Кто отец сына Таис

***

— Эрис… за что?

Эрис сразу поняла, о чём спрашивает госпожа.
Она давно ждала этого вопроса.
И удивлялась тому, что госпожа не спешит задать его.

В конце концов Эрис поняла, что её госпожа просто ничего не замечает.
Отчасти по неопытности, но в основном из-за своей потерянности и отрешённости, столь не свойственных ей раньше и владеющих ею теперь.

Но Эрис не ожидала, что вопрос будет задан в таких словах.
Словно госпожа считает, будто поступок Эрис совершён в качестве какой-то мести.
Поэтому слова вызвали ощущение горечи.
Если бы госпожа ударила её — это не было бы так горько, как такой вопрос.

Но подняла на Таис свой печальный взгляд.

— Я не могла иначе, госпожа, — тихо ответила она.

— Я чем-то обидела тебя? Только скажи, — с мольбой произнесла Таис.

Эрис было понятно, что её госпожа уверена, что поступок Эрис мог быть совершён только из-за обиды.
И именно мысль о предполагаемой обиде так тяжела ей.

Но никакой обиды не было. Совсем наоборот. Эрис боготворила доброту своей госпожи. Добровольно стала её ангелом-хранителем. И уже рисковала ради неё своей жизнью.

Эрис медленно покачала головой.

— Ты знаешь, что нет.

— Тогда почему?

Эрис слегка вздохнула.

— Потому что я должна сберечь тебя.

По её тону было ясно, что она готова оберегать Таис не только любой ценой, но и, возможно, даже против воли самой Таис.

— Сберечь? Этим? Эрис, это может только погубить меня.

— Это неизвестно.

— Это известно. Мы уже обсуждали это. И я всё объяснила тебе.

— Я помню. Но это только твои предположения.

— Слишком вероятные.

— Но всё же только предположения, а не знание.
А я точно знаю, что ты умерла бы, если бы я позволила тебе травить себя зельем.

— С чего ты взяла? Оно не ядовито для меня.

— Ты так говоришь потому, что уже принимала его и выжила?

— Да. И не просто выжила, вообще не заметила плохих последствий.

— Но разве ты когда-нибудь принимала своё зелье после зелья из Храма?

Таис осеклась.

— Ты хочешь сказать, что приём моего зелья после зелья из храма…

— Да. Это убило бы тебя.

— Но почему?

Эрис слегка пожала плечами.

— Таковы свойства этих зелий.

— Таковы свойства… Что ж, в этом есть своя логика…

Эрис понимающе кивнула. И, помедлив, добавила:

— У них противоположное назначение. Первое — для страсти и зачатия. Второе — против зачатия.

— Тогда… прости меня. Я несправедливо упрекнула тебя.

— И ты меня прости. За обман.
Но я боялась, что иначе ты всё равно выпьешь свою отраву. Не поверив мне или даже намеренно убив себя.

— Нет, Эрис. Я не стала бы убивать себя из-за этого.
И поверила бы тебе.
Я же и так поверила тебе тогда. Поверила бы и другим словам.

Выражение лица Эрис смягчилось, и она стала выглядеть на свои юные годы.

— Спасибо, госпожа.

— За что?

— За доверие.

— И не называй меня госпожой. Ты опять за старое?

— Я не могла называть тебя иначе, когда ты сердилась на меня.

— Я не сердилась. Я просто… растерялась.

— Ну всё равно. Считала меня виноватой.
Да я и сама знаю, что виновата. В обмане.

— Ладно, тут нет большой вины.
Хотя… Эрис, очень тебя прошу — не обманывай меня больше. Даже ради моего блага, как ты думаешь. Согласна?

— Я очень постараюсь, госпожа.

— Не госпожа, а Таис.

— Госпожа Таис.

— Эрис! Перестань.

— Хорошо. Я будут с тобой честной сейчас. И поэтому не станут заверять, что никогда не обману тебя впредь.
Если я будут уверена, что правда для тебя смертельно опасна — я не смогу сказать тебе её.
Я знаю, что ты можешь прогнать меня за такие слова.
Знаю, что они стоят и более сурового наказания, да только ты не наказываешь своих слуг.

— Друзей, Эрис, — поправила Таис, имея в виду, что Эрис ей давно подруга, а не служанка.

