Жареные ноги

Из серии "Дружногорские истории".


             В тот год деревенские ребята и девчонки, подарив вначале мне кличку "Длинный", дали мне новую и несколько необычную - "Жареные ноги". Возможно, им было просто смешно, возможно, они любили немного посмеяться над чужим несчастьем. Мне же тогда было просто больно и очень, очень тоскливо.
Это было в теперь уже далеком девяносто третьем году, в год моего десятилетия. Зима тогда, помнится, выдалась затяжная, с добрым морозцем и ясным солнцем. Перед самим праздником 8 Марта школьники проводили в местном деревенском клубе небольшой концерт, поздравляя всех женщин, мам, бабушек, и просто девчонок с косичками в "дольчиках". Мне досталась сравнительно небольшая и совсем несложная роль деревенского старосты. Бороду мне делала мама, а играл я, как помнится, из рук вон плохо. То ли стеснялся, то ли еще что, но в какой-то момент часть текста, который я должен был декламировать на сцене, просто-напросто вылетел у меня из головы. Учительница, стоявшая сбоку от сцены и абсолютно невидимая для школьной публики, беззвучно одними губами шептала мне нужный текст. Но зритель дураком не был и сразу смекнул, что я не просто так стою себе молча, и кое-кто уже принялся смеяться. Но тогда это меня ничуть не смущало и я даже успел посмеяться вместе со всеми над этой своей забывчивостью. А вообще тот праздник проходил очень весело. Было много хороших эмоций, подарков и веселого настроения. Хорошее настроение было у меня и в начале следующего дня, это как раз и было 8 Марта. День тогда был просто чудесный. Небольшой морозец довольно приятно щипал щеки, и еще зимнее солнце золотило своими лучами белые пласты снега. Я не хотел тогда сидеть дома. Это был выходной, а что еще можно было делать в деревне в такой день, когда на дворе еще стоял благословенный девяносто третий год? Да, вполне можно было спокойно отдыхать, лежа у телевизора. Смотреть какой-нибудь советский фильм по первому каналу или послеобеденные мультики. Но когда тебе десять очень трудно променять все это на полную приключений прогулку на свежем воздухе. Гулял я тогда не просто так, у меня было что-то вроде одиночной военной кампании в дружногорском лесу. Я должен был обследовать часть лесного массива, переходя незаметными перебежками, и убедиться сколько вражеского десанта высадилось сегодня на нашей территории и чего можно было от всего этого ожидать. С собой у меня было вполне себе приличное вооружение, а именно - игрушечный револьвер из пластмассы, стреляющий пистонами, которых у меня никогда не было, и автомат, вырезанный из дерева и сколоченный при помощи трех гвоздей. Ничего себе оружие, правда? Надо сказать, что этих самых пистолетов-автоматов у меня всегда было навалом в коллекции еще с самого раннего детства. Что поделаешь, любил, знаете, между делом сыграть в войнушку. И вот сейчас, я тоже играл. И очень даже неплохо себе проводил время. Дышал свежим морозным воздухом и фактически занимался физкультурой. И до того дозанимался, что порядком вспотел на морозе. На мне были валенки, да еще и шерстяные носки, - одежка такая, что хоть прямо сейчас в тундру можно ехать. Но мама советовала одеваться как следует, и тогда я еще как-то пытался следовать ее советам.
Так вот, тогда я просто вымок порядком и мне нужно было срочно вернуться домой, чтобы переодеться. Переодеть я решил только эти самые шерстяные носки, очень уж они были мокрые. Проделать эту манипуляцию я хотел как можно быстрее, а потом - снова бежать, снова играть, и снова броситься с головой в головокружительные приключения. Как угорелый врываюсь в дом, бросаю все свое детское оружие прямо в прихожей на веранде - зачем, спрашивается, его заносить в дом, если я только забегу сейчас переодеться и сразу назад, на улицу. Распахиваю дверь, взлетаю стрелой по лесенке на печку, беру носки и..
Если бы в то мгновение я знал, что выйти на улицу у меня получится не через пару секунд, а через три месяца, я бы, разумеется, не побежал как дурак домой, не полез бы как ошалелый на печку.
А дело все в том, что моя мама стирала тогда белье. И ведра с крутым кипятком стояли тут же у самой печки. И что же я сделал? А я как был в валенке так и ступил в это самое ведро с кипятком. Оказывается, что крутой кипяток такая вещь, что от него не спасает ни валенок, ни тем более какой-то там шерстяной носок. Такой боли, что последовала за этим, я не испытывал тогда еще за всю свою короткую жизнь. В первую минуту было очевидно, что случилось что-то очень серьезное. А потом началась паника. Я принялся кричать, мать тоже стала кричать. Кажется, она еще успевала кричать на отца, говоря ему, что это он виноват, раз ведра с кипятком стояли тут же у двери. Она стаскивала с меня обувь и носки. А потом я лежал и просто боялся посмотреть во что там у меня превратились мои ноги. Кожи не было, одно лишь красное мясо. И, главное, боль, - она и не собиралась проходить. А даже наоборот, все только больше усиливалась.
