Новогодние каникулы. Глава 7. Скелеты в папином шк

На душе Ромки Барховцева отчаянно скребли кошки, выпускали острые кинжалы когтей и полосовали по самым больным местам. Так ему было погано, что он просто физически ощутил тяжесть того самого камня, который упал ему на плечи.
Выбежав из дома, он рывком раскрыл дверцу джипа и вылетел на дорогу, подняв за собой тучу снежной пыли. Руки сжимали баранку, глаза смотрели вперед, нога давила на газ, в голове метались обрывки мыслей, в ушах звенели голоса жены и сына. С визгом затормозив на светофоре, он вдруг отчетливо понял, что ехать ему некуда. Эта мысль сформировалась из хаотичных обрывков и, заняв собой все пространство под черепной коробкой, ввела его в состояние, близкое к полному отрешению от окружающего мира.
Ему зло сигналили в спину, обходили слева и крыли матом:
— Ты че, упырь, заснул там?!
— Козел!
— Долбодятел! Уйди с дороги, мудила! Тебя учить надо, как ездить?!
— Пошли вы, — Роман ругнулся себе под нос и поехал прямо.
Нет, ну надо же, вся родня выступила единым фронтом против него, никто не озаботился разобраться в ситуации — все дружным строем перешли на сторону невестки, защищая интересы внука. Жалкие попытки Лелечки их примирить только ухудшили ситуацию.
Нужно было искать себе жилье, где придется коротать какое-то время, пока… К черту родню, нужно будет снять квартиру, а пока переночует в гостинице.
А это мысль, кстати!
На дорогах полным-полно маленьких недорогих ночлежек для тех, кто едет автостопом или тех, кто путешествует на своих колесах и устал держаться за баранку. Комфорта особого там нет, но никто и не задерживается надолго, самое главное — кровать и горячая вода.
«Не пропаду», — Барховцев решительно давил на газ.
Мотался он пока не стемнело.
Недорогие мотели требовали плату, как настоящие звездные отели, к тому же, в преддверии Новогодних праздников практически все они были заполнены под завязку. Люди ехали в разные уголки России-матушки, и так же, как Ромка Барховцев, спать предпочитали, лежа на кровати.
Километрах в двадцати от городской черты он с трудом нашел себе одно свободное койко-место в крошечном двухкомнатном номере забегаловки, хвастливо называющей себя гостиницей. В комнатке помещались кровать, стул и журнальный столик. Ну, собственно, и отлично, а больше ему и не надо было ничего. Соседом оказался высокий худой мужчина с редкой бородкой и пышными волосами, связанными в хвост — тоже неплохо, все-таки, не алкаш, какой-нибудь и не озабоченная соитием парочка любовников.
Барховцев внес оплату за двое суток проживания, поставил машину на стоянку, рухнул на кровать и проспал пять часов. Проснулся в половине первого ночи, поворочался на жестком матрасе, подубасил неудобную подушку и решил, что неплохо было бы поесть.
По своей наивности Роман решил, что раз гостиница у дороги, а народ прибывает в нее и убывает в любое время дня и ночи, то рядом обязательно должно находиться кафе или простая столовка, работающая круглосуточно. Или хоть магазинчик. Но он глубоко заблуждался: напротив мотеля, действительно, он нашел столовую, на вывеске у которой были четко обозначены часы работы: с восьми утра до семи вечера.
Поговорив с охранником автомобильной стоянки, Барховцев выяснил, что ближайший магазин находится в трех километрах, но, если ему, Роману, нужна нормальная водка, то меньше, чем за пятьсот он, охранник, и разговаривать не станет. Организм Барховцева тут же потребовал забыться, поразмышляв две секунды, Роман молча достал из кармана тысячу.
Возвращаясь в свою комнату, вместо худого парня он увидел выходящего из туалета пожилого мужика в майке и трусах до колен. Грудь, руки, плечи и спина мужика были обильно покрыты густыми седыми кудряшками.
