2 способ действия 3

Саша Сопливый был обыкновенным бологовским бомжем. То есть постоянное место жительства у него вообще-то было – родительский дом. Правда, окна в нём были забиты использованной на парниках плёнкой, а входная дверь над давно разобранным на дрова крыльцом не имела запора. Из мебели кроме железной пружинной кровати, застеленной старыми ватниками, и ободранного кухонного стола с единственным табуретом, больше ничего. Нет, была ещё небольшая развороченная словно бы взрывом печурка и старый полуслепой пёс, спавший всегда рядом с ней. Нет, Сопливый, как его все называли, не было его фамилией, фамилия тоже когда-то была, и даже из известного купеческого рода, но он её вместе со всеми остальными успел позабыть. От такой жизни можно и фамилию позабыть.

А жизнь его складывалась следующим образом. Просыпался он по обыкновению очень поздно, часам к десяти, да и то вынуждал пёс, которого с утра особенно доставали блохи. Доставали они и хозяина конечно, ведь ни зимой, ни летом он не менял наряда из ватника и таких же штанов, никогда не мылся и не брился. Но Саша к своей живности был привычен, а пёс всё никак не мог привыкнуть. И уж какой сон после такой яростной чесучки с повизгиваниями и подвываниями?! Обнаружив в единственно не дырявом кармане ватных штанов мелочь, обрадованный Саша поднимался и шёл к одноногой соседке-бутлегерше  тёте Маше. Идти было недалеко – тётя Маша жила через узенькую их улочку в доме напротив. По ночам её особенно мучили боли в отрезанной тепловозом ноге, поэтому она вообще никогда не спала, всё время сидела перед форткой с заготовленными бутылками, принимала собственное болеутоляющее и не очень выгодно им торговала. Увидев Сашу, она по привычке наливала ему грамм сто пятьдесят и начинала ругаться на чём свет стоит за то, что он не хочет устроиться на работу и зажить по-людски. Держа выловленную в кармане мелочь в кулаке напоказ, Сопливый опохмелялся и начинал мечтать вслух перед соседкой о том, как он будет жить дальше. Дальше, это когда он, наконец, выправит документы, а то ведь ни паспорта, ни трудовой книжки, ни даже свидетельства о рождении! А потом, если не получал какого-то поручения от тёть Маши, он прятал неразменную мелочь и шёл либо на озеро (мостки со спрятанной удочкой были в пятидесяти метрах), либо в лес по грибы-ягоды. Зимой в лес он ходил только за ёлками перед Новым годом да иногда за заказанной кем-то сушиной на дрова. А на озере мыл мотыля и ловил окушков в прорубях. В общем жил тяжко, приходилось и мотылём порой закусывать, поскольку еда в доме не водилась. До дому он её просто не доносил, если за мелкие какие-то делишки, типа расколоть дров, расчистить снег или покосить траву или вскопать грядку, ему выпадал кусок хлеба с колбасой или селёдкой, он честно делил его со своим лохматым сожителем ещё по дороге. А потом ложился спать.

На самом-то деле давно уже Саша ни о чём не мечтал и ничего не планировал, всё катилось само, как говно в трубе канализации. Вся округа знала его безобидный характер, его готовность прийти всем на помощь даже и без какой-то выгоды. Он всегда просто делал то, о чём его просили, не ожидая уже никаких поблажек в жизни.
И вот однажды в его жилище, которое и домом-то назвать язык не поворачивается, вошёл он, маленький худенький человечек с рябым лицом, одетый в арестантскую робу со следом от бирки на груди, кирзовые сапоги и «пидорку», зоновскую выцветшую кепчонку с большим козырьком. По всему видно было, что человечек только-только из мест заключения.

- Салют, бродяга! – с лёгкой усмешкой сказал рябой открывшему один глаз Сопливому. – Как сам-то?               

- Да нормалёк! С выпивоном и жратвой было бы получше! – он дёрнул себя за бороду и начал нескорую процедуру подъёма. Процедура обычно состояла из длительных почёсываний в разных местах, постанываний, покашливаний и односложных восклицаний.

- Ну, если ты ещё поваляешься, мы с твоим Тузиком всю хавку захамячим!

Приподнявший тяжёлую голову Саша даже пукнул от недопонимания! Его пёс спокойно и уже вполне сыто жевал САРДЕЛЬКУ! А он сам эти сардельки в последний раз едал лет пять назад, когда кто-то на улице то ли женился, то ли замуж выходил. Неловко дёргая руками и ногами, он судорожно поднялся. Поднялся и узрел на своём колченогом столе целый завал неслыханных сокровищ. Там были и сало, и колбасы разных видов, копчёные и сушёные рыбы, зелень и овощи в банках и просто так. Он принялся шлёпать себя по щекам и дёргать за бороду, хотя, если по-честному, просыпаться совсем не хотелось.

- Эт чо?.. – совсем безголосо просипел он.

- Будем считать, что ты выиграл в лотерею! – как-то очень серьёзно, даже без насмешки пояснил бывший зэк, скручивая пробку с водочной бутылки. – Сорока на хвосте принесла мне, что ты ни разу не отказал в ночлеге таким, как я, откинувшимся. Ни разу никого не кинул, не обобрал, не прогнал, когда и самому было несладко. Ты умеешь делиться последним даже со своей дворнягой. Давай за неё и выпьем! Где у тебя посуда?.. Тогда с горла! – и рябой приложился к булькающей бутылке.

Маленький тощий человечек с пятнистым лицом оказался ангелом во плоти. Конопатым пожилым ангелом по имени дед Иван. Так он, по крайней мере, представился.

В течение двух-трёх месяцев Саша Сопливый превратился в Александра Васильевича Евгеньева, пусть не всегда, но бритого и мытого ещё не старого мужчину с пансионом, отремонтированным домом с пластиковыми окнами, с постоянной работой в гостинице и женой Ленкой. Он даже сдал на права и прикупил ещё и не старую «Ниву», чтоб не топать пешком на работу и обратно. Выпивать теперь ему пришлось пореже и поосторожнее и уже, естественно, не с кем попало. Однако всем, с кем делил спиртное, он рассказывал эту сказку, как некто Дед Иван выполняет любые желания. Надо бы только его найти где-то в Огрызково и правильно попросить. Люди, конечно, не очень верили, хотя виду не подавали, удивлялись, вслух завидовали такой удаче. «Да что вы в самом-то деле?! – раздухарившись, бил себя в грудь Саша. – Найдите Деда! Просто найдите деда и скажите, чего вы хотите!»
Да где его искать-то?! Деда Ивана.
      
А однажды к нему подкатил знакомый ещё по голодным старым временам азер Расул, которому он сдавал когда-то найденный на помойках металл.
- Слушай, уважаемый!.. – начал он с порога, чуть ли не кланяясь. – Скажи мне, пожалуйста!.. Мне люди сказали, что ты деда Ивана встретил! Я тебе вина куплю! Денег дам! Расскажи мне, как всё было? – из-под полы «олимпийки» азер достал пузатую бутылку и торжественно поставил на стол.
- Хорошо, присаживайся, поговорим! Мне и самому приятно!