Немая казачка

1.
Была середина июля. Жарко. Солнце припекало так, что казалось, сожжет все вокруг, даже цветы вяли под солнечными лучами. По полю шла молодая девушка, ей было около 20 лет. Ее светлые волосы заплетены в тугую косу, которая падала Евдокии на плечо. Белый с красными лентами и оборками сарафан раздувало от легкого ветерка, что придавало наряду вид купола.
 Дуня остановилась, держа в руке недавно собранный букет, и посмотрела вдаль, там, где протекал Дон – огромный, полноводный и безмолвный. Река покрывалась мелкой рябью от дуновения ветра, камыши у берега лениво покачивались из стороны в сторону, где-то кряхтели утки, напевали какую-то песнь кузнечики, прячась за плакучей ивой.
Девушка глубоко вздохнула и направилась дальше. Евдокия, понурив голову, шла медленно, раскачивая букетом взад и вперед. Тишина. Настолько звенящая тишина! Тишина, которая окутала Дуню, словно ночь окутывает станицу, навсегда, навеки… Нет, это не природа молчала, это молчало все внутри девушки, которая не слышала ничего, что происходило вокруг: ни пение птиц, ни журчанья родника, ни гул ветра в  листве деревьев. Ничего. Лишь стук сердца доносился до Евдокии, как доносится глухой звон колокола из маленькой, давно накренившийся церквушки.   
2.
Тут подул сильный ветер, так, что коса Дуни растрепалась. Невольно взгляд девушки упал на что-то темное. Приглядевшись, она увидела человека, лежавшего на спине без сознания. Руки его были раскинуты. Евдокия медленно, с какой-то опаской подошла к мужчине и, наклонившись, посмотрела незнакомцу в лицо. Оно было смуглое, с правильными чертами. Щетина, образовывавшая усы и медленно переходящая в бороду, была с легкой проседью; прямой нос чуть с горбинкой, довольно полные обветренные губы, густые  брови, черные, как смоль жесткие  волосы, прядь которых падала мужчине на лоб.  Одет человек был в черные шаровары и длинную, болотного цвета, доходившую до середины колен, плотную рубашку, которая была застегнута по горло.
Незнакомец тяжело дышал и что-то невнятно бормотал, но Дуня, которая хорошо умела читать по губам, не понимала его речь. Однако одно девушка понимала точно, что этому человеку нужна была вода. Евдокия оглянулась, бежать до источника или до дома далеко, но увидев расшитую цветными нитками сумку, лежавшую подле головы мужчины, Дуня протянула руку, чтобы взять ее. Только девушка коснулась вещи, как незнакомец крепко сжал ее руку, на лице Дуни показался испуг. Евдокия резко повернула голову и столкнулась с карими выразительными глазами мужчины, тот долго, как показалось девушке, смотрел на нее, но после, рука его ослабела, и он снова погрузился в забытье.  Ее сердце никогда так не билось, как в тот момент, когда незнакомец взял ее за руку. Переборов какой-то страх Дуня все-таки, найдя в сумке кожаный мешочек с водой, которой оставалось на несколько глотков, напоила мужчину. Сама же она изнемогала от жажды, но понимала, что бросить просто так незнакомца не может.
Солнце чуть-чуть убавило свои силы, кода Евдокия перетащила мужчину под дерево, которое хоть немного давало тень. Девушка совсем выбилась из сил, крупные капли пота бежали по ее лицу, руки дрожали от усталости. Дуня села на землю, облокотилась о ствол дерева и, сама того не желая, уснула.
3.
Проснулась она, когда на станицу надвигались сумерки. Евдокия нехотя открыла глаза и увидела перед собой того мужчину, которого она спасла днем. Незнакомец стоял к девушке спиной, сидя на коленях и скрестив руки около груди, он что-то бормотал. «Он молится?»,  - произнесла про себя Дуня, которая с раннего детства воспитывалась при церкви и знала все молитвы наизусть, которая понимала каждый церковный жест. Но то, что она произнесла, было сделано интуитивно, хотя, действительно, незнакомец молился. Не прошло и пяти минут, как мужчина, видимо, почувствовавший, что Евдокия проснулась, приподнялся и обернулся к ней. Она тоже встала и серьезно посмотрела на него, как бы спрашивая взглядом: «Кто вы?» Незнакомец поклонился и улыбнулся. Он начал что-то говорить, но Дуня прервала его жестом, как бы говоря, что она ничего не слышит. Мужчина понял ее и, показал ей рукой, чтобы она закрыла глаза. Девушка колебалась, но все же закрыла глаза.
- Салом Алейкум, - послышался приятный голос в голове.
- Я… я не понимаю!
Молчание.
- Номатон чи?
Дуня открыла глаза и встряхнула головой. Мужчина, который опять сидел, только уже скрестив руки на груди, улыбнулся и снова закрыл глаза, почему-то Евдокия последовала его совету.
