Би-жутерия свободы 218

      
  Нью-Йорк сентябрь 2006 – апрель 2014
  (Марко-бесие плутовского абсурда 1900 стр.)

 Часть 218
 
«Женщина, заявляющая, что она имеет право на собственную жизнь, по сути является поработительницей мужских сердец. Она не должна связывать свою судьбу ни с кем. У неё никогда нет достаточно времени на партнёра, и она не замечает, как продлевает свою жизнь, укорачивая его, при каждом подвернувшемся случае практикуя новинку триумвирата – секс в проём.
Моя бегает по врачам, несётся в аптеку, отмечает знаменательное событие на работе, после сборища мчится в бутик, дорога к которому выгибается, как позвоночник гимнастки, там, по рассказам очевидцев в юбках, появилось нечто непредсказуемое – развёртывается бойкая торговля свежими могилами и образцами поведения. И какое после этого я имею право посягать на свободу её передвижения по промтоварным точкам Пятой авеню и Лексингтона? Оттуда она заскакивает в библиотеку, чтобы захватить четыре тома мемуаров черезполосицы неподтверждённых сплетен о великих и не столь значимых личностях. За этим следуют: оптический обмен мнений на выставке картин «Затишье перед пулей», помидоры на базаре, и обработка, почерпнутой из глянцевых журналов, информации с подругами. Заканчивается день заботами о спрятанных от прожорливой моли шубах в хранилище и интимных отношениях, по логике вещей тоже поношенных, и нет у неё ближе друга чем платяной шкаф.
Конечно, во мне заложен нерадивый радар взаимопонимания, перехватывающий дыхание от переполнившей меня радости на отмели чувств, и я думаю, что если Шапиры откололись, а Айсберги, раскололись значит последние сдрейфили. Ей без разбора интересны все и всё. Мне, например, близка и понятна Лотташина ботаническая концепция человека как праздничного набора вакуолей с клеточным соком на стыках недостающего времени. Упустить, прошляпить чего-то – идея для неё недопустимая, граничащая с самоубийственной. Такой особе постоянно мерещится, что она ничего не успевает, в чём-то обделяет себя. Ей хочется смотреть свои телепередачи, раздобыть и переснять для подруг как можно больше информации с Интернета о мокрых всхлипываниях дождя по недвижимости, о мытарствах заложниц, утопающих в роскоши и не просящих руки помощи. Её волнуют текущие патокой вопросы марксизма-обленизма вразброс, поднятие настроения в бокале и петель на чулках. Она тщательно планирует оцепенение в ювелирном магазине «Не по карману». Там она впадает в транс от цвета выкрашенных волос, не находит себе в доме места из-за того, что на ней висят: стирка, уборка, разогревание пищи (и это притом, что её обуревает на генетическом уровне желание сытно поесть). В туалете, на кухне, в комнате поджидает уйма непредвиденных мелочей. Ей не чужды пережитки прошлого – братание с бутылкой, и поэтому зачастую жизнь её и входящих в контакт с нею превращается в изощрённую муку. Головные боли идут поэтапно и распространяются по телу. А тело, по которому пьяным купцом гуляет ветер, становится менее отзывчивым на веления души и всё более подвержено капризам и перепадам нью-поркской погоды. Впрочем наивность Лотты делала её заманчивой добычей нескрупулёзных мужчин, сгоравших в топках семейных очагов. Бывали, конечно, и пожертвования драгоценным временем в пользу «факиров на час», появляющихся в дверях с атташе-кейсами, содержащими «джентльменский набор». Оставалась одна надежда на спасательные экспедиции-набеги настойчивых ухажёров, которых с годами становилось всё меньше, а морщин всё больше, и получалось, что так называемая любовь – в загоне. А где время взять? И вот мимолётное физическое удовлетворение сменяется душевным смятением. Она мечется по комнате в поисках выхода из сложившейся ситуации, в которой стены, двери и окна подлодочно «задраены».
