Глава 29-я. смерть александра

Глава 29-я. СМЕРТЬ АЛЕКСАНДРА.
Есть ценности, которым нет цены,
Их человек порой не замечает,
Он с ними дышит, думает, мечтает,
Они идут из сердца глубины
Любовь и верность, честь и  благородство -
От этих светлых слов редеет тьма,
Вся подлость лжи, все низких душ  уродство-
Все меркнет перед именем добра.

В этот год Париж бушевал, как когда-то во время первой французской революции. Наполеон 3-й попал в плен под Седаном. В сентябре произошла революция, которая низложила его и избрала новое республиканское правительство во главе с Тьером.
—К вам инспектор Жан Дерваль—доложил Ехим-Этьен. Жан быо сыном, известного уже нам комиссара Леона Дерваль. Он пошёл по отцовским стопам и стал полицейским. В последнее время был одной из главных фигур в руководстве контрполицией Франции. После смерти отца он продолжал посещать дом Александра и слыл в обществе одним из лучших друзей Дюма.
Александр приподнялся на подушках, встал.
—Помоги мне одеться, Этьен,—попросил Александр.
Одевшись, он вышел в диванную. Где уже сидел разминая манильскую сигару инспектор Дерваль.
—Рад приветствовать вас в своём доме, мой друг,—любезно сказал Дюма.
—Я тоже всегда рад вас видеть, я пришел поговорить по делу. Но не знаю, как начать.
—Если не знаешь как начать, то говори прямо,—ответил писатель.
—Вот уже пять лет. как я вице-начальник контрполиции. Сейчас свергли Луи-Наполеона и мне сказали, что в моих услугах больше не нуждаются. Но это к лучшему. Если бы был Наполеон у власти, меня бы давно арестовали. Мой шеф месье Лакруа давно держит меня под подозрением. Он уже собирался подписать приказ о моём аресте… и вашем, между прочим… но революция не дала возможности ему это сделать. Теперь и он не у дел.
—Меня? Арестовать?—с нескрываемым удивлением воскликнул Александр.—Там что, все с ума сошли?
—Как раз все, в том числе и я, находятся в здравом уме. Меня начали подозревать, когда я выдал вам документ о неограниченных полномочиях сотрудника французской контрполиции. Вы давали мне очень ценные сведения. По вашим рапортам мы арестовали несколько агентов конторы Даниэля Дефо и выдворили из страны двух британских послов. Тогда я пришёл к выводу, что вы не можете быть английским шпионом. Вы работаете против Англии. А Англия—вечный враг Франции.
—Это очень интересно,—промолвил писатель, откинувшись на спинку дивана.—Продолжайте, пожалуйста.
—Тогда я, путём логических умазаключений и, модной в наше время, дедукции, пришёл к выводу, что вы служите России.
—Почему же вы меня сразу не арестовали?—удивился Дюма.—Я знаю вас, как человека чести, преданного своему долгу и верного Отечеству.
—Поэтому и не арестовал. Англия вечный враг Франции, и не только Франции. Это враг всего мира, я хорошо знаю историю. Англичане опустили Швецию, могучую морскую державу, принудив её к войнам с Россией. До этого они опустили не менее мощную морскую державу—Испанию. А ведь над владениями испанского короля никогда не заходило солнце. Они опустили Францию, когда натравили Наполеона 1-го на Россию. Им не нужны конкуренты в колониальной политике, им не нужны соперники в господстве над морями. Где сейчас Швеция? Где сейчас Испания? В дерме! Это ждёт Францию, Пруссию, Австрийскую империю. С Турцией русские, и без вмешательства англичан, справятся. Сейчас их главная задача опустить Порту. Но Франция мешает ей в Северной Африке, в Алжире.
—Вы прекрасно разбираетесь в международной политике!—воскликнул Дюма.
—Теперь агенты влияния Британии постараются не допустить меня на мою прежнюю должность. Я пришёл, чтобы предупредить вас, что за вами установлено негласное наблюдение. Адольф Тьер создает свою разведку. Создает в условиях войны с Пруссией, а это очень сложно. В аппарат контрполиции попадет много агентов конторы Дефо. Вам надо быть предельно осторожным. Вы на грани провала.
—Я не стану оспаривать или подтверждать, сказанное вами. Жить мне осталось не больше года. Вы—человек чести, и ваш долг меня арестовать.