— Но я так же честно предупрежу тебя ещё об одном. Даже если бы меня прогонишь — я не покину тебя, а буду прятаться возле твоего дома, охраняя его от не
добрых людей.

Таис грустно улыбнулась.

— Ну куда же я тебя прогоню?
Ты мне давно как сестра. Даже больше — ты единственный родной человек в моей жизни.

— А если я снова обману тебя?

Таис вздохнула.

— Придётся довериться твоей мудрости, твоему любящему и верному сердцу, которое подскажет тебе, когда солгать, а когда нет.
И главное — надеяться, что тебе не придётся обманывать меня.

Заметив, что глаза подруги заблестели от слёз, Таис растроганно обняла её.
И та неуверенно обняла в ответ.

— Милая моя Эрис. Это такое счастье, что судьба подарила мне тебя.
Без тебя, твоей мудрости и любви я бы наверняка пропала бы.

— Нет, госпожа Таис, ты не пропала бы. Судьба сохранила бы тебя, найдя тебе охрану.

— Вот она и нашла её, послав встречу с тобой.

— А я не наверняка… Я точно погибла бы без тебя, сестра.
Я уже была на пути к гибели…
Ты спасла меня. И не только мою жизнь, но и мою душу.
Разочарование в жизни уже окутало её тьмой. Безразличием на грани ненависти к жизни.
Твоя доброта сумела вернуть мне веру в то, что жизнь может быть сносной и даже желанной. Но только около тебя. Без тебя меня снова охватывает отвращение к жизни.
Я знаю, что это не совсем правильно. Но не умею с этим бороться. И не очень-то хочу.

Понимаешь, как сильно я тебе обязана?
Понимаешь, какая в тебе сила возвращать жизнь уже почти потухшим душам?
Разжигать в них огонь радости, любви к жизни, способности наслаждаться жизнью?

Это самый великий дар, какой может быть у человека.
У тебя он есть. В избытке, госпожа.
Ты понимаешь, какое ты сокровище?

Так что я должна охранять тебя не только из благодарности за моё спасение.
Но и ради других людей. Ради того, чтобы ты помогала им любить жизнь.

***

Эрис надолго умолкла, взволнованно дыша.
Таис никогда раньше не видела, чтобы жрица была так взволнована.
И подозревала, что Эрис поделилась с ней самым сокровенным.
Чем-то, что значит для самой Эрис очень много.

Таис не знала, что ответить подруге. Она не хотела гасить ей порыв.
Не перебивала, пока Эрис всё более торопливо выговаривалась.
Но когда та замолчала — Таис решилась спросить:

— Как же я могу помочь им в этом, Эрис? Я не настолько мудра…

— О, — пылко ответила Эрис, — это очень просто. Просто живи. Тебе нужно просто жить. И быть такой же, как всегда. Этого достаточно. Уж мне-то поверь. Я знаю.

— Быть как всегда… Но я даже сейчас не такая, как раньше.

Эрис вдруг отстранилась и улыбнулась.

— Это пройдёт… — она задумалась, подбирая слова. —
Ты говоришь о временном, о преходящем и проходящем.
А я о постоянном.
Конечно ты разная. Но в главном ты всегда одинаковая.

— Какая? Эрис, что главное? Научи меня.

— Учить тебя быть тобой?

— Просто объясни мне, в каком качестве я могу быть полезной для людей.

— Это только ты знаешь. Да и то не сразу.
Кто же может знать, в какой форме и с какой силой Красота может проявиться через тебя? Я не знаю. Я могу только заметить это и сообщить об этом.

— А ты? Свою красоту ты понимаешь?

Эрис покачала головой.

— Это другое. Я знаю, что красива. И знаю, что могу достичь большего. И даже хочу этого теперь. Твой пример вдохновляет. Очень.
Но я пока не умею радоваться так, как ты. И сомневаюсь, что сумею этому научиться.
А твоя красота — это красота радости, умения любить… жизнь… и её красоту.

Эрис запнулась и незаметно бросила на Таис быстрый проницательный взгляд.
Зря она это сказала про умение любить.
Это могло навести подругу на мрачные мысли.
Что тогда делать? Опять просто ждать, когда та полдня проведёт в заточении?

Взгляд Таис устремился далеко-далеко.

— Может, я не умею любить? — спросила вдруг Таис.

