Stimmeform

Шел осенний дождь, смывая всю мою боль.
У меня на душе стало как-то светлее,
И я смог снова вздохнуть.
Шел осенний дождь, смывая все мои печали.
И, оставив закат позади, я как-то понял, что мечты останутся.
Шел осенний дождь…

Lake of Tears


I

Ангел пьёт кофе.

Ну же, давай,
Проснись, проснись, проснись, проснись!
Замолчи, замолчи, замолчи, замолчи!
Время пришло, вдохни запах кофе, кофе...
Проснись, проснись, проснись, проснись!
Замолчи, замолчи, замолчи, замолчи!
Теперь вдохни запах кофе, кофе...

Cranberries


Около половины пятого вечера небо на западе потемнело и погода начала стремительно портиться. Сентябрь в этом году выдался на редкость капризным. Такое ощущение, что он решил доконать обывателей своими детскими играми в прятки. Метеосводки обещали умеренное тепло и лишь слабые осадки, но за последнюю неделю город почти не видел солнца. Дождь мог начаться в любой момент, когда ему вздумается. Он будил меня по утрам слабым шёпотом и приятной свежестью. Он убаюкивал меня по вечерам незатейливой песенкой и сильными запахами земли и мокрых листьев. Но чаще всего этот негодяй заставал меня врасплох после работы, и тогда до метро мы бежали с ним наперегонки. В дураках, как правило, оказывалась именно я - дождь не умел проигрывать.
Вот и сейчас. Он затеял свою игру именно тогда, когда я не захватила зонт!
Я приземлилась на подоконник и провела по запотевшему стеклу кончиком пальца.
В “Kauf Dich Gluecklich” тепло, уютно, играют мои любимые Cranberries и вкусно пахнет кофе и свежей выпечкой – а снаружи творится что-то совершенно невообразимое: ветер беспорядочно хватает бедолаг-прохожих за одежду и треплет, треплет, треплет, как пёс, поймавший за шкирку крысу. Двое или трое из них оказались слишком близко к краю тротуара и фонтану брызг, полетевших из-под колёс. Ещё меньше повезло вон тому парню, что юркнул под козырёк автобусной остановки – его зонт вывернуло наизнанку. Вода из луж – меньшее из зол. Попробуй верни теперь на место! Сердясь, он попытался сложить чёрный купол, но безуспешно. Попытка номер два - и снова поражение. Со стороны выглядит настолько забавно, что я прыснула.
Влетел промокший до нитки Бастиан – он складывал зонты на летней веранде. Ведь если не закрепить всё, как следует, то потом хлопот не оберёшься.
- Ты смотри, как разбушевался, а? - сказал он, с шумом захлопнув дверь и встряхнувшись, как большая лохматая собака.
- Небо- и водотрясение, - прокомментировала я, уставившись на угольно-чёрные завитки его волос.
- Вряд ли у нас в ближайший час будут посетители.
Бастиан быстро провёл ладонями по волосам и стрельнул на меня своими цыганскими глазами. Он всё делает стремительно: двигается, смешивает напитки... соблазняет неопытных дурочек. Второго мая ему исполнится тридцать.
- Думаешь?
- Ага. Предлагаю погромче включить радио и попить кофе, - не дожидаясь ответа, он схватил пульт и прибавил звук.
Долорес О'Риордан сменили Placebo.
- Моника, - заорал Бастиан, приоткрыв дверь в кухню, - будешь кофе?
- Моника всегда хочет и будет. В смысле кофе.
Моника выползла бочком, на ходу приводя в порядок свой неизменный пучок.

...Я включаю инфракрасный свет.
Тебе некуда бежать, чтобы спрятаться,
Ведь я могу видеть в темноте,
Я включаю инфракрасный свет
Забудь о бегстве, я все равно найду тебя!..

Брайан Молко, затянутый в кожу со множеством вставок-молний, зашёлся в крике. Тот, кто соорудил ему это гнездо на голове, потратил по меньшей мере половину бутылки лака.
- Ээээ… куда? – остановил нас Бастиан, когда мы уже навострили лыжи внутрь. - Бар мой, мой и только мой! Впрочем, стойка полностью в вашем распоряжении.
- Imb;cile, - прошептала Моника.
- Я всё слышал, дорогуша. Будете оскорблять Бастиана – ничего не получите!
Из всех штатных барменов только Бастиан Каште может делать такой кофе «что умрёшь».
Коротко зашипел парогенератор. Бастиан стрельнул на нас глазами и почти до упора вывернул тумблер вправо. "Сначала тебе нужно выпустить горячий воздух, чтобы снизить температуру и давление и очистить форсунку от возможных остатков молока, и только потом ты начинаешь непосредственно взбивать", - этот урок он преподал мне одним из первых.
Я посмотрела на его смуглые руки в закатанных рукавах чёрной рубашки, титановое колечко в правом ухе и начавшие высыхать и круто завиваться волосы. Мы стали близки в день моего рождения.
- Держите, крошки мои.
На пенке Моники – зайчонок, на моём – кошка. Я наклонилась и понюхала ароматную жидкость. Чудесно. Я почувствовала себя Паоло Вилладжо в роли Синьора Робинзона.
О… манго! Сейчас я тебя... съем!
В моём случае: о… кофе! Сейчас я тебя буду пить!
Изменилось ли что-то в наших с ним отношениях? Разве только то, что иногда мы ходим в кино или боулинг, а вечер заканчиваем в постели и просыпаемся в ней утром вместе, и это приятно. Есть ли у нашего романа какое-то будущее? Вряд ли...
Звяк.
Лицо Бастиана вытянулось, а я замерла с чашкой на полпути к открытому рту. Нет, ну надо же! Сначала дождь, теперь ещё и кофе не дали попить.
Посетитель закрыл за собой дверь, сложил и отряхнул зонт. Он не один. Где-то у его локтя шевельнулась девочка лет семи-восьми.
Теперь вытянулось лицо у Моники – она просто ненавидит когда приходят с детьми.
- Давай я? – я с готовностью отставила чашку и слезла с высокого деревянного табурета.
- Спасибо, Цок-Цок.
Только ленивый не подтрунивает над тем, что я всегда на каблуках. Впрочем ни один из шутников и не комплексует по поводу своего роста.
- Цокай быстрее, Цок-Цок. Клиент ждёт, - осклабился Бастиан, но тут же скривился, получив тычок карандашом. – Эй… за что?!
Нежданный посетитель помог ребёнку снять джинсовую курточку и заботливо отодвинул стул. Только после этого он избавился от тёмно-серого кардигана, сел сам и поискал меня глазами.
- Цок. Цок. Цок, - мои каблуки быстро простучали по деревянному полу небольшого зала.
Я оправдываю своё прозвище.
- Добрый вечер. Меню, пожалуйста. Сразу закажете?
Незнакомец прищурился и внимательно посмотрел на меня. Я даже обернулась. Нет, за моей спиной ничего нет. Со мной самой что-то не так? Почему он так на меня пялится? Его рот шевельнулся и он, подумав, сделал отрицательный жест.
- Окей, я подойду через пять минут.
Кивок.
Странный.
Я вернулась к своему кофе. Он уже начал остывать и становиться невкусным.
- Извини, Бастиан.
- Забей. Я сделаю ещё.
Несомненный плюс во всём этом безобразии - Бастиан Каште хотя бы перетал психовать по поводу испорченного кофе.
- Эй... - палец ткнул куда за мою спину. - Мне кажется или он тебя зовёт?
Послышался какой-то сдавленный захлёбывающийся звук. Я обернулась, и увидела, что посетитель делает какие-то знаки.
- Хотите что-нибудь заказать?
Он показал на свои уши, и снова послышался тот странный незнакомый звук.
Глухонемой.
Так вот почему он так на меня смотрел – пытался прочесть по губам.
Он сделал жест, как будто пишет, и я отдала ему блокнот.
«Один капучино на обезжиренном молоке, побольше корицы. Один какао с маршмеллоу. Два сэндвича с индейкой. Мне, пожалуйста, без соуса. Напитки в конце».
Всё чётко и ясно. Жест. Он сложил кисти в рукопожатие.
«Спасибо».
«Спасибо», - ответила я.
- Что заказали? – спросил Бастиан.
- Какао с маршмеллоу и капучино лайт. Ба, а можно я сама сделаю? Ну пожалуйста!
Брови Бастиана удивлённо поползли вверх.
- Ну ладно, валяй… Главное убери потом все за собой.
- Договорились!
Я отправилась на кухню, отдавать распоряжение.
И почему я так стараюсь перед этим странным парнем?
Сэндвичи готовы через четыре минуты. Всё по стандарту. Сначала специи, потом приборы, потом еда. Ребёнку – первому, взрослый – вторым.
«Спасибо!»
- Ээээ…
Я снова достала свой блокнот.
«Как сказать: «Приятного аппетита»?»
Пухлые губы раздвинулись, обнажая два ряда крупных белых зубов.
«Вам зачем?»
Он беззвучно прыснул в кулак, а затем его лицо приняло преувеличенно-серьёзное выражение.
«Хочу пообщаться».
Он снова беззвучно засмеялся.
«Вам весело?»
«Ещё как! Вы такая… забавная! Окей, девушка. Просто повторяйте за мной».
Незамысловатый жест, один раз, потом второй.
— Вот так?
Ответом послужил одобрительно поднятый вверх большой палец.
Девочка с интересом посматривает то на своего спутника, то на меня. Должно быть, наша маленькая пантомима для неё развлечение. Только сейчас я заметила слуховой аппарат на её левом ушке. Инвалид. А сразу и не скажешь. Вполне нормальный ребёнок.
«Это ваша дочь?»
«Кто? Луна? Нет. Я её учитель и просто помогаю».
Парень сделал несколько жестов, что-то втолковывая ребёнку. Луна тут же перестала на меня таращиться и вернулась к своему сэндвичу.
«Ладно, девушка, с вами весело, но мы хотели бы спокойно поесть.»
Вот так. Меня прогоняют.
Улыбка.
«Не обижайтесь, ладно?»
Я вернулась к своему уже дважды остывшему кофе.
- Ты чего там залипла?
Я объяснила.
- Ты не Аликс. Ты Мать Тереза.
- Очень смешно!
Украдкой я продолжаю бросать взгляды на эту необычную парочку.
Девочка симпатичная блондинка, она ни секунды не перестаёт скалить в улыбке свои зубки и потому чем-то напоминает бельчонка. Её спутник гораздо более примечателен. Он скорее похож на лисицу. Такое же принюхивающееся настороженное выражение, что, впрочем, объяснимо – ведь он лишён одного из пяти чувств, и ему нужно постоянно быть начеку. Рыжая шевелюра дополнила бы сходство - но его череп гол, как коленка. Нет, он точно брюнет или как минимум шатен, вернее, был – у него орехового цвета глаза и тёмные борода и брови.
Над его головой взметнулась рука с растопыренной пятернёй.
Возвращайся на землю, Аликс. Пора готовить напитки.
Сначала какао и сделать его чуть горячее. Пока несёшь – температура сравняется, и обоим посетителям будет комфортно. Теперь кофе. Я щедро засыпала крему корицей и начала священнодействие. Рисунок можно подправить зубочисткой. Вот так. На коричневой поверхности симпатичный зонтик. А что? Очень даже в тему.
Его пухлые губы снова расплылись в улыбке, когда он увидел рисунок.
«Волшебница!»
Пальцы сложились в сердечко.
«Спасибо!»
Ореховые глаза посмотрели на меня поверх чашки, когда он пригубил свой кофе.
Какой взгляд.
Я почувствовала себя кусочком сахара, попавшим в горячий напиток и стремительно распадающимся на крупинки.
- Вам всё понравилось? Ой… - моя рука взлетела ко рту, забыла!
«Всё прекрасно, расслабьтесь».
Взгляд на часы. Тёмные брови вздёрнулись вверх. Он заторопился.
«Счёт, пожалуйста».
«Да, конечно».
Он одел ребёнка и снова натянул свой кардиган.
«Спасибо!»
Необычная парочка направилась к выходу.
Звяк.
Дверь впустила прохладный воздух в тёплую кофейню и снова закрылась.
- Кофе?
- Ага.
Теперь, я думаю, ничто не помешает мне его выпить. Но сначала убраться. На полу белый прямоугольник бумажки – подойдя с подносом к столу, чтобы убрать посуду, я на неё наступила. Визитка. Видимо выпала, когда незнакомец расплачивался.
«Алекс Бахоффнер».
И ниже:
«Школа имени Эрнста Адольфа Эшке». Специализированное заведение для инвалидов. Даже я это знаю.
Зачем-то я положила свою находку в карман. Теперь точно все как надо и можно выпить наконец свой кофе. Я смахнула тряпкой крошки, и мой взгляд случайно упал на трёхногую вешалку за креслом, на котором сидел глухонемой учитель. Зонтик. Он его забыл.