Роман остановился, пропуская нового соседа, закрыл за собой дверь своей комнаты и распечатал первую бутылку.
Оставленные без присмотра мысли о семье, царапающие душу острыми когтями, разбрелись на приволье и постепенно заблудились в приятном хмельном тумане.
 
В первой бутылке еще оставалось, когда в комнате неизвестно как очутилось бледное субтильное создание нежно-голубого цвета с коротким ежиком на голове, в теплом свитере крупной ручной вязки, джинсах и босиком. Создание тихонько сидело на краешке его кровати и наблюдало. Роман даже не сразу заметил, что его разглядывают.
— Ты откуда? — он удивленно поднял бровь.
Создание поерзало задом на постели.
— А ты че, мент, допрашивать? — отбрило оно Романа.
— Да нет, — признался Барховцев.
— Вот и вали на *** тогда! — бледно-голубое лицо скривилось.
Создание смотрело с ненавистью, но Ромка решил пойти на контакт. Выудил из упаковки пластиковых стаканчиков еще один и протянул существу выпивку. Водку оно влило в себя одним махом — за таким умением обычно стоит долгий опыт.
— Давно заселила... лось? — поправился Роман.
По тембру голоса создание идентифицировалось, как молодая женщина, но назвать его девушкой язык не поднимался из-за необычного голубоватого цвета, поэтому Барховцев решил придерживаться нейтрального среднего рода. Создание не возражало.
— Пошел ты! Не собираюсь я тебе отвечать.
Роман подумал и наполнил водкой еще один стаканчик. Вторая порция выпивки разбудила у существа аппетит — оно зашарило глазами по комнате, жадным взглядом ощупало сумку, но из еды у Барховцева была только мятная жевательная резинка. Он щедро протянул вскрытую упаковку, которую сейчас же цапнула лапка существа. Две подушечки создание закинуло себе в рот, остальную упаковку засунуло в карман штанов. Ромка ждал. Создание отрешенно жевало.
— Ну?.. Поговорим? — осведомился Барховцев.
— Отвали! — вяло отбрехнулось существо.
— Так как, все-таки?.. В общем, — терпеливо допытывался Ромка, разводя руками и помогая своему языку сформулировать вопрос более доступно. Внезапно в нем пробудился познавательный интерес к таким вот, неизвестным науке существам бледно-голубого цвета.
— Хочешь косяк? — создание проявило дружелюбие и Барховцев обрадовался. Вот как с ними надо — терпение и ласка, как завещал нам дедушка Дуров.
— Давай.
Существо задрало свитер и достало из лифчика искуренный косяк. К Роману протянулась тощая синяя лапка.
— Сильно не шмаляй, мне оставь, — предупредило создание.
Роман глубоко затянулся. Существо исчезло внезапно и незаметно, как обычно и покидают места посадки приблудившиеся инопланетяне…

          * * *

Когда успел наступить полдень он не заметил. Вот только что за окном было темно, и тут же солнечный свет наотмашь ударил по глазам. Голова сразу же отозвалась взрывом ядерной бомбы, желудок конвульсивно содрогнулся.
Роман пулей пронесся в туалет и выблевал там останки своей сожженной пищеварительной системы. Тонкой струйкой холодной воды (все, что смог ему выдать кран) прополоскал рот, нос, подставил под нее же затылок, попытался усмирить прокатившуюся до самых колен ударную волну от бушевавшего в теле ядерного огня. Мимо него проскользнуло бледно-голубое существо (все-таки девушка?) и уселось на унитазе.
— Эй, вообще-то тут занято! — возмутился Роман, припоминая вчерашние посиделки.
— Твои проблемы! — в натужном хрипе девчонки слышалась неприкрытая ненависть, глаза с трудом держали фокус.
Барховцев поспешно покинул санузел.
