ног, оттопыривая свой тощий зад.
      Каждый день, после завтрака, обеда и ужина, базовские работники наблюдали такую картину. На выходе из столовой нас ожидал ряд собак с одной стороны и ряд свиней с другой. Они соблюдали между собой дистанцию и оставляли проход для людей в несколько метров. Некоторые выходящие из столовой подбрасывали вверх кусок хлеба или что-то другое из остатков обеда, а мы смотрели, иногда спорили и в шутку делали ставки, кто из них схватит кусок первым. Чаще побеждали свиньи. Большинство собак их просто боялись.
    
    На  буровой, ежедневно можно было наблюдать следующие живые картинки:  по территории гуляют коровы, под уложенными на стеллажи обсадными трубами, в тенечке, лежит поросячий выводок со своей мамашей, по приемному мосту буровой, бегают козы с козлятами, бродят собаки в поисках пропитания. 
      Ранней весной на нашу буровую забрели двенадцать худющих, голодных коров, которые наелись углещелочного реагента (УЩР), используемый для химической обработки бурового раствора, хотя реагент сам по себе является безвредным,  их животы так раздуло, что в конечном итоге они сдохли. Разразился скандал. Грузины не поленились провести лабораторные исследования содержимого коровьих желудков. Оценив каждую корову в одну тысячу рублей, подали на УБР в суд и выиграли его. Последнее судебное заседание проходило в республиканском суде в Тбилиси. Пришлось нашему управлению выплатить двенадцать тысяч рублей, плюс судебные издержки. После этого случая, территории наших четырех буровых оградили забором из колючей проволоки, на въездах установили шлагбаумы, возле которых в будках сидели сторожа из местных жителей. Теперь коровы пройти на территорию буровых не могли, но более мелкая живность проходила свободно и продолжала мешать нам передвигаться и работать.
     Буровики нашей бригады в долгу не оставались. Несколько раз они делали так. Забредшую на территорию свинью, загоняли в глубокую колею, оставленную после самосвалов «Татра». Свинья, попав в колею, из нее не выйдет, будет идти, пока не та закончится.  Возле баритной площадки и приготовления раствора (БПР), поджидает, помбур с кувалдой и  одним ударом по голове прекращает ее земные мучения.
На перевахтовке, между ночными и дневными сменами, буровики наслаждались свежеприготовленными  шашлыками, под грузинское полусухое вино «Сахалисо». За полтора года, лишь один раз на нашу буровую заглянул мегрел из Читацкари в поисках  пропавшей свиньи.
      Наши коллеги, которые бурили скважины возле села Квалони на берегу Риони, в целях обеспечения себя свежим мясом пошли по другому пути. На деньги из фонда мастера купили трех поросят и начали их откармливать. В столовой на буровой всегда оставалось достаточное количество пищевых отходов, чтобы хрюшки могли наедаться. В каждой вахте мастером назначался  человек ответственный за кормежку свиней. Мне доводилось видеть этих здоровых и жирных свиней, совсем не похожих на своих грузинских сородичей. После набора достаточного веса, пускали на мясо, из расчета одну тушу для буровиков, остальных на базар райцентра Самтредиа. Продавать мясо поручали сторожу буровой, старому грузину, который после продажи, имел свой хороший кусок свинины. На вырученные деньги покупали, что-нибудь нужное для бригады. В разное время были куплены  телевизор, теннисный стол, волейбольная сетка и мячи. На оставшиеся деньги приобреталась новая партия поросят.
     Возле моста через реку Хоби в одноименном городе, стояло придорожное кафе. На большой площадке перед кафе встречались вахтовые автобусы, здесь пересаживались сюда подвозили различные запасные части и инструменты, чтобы отправить на другие буровые. Буровики всех бригад, рабочие базы, ИТР называли это место просто и не затейливо - «У козла».
Называлась оно так из-за обитавшего возле кафе очень крупного козла, с огромными, загнутыми назад рогами и длинной бородой. Своим обликом он больше походил не на домашнего козла, а на дикого горного архара.
   Буровики научили его пить пиво. Через определенный промежуток времени, у него появилась зависимость, перешедшая в пивной алкоголизм. Он уже не ждал, когда помбуры, соизволят преподнести ему кружечку пива, а начинал бодаться и гоняться за ними, пока ему не дадут пива. Получив свою дозу, успокаивался, становился смирным, точнее сонным, смотрел на мир, помутненными, осоловевшими  глазами.  Воткнув ему в зубы дымящуюся сигарету и держа с двух сторон, перед козьей мордой, кружки с пивом, буровики фотографировались с козлом с на память о Колхиде, а в основном, просто для прикола.
                .  .  .
    В восемьдесят пятом году, наши четыре буровые бригады получили приказ свернуть работы в Грузии и перебираться в Западную Сибирь, на территорию Ханты-Мансийского национального округа, приравненного к районам Крайнего Севера. Можете представить такой резкий переход – из субтропиков Западной Грузии и сразу в Западную Сибирь, с ее резко континентальным климатом, тем более, под надвигающуюся суровую сибирскую зиму, не зря в народе говорят, лучше Северный Кавказ, чем Южная Сибирь. Признаюсь, что прожив всю жизнь на юге, реально боялся сибирских морозов, о которых знал только заочно и поэтому всеми способами старался туда не ехать, но ничего не получилось.               