II

Страна глухих.

Сидя в машине, жду не дождусь,
Когда ты выйдешь - это наше первое свидание.
Ты не будешь против, если я возьму тебя за руку?
Ничего, если я против танцев?
Тебе нравится моя глупая причёска?
Ты догадалась, что я не знал, что надеть?
Мне даже страшно подумать, о чём твои мысли.
Я так нервничаю, что не могу есть.

Blink 182


В таком месте мне ещё не приходилось бывать. Я увидела металлические ворота с надписью, гласящей о том, что я нахожусь на территории школы имени Эрнста Адольфа Эшке, районное управление Шарлоттенбург-Виммельсдорф, Берлин.
Глупость какая. Да и сама ситуация – глупее не придумаешь.
Вот зачем я сюда притащилась? Больше всех надо было, что ли? Но в моей руке – зонт Алекса, и я уже приехала сюда, потратив на это всё утро (найти школу мне, не забиравшейся в такие места, оказалось не так-то просто). Отступать поздно.
Nur Mut!
К зданию со множеством входов ведёт полукруг подъездной аллеи, но главный из них – только один, и его ни с чем не спутаешь.
Быстрым шагом я пересекла лужайку и решительно вскарабкалась на крыльцо.
- Девушка? - человек за стойкой, дежурный или кто он там, поднял на меня глаза.
Явно без физических дефектов: чётко говорит и точно всё слышит. Впрочем, я читала накануне вечером в интернете, что тут есть и «нормальные».
- Вам кого?
Я показала зонт и визитку и объяснила своё дело.
- Документы, пожалуйста.
Я подчинилась.
- Ваша сумочка.
Он заглянул внутрь.
- Верхняя одежда.
Он ощупал мою джинсовую куртку.
- Оставите в общем гардеробе. Третий этаж. Класс триста четырнадцать.
Занятия вот-вот должны закончиться, если верить стрелкам часов, скучающих в гордом одиночестве на стене над лестницей.
Один пролёт. Второй. Вот он, нужный этаж. Длинный узкий коридор. Окно в правом его конце и ещё одно - в левом. Два ряда дверей. И почему-то выключен верхний свет. Я прищурилась, пытаясь разобрать номера кабинетов. И куда теперь? Я начала отсчитывать: 300, 301, 302, 303, 304… Ряд закончился триста восьмым. Что ж... Я шагнула к стене напротив. 318, 317, 316... Хоть бы предупредили, указатель какой повесили, я два раза мимо прошла!
Вот и нужная комната. Дверь приоткрыта и внутри тишина. Я с любопытством заглянула внутрь и тут же натолкнулась взглядом на своего вчерашнего посетителя. Большие окна, очень много света. Его белая рубашка отражает этот свет, и он сам кажется сделанным не из плоти и крови – а из сияния.
Стол. Раскрытый ноутбук. Несколько книг. Тетради. Учеников я не увидела – дверной проём закрыл мне обзор слева, а справа – только исписанная мелом доска. Он что-то объясняет на своём непонятном языке: не произносит ни слова – только иногда эти странные нечеловеческие звуки. Но какие выразительные и эмоциональные жесты! Понять большую часть того, что он говорит, мне было бы нетрудно, если бы я немного знала язык жестов. Его лицо раскраснелось – так он воодушевлён. Пожалуй, он даже красив.
Моя щека прислонилась к дверному косяку, и я смотрю во все глаза.
Он встал. Он двигается.
Странное чувство.
«Аликс, да что с тобой? Он же инвалид!» – нашёптывает мне тот, который в белом балахоне, с нимбом Невинности и белыми крылышками.
«И он красивый мужчина…» - вкрадчиво перебивает облачённый в красное Бесёнок и задумчиво чертит своими вилами какие-то фигуры.
«А ну-ка брысь оба! Она моя!» — забавный золотоволосый мальчуган прищурил левый глаз, прицеливаясь в меня из своей штуки, похожей на арбалет.
Бах!
Я вздрогнула. Ореховые глаза смотрят прямо на меня. Его изумлению нет предела. Он даже замер «на полуслове». Рот смешно округлился, обнажив влажную полоску зубов.
Он опомнился, повернулся к классу. Быстрое движение руками с перебиранием пальцев. Это означает «извините».
Дверь широко распахнулась. Быстрый повторяющийся жест – синхронное движение полураскрытыми ладонями от бёдер к поясу.
«Здравствуй», — это я тоже уже знаю.
«Здравствуй», - неуклюже повторила я.
Приглашающий жест.
«Войдёшь?»
- Кто? Я? Нет, что ты! Ой…
Я опять забыла, что окружающие звуки ему недоступны и энергично помотала головой.
Он закатил глаза.
рукалицо
а потом пальцы схватили меня за локоток и втянули внутрь.
- Что ты делаешь?
Взывать бесполезно – он не услышит.
Детей довольно много – человек двадцать, мальчики и девочки. Среди них я заметила и Луну.
«Привет!» - помахала я.
В её лице узнавание. Ответное махание.
Он сказал что-то на своём языке классу, с интересом рассматривавшему меня, потом повернулся ко мне.
Стук. Стук.
Мел дробно застучал по чёрной поверхности.
«Я сказал, что ты мой друг и хочешь с нами общаться».
Стук.
«Ты не передумала? Ты правда этого хочешь?»
Я кивнула.
«Окей. Я буду тебя учить.»
Взгляд на часы – и снова серия быстрых жестов. Дети достали свои портфели и начали складывать внутрь книги и тетрадки.
«Я сейчас заканчиваю. Выпьешь со мной кофе?»
Почему бы и нет.
Громко и заливисто прозвенел звонок, внезапно, без всякого предупреждения, и я даже подпрыгнула. Некоторые вещи не меняются с течением времени. Не так давно я сама ходила в школу, и там этот характерный звук довольно часто заставал меня врасплох. Его белые зубы сверкнули, несколько воспитанников тоже беззвучно прыснули. Ну да, со стороны, наверное, выглядит смешно. Указательный палец Алекса постучал по циферблату часов, и дети с готовностью встали. Где-то в сумочке у меня были леденцы. Я нашла коробочку и раскрыла.
«Можно?»
Одобрительный кивок.
Дети окружили меня плотным кольцом. Они рады неожиданному лакомству. Маленькие ладошки, прощаясь, нежно прикоснулись к моим рукам.
И вам пока-пока. Разноцветная стайка устремилась к выходу. Класс опустел.
Алекс снова взял мел и что-то быстро написал.
"Продолжай смущаться, - улыбка раздвинула пухлые губы, - тебе идёт".
Я что, покраснела? Мои руки взлетели к лицу. Так и есть - щёки горят.
Стук. Стук.
"Я всё ещё не знаю твоего имени".
Я протянула руку и взяла себе ещё один кусочек мела.
"Почти как тебя. Александра. Можно просто Аликс".
Улыбка.
"Ты знаешь моё имя?"
"Знаю. Алекс."
"Аликс. Почти как Алиса. Тебе бы больше подошло, кстати. Алекс... Аликс... забавно!"
Он улыбнулся чему-то своему и, прицокнув языком, покачал головой.
Я подумала и добавила:
"Друзья называют меня Цок-Цок".
Его рука протянулась, и палец обвёл марширующие вкривь и вкось буквы - "k", угловатую "n" и две пузатенькие "l". С тех пор, как я начала работать в “Kauf Dich Gluecklich”, мой почерк оставляет желать лучшего и продолжает стремительно ухудшаться. Впрочем, всё, что мне нужно, - это быстро что-то записть, здесь каллиграфических изысков не требуется.
Алекс повернулся ко мне и развёл руками. Ну, это понятно и без слов.
"Смотри, - выстучала я. - Видишь?"
Я указала на свои ноги, обутые в белые лодочки, и немного помаршировала на месте. Лёгкое удивление в глазах сменилось пониманием.
"Видишь, какая я маленькая?"
Я провела руками снизу вверх и обратно. Упражнениям в пантомиме мешает отсутствие опыта общения с глухонемыми, но, кажется, у меня неплохо получается, потому что Алекс улыбнулся и снова что-то написал:
"Не комплексуй. У тебя замечательный рост!"
Алекс подумал.
"Тебя хочется защищать."
Тёплая улыбка. Ореховые глаза сверкают.
Бах!
«Попалась!» - торжествующе воскликнул Амур и с хихиканьем спрятал свой арбалет.
Ну ты, мелкий! Я тебе сейчас все крылья пообрываю!
«Боюсь! Боюсь!»
Маленький негодяй с хохотом завис возле ламп дневного света.
«Попробуй, достань меня!»
«А почему ты здесь? Как ты меня нашла?
Наконец-то он это спросил.
Я сняла с плеча чёрный зонт-трость и протянула владельцу. Алекс хлопнул себя по лбу.
«Вот растяпа! А я не мог вспомнить, где его оставил!»
Жест.
«Спасибо».
Пожалуйста!
«Сейчас, только одну минуту!»
Он торопливо собрал свои тетрадки, потянулся выключить компьютер, прошёлся по аудитории, проверяя, не оставил ли кто-нибудь чего-нибудь второпях. Наконец, палец нажал на выключатель, и свет погас.
«Пойдём?»
Крепкая рука протянулась ко мне раскрытой ладонью.


III

Кроличья нора.

Одна девчонка выбивалась из сил,
Шла на все, хоть никто не просил.
Хотела друга себе
И делала все, что ей скажут.
Кривлялась, чтоб казаться смешней,
Но они лишь издевались над ней.
Зарыдала она
Простодушность сгубила...

P.O.D.


