Б. Цыбиков. Тугулдур-тайша. Глава 4

Глава четвертая

Во время казни несчастного Нэлбэнэй Сэсэгтэ особенно усердствовал кряжистый и краснолицый Шобогор, сын Урбанэй Дэлгыра. Окровавленная лоза в его руках мелькала непрестанно. Шобогор не успевал вытирать с лица обильный пот. Надо было показать себя начальству, которое должно было заметить только его усердие! Только его! Он часто оглядывался на разряженных начальников, которые наблюдали за казнью с высокого крыльца управления. В глазах Шобогора мелькали разноцветные сапоги, кушаки, халаты, расплывшиеся лица… «Тайша приехал издалека. Ближний черт лучше дальнего бога… Пусть меня заметит наш старший зайсан. Пусть он меня оценит, тогда  можно будет жениться на его красивой дочери Галтэхан. Стану его зятем и скручу в бараний рог всех начальников вместе с их писарем Тугулдуром…»
Вдруг сквозь пот, застилавший глаза, он заметил Галтэхан, которая направлялась к берегу реки, в заросли кустарников, куда совсем недавно отправился и Тугулдур. Желающих показать начальникам свое усердие было много, и Шобогор, отставив лозу, попытался незаметно выбраться из толпы. Но наткнувшись на суровый взгляд Намжил-зайсана остановился. Ожесточившись, он снова взял лозу и начал бить обезумевшего от боли Сэсэгтэ еще сильнее. Обидные мысли мелькали в голове с быстротой свистящей лозы…
«Э-ээ, бурхан, какой же я несчастный! Вместо того, чтобы бить этого ду-рака, я мог бы дать приказ слугам и стоять вместе с начальством на высоком крыльце! Или гулять вместе с Галтэхан по берегу Агинки!» Он оглянулся и увидел, что начальники куда-то ушли, на крыльце было пусто. Душа покинула окроваленного Сэсэгтэ, и он лежал совершенно бесчувственный. Толпа стала расходиться…
Шобогор отбросил лозу и, вскочив на гнедого, направился следом за де-вушкой. Разгневанный, он пробирался сквозь густые заросли и вдруг услышал голоса. На лужайке стояли, обнявшись, Тугулдур и Галтэхан. От неожиданности Шобогор опешил и онемел. Растерявшись, он непроизвольно закашлял и быстро развернул коня. Кусты затрещали. Парень с девушкой вскрикнули и кинулись бежать.
Обида душила Шобогора, он нахлестывал коня и злобно шипел:
– Хотел стать писарем зайсана, чтобы жить с начальством, но Мунхын Тобо сказал, что его сын Тугулдур грамотнее меня. Он стал писарем! Теперь он же отобрал у меня невесту! Погоди, щенок, я проучу тебя!
Рассвирепевший от обиды Шобогор проскакал по дороге и врезался в заросли тальника. Спрыгнув с коня он с шумом повалился в траву… Годы уходят, он отметил уже свой двадцать восьмой Белый Месяц. Домашние одолели: требуют жениться, обзавестись юртой и детьми. Но где он возьмет жену, которая пришлась бы ему по нраву? А ему надо жить с красивой высокородной женой рядом с высокородными ноенами. Сегодня он усердствовал во время казни  дурака из низкого рода Сэсэгтэ. Но будет ли от этого толк? Ведь в то время, пока в его руках свистела лоза, Тугулдур увел его невесту в кусты?
Скрипя от ярости зубами и ломая кусты, Шабогор катался по траве и бил землю огромными кулаками, рычал и плакал от обиды… Года два назад, рано утром после гулянки, Шобогор, проезжая мимо стойбища Намжил-зайсана, в раскрытой двери летнего амбара увидел спящую Галтэхан и чуть не ослеп. Она спала совершенно обнаженной! Стройные ноги, круто изогнутые бедра, яблоки белых грудей – все тело девушки манило и соблазняло мужчину! «Она будет моей!» – решил тогда своенравный и хитрый Шобогор. И вот теперь…
Вспомнив обнаженную Галтэхан, парень очнулся и, повернувшись на спину, поглядел на небо, по которому плыли серые и белые облака, а издалека, погромыхивая, надвигалась огромная чернеющая туча. Она властно притягивала к себе другие облака, пытаясь обложить все небо. 
– Я тоже, как и эта туча, проглочу таких щенков, как Тугулдур, – уже спокойно и решительно сказал самому себе Шобогор и встал, готовый к действиям. Ноздри его плоского носа широко раздувались и трепетали, редкие усы над верхней губой шевелились. Он зло сплюнул сквозь желтые зубы и направился к гнедому.
