облик судьбы

 Человек постепенно принимает облик своей судьбы, в конце концов отождествляется с обстоятельствами своей жизни.
      (Послание Бога)

Пятно
Утро. Каждое утро у меня начинается с того, что выйдя из туалета и открыв дверь в ванную, я вижу небритого хмурого человека с помятым лицом. Он молча смотрит на меня из зеркала, приглашая войти. Лицо это мне надо очистить от редкой неподатливой рыжей  щетины. То, что лицо выбрито, не делает его привлекательным, но небритым оно выглядит еще  хуже. День начинается в спешке, у всех дела, никому нет дела до того, кто идёт с тобой рядом в общем потоке.
Работа. При этом слове всё внутри меня сжимается, как при коликах. Не успеваю сесть за рабочий стол, а уже ощущаю на себе взгляды сотрудников. Я в их представлении недоделанный урод с вечно опущенной головой, коврик, о который можно вытереть ноги. Ещё мать мне говорила:
- Почему ты не смотришь людям в глаза. Они тебя за это любить не будут.
Я упирался взглядом в пол и уходил, знал, что мать всё врёт про эту любовь, меня она не любила.
А вот и шеф, руки не протягивает, беспокоится, как продвигается тема, здесь все в порядке, и все же поторопливает, сомневается.
Перекур. Все сосредоточенно курят. Я в одиночестве около урны старательно тушу окурок.
Обед. Мучительно стоять в очереди. Кажется, что я  в центре внимания. Смотрят на меня, ссутулившего с мягкой грудью, брюшком, бульдожьими складками на лице, провислой кожей рук и откляченным задом, с которого с завидным упорством при любом движении сползают потёртые джинсы, оголяя белые в красных пупырышках ягодицы. Под этими взглядами я теряюсь, беру комплексный обед, потому что это дешевле, и ищу столик где-нибудь в углу зала, чтобы спрятавшись там пообедать.
Конец работы. Упали сумерки. Не спеша  иду домой. Это самое лучшее, что может быть за весь день. Я свободен от всех и всего. Чувство неудовлетворенности уходит, забывается до следующего утра. Вот так бы всегда.
- Как же вы его не заметили на дороге, так наехать, по телефону говорили, что ли, сразу насмерть, - спрашивает пожилой гаишник у полногрудной дамы, водителя джипа.
- Даже не знаю,  какое-то пятно перед глазами, - растерянно разводит руками дама.

----
""Если человек был во сне в Раю и получил в доказательство своего
пребывания там цветок, а, проснувшись, сжимает этот цветок в руке -- что
тогда?"
Колридж

Сон
Я не знаю такого человека, который в детстве не видел этот сон - когда внезапно умираешь, а твои родители стоят у твоей могилки и горько рыдают, рыдают не стесняясь слёз близкие и друзья, знакомые и совсем чужие люди, даже у лохматой  дворняги с большими страшными зубами, тоже текут слёзы. Она их слизывает языком, жалобно подвывая. И все казнят себя за то, что были жестоки с тобой. Говорят, что такие сны посещают детей, которые обделены любовью. Возможно они правы.
Такие сны я видел часто. Особенно мне нравился финал, это когда гроб уже собираюся опускать в могилу, и тут я выскакиваю из гроба и все  счастливы, дарят мне подарки, умоляют простить их и я, конечно, всех прощаю. И когда утром после такого сна меня будила мама, я ей улыбался и у меня было хорошее настроение. Но сны эти остались в прошлом, я давно уже не ребёнок, ушёл папа в иной мир, за ним через год и мама. И теперь у меня другие сны. Это даже не сны, а какие-то отрывки памяти. Сон стал ломким, с частыми пробуждениями и тревога, поселившаяся глубоко в груди, заставляет беспричинно нервничать. Я стал раздражительным, замкнутым, злым. А с таким характером трудно жить - ни семью создать, ни друзей завести. Одиночество не тяготит меня. В нем есть своя прелесть, если бы не различные болезни, которые преследуют меня в течение всей моей жизни и их становятся всё больше к старости.
Не далее как вчера,  лежу я на не стиранных простынях с приступом стенокардии, голова от боли разрывается, сердце стучит по рёбрам и острая боль разрезает его. Всё думаю - конец. Накрыл голову подушкой и потерял сознание.
Когда пришёл в себя, вижу белые чистые простыни и я лежу на них, как младенец, и голос далекий, родной мамин голос и во рту у меня соска. Я сосу ее, а из нее теплое парное молоко течёт тоненькой струйкой мне в рот, сразу легко стало, невесомость появилась. Боли как не бывало. Какая-то женщина отключила капельницу, вытащила катетер, помогла одеться. Я встал  и вышел на улицу. Иду и встречные люди улыбаются мне добрыми улыбками, останавливаются, смотрят вслед и руками машут, а я иду и плачу от счастья и домой возвращаться не хочется.
Наступили сумерки. Я снова лежу на кровати на тех же грязных простынях. Боль, хоть и не острая, вернулась, темная комната смотрит на меня старыми обоями. Осматриваюсь, рядом никого. Преодолевая боль в груди подхожу к зеркалу. Что это было, сон? Из зеркала меня смотрит усталое, небритое лицо больного человека с соской во рту.