Четвёртый этаж – полная противоположность оживлённым нижним. Коридор, когда мы вскарабкались по лестнице – первым Алекс, а следом за ним и я - встретил нас двумя рядами запертых дверей, какой-то почти торжественной тишиной и теми характерными запахами, которые возникает в помещениях, где почти не бывают: нагретого солнцем воздуха, старой бумаги, линолеума и чистящих средств. Похоже, что здесь занятия не проходят и кабинеты отданы под учительскую, библиотеку и лаборантские – что-то в этом роде.
Нужная нам комната оказалась почти в самом конце коридора. Алекс дважды повернул ключ и посторонился, пропуская меня вперёд. В последний раз я была в учительских… эээээ… да пожалуй, что и никогда. Я встала столбом, с любопытством озираясь по сторонам, и Алекс, запирая дверь, тут же на меня натолкнулся. Подбородок вздёрнулся.
«Что такое?»
Я улыбнулась и покачала головой.
«Нет, ничего».
Пухлые губы раздвинулись. Рука поднялась и неопределённо указала в пространство.
«Моё маленькое царство».
Надо сказать, впечатляюще: почти всё свободное пространство в обшитом светлым деревом кабинете занято книжными стеллажами. Оставлено немного места у окна для письменного стола. Несколько стульев. Ноутбук. Принтер. Канцелярские принадлежности. Растения, занявшие низкий и широкий подоконник и тянущие к свету свои изумрудно-зелёные листья. Холодильник. Кофеварка, количество индикаторов и кнопок на которой ничуть не меньше, чем в кабине пилота истребителя.
Алекс куснул себя за сгиб указательного пальца – жест, повторенный больше, чем один раз, это уже привычка, и я её заметила. Он раскрыл ежедневник в чёрном кожаном переплёте, перелистнул несколько страниц и снова принялся что-то писать. За два дня - мой блокнот, школьная доска, теперь ещё вот это... Хотела бы я знать, Алекс Бахоффнер, тебе ещё не надоело заниматься писаниной? Или всё происходящее для тебя увлекательное приключение?
«Время от времени я сюда сбегаю».
«Не любишь людей?»
«Иногда их слишком много».
Я кивнула. Согласна.
«Коллеги почти не заглядывают сюда. Знаешь, как меня называют?»
«Интересно как?»
«Представь себе...»
Он написал короткое и какое-то совершенно незнакомое слово. Кончиком пальца я обвела буквы: k, кокетливо выставившую ножку, словно танцовщица из кабаре, аккуратную a, острую и похожую на галку u, z, разделённую посередине волнистой линией.
Kauz.
«Алекс, эээээ... я не на том уровне живу, - нацарапала я, - что это означает?»
«Ты не знаешь? - он что-то приписал. - Филин».
Я прыснула.
«Я думала, ты лис».
Пухлые губы сложились в улыбку.
«Почему ты так решила?»
У Алекса очень красивый почерк. Буквы все, как на подбор, ровные, смирно вытянувшиеся по струнке - никаких огрехов вправо или влево - с длинными причудливыми завитками хвостиков. Вот это да! Неужели кто-то ещё может так писать?
«Я не знаю. Просто ассоциация», - написала я и добавила:
«У тебя красивый почерк».
«Пришлось потрудиться. Каллиграфия».
Внезапно Алекс сложился пополам и, уронив лицо в ладони, зашёлся в беззвучном смехе.
«В детстве у меня был ужасный почерк, что-то совершенно невообразимое, - продолжил он, отсмеявшись. - Ты мне напомнила о моём учителе. Бедный господин Видмер… как же он со мной намучался! Сколько линеек об меня сломал!»
«Он что, тебя бил?»
«Да нет… Он всего лишь мог хлопнуть ею по пальцам или по ладоням. За кляксу. За помарку. Знаешь, как розги в старые добрые времена… Когда он выходил из себя, он становился похожим на индюка. Мы его, кстати, так и называли».
Алекс подумал и закончил свою мысль:
«Я очень ему благодарен».
«А где он сейчас?»
«Я полагаю, на пенсии. В последний раз я видел его в выпускном классе. Это было почти десять лет назад».
«Сколько же тебе лет?»
«Мне двадцать семь».
Я думала… нет, я не знаю, о чём я думала!
Я решила сменить тему и указала пальцем на книги.
«Неужели все твои?»
Кивок.
«Я удивил тебя?»
Это мягко сказано. Человек с книгой вызывает примерно такую же реакцию, как птеродактиль, угодивший вместо редкой бабочки в сачок естествоиспытателя. Сначала каллиграфия, теперь это.
«Я преподаю немецкую грамматику и литературу… ты разве не поняла?»
Я думала на что угодно - математику, историю или географию, хотя насчёт последних двух это уже явный перебор: его подопечные выглядят не старше девяти лет. Выходит, Алекс Бахоффнер филолог.
«И что же ты читаешь? Можно посмотреть?»
«Любопытство сгубило кошку». Знаешь такое выражение?»
Я направила на Алекса пистолетом указательный палец.
«Я хочу знать, что же прячется в этой голове!»
«Психолог?»
«Угадал. Почти. Второй курс. Кстати, ты не забыл, что обещал мне кофе?»
«Да, прости, - спохватился Алекс. - С тобой можно забыть обо всём на свете! Сейчас сделаю».
Рука махнула в сторону стеллажей.
«Смотри, если хочешь».
Алекс сунул нос в ящик стола и принялся сосредоточенно в нём копаться. Похоже, что его поиски практически сразу увенчались успехом, потому что он удовлетворённо крякнул и направился к кофеварке. А я - изучать содержимое Алексовых полок.
Я увидела потрясающе живописную смесь: специальную литературу бок о бок с произведениями немецких и зарубежных классиков - на языке оригинала и в переводе. По какой логике Алекс их выставил? Я наклонилась вперёд и провела кончиком пальца по корешкам томов, вынула один - им оказался рассыпающийся от старости «Декамерон», похоже одна из любых книг - страницы покоробились, а на полях то тут, то там я заметила карандашные пометки. Я аккуратно вернула Боккаччо на место, вытащила второй и обнаружила сияющего золотым тиснением Гофмана. Философствующему сказочнику и соответствующая окраска. Третий и четвёртый - комедии русского писателя Чехова и «Гойя» Фейхтвангера, за ними - разрозненные части собрания сочинений Томаса Манна, весь Ремарк, Кафка и зачем-то сборник стихов Лорки. Ещё какой-то француз с претензией на аристократичность. Рэнир? Райнер? Я совершенно не разбираюсь в правилах чтения этого языка.
Щёлк. Щёлк.
Из задумчивости меня вывел Алекс, энергично подающий мне знаки. Наш кофе готов.
Алекс сделал неопределённый жест рукой, и я, выбрав место спиной к книгам, а лицом к окну, попробовала приготовленный напиток. Конечно же, не сравнится с тем, что делает Бастиан, тот - нектар и амброзия, но тоже неплохо. Только… чего-то не хватает.
«У тебя есть корица?»
Кивок.
«Спасибо».
Получив желаемое, я щедро засыпала молочную пенку пряно пахнущим порошком. Примостившись напротив и сложив руки домиком, Алекс устремил на меня заинтересованный взгляд.
«И мне, пожалуйста!»
Узкая ладонь с длинными красивыми пальцами протянулась и мягко подтолкнула ко мне чашку.
«Исправь мои ошибки. Ты же эксперт.»
Да какой я эксперт! По сравнению с Пираньей так… продвинутый дилетант. Но его просьбу я тем не менее выполнила. Алекс сделал глоток, и его брови поползли вверх.
«Аликс, ты наверное, и телефонный справочник заставишь звучать, как «Войну и мир», если пожелаешь!»
«Ты мне льстишь. И я не читала «Войну и мир».
«Итак… - он поставил чашку на блюдце и снова взялся за ручку. - Расскажи о себе».
Да собственно и нечего рассказывать. Обычный человек. Два глаза. Два уха. Две руки. Две ноги.
Алекс оскалил свои крупные белые зубы.
«С юмором, я смотрю, у тебя полный порядок».
Он стрельнул на меня поверх чашки своими тёмными глазами.
«Какого рода психологию ты изучаешь, Аликс?»
«Детскую».
«С чем связан твой выбор? Неужели будущая коллега?»
«Это вряд ли».
Я сама не знаю, почему. Вернее, знаю, но не смогу так просто рассказать кому-нибудь. Тем более Алексу.
Я потеребила плетённый браслет у себя на запястье.
«В мире слишком много насилия, - подумав, нацарапала я. - особенно в отношении детей… Да, особенно в отношении них…»
«Аликс, - он вдруг отодвинул чашку и наклонился ко мне. - Послушай, а почему бы тебе не перейти работать в нашу школу?»
«Что ты сказал?»
Сказать, что я удивилась, значит не сказать ничего. У меня в буквальном смысле отвисла челюсть. Алекс вздохнул и терпеливо повторил, останавливаясь после каждого слова:
«В нашей школе. Почему бы тебе не работать у нас? Как ты на это смотришь?»


IV

Бармен.

Еще один способ провести дождливое воскресенье -
Ожидание звонка, который никогда не раздастся,
Страдание - вот как она делает свой выбор,
Но разве мы всегда не выбираем
Того, кто заслоняет нам солнечный свет?

Это - меж двух сердец,
Личная ситуация.
Это - меж двух сердец,
Это любовь с плохой репутацией.

DIO


Бастиана Каште ни в коем случае нельзя трогать, когда он наливает пиво – этот урок я усвоила вторым, ну а первым, разумеется, параграф о неприкосновенности его бара. Наше знакомство началось в не предвещающее ничего плохого третье декабря, первое воскресенье адвента, как раз с разлитого «Хайнекена» и брошенной пепельницы.
- Проходи, не стесняйся, - сказала Моника Краузе.
- Да я и не…
Почему-то некоторые имена и фамилии, не все, а именно некоторые, подходят друг к другу, как ключ и замок. Гюнтер Грасс, Томас Манн – причём в сочетании с Клаусом звучит совсем уже не так, Макс Раабе… или вот Моника Краузе.
«Как её зовут?» – спросила учительница, госпожа Хонек, и весь класс, двадцать пять маленьких голосистых глоток в числе которых и я, дружно повторил:
«Её зовут Моника Краузе».
До чего глубоко способны въедаться в детскую память незначительные события!
- Осторожно, тут чёртова ступенька!
Пальцы крепко схватили меня под локоток, не дав упасть.
- Спасибо. А тут всегда такое… эээээ… с освещением?
Передвигаться-то как? Хочется попросить фонарь, чтобы хоть как-то развидеть, куда идёшь.
- Вроде как дизайн.
К чёрту такой дизайн, благодаря которому можно остаться калекой.
- Главное не забывай про эту ступеньку, и проблем не будет.
- А ты сама… падала?
Пучок Моники затрясся – так заливисто она засмеялась. Ей двадцать два, она сводная сестра Ханно Шнайдера, одного из моих университетских друзей.
- Было и такое. Ладно, идём, познакомлю. Эээээ… где он? Только что был здесь!
- Кто? – не поняла я.
По сравнению с тонущим в полумраке залом бар выглядит, как островок яркого слепящего света. Круизный лайнер в ночном море – вот что он напоминает. Моника перегнулась через стойку и заглянула внутрь.
- Ба, ты где?
Этот парень вынырнул совершенно неожиданно, откуда-то справа.
- Что орёшь? Тут я.
- Ба, ты придурок! - Моника схватилась за сердце. – Как ты меня напугал! Лучше познакомьтесь.
- Ты, что ли, и есть новенькая?
Чёрные, как у цыгана, глаза сузились, ладони сложились лодочкой и быстро провели по волосам. Впоследствии я выяснила, что это жест чаще всего он повторяет в те моменты, когда нервничает или чувствует себя не в своей тарелке.
- Бастиан Каште, - смуглые пальцы сжали мою руку и с чувством её встряхнули.
- А…Аликс…
Чёрные глаза сузились ещё больше. Рот дёрнулся в некоем подобии усмешки.
- Когда познакомимся поближе… - левый уголок рта снова приподнялся, - можешь звать меня, как все, Пиранья.
- Почему пи…
Без всякого предупреждения парень оскалил зубы, длинные и, судя по всему, довольно острые, и вытаращил глаза.
- Ха!.. Ха!.. Ха!..
Да он чёртов псих!
Я отшатнулась.
- Ещё вопросы?
Я энергично замотала головой.
- Ба, прекращай паясничать! Ты хочешь, чтобы и она от нас сбежала?
- Уже и пошутить нельзя?
Странные у тебя шутки, Бастиан Каште!
Бастиан убрал свою ослепительную улыбку и перегнулся через стойку.
- Аликс, - он присвистнул, - дорогуша, ты что, собираешься расхаживать в этом?
- Что-то не так? – спросила я, бросив взгляд на свои ноги, обутые в чёрные лаковые туфельки на каблуке-рюмочке.
- Ну… насчёт каблуков… это не очень хорошая идея. Ходить придётся очень много.
Я как-нибудь сама с этим разберусь.
По моему взгляду он понял, о чём я думаю, и быстро закончил свою мысль:
- В любом случае считай, что я тебя предупредил.
Я кивнула.
Спасибо за заботу Бастиан Каште, только я в состоянии сама присматривать за собой и жить своим умом.
- Ладно, Аликс, посмотрим, на что ты способна. Правила простые… - он сделал вид, что разворачивает невидимый листок бумаги.
Не заходить в мой бар.
Не отвлекать, когда я наливаю пиво.
Все напитки готовятся в порядке очереди.
Будешь хорошо себя вести – угощу тебя таким кофе «что умрёшь».
Всё поняла?
Да.
Ладно, проваливайте. Бастиан от вас устал.
- Вот чёрт!
Пена перелилась через край тяжёлого пивного бокала и выплеснулась на резиновый коврик с логотипом PAULANER.
- Цок-Цок, тысячу раз ведь просил: не стой над душой, когда я наливаю!
Он быстро перекрыл кран и принялся ликвидировать последствия катастрофы.
Бастиан Каште называет это работой ювелира, не справиться с элементарным и оказаться в идиотском положении – этого он терпеть не может.
- Ба! За шестым уже два раза интересовались, где застряло их чёртово пиво! – вынырнувшая из глубины зала Моника с размаху шлёпнула подносом о стойку. – Сюда его и поживее!
- Может, хочешь на моё место?
- Эй… выдохни! Что такой напряжённый?
Я никогда уже, наверное, не узнаю причину, заставившую его в 17 часов 10 минут третьего декабря схватить ту пепельницу и запустить её в меня. Боль, взорвавшуюся в затылке снарядом, и звон разбивающегося стекла – вот, пожалуй, всё, что я отчётливо помню о том вечере. Всё остальное – что-то на грани обморока, перемежающегося с проблесками сознания. Смутное ощущение полёта – это я покачнулась. Толчок, похожий на тот, что испытывают пассажиры авиалайнера, коснувшегося взлётно-посадочной полосы. Это я соскользнула на пол возле лишившегося дверцы холодильника. Яркий свет, бьющий то в правый, то в левый глаз, и голос, настойчиво зовущий меня по имени.
…Госпожа Зоффкер… вы меня слышите?..
Всё так. Я Аликс Зоффкер. А кто ты?
Человек в белой с красными полосами форме настойчиво машет и машет рукой у меня перед носом.
…Госпожа Зоффкер… ответьте… сколько пальцев?.. сколько?..
Шестнадцать.
Что вы сказали?..
Мой собственный голос кажется мне чужим и очень далёким.
Ваша рука похожа на лягушачью лапку, док.
Человека в расстёгнутой на груди чёрной рубашке, напротив, всеми силами пытаются оттащить от меня.
Пусти меня!..
Ба, не лезь!.. Ты и так уже натворил дел!.. Я бы на её месте отправила тебя за решётку… остынуть… Готова съесть свои носки, что она так и сделает!..
Но похоже, ему всё-таки разрешили ехать со мной в больницу, потому что ещё я смутно помню раскачивающиеся стены кареты «скорой помощи», его сжавшееся в комок тело, как он издал громкий стон, как лохматая голова откинулась на белый пластик. Вряд ли Бастиан Каште рассчитывал попасть в меня.
- Цок-Цок…
Я встрепенулась.
- Что?
Бастиан вытер полотенцем запотевшие стенки трёх бокалов и поставил их по очереди на поднос.
- Ничего…
Чёрные глаза сузились. Его пальцы с треском смяли бумажку от чек-листа, и он, не глядя, бросил её в мусорное ведро.
- Твоё пиво.