—Я не у дел. Но, даже, будь я начальником контрполиции, я не стал бы этого делать.
—А я уже стар. Мне ничто уже, кроме смерти не может угрожать. Если вам необходимо для вашей карьеры, можете арестовать меня или поместить под домашний арест. Бежать мне будет очень затруднительно.
—Я долго колебался между долгом и нашей давней дружбой, и понял, что одно другому не мешает. Луи-Наполеон был полностью зависим от Англии, теперь они начнут прибирать к рукам правительство Тьера. Я патриот Франции, но я не враг России. Я считаю Российскую империю потенциальным и самым надежным союзником. Поэтому умываю руки. Более того, если мне удастся всё-таки вернуться в департамент контрполиции, то я приложу все усилия, чтобы Франция повторно не была втянута в войну против России, как это было в начале 50-х годов.
—Вы вернетесь в контрполицию в той же должности, —уверенно сказал Дюма. —Возможно даже займете место шефа. Он ведь уже стар. Придите ко мне послезавтра к обеду. Я прикажу Этьену приготовить  стол. У меня в гостях будет один  из министров Тьера, мой собрат по перу Виктор Гюго. Его рекомендация поможет вам вернуться на свой пост.
—Не знаю, как вас благодарить, месье Дюма. Если вы хотите, чтобы я работал на вашу Тайную канцелярию, я сразу скажу нет! На измену Родине я не пойду.
—Я знаю это, потому у меня даже в мыслях не было склонять вас к чему-то подобному. Я всегда подкидывал вам интересные материалы и документы, я держал вас в курсе дел двора Ганноверов. Я никогда не работал против Франции. Если не считать период Крымской компании. Но там тоже действовал не я, а разветвленная автономно работающая сеть, которая всегда была в курсе расположения и прибытия войск, об их потерях и дислокации.
—Тогда я и начал подозревать вас.
—Я это знал,—спокойно ответил Александр.
Опять пошёл разговор о загадочной русской душе и Александр сделал для себя вывод: «А может быть, в этом непреодолимая тяга философски настроенного француза к загадочной русской душе, которую он не может понять при помощи философии, подчинить философским и логическим законам. А загадочная русская душа вне этих измерений пространного мудрствования, её нельзя понять, её нужно постичь. А это дано не каждому, особенно французу. Загадочная русская душа.
Мы впитали в себя доблесть морских разбойников викингов и бесстрашие диких народов и орд степей, мужество спартанцев и красноречие римлян, мудрость Востока и расчётливый ум Запада, верность самураев и свободолюбие индейцев. Но оставили себе славянскую чистоту и красоту, русскую справедливость, честность, доброту и способность к состраданию. Всё то, что называется Совестью». 
…
На второй день после этой беседы, Леон Дерваль пришел в этот дом на обед. В гостях у Дюма был член нового французского правительства Виктор Гюго. Александр представил их друг другу и через неделю Тьер подписал документ о назначении Леона Дерваль начальником контрполиции Французской республики. Это Леон стал у Виктора Гюго прототипом инспектора Жабера в романе «Отверженные». Впереди у Дерваля была служба, немецкие шпионы, английские агенты влияния, тайные иезуиты и масоны, Парижская коммуна и долгая служба в контрполиции.
Тогда по просьбе Александра Виктор Гюго помог Леону Дервалю. Вернуться в контрполицию, созданную Тьером, как главное разведывательное управление республики.   
«Подведём итоги—подумал Пушкин—Слежка за мной, вероятно, давно началась. Что они имеют? Ко мне приезжал связной из Лондона. Связной от местного Двора объедков, как они скромно себя величают. Я предполагал, что он работает на контору Дефо. Что они обо мне думают? Связь с преступным миром. Так они всячески поддерживают его и экспортируют всюду, в том числе и во Францию. Связной никогда не догадается, что в его письмах заинтересована тайная канцелярия. Скандал с журналистом замят. Кадрус может работать дальше.
Связной из Италии. поддерживаю связи с национально-освободительными движениями. Это тоже в интересах Англии. Ей на руку ослабление Австрийской империи и создание на территории Италии марионеточных королевств и республик. В этой ситуации они могут считать меня агентом Ватикана. Они наверняка отследили мою связь с иезуитами и аббатом д’Эльбре. Остальное чушь собачья. Я посещая много лавок: антикварных, книжных, оружейных и т.д. Вычислить, в которой у меня связной, им нет никакой возможности.