       Готовясь к переезду в Западную Сибирь, наша бригада работала только в дневную смену, вечера и ночи оставались свободными.
В один из дней ко мне заехал Мурман с двумя незнакомыми мегрелами. После церемонии знакомства, он предложил вместе прокатиться погулять в Сухуми. Сначала я отказался, так как не видел смысла в этой поездке, но потом вспомнил, что там живет младший брат моего деда, по материнской линии, то есть мой двоюродный дедушка Иван Петрович, которого я называл дядя Ваня, попросил  подождать полчаса, чтобы определиться с поездкой.
Прикинул, что до Сухуми сто километров, это не расстояние, и если узнаю адрес дяди Вани, хотя мы с ним встречались всего три раза, почему-бы не съездить в гости для поддержания родственных связей. Позвонил матери в Ахтырку, она продиктовала адрес, но зачем то, предупредила, что у него новая жена.
 - Причем здесь его жена, я же еду ни к ней.
Мурману и моим новым знакомым сообщил, что поеду, но при условии, моего возвращения на буровую к началу селекторной связи, к восьми часам утра, они пообещали. На всякий случай, взял свой паспорт, и мы поехали в Сухуми.
   В семь часов вечера, стоял перед типичным грузинским двухэтажным домом и стучался в высокую железную калитку.
Калитку приоткрыла женщина в возрасте, немного за пятьдесят, и подозрительно разглядывая меня через щель, спросила, кого нужно. Представился и сказал, что хотел бы встретиться с Иваном Петровичем. Минут через пять вышел дядя Ваня. Он так сильно постарел, что я с трудом признал в нем того бодрого и подвижного мужчину, каким он оставался в моей памяти по прошествии пятнадцати лет с момента нашей последней встречи. Было естественным, что он меня не узнал, ведь когда он приезжал на похороны своего родного брата (моего деда), мне было всего шестнадцать лет, а сейчас перед ним стоял молодой мужчина, которому уже за тридцать. Показал свой паспорт, но тот, для пущей уверенности в подтверждении моей личности, задал несколько вопросов касательных родственных связей. Получив исчерпывающие ответы, окончательно убедился, что перед ним действительно сын родной племянницы, внук его брата, обрадовался и пригласил в дом.
По поводу моего приезда во дворе был накрыт стол, на котором преобладали блюда абхазской и грузинской кухни. Его жена оставалась не приветливой и, закончив сервировку стола, ушла в дом смотреть телевизор.
За разговорами засиделись за полночь. Дядя Ваня жил в Сухуми последние тридцать лет, дом, во дворе которого мы сидели, построил в конце шестидесятых годов и ему здесь жить очень нравилось. Первая супруга умерла в конце семидесятых. На старости лет жить одному стало тяжело, и вот два года назад женился второй раз, как он сказал, на «молодой». Ее неприветливость, он объяснил тем, что, наверное, в моем лице она увидела потенциального наследника на его имущество и, хотя я и моя мать, можем быть наследниками второй линии наследования, все равно, представляли некоторую  угрозу при вступлении в права наследования его жены. Остался неприятный осадок от меркантильных помыслах этой дамочки.
В половине шестого утра за мной заехали мегрелы, на буровую успел вернуться  до начала селектора.
                .  .  .
      Через месяц меньшей частью нашей бригады были доукомплектованы неполные кубанские буровые бригады, основной состав полетел на Север. По мере возможности старался отсрочить выезд на работу в Западную Сибирь, поэтому согласился поехать подменным буровым мастером на Таманский полуостров, в надежде остаться работать там на постоянно.               
      Мысленно часто возвращался к Колхиде, до конца не верилось, что больше не придется там работать, хотелось побывать в  этих благославенных местах хотя бы еще разок. В начале ноября того же года, воспользовавшись наличием накопленных выходных и отсутствием порядка в организации  вахтовых авиаперевозок, без проблем  записался на наш спецрейс, на Кутаиси. Никто не спросил, не поинтересовался, зачем туда лечу, на какой срок, чем буду там заниматься, просто привыкли, что последние годы это мое место, а ведь я летел туда просто так, но никак не работать.
    Буровиков на Супсе уже не было, летали только несколько инженерно- технических работников, рабочие базы и тех было несколько человек.
    Водители-грузины продолжали работать, но автотранспорт использовался нашими работниками  в основном для поездок по магазинам с целью приобретения дефицитных товаров и дальнейшей перепродажи на Кубани, то есть для спекуляции (сейчас это называется коммерческой деятельностью).
    Кстати, в продолжение этой темы. Задолго до начала моей работы на Супсе, многие вахтовики летающие туда, занимались мелкой спекуляцией. Это касалось в основном рабочих промбазы, у них было несравнимо меньше работы и больше свободного времени, чем у буровиков. За годы были налажены связи в торговой сети ближайших городов и селений. Прослеживалось некое разделение по видам закупок. Одни специализировались на автомозапчастях и резине для легковых автомобилей, вторые на обуви, третьи на водяных насосах типа «Агидель», четвертые на пластиковых ведрах и тазах, пятые на венгерских паштетах и других импортных консервах, другие на коврах, палацах и обоях, женщины (поварихи, уборщицы, кладовщицы и другие) покупали на перепродажу дамское белье, импортные шампуни, кремы и косметику, в основном производства Польши, Чехословакии и ГДР. В годы стабильного отсутствия товаров широкого потребления на Кубани (и не только на Кубани), здесь можно было купить буквально все. Если в магазине нужного товара не было, его заказывали продавцу. Заказы выполнялись буквально на следующий день, в крайнем случае, через два дня.