V

87.9 FM.

Когда он находит "Kingdom Come", то ставит запись
И мозолистым пальцем жмет на "Play".
Увеличив громкость, он идет и наполняет свою кружку,
Позволяя барабанщику выбить из него боль, боль...
Сломленный, покинутый, что с тебя взять?
В потерянных чувствах он даёт записям звучать.

Pearl Jam


Что сегодня не так с этой радиостанцией? Soundgarden, Linkin Park, теперь ещё и Тим Берг, он же AVICII, пусть и в тяжёлой кавер-версии. Не иначе, как на Star FM Alternative наступил день смерти. Я потянулась к переключателю.

…Далеко...
Корабль несет меня далеко,
Далеко от воспоминаний,
От людей, которые волнуются, жив я или умер...

Так-то лучше. Никаких покойников.

Звездный свет...
Я буду преследовать звездный свет
До конца своей жизни…
Я не знаю, стоит ли это того....

Сверкающая рассыпь звуков взметнулась вверх и прокатилась волной от лобового до заднего стекла моего потрёпанного «жука».
День или два назад я смотрела этот видеоклип по одному из музыкальных каналов и не обратила бы на песню никакого внимания, если бы не эта тема для клавиш, вступающая на восьмой секунде и повторяющаяся четыре раза на протяжении всего трека. Я даже бросила жевать свой тост с джемом и навострила уши.

…Держать тебя в своих объятиях...
Я хочу просто держать
Тебя в своих объятиях...

Голос Мэттью Джеймса Беллами разнёсся по салону звонкой трелью, акцентируя внимание на слове «hold» - на «arms» же, напротив, дыхание певца успокоилось. Неплохой ход, Беллами.

…Мою жизнь...
Ты электризуешь мою жизнь.
Давай тайно сговоримся зажигать!
Все души умерли бы, только чтобы почувствовать это…

Как раз на этом моменте Мэттью быстрым движением сдёрнул с плеча висящую грифом вниз гитару и прикоснулся к её струнам.
Трудно поверить, что всё это они создают втроём. Морган Николлз, насколько я знаю, до сих пор не является официальным участником MUSE.
Доминик Ховард. Барабанщик.
Меня всегда поражало, как это люди, посвятившие себя ритм-секции, не путаются во всех этих своих штуковинах, и насколько же выносливым нужно быть, чтобы энергично лупить всё полутора-двухчасовое живое выступление. Наверное, поэтому на фотографиях они такие серьёзные и сосредоточенные. Улыбка мелькала разве что у их прародителя Ричарда Старки, он же Ринго Старр из Ливерпульской Четвёрки – да и то какая-то очень невесёлая.
Крис Уолстенхолм. Басист.
На видеозаписях он похож на буддийского монаха, застрявшего в вечной медитации, иногда, впрочем, впадающего в экстаз и машущего всем, чем только машется: грифом гитары, руками, волосами. Флегматический кач. Это про Криса. Мало кто знает, что иногда он играет на гитаре вместо баса, а также на клавишных, но очень редко и только на живых выступлениях.
Мэттью Беллами. Гитарист. Певческий голос - тенор.
Гитарист, иногда он же и певец, при всём моим уважении к прочим участникам музыкальных коллективов, это всё-таки как вишенка на пирожном, или начинка в пироге, до которой, наконец, добираешься, откусив несколько кусочков. Каждый из них – уникальная вселенная со своими законами и вероятностями.
Брайан Молко. Он быстрый, как шарик ртути, и непредсказуемый, как химическая реакция.
Андреас фон Хольст из Die Toten Hosen напоминает шахматиста, разыгрывающего свою партию. Ничего лишнего. Все ходы продуманны. Все решения взвешены. И ещё он левша.
Пер Хоган Гессле. Он мягкий, ненавязчивый и какой-то уютный… да, именно это слово. Как тёплый шарф или чашка рождественского какао с крошечными воздушными зефирками.
Мэттью Беллами. Своими голосовыми и гитарными модуляциями он напоминает вздымающуюся и разбивающуюся о берег морскую волну.
- … С вами были MUSE с треком “Starlight”, - радостно защебетал диджей, перебивая ход моих мыслей. – С вами я, Энди Акерманн. Не переключайтесь. После короткого выпуска новостей вас ждут Cake и Stereophonics…
Я улыбнулась. Энди известный болтун. Боюсь себе вообразить, сколько ему в действительности лет и как давно он засел в паутине берлинской радиостанции 87,9 FM, но то, что не менее пяти лет – точно. Четырнадцатилетней девчонкой я несколько месяцев была в него платонически влюблена и почти не отлипала от радио, когда шёл эфир с его участием.
Энди быстро прогнал короткий блок актуальных новостей и перешёл к тому, чему я каждое утро уделяю несколько минут своего внимания – астрологическому прогнозу. Может быть поведенческие моменты всё-таки определяют такие мелочи, как знак Зодиака?
А может, я просто мнительная и пытаюсь заранее обезопасить себя и подстелить соломки?
А может, я привыкла винить во всём внешние мистические обстоятельства: Луна не в той фазе или не в том созвездии, поэтому у меня сломался каблук, я забыла сдачу в супермаркете, опоздала на автобус и прождала следующий целый час – нужное подчеркнуть?
А может, хватит этих «может»?
- Овен. Нестабильный, двойственный день, он будет намного лучше, если вы сможете заранее его спланировать. Не рекомендуются перестановки в доме, начало новых дел, смена места работы или проживания. Постарайтесь избегать сегодня проявления негативных эмоций и агрессии.
Меня не очень интересует вся эта зодиакальная банда. Я слушаю прогнозы только для себя и Пираньи.
- Тельцы. Звездная обстановка сегодняшнего дня сообщает о надвигающихся фундаментальных изменениях в вашей жизни, и в общих словах говорит о том, что время застоя для вас кончилось, а оставаться на одном месте не получится, тем более, что ваше окружение давно находится в активном движении.
Тащиться в кильватере Зодиакального корабля очень обидно, приходится выслушать весь этот бред, прежде чем очередь дойдёт до тебя. Я где-то слышала, что в плане Фортуны меньше всего повезло Козерогам, а вот Стрельцы, наоборот, якобы ее «любимчики», по словам астрологов из-за того, что у них «много Солнца». Но это лишь очередная теория о непознанном.
- Козероги. Если сложившееся положение дел в этот день не будет следовать в правильном направлении, как вы предполагали ранее, это еще не повод для возможно развития худшего сценария в событиях. В скором времени вам могут сделать деловое предложение, что обещает более чем серьезное удовлетворение ваших амбиций. Началом к позитивным изменениям могут послужить как незначительные события, так и события глобального масштаба, например — переезд в другой регион, но главное то, что вам требуется доверять своим чувствам и с началом самих изменений вы сможете понять правильность выбранного решения.
По-моему звёзды в очередной раз что-то напутали. Я не собираюсь никуда переезжать и вряд ли мне сегодня предложат что-то, что обещает более чем серьезное удовлетворение амбиций.  Я и амбиции звучит необычайно эпично, примерно как «помидоры-убийцы» или «хомяки-вампиры». Мне всего девятнадцать, слишком мало, чтобы подцепить вирус карьеризма. Возможно, позже, после выпускных экзаменов в университете…
Энди подвёл итог:
- Итак, это был астрологический прогноз на сегодня, восемнадцатое сентября. Будьте аккуратнее, мальчики и девочки.
Буду, Энди.
- Точное время в Берлине девять часов семь минут. Температура за бортом двадцать два градуса выше нуля. В течение дня ожидается повышение до тридцати двух-тридцати трёх градусов. Осадков не предвидится. Вы слушаете радио Star FM – Maximum Rock, частота 87,9 FM. С вами я, Энди Акерманн. Не переключайтесь. После короткой рекламы вас ждут OASIS и Limp Bizkit.
Какой ещё OASIS? Энди, ты ведь обещал мне Stereophonics! Ах ты языкастый негодяй!

…Сегодня тот день,
Когда ты получишь ответ.
К этому моменту ты уже должна была
Понять, что тебе делать.
Я не верю, что кто-либо чувствует
То же, что я чувствую к тебе сейчас…

Я узнала песню при первых же звуках. Энди, хотела бы я знать, почему ты выбрал именно её и почему сегодня?