Я посещаю театры, светские банкеты и балы, где встречаюсь с нужными мне людьми, но это естественно. Я ведь известный писатель и светский лев. Провала не будет, но надо быть осторожнее. Мой преемник не должен встречаться со мной. По крайней мере в Париже. А вот на Дерваля я его выведу через друга Виктора Гюго. Почва для дальнейшей работы подготовлена, я могу уходить в мир иной. Жаль, что не под своим именем, не в кругу семьи, детей и внуков.
Провожать меня придут иностранцы: друзья, соратники, верные помощники, каким была для меня всегда Ида-Нэна-Гайде. Ротмистр погиб в бою. Я тоже на войне, невидимой постороннему глазу войне. Сколько таких героев сокрыто под грифом секретности. И сколько их, верных сынов Отчизны, еще погибнут в чужих краях и под чужими именами. Не я первый, не я последний». 
…
Александр поставил перо в чернильницу, стоящую на стуле перед кроватью, посмотрел на последние листы и позвал Ехима.
Это письмо передашь ближайшему курьеру, скажешь: для Натали. Последняя книга вышла? Ты ходил в типографию?
—С самого утра, месье,—ответил по-французски Ехим.—Я, как всегда принёс девять экземпляров.
—Подаришь их на моих похоронах. Принеси, я подпишу их.
Для Ехима это было уже привычным делом. Имя того, которому дарили книги, было паролем. Связной приходил в дом, представлялся и говорил от кого он привез привет и гостинца. Имя и должно быть паролем. После чего, обычно. Когда Александр был здоров, он приглашал Гостя, расспрашивал его об общей знакомой, которой предназначалась книга. Они придавались воспоминаниям, об этой удивительной особе, как это бывает за несколькими бутылками шампанского, которое гость норовил мешать с французской водкой. Потом переходили на обсуждение русской и французской литературы, особенно новинок. Гость восхищался французским писателем, покоривших своими романами Россию. Таким образом, Ехим всё знал, знал что делать, как делать и с кем делать. Гость или временный связной ничего не представлял о том, что он везет. Он вёз действительно подарок любимой женщине или знакомой, которая является поклонницей Александра Дюма, с автографом любимого автора. Так, что схвати его охранка Наполеона или Тьера, он действительно ничего не знал о какой-то разведке и просто отдыхает в Париже. В Париже уже не было того светского общества периода Бурбонов, видимость которой сохранялась при Наполеоне 1-м, но полностью исчезло при Луи-Наполеоне. Общество исчезло, а привычка ездить в Париж осталась. Это стало чем-то вроде эталона светскости. Потом, правда, модным стало посещение Монмартра. Французские художники стали модными. Да и манеру одеваться, весь западный мир перенимал в Париже. Вот такой шалопай и передавал информацию в Россию.
Ехим принес книги и помог Александру подняться на подушки. Сам же, держа чернильницу в руках, макал в неё перо и передавал Александру. Некоторые обороты и слова в дарственной надписи тоже имели своё значение.

А через полгода существования этого правительства, которое подписало мир с  Пруссией, Александр уже готовился передать эстафету следующему куратору резидентов. Кто это будет, Александр не знал. Да и не было необходимости ему знать это. На основании сведений, переданных им, новый куратор, знал уже всю подноготную парижских и лондонских коридоров власти. Не факт, что он должен появиться во Франции. Он мог появиться в Лондоне или Вене.
…
—Ехимушка,—больной перешел на русский язык.—Запомни все, что я скажу. На площади Пигаль, дом 3, живет мадам Сабатье. У нее гостиница и дом терпимости. Скоро в этой гостинице остановится…   
Остальное Александр прошептал Ехиму на ухо.
—Будет исполнено, барин,—по-русски ответил старик.
—Эти люди помогут тебе добраться до России. Там в СПб ты найдешь монаха … Ему, лично в руки, передашь этот документ. Никуда ни в Тайную канцелярию, ни самому императору, а именно этому монаху. Паролем будет…—и Александр опять нашептал Ехиму что-то на ухо. Потом он достал старинный листок бумаги, скорее всего доставленный из архива. И отдал его слуге. Спрячь подальше, а как поедешь в Петербург, возьми с собой, но тоже спрячь. Мало чего в дороге может случиться.