Эрис растерялась.

— Госпожа… — неуверенно проговорила Эрис. Она не знала, что означал вопрос подруги и что ответить.

— Понимаешь… если бы я в самом деле умела любить… он это почувствовал бы. И оставил бы при себе… А так…

Эрис начала понимать.

— Дело не в тебе, — уверенно ответила Эрис. — Ты сама это знаешь.

— Раньше думала, что знаю. А теперь… я ведь уже была с ним знакома, когда позволила себе другие увлечения…
Я даже уже любила его… Правда, я думала, что не нужна ему и что он никогда не позовёт…

А эти мальчики были такими милыми и добрыми…
А мне так хотелось хоть немного согреться в их искреннем преданном обожании.
И хоть чем-то отблагодарить их за такую пылкую и трогательную любовь ко мне.
Правда, словно в знак того, что я беру не своё, судьба отнимала их у меня…

— Не вини себя. Всё равно ты — самое большое счастье, какое они могли встретить в жизни.

— Ах если бы если бы…

Таис резко остановила нахлынувшие с особенной яркостью воспоминания.
Не сейчас. И вообще ни к чему.

— Но он всё же позвал тебя… - напомнила Эрис. — Даже он.

Таис усмехнулась.

— Вообще-то не позвал. Это я позвала.
Хотя спасибо и на том, что согласился.
И вот теперь… мне придётся нести наказание за то, что позвала.

— Госпожа, нельзя относиться к этому как к наказанию.

— Я знаю. Но в моём случае наказанием станет страх за судьбу будущего ребёнка.

— А иначе и не бывает.

— Верно… Но в этом случае оснований для страха больше.
А главное — я сама виновата в этом.

— Твои основания только предполагаемые.
На самом деле ты не знаешь, как всё получится.
Всё зависит от того, как распорядится судьба.
Может, она будет благосклонна к ребёнку.

— Может быть.
Но с меня это не снимает вины за безответственное решение вступить связь с тем, с кем нельзя было. Кто не для простой гетеры.

— Ты не была безответственной. Ты рассчитывала на то, что зелье поможет не допустить появления плодов связи.

— Но просчиталась, как видишь.
Значит, всё же безответственность.
Надо было не на зелье рассчитывать.

— А на что же?

— На что?.. Вообще держаться подальше… В другом городе…

— В другой стране?

— Может быть.

— И лишиться главного откровения в своей судьбе?

— Зато и главного разочарования.

— Чепуха. Ваш союз был предопределён.
Если бы ты даже уехала на другой конец света — он и туда прибыл бы за тобой.

— Нет, Эрис. Он не такой. Для него главное другое. Не женщина.

— Он сам может не знать, что для него главное.
Пока ты была в пределах досягаемости — он был относительно спокоен.
Зная, что всегда, если сильно понадобится, может найти тебя.
А вот если бы ты отправилась сильно далеко…

— Эрис, я и не знала, что ты такая мечтательница.

— Это не так. Просто мне всё про вас обоих ясно.

— Какая неожиданность. Значит, ты ещё более мудра, чем я думаю.
Мне-то самой вообще ничего не ясно.

— Просто тебе сложнее заметить ошибки в твоих рассуждениях.
Это естественно. А со стороны яснее.

— Например?

— Ты говоришь, что для него главное не женщина.
Но речь не просто о женщине. А о тебе.

— И что? Он человек, который решает судьбы многих людей.
Он несёт за них ответственность.
Он не может позволить себе заниматься одним человеком.

— А ты уверена, что другим людям нужно, чтобы за них решал он?
Его решения согласны с их волей?

— Ну… вообще-то не всегда. Даже если соратники и друзья не всегда разделяют его стремления.

— Вот видишь.
Люди не пропали бы без Его стараний командовать ими.

— Это всё сложно.

— Да. Но не настолько, насколько ты думаешь.

— Он — движущая сила многих изменений… великих свершений…

— Нужных ли? Может, какие-то и были нужны раньше.
А что теперь? Не превысил ли он свои задачи?

— Не знаю, Эрис…

— В любом случае… ваш ребёнок может оказаться намного важнее для мира, чем все другие Его достижения.

— Ребёнок? Значительнее остальных достижений?

— Да, — твёрдо ответила Эрис. Так, словно уже знала его судьбу и значение для мира.