В комнате прикрыл кровать покрывалом, быстро оделся, вышел, закрыл комнату на ключ, а, повернувшись в крохотном коридорчике, чуть не врезался лбом в распахнутую дверь соседней комнаты. Свалив на пол одеяло, на голом матрасе тряслось и стонало то самое щупленькое создание, чуждое нашему миру. Скрюченное в позе зародыша, оно напоминало воробья.
Роман помедлил возле двери:
— Эй, тебе плохо?
— Пошел ты! Проваливай на ***! — благодарно откликнулась девчонка.
Понятливый Барховцев прикрыл дверь во вторую комнату номера и отправился в столовую — несмотря на легкую тошноту, жрать он хотел зверски.
Неприглядная снаружи точка общепита внутри порадовала чистыми столиками, аппетитными запахами и вкусной, почти домашней едой. Роман насладился пышным омлетом с грибами, блинчиками с вареньем и попросил вторую порцию, а когда отхлебнул из большой кружки кофе почувствовал, как уходит из головы ядерная зима, проясняется сознание, возвращаются силы.
Глубоко вздохнув, чувствуя, как от приятной сытости поднимается настроение, он откинулся на спинку стула и замер: на соседнем с ним стуле сидела прежняя голубокожая девчонка и заталкивала себе в рот его блинчик с абрикосовым вареньем. Заглотив еду, она несколько минут тяжело дышала, глядя на Романа мутным взглядом, возможно, она даже не видела его.
— Опять ты?
— Отвали, фуфел, — последовал ее обычный ответ.
Вероятно, это был весь словарный запас бледно-голубого создания. Роман решил смириться с ее присутствием — не драться же с ней, но кофе не отдал — когда тростинка руки потянулась к его кружке, отставил подальше. Девчонка взглянула с обидой и скривилась в беззвучном плаче, Барховцев поторопился поставить перед ней кружку, потом придвинул тарелку с оставшимся блинчиком, переложил туда же половину омлета.
Ночное существо запихало в себя его завтрак, подобрало все крошки до последней… и упало на пол вместо со стулом. По голубой коже разлилась зелень, глаза закатились, тело задергалось в рвотных спазмах, изо рта по щеке потекла темно-коричневая струйка.
Организм голубокожего создания отказывался принимать пищу.
— Вызовите Скорую! — Роман опрокинул легкий стул и рванул к девчонке, приподнял ей голову, чтобы она не захлебнулась в содержимом собственного желудка.
— Опять эта наркоманка, — пожилая уборщица проворно собрала дурно пахнущую массу с пола. — Появляется тут изредка, да опять пропадает, видно так и курсирует по этой дороге. Раньше лучше выглядела, а сейчас совсем плохая! Исколотая вся, никого нет у нее: ни родителей, ни паренька какого-нибудь — да кому такая нужна? — тетка махнула рукой.
Барховцев проследил, как закатились носилки в карету Скорой Помощи, сунул санитару в карман купюру, вернулся к себе и завалился на кровать. В душу заползала тоска, перед глазами стояло Лизино лицо, залитое слезами, Сашкины круглые глазенки. Истерзав себя мыслями о потерянной семье, он задремал. Проснулся от неожиданного звонка.
— Ромка, ты что натворил, дурень! — голос отца в трубке был тих.
— Что я там натворил еще? — устало спросил Роман.
— Ты что, избил Лизу?
В словах Барховцева-старшего звучали: горечь, боль, обреченность.
— Ты с ума сошел?! Конечно нет! Кто это тебе такое наплел?
— Сашка рассказал, — устало вздохнул отец. — Значит, ты решил ее изнасиловать, что ли? Ничего лучше не придумал? Я пытался вырастить из тебя человека, мужчину — а вырастил животное.
Роман обозлился.
— Вообще-то, она моя жена — так что термин «изнасилование» здесь не проходит!
— Но как же ты мог сделать это на глазах у сына, ты что, совсем?.. — он запнулся, подбирая подходящее сравнение. — Просто поверить в это не могу. Что с тобой происходит сынок?
— Оставьте меня все в покое! — прорычал Роман. — Теперь тебе интересно, что происходит?! У Сашки спроси! — со злостью он отшвырнул трубку.