…Ходит слух,
Что огонь в твоем сердце погас.
Я уверен, ты уже слышала подобное прежде,
Но и у тебя самой не было сомнений:
Я не верю, что кто-либо чувствует
То же, что я чувствую к тебе сейчас…

- братья Галлахеры с каким-то садистским удовлетворением в голосах продолжают загонять меня в угол.
Это четвёртый раз за последние пять лет, когда я слышу «Wonderwall», но по какой-то странной случайности первые три связаны с крайне непростыми ситуациями в моей жизни.
Лето 2013 года.
Тогда от сердечного приступа умерла моя мать.
Весна 2016 года.
Похороны отца.
И, наконец, именно голос Лиама надрывался в кабине кареты «скорой помощи», доставившей меня в травматологическое отделение больницы Санкт-Хедвиг вечером третьего декабря.
Холод. Это первое, что я почувствовала, в очередной раз придя в себя – уже в приёмном отделении больницы. Вторым было чувство онемения справа
- Пиранья, ты придурок! – сказала я, с трудом ворочая языком.
Его выдал запах одеколона, поэтому, ещё не открыв глаз, я была твёрдо уверена: это Бастиан Каште склонился надо мной и прижимает лёд к моей побитой физиономии.
- Тебе бы сейчас в дешёвый ужастик… - я с трудом проглотила липкий комок. – Ну и видок у тебя!
Я начала истерически смеяться и тут же скривилась от боли. Ощущение, что я сунула голову в медный котёл, а кто-то незаметно подкрался, взял да ударил по нему палкой.
- Ты… напугала меня… - смуглые пальцы сжали мою руку, - …Аликс.
Кто кого тут ещё напугал.
- Мой гороскоп… - я облизнула губы, - конечно прогнозировал, что будет день ссор и конфликтов… Но я как-то не рассчитывала, что ты станешь кидаться пепельницами… Каште!
- Какой ещё гороскоп?
Вот теперь уже истерически смеяться начал он. Разрядили обстановку, так сказать.
Я снова скривилась. Больно.
- Лежи спокойно и не дёргайся… - всё ещё очень бледный Каште терпеливо вернул мне первоначальное положение и снова приложил лёд к пульсирующей болью правой стороне. - Ты здесь надолго.
- Не… - я опять сглотнула, - не утруждай себя… расслабься… я не собираюсь на тебя заявлять…
Цыганские глаза сузились. У него какой-то дьявольский талант выражать весь спектр эмоций, не дрогнув при этом ни одним мускулом.
- О своей заднице я и не думал даже! - он приподнялся, расстёгивая свободной рукой пуговицы на своём пальто. - Аликс… подержи, пожалуйста, эту чепуху…
Движением плеч он скинул чёрный кашемир и небрежно бросил его на свободное кресло.
- Ага… спасибо…
Похоже, его намерением было остаться надолго. Он и остался, пока не пришёл санитар и красноречивым жестом не постучал по циферблату своих часов. Но на следующий день, открыв глаза, первым, что я увидела, снова было его лицо, его лохматые чёрные волосы, его дёрнувшийся в странном подобии улыбки узкий рот.
- Доброе утро, Чугунная Голова.
И через день эта картинка повторилась.
- Разве тебе не надо работать? - спросила я.
Пиранья осклабился.
- К чертям собачьим это пиво и кофе вместе с ним! - безапелляционно заявил он.
Он навещал меня каждый день до самой выписки, и именно Пиранья приехал забрать меня из больницы.
Хотела бы я знать, окажется ли песня пророческой и в этот раз? Или я просто мнительная и связываю в закономерность обычное совпадение?

…Даже если ты одинок,
Дождь не льет каждый день,
Дождь не будет вечным.
Солнце выйдет из облаков…
Дождь не льет каждый день,
Дождь не будет вечным…

Пока я мысленно вернулась к тому последнему случаю, братья Галлахеры допели свою «Wonderwall», уступив место ню-металлистам P.O.D.
Энди, где твой Stereophonics в конце-то концов?


VI

Вибрации.

Но мне интересно, где же была ты,
Когда мне было тяжело,
Когда я был на коленях?
А ведь ты говорила, что прикроешь меня.
И интересно, где же ты была,
Если шла по дорогам, которые вели только ко мне?
Поэтому я иду по карте, которая ведёт к тебе,
Картe, которая ведёт к тебе.
Я ничего не могу поделать.
Карта, которая ведёт к тебе.
Иду, иду, иду к тебе…

MAROON 5


Когда я слышу имя Кристиан или встречаю на улице человека в тёмных очках и с белой тростью, я невольно вспоминаю о событии, произошедшем, когда мне было лет шесть или семь.
- С вами я, Кристиан Римельт.
Какая же у того, другого, была фамилия? Что-то связанное с птицами…
- Новости к этому часу…
В моей голове не зафиксировались подробности. Кажется, это было какое-то шоу. Что-то вроде «Невероятно, но факт!», но, может быть, я и ошибаюсь. Камера всё время показывала руки с длинными аристократическими пальцами, кажущимися ещё белее на фоне чёрного свитера, разложенные перед человеком карты и то, как он водил над ними ладонями. Я куснула свой бутерброд и спросила у своей матери, Лизль Тиетц:
- А почему у него такие странные глаза?
- Потому что он слепой, детка.
- Что такое «слепой»?
Мама терпеливо объяснила, что не все люди способны видеть, слышать или говорить. Иногда они такими рождаются. Иногда это происходит из-за болезни.
- А что он делает?
- Он смотрит руками.
- Как это - руками?
Мне странно, непонятно и дико слышать подобные вещи. Его ладони - длинные, узкие и подрагивающие - самые обычные. На них нет никаких глаз.
Кончик ручки заходил ходуном.
«Мне нравится музыка. Иногда я её слушаю. Есть даже несколько особенно любимых вещей».
«Слушаешь? Как это?»
И вот теперь нечто подобное я услышала в маленькой и чистенькой кухоньке своего нового знакомого.
«Сейчас…»
Алекс прижал ладонь к одному из динамиков и сделал мне знак последовать его примеру.
«Вибрации. Понимаешь?»

…Ты - мой последний вздох,
Ты для меня как глоток свежего воздуха.
Я опустошена,
Поэтому скажи, что я тебе не безразлична.
Ты - первое
И последнее, о чем я думаю,
В твоих руках я чувствую
Солнечный свет...

Конечно, это не то же самое, что слышать звуки обычного человеческого мира. Вибрации не передают мягкого перебора гитары и тембра голоса Рошин Мёрфи, но что-то в этом определённо есть. Они трепещут под моими пальцами, бьются, как маленькое сердце, чётко передавая меняющийся ритм танцевального трека.
…пум… пум… пум…
Если бы на минуточку можно было отключить голос Рошин, я бы в полной мере смогла бы это прочувствовать и, может быть, что-то понять… что-то очень важное.

…Отдайся этому моменту,
Сейчас - лучшее время,
Отдайся моменту,
Давай продлим этот миг...

 «Я к ним очень чувствителен. Иногда даже слишком».
Алекс Бахоффнер не открыл мне какую-то невероятную истину. Это называется компенсация: отсутствие одних физических способностей заменяется какими-то другими. Например, у слепых может развиться весьма острый слух, а у Алекса это вибрации. Я знаю и то, что обострённые чувства способны причинять боль, очень часто - почти невыносимую.
«Аликс, ты не голодна?»
Я покачала головой.
«Значит, выпьем кофе и поедем».
Алекс вдруг стал ниже.
- Что ты делаешь?
Держа в руках кружку, он опустился на пол, прямо на пёстрый, как попугай, коврик скрестил ноги и с невозмутимым видом попробовал свой кофе.
Хлоп. Хлоп.
Меня зовут присоединиться.
Нет. Нет, нет!
Почему - нет?
Хлоп. Хлоп.
Рука настойчиво погладила разноцветные полоски - красные, ярко-синие и жёлтые.
Ну давай, тут классно!

«Ты сумасшедший!» - я покрутила растопыренной пятернёй возле виска.
Совсем не немецкий жест, перенятый у бабушки, Анны Зоффкер, урождённой Вюстрих. Несмотря на ничем не выделяющуюся фамилию, бабушка была родом откуда-то из Граубюндена. Я руманши примерно на четверть.
Алекс кивнул.
«Я знаю».
Хлоп. Хлоп.
Иди сюда.
Только тут я заметила серебристую полоску на безымянном пальце правой руки. Когда Алекс успел надеть кольцо? Этой штуки ведь точно не было, когда он впустил меня в квартиру и отправился приводить себя в порядок. Кольцо здорово смахивает на обручальное. Интересно, женат ли Алекс? Ни в его чистенькой кухне, ни в прихожей я не обнаружила никаких признаков того, что в квартире обитает кто-то ещё, тем более женщина. В комнате я, впрочем, не была.
Алекс заметил, куда я смотрю.
«Нет, я одинок, если тебя интересует именно это».
Я почувствовала, что снова залилась краской. Алекс Бахоффнер просто дьявольски наблюдателен.
Тёмные глаза посмотрели на меня поверх чашки.
«Зачем же ты носишь это кольцо?»
«Это напоминание».
Карие глаза тут же отвернулись от меня и посмотрели куда-то в пространство.
«Напоминание?»
«Да. О вещах, которые лучше забыть».
Направляясь сюда, я не была уверена, что застану Алекса дома. Ведь он преподаватель, а им полагается учить по меньшей мере несколько раз в неделю, довольно рано покидать свои дома и нередко засиживаться допоздна в школе. Но он был первым, кого я увидела, втиснув своего «жука» в парковочное место, заглушив двигатель и выбравшись из машины. Я обнаружила Алекса повисшем на спортивном турнике и подтягивающимся быстрыми, я бы даже сказала отрывистыми движениями.
Эй, эй, Филин!
Я начала делать отчаянные знаки.
Лицо Алекса озарилось радостью, когда он увидел меня. Руки разжались, и рифлёные подошвы его кроссовок тяжело стукнули о землю.
«Здравствуй», - полураскрытые ладони сделали движение от бёдер к поясу.
Один из порядка десятка жестов, которые я знаю.
Алекс широко мне улыбнулся - и я улыбнулась ему в ответ. Указательный палец вытянулся и изобразил что-то похожее на маятник. Поразительно, насколько просты и понятны многие жесты. Даже такому непосвящённому человеку, как я.
- Посмотри!
Увидев, что показывали стрелки моих наручных часов, Алекс Бахоффнр удовлетворённо кивнул.
«Кофе?» - указательный палец и мизинец вытянулись, прочие же сжались в кулак, и Алекс сделал вид, что пьёт.
Искуситель.
«Пойдём», - он поманил меня за собой обеими руками.
Белая идеально отглаженная рубашка скрывает то, что представилось моим глазам, когда Алекс повернулся ко мне спиной и пошёл вперёд, показывая дорогу. Может, я чего-то не понимаю, но мне всегда казалось, что некоторые профессии, особенно учителя младших классов, запрещают какие бы то ни было эксперименты с собственным телом… Но плечи и лопатки Алекса оказались забиты орнаментом татуировки, изображающей крылья.
«Что за вещи?»
Алекс отрицательно покачал головой, и тут же сменил тему.
«Ты подумала над моим предложением?»
Теперь уже головой покачала я.
«Почему? Что тебя смущает?»
Я устремила взгляд в потолок - но, разумеется, ничего, похожего на ответ, там не нашлось - потом посмотрела на разноцветные полоски коврика - и они мне не помощники, почесала макушку и, наконец, нацарапала:
«Понимаешь… Такие серьёзные решения не принимаются сходу… Прости… мне нужно ещё немного времени».
Ореховые глаза пристально посмотрели в мои, затем Алекс отвёл взгляд, и ручка опять начала быстро заполнять страницу ежедневника аккуратными буквами с длинными завитками хвостиков.
«Аликс, если ты не готова или не хочешь принять моё предложение, зачем же ты приехала?»
Действительно, зачем?
«Аликс?» - скрипнув, вывела ручка.
«Потому что невежливо было держать тебя в неведении. Поэтому».
Я подумала и добавила:
«Я была уверена, что не застану тебя дома. И всё-таки я поехала».
«Ты могла просто написать мне сообщение».
Мне и в голову это не пришло. Я почувствовала, что мои щёки снова начали гореть.
«Продолжай смущаться, тебе это очень идёт… Ах, да, я ведь тебе уже говорил это».
Я вспыхнула.
Алекс Бахоффнер вне всякого сомнения дразнит меня.
«Послушай, раз уж ты здесь, почему бы тебе не поехать со мной? Разумеется, если у тебя нет других планов».
«Кто? Я?»
«Ты видишь здесь кого-то ещё?»
«Но… я же не могу… я могу?..»
Алекс кивнул.
«Я говорил о тебе директору Райнеке. Он поддерживает мою идею и будет счастлив с тобой познакомиться. Потом… мы могли бы позаниматься, если, конечно, ты всё ещё хочешь изучать язык жестов».
«Алекс, - спросила я, - почему ты так хочешь, чтобы я работала в твоей школе?»
«Потому что ты мне подходишь».
«О чём ты?»
Моё лицо снова стало предательски горячим. Алекс нарочно это делает - играет со мной, как кошка с мышкой?
«Первое, - Алекс нарисовал единицу и обвёл её в кружок. -У тебя неплохая база знаний».
Интересно, как он это понял насчёт моих гипотетических знаний?
«Второе. Ты легко находишь общий язык с кем угодно. И ещё ты быстро учишься новому. Ты обучаема».
В тёмных глазах заплясали насмешливые огоньки, и Алекс приписал:
А о чём подумала ты?»