— Эрис, это не слишком?

— Что такое достижения полководцев? Часто они обращаются в пыль очень скоро.

— Но они меняют…

— Что?

— Расположения народов. Судьбы тысяч людей. Будущих поколений.

— Надолго ли? Надолго ли останутся в песках Азии следы эллинов?
Это как вода. Камень может сделать воронку.
Но она быстро исчезает, а вода возвращает себе прежний ровный вид.

— А ребёнок — другое?

— У ребёнка могут быть дети. Много поколений… И в них будете жить вы оба.
Или ребёнок может подарить миру удивительное произведение искусства.

— Статуи теряются и разрушаются.
Картины тем более.

— Это может быть и мотив, который будет жить среди людей сотни лет.
И даже если его забудут после — он успеет повлиять на людей. Сделать их лучше. Добрее. Счастливее. Сделать светлее их сегодня.

— Эрис, ты просто прелесть. Нам надо больше разговаривать.
Твоими устами говорит сама мудрость. Живая мудрость, а не книжная.

— В чём ты видишь разницу?

— В том, что твоя мудрость даёт силы жить. Делает сильнее.

— А радостнее?

— И радостнее тоже.

— Тогда я добавлю. Даже если человек не совершит подвиги и не создаст произведения искусства —
он может сделать мир лучше и красивее просто своей добротой и красотой.
Совсем как это делаешь ты, моя прекрасная сестра.
Я уверена, что ваш ребёнок будет как минимум таким же, как ты.

— Понять бы ещё, как его вырастить…

— Ты знаешь, кто я. У ребёнка всегда будет всё необходимое.

— Тогда уж оно будет моими собственными усилиями.
Но я не только о пище и доме.
Мне придётся искать кого-то, кто согласится заменить ему отца.

— Или считать себя его отцом?

— Нет. Не надо обмана. Тем более не хочется обманывать того, кто станет спасителем для меня и ребёнка.

— Даже ради этого самого спасения?

— Не верится мне, что можно спасти таким обманом. Удача отвернётся от подлости.

— Что же, возможно.

— Тем более что правда быстро откроется. Породу его отца не скроешь.

— Можешь найти кого-то похожего по породе.

— Это непросто, несмотря на обилие красивых сильных воинов.

— Но и не слишком сложно.
Тебя любой возьмёт в жёны. Хоть с десятком детей.

— Предположим.
Но поверят ли остальные в то, что знаменитая гетера, давно числящаяся подругой Птолемея, вдруг выскочила замуж за простого воина, да ещё и сразу родила?

— А почему бы не выйти замуж за самого Птолемея? Он и по своей породе близок к Нему.

— Я не нужна Птолемею.

— Уверена?

— Он коллекционер женской красоты.
Я всего лишь одна из побед.

— А ты не думала, что он мечется по другим от того, что отвергнут тобой?
Без тебя не может, тебя получить не может, замену найти тебе не может.

— Я не отвергала его.

— Он знает, что ты любишь другого. Это не могло не задеть его гордую натуру.

— Я не думала об этом…
Но тогда тем более нельзя просить помощи у него.

— Можешь не просить. Достаточно не отказывать ему.

— О чём ты?

— Вероятно, Птолемей надумает взять тебя в жёны. Если ещё не надумал.
Тебе останется только согласиться.

— Зачем ему такая жена?

— Затем, что это возвысит его.

— Ты права. Ради этого он может взять меня в жёны.

— И ради памяти о мечте, которая не сбылась и не могла сбыться…

— Я даже сама поговорю с ним, когда он вернётся.

— Правильно. Но…

— Что?

— Ты окончательно решила, что не будешь с отцом ребёнка?

— Это не я так решила. Это он сам. Но да, окончательно.

— Тогда перестань о нём тосковать и займись заботами об устройстве судьбы вашего ребёнка.

— Надо будет объяснить Птолемею всё-всё.
Чтобы он знал, на что решается.

— Даже то, что ты не любишь его?

— Это в первую очередь.
Хотя не люблю — не совсем верно.
Люблю конечно. Хоть и другой любовью. Сейчас скорее как брата. Хотя когда-то была увлечена всерьёз…

— Не боишься, что Птолемей откажется, зная правду?

— У меня нет другого выбора. Он не заслуживает нечестности. Тем более в момент помощи мне.