      Понимая, что мой приезд на Колхиду, является  последним, хотелось встретиться и попрощаться как можно с большим количеством, приобретенных за последние  три года грузинских «кацо» и «генацвали». Чача и вино лились рекой.  За эти  дни услышал в свой адрес множество красивых тостов, на которые грузины большие умельцы, но не надо думать, что я приехал выслушивать хвалебные речи в свою честь, просто так получилось.
    Мою комнату в базовском общежитии  завалили мешками мандарин, груш, хурмы, гирляндами сушеного инжира, здесь же стояли подаренные две десятилитровые пластиковых канистры с домашним вином, которые я все равно не смог бы забрать с собой из-за запрета провоза в самолете алкоголя без заводской упаковки.   
    Съездил в Читацкари (пригород Зугдиди) в гости к Мурману. Впервые, за все время нашего знакомства, подъехал к его дому со стороны улицы, а не как обычно со стороны буровой. У Мурмана засиделся до позднего вечера. Он уговаривал остаться ночевать, но я решил вернуться на базу, чтобы не поднимался лишний шум из-за моего отсутствия. 
   На обратном пути из Зугдиди, от которого до Супсы сто километров, поменял несколько попуток, водители которых категорически отказывались брать от меня деньги, вышел на окраине города Поти. До базы осталось двадцать пять километров. Была глубокая ночь, моросил противный осенний дождик с ветром, и как назло не было ни одной машины. Одетый, только в рубашку с короткими рукавами, промок и начал мерзнуть. Чтобы укрыться от дождя, подошел под навес крыльца какого-то учреждения, закурил и присев на корточки, облокотился спиной на дверь, которая оказалась не запертой, и я спиной ввалился во внутрь. Это была, какая-то контора.
   Кстати о конторах. Мне не раз приходилось бывать различных госучреждениях, в основном в Зугдиди, которые были похожие друг с другом, как братья-близнецы. Везде была одинаковая старая, обшарпанная мебель, изготовленная в 50-х годах; на полах лежит протертый до дыр линолеум, грязные, выгоревшие дешевые обои, облупившаяся краска на окнах и дверях. Все указывало на нищету и безхозяйственность.
 Зато у госслужащих весьма приблизительное представление о режиме рабочего времени. Если учреждение работает с 9 часов утра до 18 часов, то раньше 11 часов никто не появится. Вернее появится один человек (типа дежурного), который будет отвечать на звонки:
- Бадри Шалвавич, только что, поехал туда-то,
 или
- Манана Гурамовна будет немного попопозже.
- Наверное, сегодня Шота Вахтангович, не успеет вернуться.
 Мне кажется, у них существует график прихода одного сотрудника к началу рабочего дня. После обеденного перерыва в большинстве контор не работают, иногда «дежурит» один человек или вообще никого нет.
    Когда глаза освоились с темнотой, увидел такую же вышеописанную, конторскую обстановку. Походил по кабинетам в поисках места для ночлега и не нашел ничего лучшего как забраться в платяной шкаф и чтобы хоть как-то согреться, замотался в полотнища лежащих в нем флагов. Больше всего боялся не проснуться до прихода служащих на работу, доказывай им потом, что я не вор и не бомж, могут и милицию вызвать и будут правы, а от милиции откупаться было нечем.
Утром, приехал на базу, завалился спать в общежитии.
    Вечером разбудили коллеги и, радостно сообщили, что ждут за накрытым столом, ведь сегодня праздник – седьмое ноября, день Октябрьской революции. После посиделок, захотелось поехать купаться на море.
    На море повез Юза Рубакидзе на своем стареньком ПАЗике, мой первый знакомый грузин (смотри выше). Поехали на пляж, но не в соседнее Григолети, а за Цкалцминду.
     Был поздний вечер, море сильно штормило. На узком песчаном пляже одиноко горел костер, от которого, из-за ветра ворохом вылетали искры, наверняка в него подлили солярку. Вокруг костра полулежали на песке три бомжа и что-то варили в котелке. Обратил внимание на одного из них. Это был высокий мужик, могучего телосложения,  с правильными чертами загорелого лица, с черной с проседью бородой и волосами до плеч. Он раговаривал густым басом, речь была грамотной и интеллигентной, но при этом повелительной. На фоне двух других бездомных, он был на пару порядков выше их, в интеллектуальном смысле и без сомнения являлся их лидером. Чем-то он походил на попа, наверное из-за длинных волос и бороды, почему-то четко представил его в рясе.
В то время я увлекался историей религий, в Ахтырке подобрал не плохую библиотеку на эту тему, поэтому он меня заинтересовал. Разговорились, и как выяснилось,  я не ошибся в своем предположении, это был поп- растрига, вернее не поп, а бывший монах из мужского монастыря Нового Афона. По каким причинам он стал «бывшим» он конкретно не ответил, но сказал примерно следующее «мир полон завистников  и  клеветников». Можно предположить, что он стал жертвой навета, а может быть, его выгнали за элементарное пьянство или какие-то другие нарушения строгого монастырского устава. Полтора часа дискуссировали на религиозные темы, прошлись по некоторым  моментам Библии, как собеседник он был очень интересен.