VII

На языке жестов.

Это было только вчера -
Мои глаза пересеклись с твоими на улице.
Мы обменялись парой слов
И, попрощавшись,
Ушли в небытие.
Mammnnarghaassstmmetc!
Говори на моем языке!

The Cure


Я вздрогнула, когда чья-то рука легла рядом с моей.
- Ты напугал меня! Ой…
Я снова и снова совершаю эту ошибку: забываю, что мир Алекса Бахоффнера в плане звуков - абсолютный вакуум.
«Ты сумасшедший!» - я покрутила пальцем у виска.
Пухлые губы расплылись в улыбке, тёмные ресницы опустились, и он кивнул.
«Не возражаю против такой милой характеристики. Тем более от тебя, Аликс».
Это был странный насыщенный событиями день. Как Алекс и обещал, поехав с ним, я не пожалела о потраченном времени. Директор Райнеке оказался совершенно очаровательным мужчиной слегка за сорок, лёгким и приятным в общении - и как ни странно, слышащим. Впрочем, я ожидала чего-то подобного. Как я уже и говорила, школа Эшке считается учебным заведением для детей с ограниченными возможностями, но под её крышей можно встретить и нормальных, как преподавателей, так и учащихся.
- Мне очень приятно познакомиться с вами, Александра. Вы разрешите мне называть вас так запросто? Бахоффнер много о вас рассказывал. Прямо все уши прожужжал, если можно так выразиться…
Интересно, а как они общаются? Я имею в виду слышащих обитателей школы и особенных людей вроде Алекса. Должно быть, у них есть сурдопереводчики и хоть какие-то базовые знания в языке жестов.
- Я надеюсь, - я встрепенулась от звуков голоса Райнеке, - что, обдумав всё, вы, Александра, примете верное решение.
- Вы тоже верите в эту авантюру, господин Райнеке? - спросила я, прихлёбывая из фарфоровой чашки кофе со сливками, который директор любезно мне предложил.
- Зовите меня просто Петер.
Петер, значит.
- Почему вы так хотите, чтобы я вступила в ваши ряды, Петер?
Светлые глаза - что-то среднее между серым и зелёным - посмотрели на меня поверх чашки. Нас разделяет только письменный стол Райнеке, поэтому лицо директора очень близко. Интересная особенность… На радужке левого глаза три красноватые точки. Такое я прежде видела только у одного человека: у своего так называемого биологического отца. Когда он впадал в ярость, казалось, что точки увеличиваются в размерах и становятся ярче, ещё немного - и из них брызнет кровь.
- Потому что хорошими людьми и специалистами не разбрасываются. Алекс сказал, что вы изучаете детскую психологию, верно?
- Что?
- Александра, вы что, не слушаете меня?
- Простите, я задумалась.
Петер Райнеке терпеливо повторил свой вопрос.
- Я только студентка, - возразила я. - Второй курс. Я пока никакой не специалист и ещё долго им не буду.
- Но есть ещё человеческие качества, и им не учатся - их воспитывают в себе. Согласны?
На директорском столе идеальный, я бы даже сказала, педантичный порядок: все бумаги сложены ровными стопками и помечены разноцветными стикерами, скрепка - к скрепке, несколько печатей, ножницы в специальном чехле, ластик, степлер, пластиковый стакан с запасными ручками и парой остро заточенных карандашей. Монитор компьютера весь в ярких листочках-напоминаниях, чтобы не упустить даже самой незначительной мелочи. За спиной Райнеке расположился небольшой шкаф светлого дерева, но и там никакого творческого бардака: все папки подписаны и аккуратно расставлены по полкам. Здорово смахивает на военный парад и выстроившихся на плацу солдат. Мне стало смешно. У Петера Райнеке всё под контролем. Случись на Земле Апокалипсис - этот точно не пропадёт. Где-то я видела нечто подобное, причём совсем недавно. Ах да… На кухне у Алекса. Мне вспомнились выставленные по размеру тарелки и чашки, повёрнутые ручками в одну сторону. И моё удивление, когда Алекс приземлился на полосатый коврик на полу, скрестил по-турецки ноги и жестом пригласил меня последовать его примеру.
- Вы неплохо поладили с одним из наших учителей, - Райнеке кивнул в сторону Алекса, который отказался от кофе, не захотел сесть, отошёл к окну и задумался о чём-то своём. - Я больше скажу: вы понравились детям.
- Разве симпатия двух десятков маленьких человечков это какой-то весомый показатель? - возразила я.
- Почему вы сомневаетесь по поводу своих способностей? - Райнеке даже поцокал с досадой.
- Я не имею ни малейшего понятия о жизни… эээээ… неполноценных людей.
- Они такие же, как и мы с вами… просто… другие… - Райнеке как-то особенно подчеркнул это слово.
Алекс раскрыл свой ежедневник, перелистнул несколько страниц и, щёлкнув кнопкой на шариковой ручке, принялся что-то писать.
Райнеке вдруг заговорил о моей курсовой работе.
- В конце семестра вы должны будете предоставить курсовой проект, верно?
- Всё так, - я удивлённо подняла брови. - Но причём тут это?
Брось, Аликс, ты прекрасно знаешь, к чему он клонит. Это подло с твоей стороны, Петер Райнеке.
- Уже выбрали тему?
- Нет.
Сентябрь уже, считай, закончился, а я даже и не думала приступать к работе.
- Как же так, Александра?
Я пожала плечами.
Алекс у окна перестал писать и задумчиво погрыз кончик ручки.
- Ленитесь?
- Конечно же нет, Петер! Я просто не знаю, что мне исследовать. Абсолютно никаких идей. Пустота в голове. У вас такого не бывает?
- Боюсь, что нет.
Алекс поскреб в затылке, затем по-видимому ему в голову пришла какая-то новая мысль, и он застрочил с удвоенным усердием.
Директор сложил ладони домиком и заговорщически склонился ко мне. Разумеется, сейчас ты попробуешь зайти с другой стороны и предложишь мне использовать свою школу в качестве материала для исследования.
- Почему бы вам не затронуть проблемы коммуникации и методы обучения нашей школы? Согласитесь, это ещё один аргумент в пользу нашего с вами сотрудничества.
Как я и думала. Он будет убеждать меня тем или иным способом, пока не добьётся своего.
Я вспомнила утренний трёп Энди о деловом предложении, которое мне якобы могут сделать и которое должно удовлетворить какие-то мои амбиции.
- Вам так нужна реклама, Петер?
Он улыбнулся и сказал, что у меня своеобразный юмор, но он не в обиде.
- Вы же понимаете, Петер… Серьёзные решения не принимаются так просто. К тому же я учусь, и у меня даже есть что-то вроде подработки…
- Конечно, понимаю. И не тороплю. Подумайте. Загляните на уроки. Пообщайтесь с детьми. Наши двери открыты для вас.
Вот так запросто он впускает меня в этот их странный мир.
Директор допил кофе и перевернул чашку на блюдце вверх дном.
- Вот моя визитка, Александра. Пожалуйста, позвоните мне, как надумаете.
То есть возможность отказа он даже не рассматривает.
- Или сообщите через Бахоффнера. Договорились?
Щёлк.
Щёлк.
Из задумчивости меня вывел Алекс.
«Прости», - сказала я.
«О чём ты задумалась?»
Алекс наклонился, заглядывая мне в лицо.
«Так… ни о чём».
На меня пахнуло запахом разгорячённого мужского тела и дорогого одеколона.
Запах Алекса.
Сердце тут же подпрыгнуло и, быстро забившись, застряло где-то в горле липким и горячим комком.
Эта тупая боль мне хорошо знакома. Каждый такой приступ всегда начинается с неё.
«Аликс?»
Затем она переходит в удушье, и я теряю сознание.
Я сжалась в комок и инстинктивно подалась вперёд. Это происходит опять!..
«Что с тобой?»
Не стой так близко… пожалуйста…
Это происходит каждый раз, когда мужчина оказывается слишком близко, когда я чувствую его запах, когда ко мне пытаются прикоснуться…
«Ты такая бледная. Что не так?»
Пиранья единственный, кто ни разу не вызвал у меня подобной реакции. Почему-то. И ещё Ханно. Но мы знакомы с ним целую вечность, чуть ли не с детского сада.
Дыши глубже… успокойся… его здесь нет…
«Принести воды?»
Это Алекс… от него не может быть вреда…
«Аликс? Ты тут?»
Буквы пляшут перед глазами, и до меня не сразу доходит смысл написанного.
«Да… пожалуйста…»
Нависшая надо мной тень тут же сдвинулась, давящее чувство исчезло, и я наконец-то смогла вздохнуть свободно, полной грудью. Послышались шаги Алекса, затем треск, с которым он выдернул пластиковый стаканчик, и звук льющейся воды.
Есть ещё кое-что: сон, который мне иногда снится. В нём я переношусь в тёмную прихожую нашего старого дома где-то в районе Моабит. Я вижу зеркало и качающиеся в нём отражения - моё, входной двери, стен - и больше ничего, никаких деталей. Во сне я кладу ладони на мутноватую поверхность, я наклоняюсь вперёд, к точной копии себя… и вот тут происходит это: что-то со скоростью снаряда проносится мимо моего лица, задевая висок, и с силой ударяется в таинственно мерцающую поверхность, взрываясь фонтаном острых осколков. Я резко оборачиваюсь и вижу эти серо-зелёные глаза, так похожие на мои собственные, и три красноватые точки на радужке. В отличие от Петера Райнеке у Клауса Тиетца, моего отца, эта отметина была справа, а не слева.
Я подняла глаза и встретилась взглядом с незаметно вернувшимся Алексом. Он жестом указал на принесённую воду.
«Спасибо».
Ореховые глаза посмотрели на меня вопросительно. Мне следует как-то объяснить случившееся. Пока я думала, что и как сказать, Алекс снова взялся за ручку и старательно вывел:
«Должно быть это из-за чёртовой жары. Тепловой удар, так это, кажется, называется?»


VIII

«Дорогой дневник...»