— Хорошо, сестра. В любом случае я с тобой.

***

***

— Это очень интересно. Интересное положение, — сказал Птолемей, выслушав Таис.
Он был слегка растерян, но старался не показывать этого.

— Странный ответ.

— А какой ты хотела? Я же не женщина. А мужчина. Да ещё и государственный муж теперь.
Я думаю об этом с точки зрения наследования.
Сама посуди — обычные законные наследники всегда в повышенной опасности, несмотря на усиленную охрану.
Больше, чем простые люди.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Сама понимаешь. Вспомни, сколько раз находились желающие избавиться от законных наследников и занять их место или освободить для своих кандидатов.
А вот если про законного наследника никто не знает…

— Птолемей, но я не хочу, чтобы мой сын был наследником.

— Но он им станет. Что ж теперь поделаешь.

— Можно же никому не говорить, что ребёнок наследник.

— Ну можно. А смысл?

— Пусть просто живёт.

— Милая моя, а кто может просто жить? Тем более с характером… Его.

— Может, у него будет мой характер.

— Твой? А это как-то мешает наследованию?

— Я не знаю… Я не хочу…

— Теперь поздно не хотеть. Раньше надо было… думать.

— Я и думала. Но вмешались силы, о которых я не могла знать.

— Понятно…

Таис вздохнула. Она не знала, что там понятно Птолемею.
Но он точно не мог понимать, почему её думаний оказалось недостаточно.
Но не объяснять же ему все подробности.

Она не готова рассказывать ему о том, что применяла зелье храма в ту встречу.
И о том, что оно сделало невозможным принятие зелья от зачатия.
И что Эрис это учтёт на свой манер.

— Птолемей… ты дал обещание сохранить мой рассказ в тайне.

— Да я помню. Сохраню. Об этом не волнуйся.
Ладно, может и не понадобится делать твоего ребёнка наследником.
Что сейчас-то загадывать.

Вот только о том, что у тебя появился ребёнок, всё равно станет известно.
Даже если ты уедешь. Хотя я не советовал бы тебе уезжать куда-либо.

— Почему?

— Потому что ты слишком красива.
Тебе нельзя жить там, где некому тебя защитить от непрошеных гостей.
Так как ты собираешься объяснить появление у тебя ребёнка?

Люди обязательно будут гадать, кто отец ребёнка знаменитой гетеры, красивейшей женщины мира. И… подруги сподвижников Александра.
И могут догадаться о настоящем отце.
Лучше не наводить их на подозрения, провоцируя вопросы.

— А ты что посоветовал бы?

— А ты последуешь моему совету?

— Я подумаю.

— Тогда не стоит и советовать.

— Птолемей… пожалуйста…

— Я бы посоветовал рассказать Ему.

— Нельзя.

— Этого я и боялся. Почему нельзя?

— Долго объяснять.

— Это очень воодушевило бы его, — необычно тихо и серьёзно добавил Птолемей.

— Всё равно не могу.

— Не передумаешь?

— Нет…

— Что ж… может, это и к лучшему.

— Почему?

— Потому что он мог бы заставить тебя сделаться царицей, а сына сделать основным наследником.

— Я бы не согласилась.

— Он бы уговорил. Не сомневайся. Он не всегда сговорчивый.
…Признание истинного наследника, наделение официальным статусом — это было бы честно. И очень правильно.
Но в самом деле опасно для жизни ребёнка, как ты и думаешь.
А раз ты сама этого не хочешь…

— Говори!

— Тогда тебе остаётся одно.

— Что?

— Сделай так, чтобы все считали отцом твоего ребёнка другого мужчину.
Просто найди мужчину, который согласится взять тебя в жёны. Если не промедлишь, то он будет считать ребёнка своим.

— Не могу. Это нечестно.

— Тогда сразу расскажи кандидату о том, что беременна.
И… попроси его сохранить в тайне от других, что ребёнок не от него.

— Думаешь, есть мужчины, согласные на такое?

— Думаешь, есть мужчины, не согласные на такое?
Какой же мужчина откажется взять в жёны такую красавицу?
Да ещё и знаменитость.

— Но в данный момент я беременна от другого.

— Ну и что. Кто из нас не владел женщинами, которые могли быть до этого беременными от других?
Вот только такими красавицами были не все.