    Наконец то, я вспомнил, зачем приехал на пляж, да и Юза начал робко намекать о возвращении в Супсу. Потрогал рукой воду, примерно градусов восемнадцать, прохладная, но изнутри подогревала чача,  решил купаться.  Когда раздевался, за шумом волн, едва услышал бас растриги:
- Сын мой, не ходи туда. Море заберет тебя!
Не обращая на него внимания, вошел в море. Расстрига, «как в воду смотрел», накаркал, черт его побери. Не успел зайти по колено, как меня накрыла волна, сбила с ног. Когда вынырнул, увидел надвигающуюся очередную волну, под которую пришлось поднырнуть. Ведь, волны сбивают с ног перед самым  берегом, а чуть дальше в море, на волнах можно оставаться на поверхности. Откатом потащило на глубину. Дна под ногами не было, сразу решил выбираться. Гребя к такому близкому берегу, никак не мог к нему приблизиться, набегающие волны подталкивала к нему, но с откатом относило назад на большее расстояние, чем при надвигающей волне. Потребовались неимоверные усилия, чтобы выбраться на берег, я задыхался, голова гудела от ударов волн, руки и ноги дрожали от перенапряжения, зато из моря вылез абсолютно трезвый.
    Ближайшим спецрейсом улетел в Краснодар. Из всего подаренного грузинами взял с собой несколько связок сушеного инжира и килограмм десять хурмы («королька»).
В конце концов, начальник управления, видя мое нежелание работать на Севере, поставил ультиматум – или я туда лечу или увольняюсь по собственному желанию. Выбора не оставалось.
 Начал работать в городе Радужном вахтовым методом по пятнадцать дней. Через два с половиной года мне предложили трехкомнатную квартиру в новом доме, куда переехал со всей семьей, контейнер с мебелью и домашним скарбом, подошел позже.
                .  .  .
     Думал, что больше никогда не вернусь в Колхиду, но через несколько лет удалось еще раз побывать в тех местах.
       В девяносто втором году мы семьей приехали в очередной отпуск из Радужного на Кубань. Предварительно  перед приездом, попросил жильцов освободить нашу  квартиру, которую они снимали.  На счет отдыха на море позаботился заранее и сразу по приезду в Ахтырку выкупил путевку на всю семью в Христову Щель.
   До отъезда в Щель была еще неделя и  чтобы не скучать в нашем сонном городке, предложил жене и сыну прокатиться по «местам моей боевой славы», в город Зугдиди, благо, что из Краснодара поезд туда идет всего лишь одиннадцать часов.
Поехали в Краснодар и на ж.д. вокзале, свободно купили билеты до станции Ингири. Меня нисколько не насторожило, что возле кассы не было ажиотажа, который обычно бывает в летнее время.
Жена, конкретно заявила, что, что-то здесь не так. В детстве и в подростковом периоде, она много раз ездила с родителями в Абхазию к своему прадеду, который жил недалеко от Гагры и возглавлял общину староверов, поэтому знала, как трудно летом купить билеты на поезд в Абхазию. Попросил ее не выдумывать и не нагнетать не нужные страхи, все будет хорошо.
   Когда миновали Адлер и пересекли абхазскую границу, обратили внимание, что в вагоне кроме нас троих никого нет. Появилось какая-то смутная тревога, действительно, что-то здесь не так, ведь еще продолжался разгар купального сезона, куда же подевались отпускники из России?
   Подавив не приятные предчувствия, целиком отдался комментариям, открывающимся видам из окна вагона. По этой дороге я неоднократно проезжал на поезде и автомашине, поэтому мог, кое-что рассказать сыну и жене о попутных достопримечательностях.
 В Гагре в наш вагон подсели карточные каталы. Было смешно наблюдать, как они делали вид, что якобы друг с другом не знакомы и познакомились только при нас. Пытались меня раскрутить, давая сначала выграть, чтобы увлечь в игру, но когда на кон легли более крупные  деньги, вовремя остановился и отказался от игры. Они обиделись, но, слава Богу, обошлось без последствий и вышли на следующей остановке.      
    Приехали на станцию  Ингири, от которой идет отдельная железнодорожная ветка в Зугдиди и продолжается до небольшого города Джвари, возле Ингури - ГЭС. В Ингири не стали дожидаться местного поезда, который ходит очень редко и крайне не регулярно, поехали на попутном РАФике.
      Каких либо  кардинальных изменений в городском облике не нашел, хотя и прошло семь лет, все было почти так же, как и во времена нашей работы.
Повел семейство по хорошо знакомым мне магазинам.
     Продавцы были те же самые мужики, которых я помнил и знал по именам. Если внешне, за этот, не большой, в общем то, период, они практически не изменились, то внутренне изменились до не узнаваемости. Отношение к нам, россиянам, стало отвратительным.