Я раскрываю своё сердце, я замыкаюсь в себе.
Моя слабость в том, что мои чувства слишком сильны.
Шрамы напоминают мне о том, что прошлое – это правда.
Я раскрываю сердце для того, чтобы просто почувствовать…

Papa Roach


«Алекс, где ты хочешь сидеть? - я вопросительно развела руками. - Где в прошлый раз?»
Мой новый друг мягко покачал головой и указал на места в дальнем углу зала, возле окна, под тёплым абрикосовым светом ламп.
«Ты не голоден?»
«Позже, - вывела ручка. - Сейчас я хочу только кофе».
«Не можешь без него?» - я улыбнулась, и в ответ меня одарили такой же заговорщической гримасой.
«Как и ты!»
Алекс указал на мой свитшот с надписью Death By Caffeine на груди, который я накинула на себя, припарковавшись возле “Kauf Dich Gluecklich” и выйдя из машины.
Как и я.
Мой свитшот как бы парный к тому, что иногда надевает Пиранья. Кстати, именно Пиранья мне его и подарил. В прошлом году во время небольшой рождественской вечеринки, устроенной для персонала кофейни.
«Какой ты хочешь?»
Его губы снова расплылись в тёплой улыбке.
«На твоё усмотрение!»
«Да?»
«Да! Только пусть сделают чуточку крепче. Я немного устал».
«Тогда иди, занимай нам места, а я пока поздороваюсь и закажу нам напитки. Идёт?»
Вопреки моим ожиданиям за барной стойкой оказался Кунц.
- Привет, Аликс. Давненько я тебя не видел, - Ули Кунц затряс мою руку самым отчаянным способом.
Ему двадцать один, он учится журналистике и обожает экстремальное катание на горных лыжах и сноуборде. Вот, пожалуй, и всё, что я знаю о Кунце. Ах, да. Ещё я слышала от Моники, что он сын какого-то публичного человека, кажется, довольно известного писателя, и нарочно представляется этой своей незамысловатой фамилией. Впрочем, это только слухи. Они ходят в любом коллективе, неважно, большой он или маленький.
- Что ты опять с собой сделал?
У Кунца в отличие от Бастиана нет такого живописного бардака на голове, напротив, Ули всегда стильно подстрижен, но зачем-то - должно быть со скуки - упорно пытается экспериментировать с краской для волос. Иногда случатся досадные или забавные - это ещё как посмотреть - промахи. В последний раз это было в конце июня. Ули Кунц решил проставиться в честь очередных успешно сданных экзаменов и довёл всех до истерического смеха, явившись со стоящими торчком волосами, цветом скорее напоминающими сицилийский апельсин нежели естественную окраску.
- По-прежнему остра на язычок, да, Аликс? - на щеках Кунца заиграли ямочки. - Смотри, пожалуюсь Каште.
Я очень редко работаю с кем-то кроме Бастиана. С тем же Кунцем мы пересекались разве что в первые пару месяцев моей работы в “Kauf Dich Gluecklich”. Теперь это исключительно редкие междусобойчики в кофейне по случаю дней рождений или праздников. Бывает, что Кунц оказывается за стойкой, когда я забегаю перед учёбой выпить кофе и съесть свой тост. Вот, пожалуй, и всё. После истории с пепельницей и моей выписки из больницы как-то незаметно Пиранья начал оказываться всё чаще и чаще в одной смене со мной, пока не вытеснил остальных окончательно. Я даже не знаю точное количество барменов, работающих в кофейне, а двух или трёх из них вообще ни разу не видела. Они существуют для меня только в виде сухих фамилий в листке с расписанием.
Я вспыхнула.
- На что это ты намекаешь?
Кунц улыбнулся мне, как змея канарейке.
- Но он же за тобой это… присматривает?
Знает ли Кунц? Иногда он отпускает такие двусмысленные шпильки.
- Где он, кстати? Я думала, сегодня его смена?
- Он ушёл минут сорок назад. Сказал, что плохо себя чувствует.
Ба, почему же ты ничего мне не сказал? В этом весь он: не быть слабым, любой ценой.
Палец Кунца ткнул в сторону зала.
- Кто твой друг?
Глазастый какой.
- Наверное, я не должен стучать на тебя Каште?
- Он просто коллега.
- Откуда же он взялся этот твой просто коллега? Он не похож на студента.
- С неба упал. Он мой преподаватель.
На щеках Кунца снова появились ямочки.
- Аликс, дорогая, ты уверена, что учишься на психолога? Язык у тебя подвешен будь здоров!
Ожил принтер и выплюнул друг за другом два чек-листа. Кунц глянул на оба, отложил один из них в сторону и, протянув руку, взял гранённый бокал для мохито.
- Курсовой проект? - спросил он, прищурившись и изучая его на свет на предмет чистоты.
- И это тоже.
По-видимому Кунц не пришёл в восторг от результата, потому что пальцы тут же повернули тумблер, и он обдал бокал мощной струёй пара. Когда Кунц работает, он всегда встаёт сбоку, немного отклонившись назад и широко расставив ноги в стильных кожаных «найках». Он рассказывал мне, что однажды на заре своей карьеры бармена довольно серьёзно пострадал.
- Руку ошпарил? - спросила я.
- Ногу. Крутым кипятком. И ты будь аккуратнее. Насчёт человеческих запчастей Дорогой Бог, к сожалению, пожадничал.
В отличие от него Бастиан не боится таких мелочей, как вплеснувшийся кипяток, разбившийся на мелкие кусочки стакан или соскочивший и полоснувший по пальцам нож. От этих вещей не застрахован никто.
Кунц взял с кофемашины полотенце и принялся энергично протирать запотевшее стекло.
- Он будет учить меня языку жестов, - зачем-то объяснила я.
- Аликс… - Кунц, прищурившись, ещё раз поднял бокал над головой и удовлетворённо крякнул, - ты вообще когда-нибудь отдыхаешь? Я четвертую этих посудомойщиков!
Он откинул крышку ледогенератора и закинул в бокал несколько прозрачных кубиков.
- И вы, разумеется, не придумали ничего лучшего, чем прийти заниматься сюда.
Кунц натянул одноразовые перчатки и, разрезав лайм на четыре части, выдавил сок прямо на лёд.
- Мало нам, что ли, Эрика? - он яростно смял пучок мяты и отправил туда же. - Опять сегодня приходил. Просидел почти до половины первого. Пиранье пришлось выкинуть его на улицу, когда стало ясно, что нам не хватает посадочных мест.
Этот чернокожий студент ошивается здесь пять дней из семи, часами просиживая за одним из столов с кипой книг и одной-единственной чашкой капучино, исчезая только на период экзаменов и каникул. Как я поняла, он зарабатывает себе на жизнь, обучая молодых берлинцев, в основном девушек, французскому. Для “Kauf Dich Gluecklich” он настоящая головная боль.
- Кунц, за кого ты нас принимаешь? Мы обязательно что-нибудь закажем. Только сначала кофе. Сделаешь?
- Для тебя всё, что угодно, Аликс.
Похоже он успокоился. Главное не быть Эриком. А сколько мы собрались тут торчать и чем заниматься его мало интересует.
- Какой хотите?
- Два больших миндальных латте. В один дабл-эспрессо.
- Окей.
Принтер выбросил ещё один белый прямоугольник…
- Сразу после этих двух.
…а следом за ним - второй.
- Прости, трёх. Иди, садись. Я принесу. Десять минут. Да, десять.
Я застала Алекса всё за тем же неизменным занятием: ожидая меня, он снова раскрыл ежедневник и заполнял строчки своим красивым почерком, иногда прерываясь, бросая взгляд на оживлённую Шоссетрассе или поднимая глаза к потолку и покусывая кончик авторучки.
Я примостилась напротив.
«Подожди минуту», - рука поднялась ладонью вперёд, делая знак не мешать.
Я кивнула.
Судя по еле заметным пятнышкам чернил и слегка топорщащимся страницам, записная книжка в чёрном кожном переплёте заполнена чуть больше, чем на четверть. Что же у него там? Дневник? Но мне еще ни разу не попадались люди, способные заниматься подобными вещами на деловых встречах.
Похоже, что искомая мысль тут же пришла Алексу в голову - мой новый друг быстро добавил к написанному ещё несколько слов и, поставив наконец точку, поднял на меня свои тёмные глаза.
«Десять минут. Мой коллега немного занят. Алекс, извини».
«Не придумывай проблем там, где их нет. Ты что, куда-то торопишься?»
Нет.
«Ну давай… спроси уже у него!.. - мой злой гений, облачённый в красное, зевнул и лениво ткнул меня в плечо своими вилами. - Ты же хочешь этого, как и я, Аликс!..»
Не болтай ерунды!
«Ерунды, говоришь?» - глаза прищурились, и я получила ещё один тычок.
Прекращай уже!
«Спроси!..»
Второй, тот, что нимбом Невинности, почему-то отсутствует, и меня некому удержать от глупостей.
«Алекс, - сдалась я, - можно задать тебе вопрос?»
«Задавай», - Алекс кивнул.
«Ну вот видишь, не так уж и страшно это было!» - Бесёнок на мом плече нетерпеливо заболтал ногами, ожидая дальнейшего развития событий.
«Эта твоя книжка… просто ежедневник? Или ты записываешь какие-то важные вещи?»
Он постучал по подбородку кончиком ручки и ответил:
«Ты угадала. Тут важные для меня вещи».
Алекс стрельнул на меня глазами и приписал:
«И ты одна из них».
«Что ты такое говоришь?»
Маленький негодяй прыснул и тут же, уронив свои вилы, обеими руками зажал себе рот.
«Ты мой друг, разве нет? Значит, ты важный для меня человек».
Вот оно что. Я опять неправильно поняла.
«Я хочу что-то показать тебе… только тебе одной…»
«Что же это?»
«Знаешь… я пишу стихи… немного… - кончик ручки замер, раздумывая, и заплясал вновь. - Ты удивлена?»
«Я ожидала чего-то подобного».
«Хочешь послушать?»
«Как это - послушать?»
«Следи по тексту и смотри на меня. Я буду говорить медленно».
Он перелистнул несколько страниц и, придержав нужное место, развернул ежедневник ко мне. Мы так недолго знакомы, и он уже доверяет мне нечто сокровенное. Почему?

Представляешь, это не та вселенная…
Мы вышли не на той станции,
Сели не в тот состав,
Не в тот поезд, не в тот вагон.
Не на ту койку поставили чемоданы и чайник,
Не теми словами обмолвились с проводником
Или вообще зря сидели в молчании…

Он остановился и вопросительно посмотрел на меня.
Пожалуйста, не останавливайся!
Он кивнул и, немного расслабившись, продолжил:

За окном пролетал не тот пейзаж,
Чужие холмы, города и поселки.
Машинист крутил свои вентиля, испачкавшись сажей,
А мы засыпали, не раздевшись, на бельишке казенном…

Происходящее кажется мне странным, запутанным, ирреальным и, от того, что не произносится ни единого звука, немного пугающим.
Представляешь, это не та вселенная.
Здесь люди не те, не те чувства.
Нас обманули, только пока что не понял где…
…где…

«Аликс… мне перестать?»
«Нет, пожалуйста, продолжай! Я хочу дослушать твою историю до конца… досмотреть».

Наверное зря ходили с тобою по средам к врачу.
Он говорит, что ты плод моего воображения,
Что я тебя выдумал, чтобы хоть с кем-то общаться.

Пальцы Алекса, быстро указав в мою сторону, прикоснулись к вискам. Должно быть там у него и находится это самое воображение, чьим плодом я по его мнению являюсь.

Выступали от его речей пламенных капельки пота на шее,
А ты шепнула мне: "Пойдем-ка отсюда, уже полдесятого".

Ресницы Алекса взметнулись, и он подался вперёд, наклонившись ко мне. Что с его глазами? Они сияют странным лихорадочным блеском, а зрачки просто огромные.
Пожалуйста, не смотри на меня так.

Понимаешь, мы просто сели не в свой вагон,
Родились не в то время, не в том полушарии.
Нажили себе друзей, хотя хотели врагов
И наоборот… так даже чаще случалось.

Он развёл руками. На лице одновременно отразились недоумение, беспокойство и страх.