Да что же это такое?! Нашли козла отпущения! Сашка ребенок — чего он там нафантазировал своим детским умом! Отец скоро сравняется с ним интеллектом, раз внук у него — истина, в последней инстанции.
Черт! Черт! Как убедить Лизу, что он сам не ожидал от себя такого поступка? За какие-то три дня он настолько отдалился от своей семьи, что возможное примирение теперь маячило в необозримой дали, а ведь вчера еще казалось совсем рядом.
 
Последний день выходных Барховцев метался по комнате мотеля: мерял ее шагами, как клетку, плюхался на кровать, валялся на скомканном покрывале, глядя в потолок. Несколько раз он брал в руки телефон и снова откладывал его в сторону — все слова, которые он собирался сказать Лизе казались ему неубедительным жалким лепетом, она так же не делала никаких попыток связаться с ним. Пять лет счастливой семейной жизни улетели коту под хвост.
Вечером, когда Роман, уставший от беготни по комнате, лежал на кровати и изучал тонкие трещинки в потолке, позвонил дядя Юра.
— Срочно приезжай, с отцом плохо!
— Что с ним?! — Роман подскочил на кровати, облился холодным потом, представив себе умирающего отца.
— Поторопись, он тебя все время спрашивает, — не стал ничего объяснять дядя.

            * * *

Родственник молча встретил его в фойе больницы и повез на лифте в кардиологическое отделение, не тратя время на слова.
— Как он, дядь Юр?
По лицу дяди Роман пытался понять, поймать искру надежды, но родственник на него не смотрел.
— Заходи, — дядя Юра открыл дверь палаты, пропуская племянника.
Роман шагнул вперед и вдохнул больничный воздух палаты, рассчитанной на двоих пациентов, сейчас вторая кровать пустовала. Отец лежал под капельницей, его глаза были закрыты, дыхание вырывалось с натужным свистом, руки, так недавно лупившие упрямого сына по физиономии, лежали вдоль тела двумя плетями. Рядом с кроватью на стульчике сгорбилась Наталья, на Ромку она посмотрела с беспомощностью обманутого ребенка.
— Слава Богу, ты приехал, Ромочка, — она уступила ему место на стуле и, поминутно оглядываясь, вышла из палаты в коридор, где маялись Юра с Лелечкой.
Роман взял в свои руки необычно легкую сухую ладонь. Жалость растекалась в его сердце горячим потоком, застилала глаза, мешала дышать и срывалась с подбородка теплыми капельками.
Господи, не забирай его! Прости меня, Господи, пошли мне любое испытание, какое хочешь, но верни его мне! Пресвятая Матерь Божья, заступись за него перед Господом!
— Ну что ты расплакался, сынок? — отец сжал ладонью его руку, смотрел тихо улыбаясь. — Я не собираюсь умирать, мне уже лучше. Просто приступ стенокардии — ерунда.
«Спасибо, Господи! — Ромка проморгал слезы. — Обещаю, что не подведу тебя!»
— Ты должен кое-что узнать, — улыбка исчезла, отец стал серьезен, и Ромка насторожился.
— Пап, ты лучше молчи, тебе, наверное, нельзя разговаривать.
— Все мне можно, не перебивай, — он помедлил, как бы собираясь с духом. — Сынок, я должен сообщить тебе, что два дня назад умерла твоя мать.
— Что?! — Роман поперхнулся воздухом, с трудом отдышался и сглотнул огромный ком, застрявший в горле.
— Дай мне сказать, — отец снова медлил, отдыхал. — Не хотел я, чтобы ты знал все подробности, но Наташа настояла. А теперь я думаю, она права.
Вот как, Наташа настояла? И все же… Роман не верил ушам.
— Но как же? Ты все время говорил, что мама умерла, когда мне и года не было!
— Да, для тебя она умерла как мать, когда мы развелись. Я добился тогда, чтобы суд запретил ей видеться с тобой.