«Тайная канцелярия не вечна и не строит планов на столетия. А враги всё делают, продумав на сто или триста лет вперёд. Волхвы вечны. Они примут контрмеры против тех, кто мечтает завоевать Россию. О планах врага Волхвы должны знать наперёд. Автор рукописи говорит о событиях прошлого, но эти события для пытливого аналитического ума. Могут пролить свет на будущее. Ярл задает себе вопрос, на который не может найти ответа. Волхвы найдут ответ, и зная его, могут во всеоружии встретить врага на его кровавом пути»,—размышлял поэт , вспоминая текст письма и его содержание.
В этом ценном листке было написано следующее: «Я полковник ярл Ларс Дес-Фонтейнес, резидент тайной разведки нашего короля Карла 12-го, был отправлен в Россию графом Пиппером для основательной разведки военного и экономического развития России и вычисления её способности вести военные действия на суше или на море. В мои задачи входило узнать настроения разных слоёв общества России, завести связи при дворе, а так же в торговых и промышленных кругах.
Я выполнил множество заданий и мой подробный отчет о состоянии Российской империи перед походом нашего короля на Архангельск. Но я допустил непростительную для разведчика ошибку. Волей судьбы я познакомился с резидентом французской разведки д’Артанья;ном, который в состоянии алкогольного опьянения, до которого я его довёл в одном из московских трактиров, поведал мне с гордостью, что принимал участие в похищении русского царя в 1697 году, в котором он принимал участие вместе с капитаном королевских мушкетеров, известным под псевдонимом Атос, и иезуитским епископом города Нант, имя которого он не помнил. После чего они доставили русского царя в Бастилию, где он и скончался через 5 лет.
У меня возник вопрос, а кто же на престоле? Кто выдает себя за императора Российской империи? Я начал встречаться с д’Артанья;ном регулярно, поил его водкой, которую в трактирах и прочих заведениях держат только для иностранцев, поскольку русский народ не пьет оной. Они даже вин и более слабых напитков не пьют. Спаивая француза, я незаметно тянул его за язык и выведывал подробности этих интересных событий.
К сожалению я оказался идиотом, когда упомянул об этом в докладе графу Пипперу. Граф вызывал меня несколько раз по разным вопросам, но во всех беседах с Пиппером, разговор всё время возвращался к похищению настоящего Петра. Пиппер опытный разведчик. Он проделал со мной тоже, что я с д’Артанья;ном, только не спаивая меня алкоголем. Как дворянин, преданный Швеции и королю, я рассказывал всё, что знал. Это и послужило причиной того, что меня сослали на галеры.
Я много и долго думал о причине моей внезапной и жестокой опалы. Я вспоминал все подробности, всех людей, с которыми общался. Вспоминал, гребя тяжелым веслом, к которому был прикован, вспоминал под свист плети надсмотрщика и под ритмичный бой барабана. Всё сходилось на моём начальнике Пиппере. Что заставило Пиппера так жестоко наказать меня. По сути убить? Только тогда я понял, что причина всех моих несчастий в том, что я коснулся тайны, к которой нельзя прикасаться никому.
Корабль, на котором я был гребцом, один из немногих, которые вырвались, хоть и с пробоинами, с Архангельской бухты. С остатками флота ярла Юлишерны, который погиб в первом бою, мы приближались к Соловецким островам. Там нас тоже встретили артиллерийским огнём. Это и сделало возможность кое-кому из нас остаться в живых. Мы получили шанс. Несколько русских гребцов, каким-то чудом перепилили цепи. Трое из них убили надсмотрщиков, а остальные, завладев абордажными топорами, перерубили весла на руках остальных гребцов. На палубе завязался бой. Матросы, дух которых был сломлен недавним поражением, не смогли сдержать натиска каторжан, солдаты и матросы были перебиты, а среди гребцов не оказалось ни одного навигатора. Корабль понесло на запад. Где он успешно разбился о рифы у Кольского полуострова. Я пришел в себя в избе у местных саамов. Фактически это территория Швеции, но найти меня здесь будет очень затруднительно. Я знаю языки и обязательно найду себе место в Европе или России.
Пока добрые саамы лечили меня после тяжкого труда и кораблекрушения, я хотел понять, в чем же причина? Почему Швеции не выгодно признать русского царя самозванцем? С точки зрения логики, это могло бы вызвать бунты в Российской империи. Настроение народа против Петра известно мне, как никому другому в Швеции или даже всей Европе. Но расценивать поступок графа Пиппера, как измену, я не могу. Слишком много тайн в этом деле.   