- Как зовут? – с трудом и странным произношением спросил тот же голос, но уже на знакомом Дуне языке.
- Дуся. Все кличут Евдоней. Ак табе кличуть?
- Баргак, что значит «лист».
- Сгожить! - еле сдерживая свой звонкий смех, сказала Дуня. – Ты как тут оказался?
- Сам… не знаю, - чувствовалось, что Баргаку тяжело говорить, – само как-то вышло.  Я ехал на коне, как вдруг стало тяжело дышать, голова кругом… Где я?
Все фразы и слова Баргака были отрывисты и несвязны, но Дуня понимала их.
- На Дону ты! Сам-то откудова?
- Из Бохтара.
- Шо за гутаар!
Дуня открыла глаза, совсем стемнело, лишь луна освящала поле и дерево, под которым сидела она и Баргак.
- Слышь меня?
- Да.
- Поздненько уж. Мне домой пора.
- Иди, - он улыбнулся.
- А ты? – в недоумении произнесла она.
- Не знаю. Иди.
- Даприлуки!
И сказав это Дуня, широко улыбнувшись, побежала домой.
4.
Так проходили недели. Утром Евдокия работала, а после уходила в поле, чтобы снова встретить Баргака. Как же она была счастлива, что наконец-то нашла человека, с которым могла поговорить о чем угодно! Ей было все равно, откуда он, какой веры, для нее было важно само его присутствие рядом с ней. Они могли часами молча смотреть на Дон, вода которого играла в лучиках солнца. И им было хорошо. Вскоре Дуня открыла для себя, что Баргак был ей уже не чужим человеком, он был ее другом. Верным и настоящим, понимающим ее с полуслова.
Когда же один раз девушка не пришли вовремя в станицу, дед наказала ее, сказав, что больше не пустит ее гулять, ведь она у него единственная внучка и мало ли что может случиться, да вдобавок казаки узнали о каком-то чужеземце, и теперь хотят его поймать. Как же страдала девушка, как она изнемогала, как у нее болело сердце, в тот момент, когда она выслушивала дедовские речи! Дни сменяли дни, недели перетекали в недели, но дед (родители погибли, кода Дуне не было еще и пяти лет) не пускал ее собирать цветы! Не пускал к тому дереву, лесочку, под которым она в первый, и, как она думала, в последний раз, встретила Баргака.
«Дед, ну пусти!», - пыталась она сказать Петифору, но он только покачивал головой, потому что не понимал свою внучку, лишь видел, как в глазах у нее стояли слезы. «Почему! Почему меня никто не слышит!» Евдокия забежала в дом, упала на тахту и зарыдала.
Она подняла свое исхудавшее лицо с подушки и посмотрела в маленькое окно. Дуня не могла поверить своим глазам, но то, что девушка увидела в окне, обрадовало и в тоже время привело в ужас: казаки поймали Баргака и теперь вели его в станицу.
«Что же это? Баргак?» - лепетала она, дрожа всем телом, выбегая на улицу. Собралась толпа и на что-то глазела, Евдокия, прижав руки к груди и чувствуя биение своего волнующегося сердца, пробралась через людей и наткнулась на своего друга, седевшего на коленях и понурившего голову; руки Баргака были связаны; концы веревок держали казаки.
«Убить его!», «Пусть сам умрет! Пустим его по берегу Дона!», «Утопить!», «Кто это? Как он одет?!», «Здесь не место чужеземцем!», «Он говорит не на нашем языке!», «Он украл мою лошадь! И перерезал всех кур!» - читала по губам Евдокия. «Нет, нет, нет! Он же просто хотел есть! Пить! Баргак! Услышь меня!!»
Мужчина поднял голову и, увидев Дуню, слабо улыбнулся.
- Ты меня слышишь?!
- Да.
- Скажи им! Скажи, что знаешь меня! Скажи, что-нибудь на моем языке! Они поймут! Дед поймет! Он у меня хороший, добрый… Скажи! Токо не молчи!
Но Баргак молчал. Молчал так, будто никогда не умел разговаривать, как Дуня.
- Ответь же! Скажи деду то, что я ему хочу передать!
Нет. В ответ тишина. Лишь грусть в глазах.
- Ну же…
- Смысл, ми..лый друг, я все равно уже не попаду домой. Я не знаю где я и что мне делать в этом месте. Прощай!
- Нет! Не бросай…
Девушка не договорила, как вдруг Баргак вскочил на ноги, резко ударил одного из казаков, который быстро опомнившись, хлыстнул мужчину по лицу. Началась драка, подоспели и другие казаки. Толпа то вскрикивала от удивления, то стонала от страха. Дети плакали. Дуня не знала, сколько длилось это «побоище», но когда казаки, вытирая пот с лица, отошли от Баргака, тот был уже бездыханен, из-за рта капала кровь.
- Не бросай меня… - вдруг в голос сказала Евдокия.