    Услышав русскую речь, нас не хотели обслуживать, не отвечали на наши вопросы, задергивали перед нашим носом занавески торговых отделов или просто отворачивались к нам спиной и продолжали разговаривать между собой, не обращая на нас ни какого внимания, иногда, попросту молча, уходили. Может, этого бы не было, если бы продавцы находились за прилавками одни, ведь все-таки пришел покупатель с реальными деньгами, какая им разница кому продать свой товар. Но в каждом магазине на одного продавца приходилось по два-три их знакомых, которые целыми днями торчали возле прилавков, изнывая от безделья. При свидетелях, продавец должен вести себя соответственно духу времени, то есть должен проявить враждебность к русским.
      Весь день мы ходили как оплеванные. Было жарко и из-за повышенной влажности, очень душно. Жена и сын захотели выпить что-нибудь из прохладительных напитков. Подошли к киоску «соки-воды». Наклонился к окошку, протянул деньги и попросил бутылочку «Боржоми». Окошко с треском опустилось вниз, едва не придавив мне пальцы. На мой стук в окно и призывы, никто не отвечал, дверь оказалась запертой изнутри.
   После выстоянной очереди в буфете универмага, попросил три стакана сока. Буфетчица, толстая баба, с носом бабы Яги, смотря прямо в мои глаза и при этом, нагло улыбаясь, сняла с подставки стеклянный конус с апельсиновым соком, перелила его в банку и начала, не спеша промывать конус внутри, не переставая ехидно улыбаться, в ожидании ответной реакции. Очередь, наблюдала молча. От злости и унижения, у меня начался внутренний мандраж. Предчувствуя надвигающийся скандал, ко мне подбежала жена и потянула за руку
- Прошу тебя, не заводись!!! Пойдем отсюда побыстрее.
- Но, ты, же видишь, что она над нами издевается!
 Жена продолжала подталкивать меня к выходу. Вслед нам раздался победный смех буфетчицы. Да! Эта старая жирная сука и вся их толпа, победили.
     Зашли покушать в хинкальную. Без какого-то объяснения, к нам никто не подошел принять заказ на обед, хотя некоторые грузины, пришедшие позже нас, уже получили свои порции хинкали и с наслаждением, высасывали из них горячий мясной сок. Нас попросту иг-но-ри-ро-ва-ли. Пошел разбираться к буфетчику, но тот при моем приближении, быстро ушел на кухню, захлопнув перед моим носом дверь. Толкнул дверь, заперта. Вот сволочь!
 Получалось так, что здесь мы не имели права попить и поесть. Продавцы не только морально издевались над нами, но и провоцировали на агрессию, в надежде на драку. Был момент, когда я не выдержал и начал ругаться с продавцом в магазине, но жена, испугавшись последствий, заплакала, и начала умолять прекратить скандал. Самое противное было то, что я, не хилый, здоровый мужик, был вынужден терпеть унижения, потому что со мной были жена и сын и не хотел, чтобы они из-за меня пострадали. В этом случае, их присутствие, было сдерживающим фактором. Если бы я был один, наверное, была бы драка, при которой, ввиду всеобщей враждебности к русским, меня бы просто запинали ногами и вполне вероятно, освободили бы от наличности.
 Кроме всего прочего, на базаре у жены попытались украсть из сумки кошелек, который, буквально в последний момент, она успела вырвать из рук пожилого воришки.
   Стало ясно, что в такой обстановке здесь оставаться нельзя. Все. Надо срочно выбираться домой. Выезжать вечером было нечем, ни поезд, ни автобусы, в это время не ходят, значит надо найти место ночлега. Можно было  пойти ночевать к старому приятелю Мурману, уверен, что нас бы он принял, (хотя, кто знает, каким он стал), но при таком раскладе,  своим посещением мы могли бы ему здорово навредить.  Не было никаких гарантий, что после нашего отъезда, его не подвергнут каким-либо гонениям, или просто изобьют.
    Повел жену и сына на турбазу, расположенную не далеко от центра города. В свое время много раз проходил мимо нее, видел входящие или выходящие группы русских туристов, но не мог предположить, что придется просить пристанище на ночь для моей семьи.
База была совершенно пустой, естественно при таком отношении к русским, надо быть последним идиотом, чтобы сюда приехать туристом. Повезло, что  администратором была русская женщина, лет пятидесяти, хотя внешним видом здорово походила на грузинку. Она сообщила, что база не работает, но после двойной оплаты, дала ключ от деревянного домика и разрешила остаться до утра. Пошел в продуктовый магазин, в котором ничего не было, кроме консервированной сайры и морской капусты. Пришлось довольствоваться дарами моря.
   Администраторша турбазы жила в Зугдиди с молодости, несколько лет проработала на местном целлюлозно-бумажном комбинате, пока не вышла замуж за грузина, последние десять лет заведует здесь. За долгие годы, она впитала  в себя грузинский образ жизни, в совершенстве выучила грузинский и мегрельский языки, как она про себя сказала - «обгрузинилась» по полной программе. Имея от природы карие глаза, ее волосы были выкрашены в черный цвет, косынка, платье, чулки и туфли также черные. Если бы она в таком виде оказалась в России, любой человек про нее сказал бы – у женщины глубокий траур. Но, я, то знал, что в глубинке, большинство грузинских женщин, постоянно ходят в черных траурных одеяниях. У них траур всю жизнь – по дедушка, бабушкам, родителям, тетям и дядям.