Сотрясался воздух в пустом ободранном зале…
Эй… ты где? Ну куда же ты делась?
Доктор качал головой… и не было ни лекарства ни средства…

«Алекс, - спросила я, как только он закончил, - когда ты это написал?»
«Сегодня. Пока вы общались с директором Райнеке… И? Что скажешь, Аликс?»
Его ладони сложились домиком, и он устремил на меня свой взгляд.
«Твои стихи… необычные…»
«Скажи, тебе… понравилось?»
«Очень!»
Я не кривлю душой.
Его рот приоткрылся, обнажив влажную полоску зубов, и беззвучно произнёс какое-то короткое слово.
«Что, прости?»
Он заговорщически приложил палец к губам и, улыбнулся.
«Пожалуйста, Алекс, почитай ещё!»
Вместо ответа он поднял голову и посмотрел на что-то за моей спиной.
- Кому с двойным эспрессо?
Несмотря на глухоту реакция у Алекса гораздо лучше моей - я не заметила, как Кунц подкрался к нам. Прошло меньше обещанных десяти минут.
- Ему, - кивком указала я.
- Может, всё-таки хотите подкрепиться?
- Это Пиранья велел тебе гнать любителей дремать над одной чашкой кофе?
- Твоё остроумие работает без выходных, Аликс, - осклабился Кунц.
«Алекс, ты не голоден?» - нацарапала я.
Алекс прочёл мой вопрос, взял у меня ручку и ответил:
«Минут через двадцать, хорошо? Я бы съел что-нибудь рыбное».
«Сэндвич с тунцом?»
Он одобрительно поднял вверх палец.
«Великолепно!»
- Кунц, сэндвич с тунцом для моего коллеги, а мне французский омлет. Минут через двадцать. Договорились?
- Понял тебя.
На меня Ули Кунц не смотрит - всё его внимание приковано к моему спутнику. Я не сомневаюсь, что Кунц всё-таки сдаст меня Пиранье со всеми потрохами. Они дружат, насколько это возможно.
- Так он в самом деле того…
- Да. Ну что, насмотрелся? Проваливай уже!
Алекс проводил его взглядом, а потом вопросительно посмотрел на меня.
«Что не так с этим парнем? Что он тебе сказал?»
«Ничего».
«Прости, но ты такая… розовая».
«Он иногда совершенно не следит за языком».
Наши губы синхронно обхватили трубочки.
Ули Кунц, я прощаю тебе твои выходки, ибо твой латте выше всяких похвал! Но к сожалению, до уровня Пираньи ты по-прежнему не дотягиваешь - его кофе в отличие от твоего с характером.
Похоже, что Алекс такого же мнения - на его лице появилась задумчивость. Он пытается распробовать и понять, нравится ему или нет.
«Что-то не так?» - спросила я, улыбаясь.
«Этот кофе… он какой-то… другой?»
«Тебе не понравилось?»
«Нет, он отличный, но чего-то не хватает… капельку… Аликс, почему ты улыбаешься?»
«Мы мыслим одинаково!»
Его чувственные губы тоже расплылись в улыбке.
«Стихи», - напомнила я.
«Ах, да! Сейчас…»
Пальцы Алекса вновь зашелестели страницами.
«Ты помнишь, что делать?» - он придержал нужное место.
Я кивнула, и он начал:

…И как Маяковский любил Лилю Брик,
Как Пушкин свою воспевал Натали,
Как Сид писал с матами строки о Нэнси…

Я глупо захихикала. На лице Алекса отразилось замешательство.
«Эй, что такого невероятно забавного я сказал?»
Своим смехом я задела его чувства.
«Нет, нет! Я смеюсь не над тобой!»
«Над чем же?»
«Прости, но… Сид Вишес!»
«Что - Сид Вишес?»
«Ты хоть знаешь, кто он такой?»
«Эээ…слегка эпатажный музыкант?»
«Алекс, бери выше, он был чокнутым!»
Я снова сложилась пополам от смеха.
«Аликс, ну что не так с моим стихотворением? Хочешь, закончим на этом?»
«Нет, нет! Пожалуйста, читай дальше!»
«Я не могу. Ты надо мной смеёшься!»
«Да нет же, не над тобой! Я смеюсь над стариной Сидди!»
«Нет, хватит!»
Он потянул к себе ежедневник.
Какой же ты упрямый, Алекс Бахоффнер!
«Алекс… подожди… ну послушай!..»
«Нет!»
Мне пришлось включить всё своё красноречие.
Я не думала.
Я не хотела.
Уверяю тебя, всё дело в старине Вишесе!
«Да?» - тёмные глаза с сомнением заглянули в мои.
«Да!»
Его пальцы наконец расслабились и взгляд потеплел.
«Ладно, Аликс. Но если ты опять засмеешься…»
Нет, нет! Ну расскажи же, признался ли ты объекту своей страсти. Ты ведь говоришь о себе?
О себе. О ком-то из своих друзей. О ком-то невсамделишном. Какая разница?
Никакой.
Он хотел стреляться - как Пушкин.
Он хотел вдыхать и колоть себе красивые наркотические сны - как ты его назвала?
Старина Сидди.
Он хотел упасть в пропасть безумия - как тот футурист… ну этот… как его…
И отрезать себе что-нибудь по его мнению ненужное? Ван Гог не был футуристом.
Нет, ты что. Это же история о любви, а никакой не фильм ужасов! Футурист… импрессионист… ещё какой-нибудь -нист… Что ты придираешься? Разве так уж важно?
Нисколечко.
Итак, он хотел забыться, исчезнуть с концами, но у него из головы не шёл её образ. Ему ничего не хотелось - ни есть, ни пить, ни спать, ни жить.
Да он с ума сошёл!
Точно! Он помешался! Он только и делал, что курил без конца и писал, писал, писал… Пока не заканчивались чернила и листы бумаги…
Какая печальная история! Разве ты куришь?
Оооо… это для драматического эффекта! Нет. Лучше дышать полной грудью!
Вот бы все курильщики были такого же мнения и не превращали своим дымом простое ожидание общественного транспорта в пытку.
История Алекса между тем подошла к концу.

...и ведь Маяковский сейчас не спит, а пишет о милой своей Лилит,
А Пушкин сквозь серость небесных плит у милой Наташи в руках сопит;
И небо ночное расчистил Сид, для Нэнси читает стихи навзрыд...

«Аликс, чему ты опять улыбаешься?»
«С юмором у тебя всё, как надо!»
«Он помогает пережить многие вещи».
Алекс снова поднял глаза и посмотрел на что-то за моей спиной.
Кунц, чёрт бы тебя побрал!
- Что-нибудь ещё, Аликс? Может, кофе повторить?
«Алекс, хочешь ещё кофе?»
«Позже, после еды».
- Попозже. Минут через пятнадцать.
«То же самое?» - спросила я.
Алекс пожал плечами, встал и сделал жест, как будто моет руки.
Конечно.
- То же самое.
Перевернув поднос и держа его на животе, Кунц продолжает маячить возле нашего стола.
- Чего тебе? Кунц, ты всё равно от меня ничего не услышишь. Проваливай, не будь занудой.
Мигнул экран моего мобильного телефона.
«Ты сегодня не пришла пить кофе. Почему?»
Вот Дьявол!
«Эй, а причём тут я?» - обиделся мой злой гений.
У меня было ощущение, что я о чём-то забыла, не сделала что-то очень важное… Отправившись к Алексу, я не совершила его - ритуал, ставший ежедневным на протяжении последних девяти месяцев. По меньшей мере четыре раза в неделю перед занятиями я заглядываю в “Kauf Dich Gluecklich”, чтобы выпить большой миндальный латте и съесть хрустящий тёплый тост с вишнёвым джемом, который я просто обожаю. Студенту такая калорийная бомба с утра помогает проснуться, запустить и прогреть движок, мозги то есть. Ну а с вечера пятницы и по вечер воскресенья я присутствую здесь в качестве официанта, приходя на полчаса раньше, чтобы насладиться своей порцией такого кофе, что умрёшь, а иногда - если Пиранья в настроении - то двумя или даже тремя.
Первым, что я почувствовала утром четвёртого декабря, проснувшись, но ещё не открыв глаз, был сильный аромат кофе.
- Доброе утро, Чугунная Голова.
Лицо Пираньи склонилось надо мной, а узкий рот дёрнулся в подобии улыбки.
- Посмотри, что у меня для тебя есть.
Зашелестела бумага. Приподнявшись на локтях, я с изумлением увидела, как он подобно фокуснику выудил салфетки, два стаканчика с кофе и сэндвичи.
- Вишнёвый джем, верно?
- Как ты узнал?
Бастиан хихикнул.
- Пришлось кое-на кого надавить. Слегка.
Значит, Моника.
- Давай помогу.
Поддерживая меня, он помог мне сесть.
- Прозит, - он сделал глоток, замер, и его лицо приобрело выражение, как у наркомана, вколовшего, наконец, дозу.
Чёрные глаза раскрылись.
- Попробуй.
- Мне же нельзя.
- Почему это?
Быстрым движением он убрал непокорную прядь волос за ухо, но она тут же выпросталась обратно.
- Ослабший организм. Специальная больничная еда. Всё такое.
- Мы никому не скажем. Ну давай… - чёрные глаза сузились. - Это то, что тебе сейчас нужно.
Экран ожил снова.
«Цоки?»
«Ба, прости! У меня была деловая встреча».
«Разве ты сегодня не на занятиях?»
Мне не нравится этот его допрос.
«Нет. Прости, что не сообщила!»
«В следующий раз сообщай».
Экран мигнул.
«Мало ли что может случиться».
Через секунду пришло ещё одно сообщение:
«Я так и подумал. Курсовой проект, верно?»
«Да».
«Не переутомляйся. И не сиди за книжками допоздна».
«Не буду».
И всё. Экран снова стал чёрным и безжизненным. Опять ни слова про плохое самочувствие.
Нас поймали почти что сразу.
- Умница. Какая хорошая, какая послушная девочка! - Пиранья стрельнул на меня своими цыганскими глазами и, высунув язык, смачно слизнул с пальцев потёкший джем. - Давай, укуси это!
- Молодые люди, чем это вы тут занимаетесь?
Мы не услышали, как в палату проскользнула медицинская сестра.
- Чёрт, леди! Вы меня напугали!
Пиранья наклонился и поднял двумя пальцами упавшую половинку сэндвича.
- Это вообще-то был мой завтрак! Где у вас тут это… мусорное ведро?
- Там. И перестаньте ломать комедию. Я всё видела. Если подобное повторится, вас больше не допустят к пациенту. Вы поняли?
- Да… - он сощурился и прочёл имя на форменном бейдже. - Госпожа Небель. Вот вредина! - сказал он, когда медсестра вышла, оставив, впрочем, дверь открытой. - Аликс, на твоём месте я бы наградил меня за подобное унижение!
- Не дождёшься, Каште!
- Жестокая!
Оказывается, он из тех людей, чей цвет глаз может меняться в зависимости от настроения или самочувствия. С чего я взяла, что они чёрные? Они карие, но очень своеобразного оттенка, вводящего в заблуждение.
- Что такое, Аликс?
Янтарные глаза широко раскрылись, и блестящий чёрный зрачок тут же сузился. Скорее всего дело просто в освещении - нет здесь никакой мистики.
- Что ты на меня уставилась, как на витаминку?
- Прости?
И ещё… когда Бастиан Каште перестаёт вести себя, как псих, и корчить рожи, у него может быть очень приятное лицо.
- «Ты смотришь на меня, как на витаминку», - не успела я так подумать, как узкие губы Бастиана раздвинулись, обнажив мелкие острые зубы, за которые он и получил своё прозвище. - Это было у Incubus.
Я призналась, что не знакома с творчеством данной группы.
- Ооо… - смуглые пальцы с ногтями, покрытыми угольно-чёрным лаком, трагически прикрыли глаза. - Ты разочаровываешь Бастиана, девочка!
Пальцы раздвинулись, и тёмные глаза стрельнули на меня.
Он опять вылил на себя пропасть одеколона, и этот запах почти оглушает.
- Уйди от меня, чёртов фанат Kenzo! - я толкнула Пиранью в грудь. - Дышать невозможно!
- Острая ты на язычок, да, Аликс? - смуглые пальцы схватили мою руку и сжали, словно клещами, а глаза тут же утратили блеск, превратившись в два чёрных провала.
Нет, похоже свет здесь всё-таки ни при чём. Они у него действительно, как хамелеон, меняют цвет, когда он злится или, наоборот, в расслабленном состоянии.
- Боюсь, мне придётся заняться твоим воспитанием!
- Не трудись, Каште.
Он наклонился к самому моему лицу и сказал мне на ухо:
- Я всё равно приручу тебя, как ты ни ершись!
- Ой… - я вздрогнула, когда вернувшийся Алекс сел на своё место и его лицо замаячило прямо передо мной.
«Ты меня напугал».
«Какие-то неприятности?» - его взгляд упал на мой телефон. 
«Нет, всё в порядке», - я широко улыбнулась и убрала гаджет в сумку.
«Точно?»
«Точно!»
Алекс развернул приборы и, отрезав небольшой кусочек от сэндвича, положил его в рот и задумчиво пожевал.
«Что-то есть… расхотелось… - он положил вилку и нож на тарелку и отодвинул её от себя, покачав головой. - Аликс, можно я тоже задам тебе один вопрос?»
«Какой?»
«Скажи, а кто этот парень?»
«Какой парень?» - не поняла я.
«Тот что за барной стойкой. Нет, не этот. Другой. Который со странной причёской. Он твой друг?»