На основании моих донесений Швеция вступила в тайный союз с Портой и договорилась о совместных действиях против России. С моей подачи большинство европейских инженеров саботировали строительство кораблей, отлив пушек и производство новых видов огнестрельного оружия. Почему же сведениями о подмене царя не воспользовался Пиппер и мой король? Ведь такая информация посеяла бы смуту в России, которая, если умело её направить, могла перерасти в бунт или череду бунтов. А это бы настолько ослабило Российскую империю, что она бы не смогла бы противостоять Порте или Швеции, даже, если бы они напали поодиночке. Эта загадка останется для меня не разгаданной, наверняка, до смерти.   
Вероятно, над нашей разведкой, а может и над королём, как над разведками и монархами других стран стоит какая-то неведомая нам сила, которая контролирует и направляет в угодное ей русло ход событий на мировой арене.
Нет. Моё падение началось раньше. Оно началось, когда я докладывал о тайнах английского посла в России. Англия всячески старалась столкнуть Россию со Швецией. Позже, от отца я узнал, что послы Англии и агенты её влияния склоняли Карла к завоеванию всего побережья Балтийского моря и выходу к границам Порты. Флот у Швеции был мощный и надёжный. А вот с пушками был недостаток. На очень выгодных условиях Англия предложила Швеции купить пушки и ядра по символической цене. Доклад о политике Англии в России и Турции был моим первым просчётом.
Теперь, после тяжелого жизненного опыта разведчика и каторжанина, я начинаю понимать: Если бы Карл не начал войну с Петром, он бы начал её с Англией за господство на морях. Швеция, как самая мощная северная держава, должна иметь свои колонии в Новом Свете. Англичане умело отвели юного короля от мыслей об этих колониях.
Особенно опасен для Англии был союз Швеции и России. Они сделали всё, чтобы не допустить создание подобного союза. В итоге, Англия—владычица морей, а Швеция и России, ослабленные длительной войной, еще не скоро оправятся, чтобы составить ей конкуренцию».   
(Дальше следовали ещё кое-какие рассуждения о международной политике).
Письмо же заканчивалось словами: «Я хочу, чтобы мои сыновья Карл и Эрвин, живущие под французской фамилией моей жены, знали, что они потомки древнего рода конунгов викингов Дес-Фонтейнес. Я хочу, чтобы они знали, что их отец был всегда верен  шведскому морскому рейху и королю Карлу. Я верой и правдой служил Отечеству и королю, но попал в опалу из-за чрезмерного рвения и усердия в службе. Я не хочу, чтобы кто-то из них служил в разведке. Короли неблагодарны, как в Швеции, так и в Европе.
Ярл Ларс Дес-Фонтейнес, находясь в здравом уме и хорошей памяти, завещаю это письмо детям, внукам и более дальним потомкам. Никогда не служите в разведке! Это мой вам наказ!»
Ехим каждый день ходил на площадь Пигаль.
Александр чувствовал себя очень плохо последнее время. Он оставил Париж и уехал в свой «замок». В марте он уже слег в постель и только верный Ехим, которого хозяин называл Этьеном, был постоянно рядом. Когда Дюма хотел побыть один, Ехим становился, притаившись за дверью и внимательно прислушивался, чтобы прийти по первому зову больного хозяина. Ехим был верным слугой. Он был старше писателя, но казацкое здоровье гарантировало ему долголетие и прекрасную форму.
Александр Сергеевич Пушкин умер осенью 1870 года, не дожив полгода до Парижской коммуны. Последним его официальным сообщением было следующее: «Государь не должен соглашаться с правительством Пруссии и вступить в войну против Франции,—гласила последняя шифровка Пушкина.—Это вызовет нежелательный для России резонанс в кругах Англии. А значит «мирового сообщества», во-первых. А, во-вторых, это выгодно англичанам. Но на стороне Франции вступать в войну тоже нельзя. Луи-Бонапарт враг России, но Тьер не менее враждебен, и, если он окрепнет, то второго нашествия на Россию не избежать. Пруссией можно поддерживать союз, а с французами, в данный момент это пагубно для империи. Но вступать в войну нельзя, ни на чьей стороне и, ни под каким предлогом. Война выгодна только Англии».