     Эта женщина помогла мне понять, что случилось с грузинами и мегрелами за последние годы, откуда у них вдруг появилась такая не прикрытая ненависть к русским.
 Оказывается уже не первый год, изо дня в день,  активно ведется  антироссийская, антирусская пропаганда по телевидению, радио, в газетах, на городских митингах, которая, судя по сегодняшнему дню, принесла очень даже не плохие плоды. Русские, прожившие здесь по много лет, а некоторые с самого рождения, из-за враждебного отношения, уехали в Россию.. Предугадывая мой вопрос «А как же вы?», она объяснила, замужем за грузином уже много лет и пока вроде бы все относительно нормально и ее не трогают, а  что будет дальше, она боится загадывать. Думается, что, она подсознательно старается быть похожей на грузинку, чтобы не только не выделяться, но полностью с ними слиться, считая это гарантом собственной безопасности.
     С раннего   утра начались наши мытарства  по выезду домой. По пути  на автостанцию, подошли к центральной площади Зугдиди, на которую когда-то, во время снегопада,  приходили наши буровики за хлебом и увидели следующую картину: на асфальте по всей площади, молча,  лежали на спинах сотни мужиков разных возрастов и почти у всех лица накрыты  газетами от палящего солнца. Моей жене стало не по себе. Смахивало на массовый  расстрел, а головы «покойников», кто-то из сердоболия газетками прикрыл. Решили, на обход площади время не терять и двинулись прямо через нее, осторожно переступая через лежащих людей, некоторые из них просто спали. Оказывается, проводилась  лежачая забастовка, требований бастующих мы не знали и не хотели знать. Я уже говорил, что грузины, это ребята с врожденной ленцой, что сейчас это еще раз подтверждалось.  Им даже бастовать лень, как всем нормальным людям, но вот так лежа, загорая в приятной дремоте или во сне, вот это как раз для них. Как говорится «Вы не заставите нас встать на колени. Лежали и будем лежать!». Потом, когда  проснутся, будут рассказывать родственникам и знакомым, как трудно добиваться выполнения своих требований и как они устали бастовать.
    Через Зугдиди не проходят пассажирские поезда, здесь своя отдельная железнодорожная ветка, идущая магистрали до . Предложил поехать в город Цхакая, которому к тому времени вернули его прежнее название Сенаки, чтобы там сесть на проходящий тбилисский поезд до Краснодара.
  Город Цхакая получил свое название в честь большевистского партийного функционера Михи (Михаила) Цхакая. Я не однократно был в этом городке, который является райцентром. При слове Цхакая сразу возникала ассоциация, связанная с обувью. Работая на Супсе, наши сотрудники, приезжали покупать обувь только сюда. Не знаю, по каким каналам в город осуществлялись поставки, но именно в местных магазинах, всегда был приличный  выбор относительно хорошей, стильной и недорогой обуви, в основном армянского производства ереванской фабрики «Масис» («Арарат»). За не большую переплату, можно было купить импортную обувь, что на Кубани, сделать было весьма затруднительно.
    К слову сказать, на пути в Цхакая, проезжая на местном автобусе зугдидский пригород Читацкари, увидел того самого вора Важико, который числился в нашей буровой бригаде сторожем. Он стоял рядом со своим домом, за которым, в низине, виднелась верхняя часть нашей буровой, уже изрядно покрытой ржавчиной.
   В Цхакая ,по не известной нам причине, все обувные магазины были закрыты. Пошли на ж.д. вокзал в надежде уехать в Краснодар. На вокзале не было ни одного пассажира, на путях, кроме единственного товарного состава, других поездов не было. На перроне стояла жиденькая милицейская цепь, неизвестно,  для какой цели. На мои настойчивые вопросы, что происходит, почему нет пассажиров, один из милиционеров, все же снизошел до разговора и сквозь зубы, нехотя пояснил, что поезда вообще не ходят из-за блокады железной дороги в Самтредия, и никто не знает, когда движение возобновится. Вот дела! Какая блокада? Кто и зачем блокирует узловую станцию в Самтредия? Непонятно. Но выбираться то, как-то надо.
Уехать рейсовым автобусом до Сухуми, не смогли. Простояли перед закрытой кассой в очереди за билетами часа три, только потом толпе пассажиров сообщили, что водители автобусов объявили забастовку, рейсов не будет.
 Пришлось от Цхакая (Сенаки) добираться до Сухуми на попутках, это примерно 120 км. Там взяли такси до ж.д. вокзала, рядом с которым находится междугородний автовокзал.
 В Сухуми, мы ощутили драматизм ситуации, которая накалилась до предела.
   На рельсах и на асфальте сидели сотни, а может быть тысячи, русских людей и многие из них, судя по поведению некоторых женщин, близких к истерике, находились здесь не первый день. С разных сторон слышался плач женщин и детей, ругань мужчин с персоналом вокзала и водителями автобусов.  Перед нами были толпы уже бывших отдыхающих, абхазских курортов. Возможно среди них были и не уехавшие ранее, «местные» русские.
 Из Абхазии шло повальное бегство.