----
Звонок.
Звонок.  В трубке женский голос на взрыве. Слезы, сбивчивая речь. Ничего не могу разобрать, после вчерашнего застолья голова гудит, подташнивает, дотягиваюсь до стакана и  включаю громкую связь.
- Наташенька, ты моя последняя надежда, иначе хоть в петлю. Ты помнишь меня. Роддом "Снегиревка", я около окна. Света я, у тебя выкидыш, вспомнила?
Бог ты мой, пять лет назад. Да, Наташка лежала в этом роддоме. Утром легла после выкидыша, а в три часа как драную кошку за ворота. Сколько этих больниц было, не сосчитать. Я хорошо запомнил этот день. При выходе из больницы со стороны улицы Маяковского мы с Наташкой увидели как на противоположной стороне Невского с балкона третьего этажа дома, где  располагался гастроном, отвалился здоровенный кусок лепнины. Люди шарахнулись в сторону. Осталась лежать одна женщина. Ее мозги заляпали витрину, на которой разместилась реклама докторской колбасы и свиных окороков. Кто-то сердобольный из гастронома разорвал принесенную из кладовки картонную коробку и прикрыл тело женщины.
- Я слышала, ты дочку похоронила, у тебя так никого и нет? А у меня, ей уже двадцать один, связалась с наркоманами, родила, сама исчезла, я и подумала, может, ты возьмешь, девочка - три месяца. Ты прости меня. Хоть в петлю, выручи. Всего за семьдесят тысяч евро, с долларом такая морока сейчас, век молить буду.
Я налил на три четверти, выпил залпом, запил рассолом.
- Сволочь!
- Наташенька, что ты сказала?
Я выключил телефон. Забрал остатки водки и в горячую ванну, до утра.
Хорошо бы захлебнуться, один большой глоток, самый последний.
Ударил ладонью по ржавой воде.
- А ведь месяц назад обещали трубы заменить.

----
После укола
Скорая привезла меня в больницу св. Елизаветы, кажется, я  потерял сознание. Восстановить хронологию событий и причину, по которой я оказался в больнице, мне не удалось. Кто был рядом со мной в приемном покое среди других больных и был ли вообще кто-то, я не знаю. В приемную от постоянно открытых дверей с улицы проникал холодной воздух, я очень замерз, ожидая внимания дежурного врача. Наконец подошла моя очередь.
Инсульт, со страхом ждал я приговора.
- Да этот уже мертв, - сказала врач, обращаясь к сестре, - его надо в морг. Позови Федю, пусть отвезёт.
Она накрыла меня простынёй.
- А мы пока с тобой чайку попьём, завари пожалуйста.
Контрактник Федя, молоденький паренек, который вместо того, чтобы служить в армии, выбрал работу санитара, как-то особенно рьяно схватил каталку и покатил ее вниз по пандусу в морг, который разместился недалеко от главного здания больницы в двухэтажном доме из красного кирпича.
- Куда ты тащишь меня, скотина, - закричал я в панике, - я живой, падла, кати меня обратно.
Но он, как будто не слышал, продолжал везти меня, бубня что-то себе под нос. Здесь каталку тряхануло и я отключился.
Очнулся среди неприятного запаха и холода. Обзор закрывала простыня. Я захотел её скинуть, но не смог, своих рук я не чувствовал, как будто у меня их не было.
- Этого вскрывать?
Я ощутил прикосновение к телу металла. Он прошелся вдоль живота, ободрав кожу.
- Не надо, родственники отказались.
- А хорошо бы чиркнуть, пока свежий.
Шаги удалились.
- Кого чиркнуть, меня, я же живой, почему никто этого не видит. Что за бред. 
Мне захотелось закричать, позвать на помощь, но все ушли, со мной осталась только тишина. Незаметно пришел санитар, сделал укол, мне стало тепло и я уснул.
Очнулся я на улице, сквозь щелочки глаз я разглядел своих родственников, они стояли рядом с гробом, в котором я лежал, смотрели на меня и в их глазах  я увидел слезы. Был морозный солнечный день. Один из организаторов похорон собрал цветы и положил их в гроб, делал он это в спешке и одна роза расцарапала мне шипом щёку. Потом все стали по очереди подходить ко мне, кто-то увидел царапину на щеке и от неожиданности вскрикнул:
- Смотрите, у него на щеке кровь!
- Ну, наконец-то, сейчас всё разъяснится, все увидят, что я живой. Слышите, сволочи, живой, нельзя  хоронить живого.
Мне казалось, что меня слышат, но почему-то никто не вздрогнул, все стояли спокойно и уже никто не вытирал глаза.  Подошел могильщик, посмотрел на щёку, из которой шла кровь, и нетрезво сказал:
- Так бывает после укола, - и закрыл крышку гроба.