Сколько себя помнил Барховцев-младший, папа эту тему не любил, пресекал любые разговоры о матери, и Ромка всегда считал, что воспоминания о ней слишком болезненны для отца, что он не женился потому что всю жизнь ее любил, скорбел о ней. А оказывается, все гораздо проще и банальнее…
— Но почему? То есть, все это время, всю мою жизнь она была жива?
— Да, — подтвердил отец.
— И не пыталась меня увидеть?
Отец пошевелился на подушках, поерзал, пытаясь подняться повыше, вздохнул:
— Почему же? Вы общались с ней довольно часто, просто ты не знал, что она твоя мать — она не имела права так называться, и знала, что, если такое случится, тебя она больше не увидит. Это твоя тетка Нина.
— Что?! — Роман чуть не свалился со стула.
Тетя Нина, которая жила у черта на куличиках, в глухой умирающей деревне из трех домов, где из признаков цивилизации была лишь лампочка Ильича, да телевизор с одной единственной программой. Лиза не любила там бывать, а Роману нравилась рыбалка в небольшой теплой речушке без названия, где караси сами лезли на крючок, Сашка же объедался там дикорастущей клубникой и носился по лугу за крупными кузнечиками-кобылками.
Они редко туда ездили, все-таки, тетка была очень дальней родственницей, да и жила слишком неблизко, две недели отпуска там было невозможно выдержать. Воспоминания о ней пронеслись в голове разноцветным вихрем, но Роман постарался собраться и выяснить все до конца.
— Тетя Нина — моя мать?! Но ведь она же старая совсем!
— Не такая уж она и старая, — усмехнулся отец. — Она моложе меня, вот только одряхлела раньше времени. Лет через десять после суда мы заключили с ней договор, что она может видеться с тобой, как тетка. Она умоляла меня, и я ее пожалел.
Роман нахмурился — да, действительно, впервые он приехал в ее глухомань, где-то лет в двенадцать. А два дня назад, значит, тетка умерла. Мать. И на похороны он опоздал.
— Но почему ты не сказал мне о ее смерти? Это глупо, пап — я все равно бы узнал. А отчего она умерла?
— Глупо, да, — согласился отец. — У нее был рак лимфатических узлов. Лечение давало результаты, ремиссии были довольно долгими, но умерла она не от этого. Она покончила с собой.
— Ты хочешь сказать, что вы тесно общались?
— У нас был договор, — терпеливо повторил отец. — Я купил ей тот дом, помогал с лечением, разрешил видеть тебя один месяц в году — за это она должна была полностью изменить свою жизнь, если бы не этого не произошло, думаю, она уже давно умерла бы. Тебе нужно туда съездить, побывать на могиле, все-таки, она была твоей матерью.
— А кто тебе сообщил о ее смерти?
— Люба. Деньги на похороны я сразу перевел, но новость меня подкосила, сам я не смог поехать.
Тетя Люба была в их семье седьмая вода на киселе, так она сама говорила, какая-то сестра братьям Барховцевым в неопределяемой степени родства. Вопросы так и рвались у Ромки с языка, но папа остановил его, поднял руку, призывая к молчанию.
— Это еще не все.
— Не все?
— У тебя есть родная сестра, сейчас ей примерно двадцать два года.
— Сестра?! — у Романа голова шла кругом.
— Да, — отец долго молчал, собираясь с мыслями, сын не мешал ему. Наконец, Барховцев-старший тяжело вздохнул. — Я был категорически против того, чтобы сообщать тебе эту, ненужную для тебя информацию, но Наташа взяла с меня слово, что расскажу все. Видишь ли, через шесть лет после нашего развода, мы с твоей матерью встретились — ей понадобились деньги, большая сумма, чтобы отдать долг и выйти из сообщества. Нина пришла ко мне в ту самую квартиру, где мы раньше жили, тебе тогда было как раз шесть лет. А я… так вспылил от ее бесцеремонной наглости, что… — отец замолчал.
— Что? — выдохнул Роман.