 Казалось, что даже теплый, влажный сухумский воздух, пропитан напряженностью и  предчувствием  чего-то очень плохого. То там, то здесь слышались разговоры о скором начале войны. Если быть честным, в тот момент, этим разговорам я не верил, о какой войне может идти речь, что за бред, паникеры чертовы, себя накручивают и людей нервируют. Но именно тогда понял, почему после Адлера мы ехали в пустом поезде. Еще до нашей поездки в Зугдиди, людская молва разнесла слух о надвигающейся угрозе войны в Абхазии. Эти слухи, прошла мимо меня и моей семьи, о каких-то возможных осложнениях, нас никто не предупреждал и даже не намекал.
    Поезда не ходили по всей Западной Грузии. Российские поезда на грузинском направлении, доходили до Адлера, где электровозы-тягачи переставлялись с «головы» в «хвост» состава и шли назад в Россию.
 На Сухумском автовокзале билеты не продавались, кассы были закрыты не первый день, и открывать их никто, не собирался. О наличии свободных мест в междугородних автобусах не могло быть и речи.
 Сухумский водитель, направляющийся в Краснодар, согласился взять в автобус ехать стоя, если нам удасться в автобус влезть. Жена побоялась, что со своим больным сердцем, ехать стоя двенадцать часов в духоте и давке, просто не выдержит, была вероятность сердечного приступа. Решили не рисковать.
    Через несколько часов, с  большой переплатой, удалось договориться с другим водителем, стоя доехать до Адлера. В автобус людей набилось, как в час пик в большом городе, невозможно было пошевелиться. Стояла липкая  августовская духота, люди обливались потом. Когда автобус выехал за город и набрал скорость, с открытыми форточками, дышать стало легче.
    По пути проезжали курортные городки и поселки,  в которых совсем не было отдыхающих. Пляжи были совершенно пустынными, не считая редких коров, бродивших в поисках пропитания.
Поразила полным отсутствием людей, узнаваемая по многим кинофильмам и воспетая поэтами, знаменитая набережная в Гаграх.
Почти на каждом частном доме вдоль моря висели вывески из картона и материи, сообщающие о наличии свободных мест, но желающих их заполучить не наблюдались. Эта неожиданная безлюдность, в некогда одном из самых многолюдных мест Союза, порождала ощущение нереальности происходящего и чем-то напоминала кадры из сюрреалистических  фильмов Антониони, с элементами ужастиков Хичкока. 
     Поздним вечером прибыли на ж-д вокзал Адлера. Здесь повторилась сухумская картина, с той разницей, что людей было значительно больше. По всей видимости, кроме беженцев из Абхазии, срочно решили выехать все отдыхающие в Адлерском районе Большого Сочи. Понять их можно, ведь район граничит с Абхазией, и если действительно начнется война, неизвестно, как будут развиваться события.
Тысячная толпа атаковала билетные кассы вокзала. Пробовать купить билеты,  было бы пустой тратой времени и нервов, к кассам, даже подойти ближе, чем на сто метров, не было возможности.
     Но, нам здорово повезло. Мы стояли на перроне и смотрели толпу. У меня появилась идея найти телефон, связаться с матерь, чтобы узнать адрес ее двоюродной сестры. Думал у нее переночевать, а утром, что-нибудь сообща придумаем. Неожиданно, без всякого объявления, ко второму перрону подошел пассажирский поезд, с табличками на вагонах «Адлер-Москва». Не успел поезд остановиться, как мы первыми залезли в тамбур ближайшего вагона, не обращая внимания на проводницу, которая, кстати, не требовала билеты и не возмущалась. За нами поднялись еще несколько человек. Очень быстро народ  набился во тамбуры, мешая пассажирам с билетами проходить в вагоны, но выйти боялись, чтобы не потерять свои «стоячие» места.
В другое время никого не пустили без билетов, зачем проводникам нужны такие наглые «зайцы» и лишняя головная боль, ведь за длинный путь до Москвы, они всегда имели приличный «левый» заработок, но в тот момент ситуация была близка к чрезвычайной, все мы, хоть и негласно, находились на положении беженцев. Деньги, в размере стоимости билетов, отдал проводнице, тоже самое, сделали остальные. 
Людей в тамбурах, контролеры не проверяли и не штрафовали, наверняка проводники с ними щедро поделились, а может быть, такое указание пришло от их железнодорожного начальства. Так, стоя всю ночь, доехали до Краснодара. С опытом работы в ночные смены на буровых, в РИТС, ЦИТС,  мне было привычным  провести на ногах бессонную ночь, но жена и сын просто падали от усталости.
Утром прибыли в  Краснодар, на анапском автобусе, доехали  до ахтырского поворота.
Для меня до сих пор осталось загадкой, из каких источников россияне, отдыхающие в Абхазии, узнали о скором начале боевых действий, ведь в СМИ об этом не сообщалось. Этот вопрос задавал нашим попутчикам в тамбуре вагона. Ответы были одинаковыми – «люди сказали», подразумевая своих пляжных знакомых и соседей по проживанию. Понятно, что слух о надвигающейся войне разнесло «сарафанное радио», но откуда был первоисточник, не знаю.
    Через два дня, после нашего отъезда,  войска Грузии с боем вступили на территорию Абхазии со стороны Зугдиди и Гали. Днем позже  в Гагре с моря высадился грузинский десант. После массированных  артобстрелов и четырехдневных уличных боев, грузинами  была захвачена столица Абхазии - Сухуми (Сухум).