— Даже не знаю.

— Я знаю. Поверь мне как мужчине.
Нет таких, кто не взял бы тебя в жёны. Кроме мальчишек и совсем древних старцев.

— Ох…

— Впрочем, зачем нам делить тайну ещё с кем-то?

— Что ты хочешь сказать?

— Давай оставим тайну между нами.

— Не рассказывать будущему мужу о ребёнке? Я уже говорила, что это мне не подходит.

— Нет, я не об этом.
Но одному мужчине ты уже доверила свою тайну.
Зачем нам множить число посвящённых в неё?
Ты можешь стать женой того, кто уже знает.
Можем завтра же объявить о том, что вступили в брак.

— Ты готов на такое ради меня?

— На какое? Ты так говоришь, будто речь про подвиг.

— Спасибо…

— Спасибо за предложение или ты согласна?

— Я согласна…

— Хорошо. Хм… не думал, что когда-то всё же предложу тебе пойти ко мне в жёны.

— Почему? Недостаточно хороша для тебя?

— Кокетничаешь? Сама знаешь, что слишком хороша для любого.
Просто давно думал, что ты с Ним будешь.
А тут вот как получается.
Что с ним тебе нельзя…
Значит, растить племянника я буду…
Под носом у родного отца…

— Что?

— Моя мать говорила, что мы с Ним братья. По отцу.
Но это тоже тайна. На этот раз моя.
Тайна за тайну. Ты доверила свою мне, а я свою тебе.

— Удивительно…

— Да. И я тайный сын царя. И мой официальный сын будет тайным сыном царя.
У судьбы иногда отменное чувство юмора.
Но мне это по душе.
Представляешь — сколько бы ни гонялись за детьми… хм… за его детьми — а один из его детей будет в недосягаемости из-за того, что никто не знает о его настоящем отце.
И самое главное то, что этот ребёнок будет прямо на виду.

— Может, не надо слишком уж на виду?

— Может и не надо.
Но если он сам будет выделяться способностями так, как в своё время его отец…
Думаешь, никого это не наведёт на мысли о том, что мальчик не простой?
Думаешь, никто не вспомнит о том, что его мать до брака была дружна с царём?
Наконец, просто внешнее сходство.

— Люди могут думать, что это всё твоё влияние.

— Не знаю… Ладно, видно будет.
Может, вообще девочка родится.
Что с тобой? Тебе плохо?

— Нет. Просто лучше не девочка.

— Почему?

— Девочкам труднее.

— Разве тебе не нравится быть девочкой?
Весь мир у твоих ног.

— Не дразнись. Сам понимаешь, о чём я говорю. Судьба изменчива.

— Для всех.

— С некоторыми сложностями встречаются только женщины.

— Ну да. Вроде тех, что сейчас встретились тебе?

— Ты можешь серьёзно говорить?

— Да, конечно. Мы всё выяснили?

— Птолемей, ты всё же обдумай всё ещё раз.

— Тут всё ясно. Надо спасать тебя. И потомка моего царя.

— Но что это даст тебе самому?

— Я же говорю — я должен спасти потомка моего царя.

— Брата.

— Тсс! Это тайна.
Но да. То, что царевич ещё и мой племянник — тоже располагает к его спасению.
Но поверь — даже если бы он не был моим племянником, было бы более чем достаточно того, что он царевич. Пусть не по статусу. Но зато по сути.

— Не знала, что ты настолько…

— Настолько предан царю?

— Нет, я не это хотела сказать. Трудно подобрать слова.

— Я понимаю, ты думаешь, что у меня должно быть чувство соперничества.
И оно было. По молодости. Тогда казалось, что мы все, его товарищи, почти такие же, как он.
Такие же способные и так далее. Разве что не царские дети.

Но потом мы быстро поняли, кто есть кто.
Кто великий, но всё же только человек. А кто… больше, чем человек.

— Больше? Как это?

— Ты просто не видела его в боях. Не знаешь, как он способен воодушевлять людей. Вселять мужество, стойкость, упорство…
Он не просто великий тактик и стратег.
Он ещё и великий вдохновитель.
Его настоящая власть в этом.