— Потерял голову.
Отец закрыл рукой глаза.
— Сейчас мне стыдно и больно вспоминать об этом, но тогда на меня словно что-то накатило. За те шесть лет я считал, что забыл ее, но стоило ей появиться, как я лишился разума. В общем, в ту ночь мы снова были вместе. Потом родилась девочка, а я узнал о ней только три дня назад, когда твоя мать позвонила мне перед самой своей смертью. 
— Так ты ее не видел? И где она сейчас живет не знаешь? — Роман, ошарашенный сразу столькими новостями, забросал отца вопросами.
— Нет, не видел, — тот покачал головой. — Я попытался ее поискать, но безуспешно, слишком мало времени. Видишь ли, Нина отказалась от нее сразу, еще в роддоме, девочку удочерили в раннем возрасте, теперь она носит чужие и имя, и фамилию. Прости меня, сынок, я не хотел, чтобы ты презирал меня, и делить тебя ни с кем тоже не хотел.
— Ну что ты, — пробормотал Роман. — За что мне тебя презирать? Лучшего отца еще поискать надо.
— И еще…
— Что еще? — испугался Роман. — Еще новости?!
— Мы с Наташей решили пожениться, — отец забегал глазами. — Ты как на это смотришь? Не волнуйся, завещание у меня уже готово, мы с ней обсуждали этот вопрос, даже вместе ходили к нотариусу — она не собирается ни на что претендовать.
Он неуверенно поднял взгляд на сына. Ромке стало смешно.
— Положительно смотрю, — твердо заявил он родителю. — Хватит уже скакать по бабам, не молоденький. И… кто я такой, чтобы запретить тебе? А о завещаниях я слышать не хочу.
Роман поднялся, в дверь уже нетерпеливо заглядывала медсестра, чтобы забрать капельницу, в которой оставалось совсем чуть-чуть лекарства.
— Помирись с Лизой! — велел ему на прощание отец. — Не повторяй мою судьбу.
В дверях, Барховцев столкнулся с Натальей, мельком глянув на него, она поспешила к кровати, а он посмотрел ей вслед с новым интересом: ей удалось то, что не удавалось до сих пор никому из отцовых подружек — прибрала к рукам неисправимого гуляку, даже заставила его рассказать такие вещи, которые отец, видимо, намеревался забрать за собой в могилу. Ну и папа! А как забавно он волновался, спрашивая мнение сына о предстоящей женитьбе! У Ромки Барховцева, нет и половины его шарма, он и одну-то женщину не смог удержать, разве есть у него право портить жизнь другим людям?

* * *

Дома у дяди Юры после сытного ужина, принимая чашку чая из рук Лелечки, Роман решил выяснить все до самого конца.
— Дядь Юр, а ты знал обо всем?
Он специально не стал уточнять, что именно имеет в виду, но дядя его прекрасно понял и поспешил увильнуть от ответа:
— О чем это?
— Не притворяйся, — раскусил его Роман. — Я спрашиваю о моей сестре, о моей матери, и о том, что она умерла?
— У тебя разве есть мать? — удивилась сестренка. — И сестра есть?!
— Дядь Юр, не увиливай!
— О матери знал, — нехотя признался дядя.
— И ты знала? — Барховцев повернулся к Леле, собиравшей со стола.
— Да, знала, — с вызовом ответила она. В отличие от своего мужа она не стала выкручиваться. — И не вздумай нас обвинить в том, что Матвей столько лет молчал. Он хотел, чтобы ты спокойно рос. А Нину мне было жаль, чисто по-женски, она приняла его условия, поселилась в этом медвежьем углу, чтобы только тебя видеть. Конечно, твой отец обошелся с ней жестоко, но она была сама во всем виновата, понимала это и приняла, как искупление.
— Да, когда узнала, что больна, она сразу вспомнила о муже, о сыне… — дядя Юра усмехнулся с сарказмом.
— А что не так было с моей матерью?