    Российские курортники, которые не успели во время выехать, были взяты под защиту частями российской армии, в сопровождении БМП и БТР, на  автобусах, вывозились в Адлер.   
     Через год в Иркутске,  в разговоре с одним абхазом узнал, что ходе боевых действий Сухуми и его пригороды  сильно пострадали, многие здания были разрушены полностью.
Судьбу моего двоюродного деда, дяди Вани, не знаю, но думаю, что, он умер естественной смертью от старости, до начала грузино-абхазской войны.
     До сих пор не могу понять, почему в то лето, не отследил надвигающуюся войну в Абхазии и  подверг угрозе жизнь  своей семьи.
                .  .  .
       Думаю, что отдыхающим из России дорога на грузинские курорты закрыта на долгие годы, особенно в свете августовских событий 2008 года. Грузинская армия, состоящая на довольствии американцев, подло, ночью напала на Цхивал, перебила наших миротворцем и начала громить город. Но, только им стоило получить от российской армии по зубам, сразу завопили на весь мир, что на Грузию напала Россия и оккупировала часть ее территории. Когда узнал, что российские танки, вошли в Зугдиди, это для меня был бальзам для души.
   В последние годы, среди потенциальных российских курортников, существует миф о дешевом и качественном отдыхе на морском побережье Абхазии.
    Не считаю хорошей идеей, отдыхать на абхазских курортах, которые по сути уже не курорты, и не из-за отсутствия военно-политической стабильности в этом регионе, а из-за «отношения» абхазов к русским курортникам.
Нет, враждебности к русским не наблюдается, на этот счет не стоит переживать, разве разумно враждовать со своими «ходячими кошельками». 
    «Отношение» выражаются в многокрасочных обещаниях принимающей стороны, обеспечить прекрасный, комфортабельный и не дорогой отдых, а на практике,  фактически все обещанное, по свое сути, является, если не полным, то частичным обманом, единственной целью которого это, вывернуть все карманы и максимально опустошить кошельки приехавших.
    Хозяева, сдающие дома, квартиры, комнаты, стараются правдами и неправдами заманить к себе жильцов. Когда, после предварительной переписки (почтовой, в сети) или по договоренности по телефону, курортники приезжают в абхазский дом,  и видят картину, здорово отличающуюся от обещанной, естественно они испытывают чувство разочарования и обиды. Но что делать дальше? Ходить с семьей по совершенно незнакомым местам и искать, что-то более достойное или возвращаться назад? Вдобавок, нет гарантии, что другие местные домовладельцы, узнав причину нежелания, приехавших русских поселиться в заранее договоренном месте, согласятся впустить. Ведь они все друг друга знают, и чтобы не портить отношения со своими соседями или знакомыми, вам откажут. В конце концов, глава семейства, махнет рукой и скажет:» Да, ладно, черт с нами, давай останемся здесь». На этом и строится расчет хозяев – приехавшие курортники поругаются, повозмущаются но, в конце, концов, останутся, в крайнем случае, можно им немного сбросить цену, хотя чаще, происходит наоборот. Договариваются об одной цене за сутки проживания, а через несколько дней, могут поднять цену. Не иначе, как ловушкой для простаков, это не назовешь.
Для приехавших по путевкам в санатории и дома отдыха, цены не поднимают, но сервиса никакого нет, даже нет возможности принять душ. Прибавьте к этому плохое питание, старое, еще с советских времен, постельное белье, плюс постоянное хамство персонала, продавцов соседних забегаловок и магазинчиков. Как вам такая картина? Единственное, что может порадовать, это чистая вода в Черном море, если не обращать внимания на пляже на перекатывающейся от ветра мусор и свежие коровьи лепешки.    
     Кроме полного отсутствия или присутствия  малой толики, обещанного сервиса и удобств, молодые пары, может ожидать еще одна неприятность.
Если молодая женщина симпатичная, с хорошей фигурой, надо быть готовыми к тому, что местные джигиты обязательно начнут настойчиво к ней приставать. Им наплевать, что она приехала на отдых с мужем, женихом, братом или бойфрендом, не обращая на них внимания, все равно будут приглашать покататься на машине, якобы только с одним желанием показать достопримечательности и местные красоты или придумают какие-то, другие причины. Будут оказывать знаки повышенного внимания на пляже, в кафе, на улице, что в конечном итоге приведет аборигенов  к конфликту с её мужчиной или к                скандалу пары. Согласитесь, что в любом случае отдых будет испорчен.
семейному почитать в Интернете отзывы россиян отдыхавших там ранее.
     В 2008 году, отдыхая в Дивноморске, познакомился с супружеской парой из Северной Осетии. Перед тем как приехать в Дивноморск, они две недели отдыхали у своих дальних родственников-осетин, проживающих  в Абхазии. О днях проведенные там, у них остались прекрасные  впечатления.  Это меня порадовало, может быть потихоньку сервиз на абхазских курортах начал улучшаться, но, наверное, такое позитивное отношение осетинской пары к отдыху в Абхазии, объясняется их ярко выраженной кавказской внешностью и проживанием  у родственников на полном пансионе.


2010г.