Маргинальная линия круга губ замкнута. Дети не мучают. Насущных забот по дому не существует, но есть – «я не успеваю, я хочу, мне надо». Понятия «нам хочется, нам надо» отходят на задний план. Они даже не подразумеваются и не произносятся. Перспектива семьи отпадает сама по себе. Для того, чтобы её завести, надо чем-то пожертвовать, но это может ущемить мелкотравчатые интересы и нарушить заведённый внутренний распорядок, прямиком ведущий к неврастении. Если «мы» не готовы к «перестройке» в 30 лет, то в 40-50 так называемые вынужденные жертвы походят на геройские проступки, и на них трудно отважиться, избежав запаха прокисших портянок.
В приступе неудержимого безумства остаётся обвинять случайно попавшего под руку партнёра. Одна надежда на приезд из Киева Лотташиного племянника пятнадцатилетнего Вандрея, с врождённым дефектом пристрастившегося к поэзии, как-то разоткровенничавшегося с родителями: «Я вам не Пушкин и не мортира, чтобы гвадалквивирить». На что его папа, Хандрюша Средний возразил на стопроцентовом лондонском: «Знаешь, дорогой Трип-тих, путешествуй себе по-тихому в стране Альбиона на здоровье» и заказал Вандрею на летние каникулы билет на подслащенный исламолёт «Свитэйр».
Вот классические проявления неоспоримого безрассудного феминизма Лотташи, и их плачевные результаты. А может быть правы мусульмане, забивавшие таких «молодок» камнями? Не захочешь, а задумаешься над напрашивающейся альтернативой. Хотя кто его знает? Лично я уверен, что во всём виноваты мужики, которые «по одёжке встречают, по уму провожают» привратниц их судеб – девчонок, вертящихся у шеста в баре.
На переходе из прошлого в настоящее Лёлик заметил, что хочется быть простейшим организмом и размножаться делением. Ему не к чему было записываться в участники соревнования по перетягиванию обивки мебели из Данцигского коридора. Он не соглашался с политикой реваншистских настроений, готовый прекратить прозябанье в немецкой Западной Африке и развёрнуто ответить на третий неряшливый вопрос – кажутся ли венецианские гондольеры бакенбардами с гитарами наперевес в туристический сезон наступающий на площади Святого Марка в Венеции по всем фронтам под лозунгом «Наше дело бравое – нас упредили!»
Ответ напрашивался сам собой – однозначно нет! Друзья существуют для тёплых связей в складчину на беспроигрышную батарею бутылок или для карточного плутовства, а тесные отношения складываются перочинным ножом в кегельбане «Попрошайка» с нищенками в отрепьях.
Итак, оставим позади неудобоваримые мысли – их не расщепить его желудочному соку ($4.95 в коленной чашечке). Преумноженные деяния изживают надежду, уничтожают измышления без логической на то надобности, возвещающей о культурном падении в крысином царстве подстанций метро на электрических угрях.
Заинтригованный последним великим открытием крана на кухне Лёлик в несбыточных ременисценциях мотал своё многострадальное тело из угла в угол. Половицы, скрипя деревянными зубами, игриво прогибались под ним. Лёлик присел и вступил в полемику, рассматривая её как подспорье в общении по Интернету с отцом своего троюродного племянника в Киеве Вандреем.

Живу по Фаренгейту, ты – по Цельсию.
Вандрей живёт, как Бог положит на душу.
Цель единит – преодолеть депрессию
Будь в Киеве, в Нью-Йорке... Это надо же!

Огорчаться? Стоит ли, брательники?!
Дома притираемся с уборщицами.
А оно – моё-твоё нательное
пыжится, куражится и морщится.

Радуешься семяпроизводному.
Ножками сучит вблизи компьютера,
длинное – оно всегда голодное
требовательно с хлебом просит бутера.

Не усомневайся, ногтем вырастет,
станет неотъемлемым, опорою.
Не во Христе представимся, так в Ироде.
Ты в престольном граде, у забора я.

(см. продолжение "Би-жутерия свободы" #219)