— Да как тебе сказать? Тебе не понравится, учти, — задумался дядя и посмотрел на дочь. — Женька, а ну, выйди отсюда!
— Нет! — возмущенно возроптала та.
— Ничего, уже взрослая — пусть сидит и учится на чужих ошибках, — разрешила Леля.
Женька навострила уши и вовсе глаза смотрела на брата.
— Ну, в общем, твоя мать была связана с какой-то сектой: то ли сатанисты, то ли еще кто, и убегала на их сборища, тебя бросала. Матвею врала, что, мол, ей нужно к врачу или у подруги задержалась. А потом она взяла тебя с собой и пропала на три дня. Твой отец поставил на уши весь город, с собаками прочесали лес и нашли их капище: они все были такие укуренные, что не соображали ничего, твоя мать лежала вместе с одним из этих сатанистов, а тебя она закрыла в сумке — большая такая спортивная сумка — ты там почти задохнулся, еле откачали в больнице.
Барховцев молчал, потрясенный услышанным.
— Ну а потом они развелись, — закончил дядя Юра. — Твой отец потребовал лишить ее родительских прав, и суд его поддержал…
— Я знаю, — перебил Роман. — Значит, что у моей матери родилась девочка, ты не знал?
— Ну откуда мне было это знать? Нина покаялась твоему отцу, когда почувствовала, что все равно долго не протянет, вот тогда мы все и узнали о ней, — подтвердил дядя.
— Прекрасно, — подвел итог Роман. — Все обо всем знали и помалкивали! А если бы отец не угодил в больницу, то я и дальше бы ни о чем не догадывался? Как он любит за меня принимать решения! Я ему кто, маленький мальчик?!
— Тише, тише, — Леля успокаивающе похлопала его по плечу. — Твой отец желает тебе только счастья. Он оберегал тебя.
— И что мне теперь делать вот с этим со всем?! Как я должен найти свою сестру?! Я ничего о ней не знаю: ни имени, ни фамилии, как она выглядит не знаю!
— Ладно, ладно, ты сейчас, главное, успокойся, — Леля гладила его по руке, ерошила волосы, и Ромке захотелось уткнуться ей в плечо и разреветься. Нервы стали ни к черту!
Уложили его опять в той же комнатке, и Барховцев с наслаждением вытянул ноги на твердом матрасе, укрылся до плеч шерстяным одеялом — отчего-то его трясло, хотелось завернуться до самых бровей.
Хотелось, чтобы Лиза была рядом с ним, чтобы лежала, прижавшись теплым телом к его боку, пересказывала какой-нибудь дурацкий сериал и приставала к нему с дурацкими вопросами типа: «как ты считаешь?», «Рома, ты меня не слушаешь, что ли? Танька Широковец завела себе нового любовника, представляешь?!» Хотелось, чтобы Сашка прыгал у него на животе, чтобы изводил просьбами завести щенка и кричал на весь дом, что червяки — это тоже животные и пусть, хоть они останутся, раз уж папа не хочет заводить собаку (кошку, рыбку, птичку…).
Нажав на быстрый набор, он несколько секунд слушал короткие гудки — Лиза с кем-то говорила.
Он отложил телефон, скорее всего, она не станет ему перезванивать. Утром надо сообщить на работу, что он берет три дня за свой счет на похороны матери, ведь это же правда, а там начнутся Новогодние каникулы — самое время поискать свою сестренку.
— Ну ты как, успокоился? — на краешек его кровати присела Леля, одетая в теплую пижаму.
— Дда, — пролязгал он зубами.
— Лизе не звонил? Вам бы вместе туда поехать, а Сашеньку привезли бы к нам.
Участливый голос дядиной жены, ее ласковая рука, шарившая в волосах, вдруг подняли целую бурю внутри Ромки. Глухие рыдания нечаянно вырвались наружу.
— Да у тебя температура!
Лелечка сорвалась с места и через минуту принесла ему лекарство и чашку горячего чая с медом, дождалась, когда он выпьет все до последней капли и наорала шепотом на кого-то за дверью комнаты.