— Интересно было бы увидеть…

— Но ты могла видеть вне боёв, как к нему относятся в армии.
Его же по-настоящему любят. Все, кто знает. В ком есть живая душа. Кто сражался с ним. Особенно простые люди.
Клянусь, это нечто. Просто магия какая-то.
В него влюблены так, как не все в своей жизни любят женщины.

Ты только ему не говори об этом. Он вряд ли подозревает об этом. И вряд ли поймёт.
Он-то считает, что ему повинуются потому, что он такой грозный.

Но его сила именно в то, что он способен вызывать любовь в людях.
Считать такого человека своим царём не зазорно для сколь угодно великого военачальника.
А уж получить шанс опекать его сына… огромная честь, дар богов.

— Как ты великодушен…

— Нет, милая. Это просто… просто любовь.

— Любовь?

— Я имею в виду — любовь к прекрасному.
Ну и к брату тоже. Хотя я любил бы Его в любом случае.

— Ты помог мне многое понять…

— Например?

— О нём.

— Ну и хорошо. Будешь лучше знать своего возлюбленного.

— Ты так спокойно…

— Что? Спокойно говорю о твоей любви к нему?
Но я же не маленький. Давно всё понял про вас.

— Интересно — есть кто-то, кто ещё не понял?

— Не волнуйся, понимающих мало.
Кстати, я и не ревную давно.
Не знаю, рада ты этому или нет.

— Я рада, что ты не страдаешь.

— Когда я понял, что вы предназначены друг другу — мне даже немного неловко было, что я… что у нас была связь. Хотя не могу не признать, что это лучшие воспоминания в моей жизни.

— У тебя ещё будут более счастливые мгновения, Птолемей.
Не могут не быть… Ты слишком благороден.

— Кстати, о более счастливых.
Раз уж ты не можешь быть моей возлюбленной — мне хотелось бы иметь право найти себе и жену для любви.

— У тебя есть это право.

— Ты не будешь против ещё одной жены?

— Конечно не буду.

— Рад, что не придётся обманывать тебя. Я слишком уважаю и люблю тебя, чтобы обманывать.
Впрочем, если вдруг тебе захочется объятий доброго друга… Ты поняла меня.

— Ты хочешь сказать, что ты разрешишь мне искать твоих объятий только когда мне захочется?

— А ты думала, что я стану требовать твоих объятий на правах мужа, зная о твоей любви к другому?

— Но у тебя есть эти права.

— Знаю. Но я предпочитаю другие права. Права любовника. Права обольстителя.
А раз влюбить тебя не получится… Не нужно и мужниных прав.

Я же уже говорил, что всё понимаю про твою любовь…
Или ты считаешь меня не настолько утончённым, чтобы понимать, что твоя любовь к нему не пустит тебя в объятия других мужчин?
Но мне это мне понятно…

А себя я предлагаю просто на всякий случай. На случай, если в тебе заговорит твоя временно занятая более важным делом женственность.
Чтобы ты знала, что твой муж готов сам разделить с тобой ложе и подарить тебе ласки. Что тебе не нужно искать ласки вне дома…

Хотя скорее всего от твоих измен меня защитит всё та же твоя любовь к нему.
Это не может меня не радовать как будущего мужа и известного человека.
Хотя я признаю, что нахожу что-то преступное в том, что такая красивая
женщин, как ты, будет жить без мужской ласки. Не даря свои ласки — и какие! — и не получая ответные.
И это при твоей-то страстности и щедрости…
Но, похоже, такова твоя судьба.

— Если ты сомневаешься во мне…

— Нет. Дело не в этом. Да и не сомневаюсь.
Ты в очередной раз доказала, что безупречно честна.
Так что у нас будет отличный союз. Не любовников, а друзей.
Устраивает тебя такое?

— Да.

— Отлично!

— Ты так рад, словно женишься на любимой.

— И на любимой тоже. Любимой подруге.
А ещё я предвкушаю, как мне будут завидовать.

— Какая же от этого радость?

— Тая, милая. Я же не просто мужчина.
Подумай, как упрочится моя репутация, влияние и власть от того, что моей женой станет самая знаменитая гетера.

***

Таис опустила ресницы.
Она не знала, чего больше в соображениях Птолемея — расчёта или мальчишества.

В любом случае отныне именно от этого человека зависит её жизнь. И её ребёнка.
Она сама ему доверилась.
И что-то подсказывало Таис, что он не предаст их дружбу.

***