Помнится, мама, на знала что делать, за что хвататься. В первую очередь она налила таз с холодной водой, в который я опустил свои ноги. Холодная вода, конечно, помогала, но плохо. Стоило только вынуть ноги из воды, и тут же их начинало обжигать еще большим огнем. А потом мама стала обмахивать мне ноги ничем иным как большой крышкой от коробки детского домино с изображением мишки и зайчика. Ничего другого просто под рукой тогда не нашлось. Отец тут же побежал за медсестрой, которая жила чуть дальше по нашей улице. Больницы у нас в деревне, понятное дело, не было, только один медпункт. И когда медсестра, звали ее Татьяна Майорова, наконец, пришла, она, конечно же, сказала о том, что лучше всего было бы отвезти меня в больницу. Потому что ожоги были неслабые и вполне возможна вероятность заражения крови при нахождении в домашних условиях. Но с больницей тогда не получилось и я остался дома. Ночи были самыми жуткими. Плохо было от того, что ты привык спать, а тут этого делать просто не получается из за жгучих болей и воспаления. Повышенная температура донимала еще первое время. Помню, что отец хотел сделать что-то от себя, он видимо попытался как-то развлечь меня и в первый вечер предложил мне сыграть в шахматы. Какие уж тут шахматы, когда я лежа в кровати скрипел зубами. Мать, конечно же, намучилась тогда со мной порядком. Медсестра все-таки сделала кучу рекомендаций по лечению в домашних условиях, и все их выполнение полностью легло на плечи матери. Примочки с лекарством среди ночи, постоянная смена бинтов, сползающая чулком омертвевшая кожа, антибиотики и обезболивающие - все слилось в единую карусель. Самое интересное, что ступил-то я тогда в ведро с кипятком лишь одной левой ногой, а часть кипятка пролилась еще и на правую ногу. А потому повреждена была очень сильно именно левая нога, а правая лишь частично. И все равно вставать и ходить я не мог, помнится, целых два месяца.
А 12-го числа, т.е спустя ровно четыре дня, у меня был день рождения. И впервые на моей памяти к нам в дом пришли несколько моих одноклассников.
Их было трое. Лежа в кровати и пролистывая "Старика Хоттабыча", я видел как эта троица - Мишка Константинов, Сашка Садов и Лешка Иванов прошли под нашими окнами. Моими близкими друзьями никто из них не был. Даже скорее наоборот - мы нередко конфликтовали друг с другом. Потому-то меня так удивило и даже несколько раздосадовало их появление. Но они отчего-то решили прийти, и войдя в дом каждый из них подходил ко мне и пожимал руку. Наскоро поздравив с днем рождения они так же быстро ушли.
Отвлечься в то время, лежа в кровати было особенно нечем. Ну разве что можно было почитать книжку или посмотреть первый или второй канал. Это сейчас можно просидеть полдня уткнувшись в свой мобильник или ноутбук, напрочь забыв про все и вся на этом свете. Но тем не менее жизнь в то время не казалась какой-то особенно скучной.
Раны от ожогов долго не заживали. Спустя какое-то время на ногах стали образовываться плотные корки. И они стали немилосердно меня донимать и зудеть. Все время хотелось дотянуться до них и оторвать как можно скорее. Так я и делал порой, делая только хуже, ведь после этого снова шла кровь. А потом медсестра Татьяна Майорова предложила использовать для смягчения ран обычный гусиный жир. А что еще можно было использовать для лечения подобных вещей в глухой деревне, от которой и ближайший районный центр находился более чем в тридцати километрах? И вот таким образом, в смазывании ног гусиным жиром и промыванием раствором фурацилина, в бесконечных перебинтовываниях и проходили те нескончаемые дни конца зимы и начала весны девяносто третьего года. Когда же раны на ногах стали немного заживать, я стал делать робкие попытки вставать с кровати и на одной ноге пробовать добираться до книжного шкафа или до телевизора. Кажется, что я так долго уже не был на свежем воздухе, что просто брала жуть. В последний раз, когда я был на улице там кругом было белым бело от снега и очень холодно от мороза. Когда же я после болезни снова оказался на улице там уже было грязно и кое-где уже начала проглядывать прошлогодняя трава.
Первое, что мне хотелось тогда сделать, это забрать свое детское оружие, которое я впопыхах оставил тогда на веранде. Но к моему глубокому изумлению я не нашел на привычном месте ни моего пластмассового револьвера, ни деревянного автомата. И только потом, гораздо позже, проходя по улице, я вдруг случайно обнаружил обломки моих игрушек. Я не мог ошибиться, уж свои-то детские пушки я знал хорошо. Поняв, что произошло, мне стало очень неприятно. Дело в том, что я знал кто мог такое проделать. У медсестры, которая ходила к нам, были два сына - Максим и Коля. Максу тогда было лет семь, а Коле четыре. Они тогда заходили к нам в дом вместе со своей матерью. Молодцы, нечего сказать. Взяли чужие игрушки, а потом разломали их и побросали обломки на улице. Ладно, невелика и беда, если подумать. Главное, тогда я сумел пережить эти свои, как злостно сказал Кирилл Хананов, - "жареные ноги", без особых последствий.