На кровать к Ромке присел кто-то тяжелый. Дядя Юра.
— Они теперь меня ненавидят, — вслух подумал Барховцев.
— Не пори ерунду, парень, — услышал его дядя. — Они тебя любят: и Лиза, и Сашка. И то, что у вас сейчас происходит, бывает в каждой семье. Не поняли друг друга — но не разводиться же из-за этого!
— Я все испортил, хотел, чтоб ей стало больно, чтобы она страдала, так же, как и я… Слава Богу, Сашка помешал. А отец сказал, что я животное…
Дядя Юра помолчал, переваривая услышанное, потом поднялся, походил по комнате.
— Молодец у тебя парень! А вот вы с ней чего творите?
Ромка застонал в подушку, высокая температура не позволила удержать ему в узде свои нервы, ситуация показалась безвыходной, безнадежной, дальнейшая жизнь — напрасной, ведь все самое дорогое он в ней уже потерял.
Несколько секунд дядя пострадал возле его кровати и принял решение:
— Ну вот что, бери себя в руки, хватит реветь! Звони Лизе, попробуем разрулить.
В комнату сунулись Женька и Лелечка, но он выгнал их в коридор.
Роман нетерпеливо слушал длинные гудки, потом узнал от оператора сотовой связи, что абонент находится вне зоны доступа сети — Лиза отключила мобильный, увидев, кто ей звонит. Барховцев позвонил на домашний телефон: пусть она не ответит ему, но он успеет сказать ей, что он, Роман, настолько любит их обоих, что сердце в груди готово разорваться!
Домашний телефон не порадовал разнообразием — трубку никто так и не снял. Внутри у Барховцева разлился колючий холод, в голове загудело, в глазах потемнело — он кинулся к своей одежде.
— Куда собрался?! — дядя Юра отнял у него джинсы.
— Их нет дома, она ушла! — Роман тянул назад штаны.
— Леля! — рявкнул родственник.
Жена тут же вбежала, словно стояла возле двери, а скорей всего так оно и было — Лелечка всегда держала руку на пульсе, потому что должна была знать, что творится в доме и в душах близких ей людей. Ради спокойствия в семье она не считала зазорным подслушивать возле дверей, проверять карманы и сумки, заглядывать в чужие телефоны.
— Посиди с этим балбесом, пока я съезжу к ним домой, разузнаю, что там с Лизой.

Лелечка озабоченно пощупала племяннику лоб и снова напоила сладкой гадостью со вкусом лимона. Ромкой овладела апатия: хотелось, чтобы кто-то другой принял за него решение и переложил на свои плечи хотя бы часть его проблем. Злость улеглась так же быстро, как и вскипела, он повалился на подушку и затрясся под одеялом — температура поднималась, несмотря на лекарство тетки.
Дядя вернулся через час, долго шептался о чем-то с женой, вытащив ее в коридор. Наконец, они оба зашли к нему в комнату.
— Ну что? — Роман встревоженно подался вперед, приподнялся на кровати.
Леля улыбнулась ему:
— Хочешь чаю? У меня есть вкусные конфеты.
Барховцева затошнило.
— Что сказала Лиза? Дядь Юр, ты ее видел? — Ромка откинул одеяло и снова потянулся за одеждой.
— Давай договоримся, что не будешь дергаться и кидаться, — потребовал дядя. — Хватит с нас твоих выходок, надо думать, как исправлять положение. Лиза уехала в свой Салинск к тетке, забрала Сашку и уехала, еще днем — по крайней мере, так сказала ваша соседка.
Ромке показалось, что сверху на него обрушился потолок, дядя Юра с Лелей навалились на него, тянули куда-то, рядом бегала Женька с каким-то стаканом. В рот Роману насильно влили остро пахнущую жидкость, и на него вдруг навалилась страшная усталость, он позволил снова уложить себя в постель и уплыл на мягких волнах в неизвестную даль…