Тусклое пятно солнца за тучами катилось к закату. Надо было ехать до-мой, хорошенько поесть, отдохнуть и вечером отправиться в путь, чтобы выяснить окончательные намерения Тугулдура и Галтэхан. Как часто они встречаются, насколько сблизились? Знает ли об этих встречах Намжил–зайсан и как он относится к Тугулдуру? Подтянув ослабевший кушак, Шобогор тяжело взобрался на гнедого и отправился к сопке Обото, где стояли юрты его отца и матери, Урбанэй Дэлгыра.
Глава семейства Урбанэй Дэлгыр знал монгольскую и русскую грамоту, с молодых лет работал писарем зайсана. Постарев, он покинул службу, занялся  детьми и домашним хозяйством. Грамотный человек в степи – большая редкость, никто в округе не мог соперничать с Дэлгыром в красноречии и знании законов. Конечно, он стал обучать своего сына с малолетства. Но природа, одарив самого Дэлгыра тягой к знаниям, обделила его сына. Учиться Шобогор не хотел, да и не мог. Долго бился Дэлгыр, пока не понял, что его сын обыкновенный тупица. Но Шобогор быстро пристрастился к картам и легкой наживе. И дружил с такими же парнями. А это – прямой путь к беде. Потому и не знали покоя отец и мать великовозрастного детины.
Одолеваемый жгучей ревностью и обидой, Шобогор еле–еле дождался сумерек и отправился к юрте Тугулдура. Собаки не лаяли, было тихо. Припод-нявшись на цыпочки, детина долго прислушивался, потом опустился на колени и, приподняв войлок, вгляделся. В юрте перед божницей и на столике тускло горели лампады, Галтэхан не было. Тугулдур сидел на низенькой кровати перед столиком и быстро–быстро писал. Пламя высвечивало его смуглое лицо. Иногда карандаш замирал, и тогда Тугулдур поднимал голову и задумывался, отрешенно смотря на решетчатые стены. Шобогор замер.
  Закончив писать, Тугулдур внезапно встал, подошел к божнице, прокрутил ось молитвенного барабанчика, потом, наклонившись, вытащил откуда-то сверток, обернутый желтым шелком. Шобогор заерзал и навострил ухо. Тугулдур развернул сверток, вытащил оттуда отсвечивающую золотом субурган-ступу и поставил на свой столик. Субурган был высотой с вершок и шириной с полвершка. Шобогор почти перестал дышать!
Тугулдур бережно вытер чистой тряпкой субурган, поставил его перед божницей и, отойдя, долго смотрел на блестящий субурган, на позолоте которого плясали блики от лампады. Потом писарь расстелил перед божницей кошму, встал на колени и, сложив над головой ладони, стал молиться в сумерках юрты, шепча слова священной мантры. Закончив молитву и получив благословение от богов, он снова взял в руки ступу и она засияла сказочным золотым сиянием. Шобогор чуть не вскрикнул от радости и изумления, решив, что это тот самый золотой Шодон-субурган, о котором так много говорят люди в степи! Руки его задрожали, он чуть не выпустил державший конец войлока.
Он долго наблюдал за Тугулдуром, который прятал сверток, отметил место и только тогда, опустив на землю войлок, отполз от юрты писаря. Но снова остановился и задумался. «Конечно, субурган из чистого золота! Но какая в нем заключена тайна? Его изготовили в Тибете, а привез сюда Мунхын Тобо, отец сопляка Тугулдура. Люди говорили, что субурган должен был служить всем, но никто не знает, где он хранится! А потом пошли слухи, что сын Мунхын Тобо стал быстро овладевать грамотой и знаниями. Наверное, ему помогли в этом молитвы перед субурганом… Кто бы мог разгадать эти загадки?» С такими тревожными думами Шобогор направился было к юртам торговца Манжур Дугара, но вдруг встал, как вкопанный. Осенило: «Помочь мне может только старый волк Мухуев Намжил-зайсан, мой будущий тесть!» И он решительно зашагал в сторону стойбища сурового зайсана.
«Сопляк Тугулдур, до этого времени ты один владел силой золотого бурхана, стал ноенчиком, подружился с дочерью зайсана, никому не открывал своей тайны. Но я увидел своими глазами, как ты молился золотому бурхану! Теперь я схватил за поводья твоего воздушного коня и не дам тебе далеко ускакать! Этот Намжил-зайсан дома похрапывает или тужится набить свой желудок в кухонной юрте? Интересно, где сейчас его дочь?» Запыхавшись, одолеваемый думами, Шобогор открыл дверь правой юрты зайсана и переступил через порог.
Грузный Намжил-зайсан сидел в хойморе, северной – почетной стороне юрты, на низенькой кровати, водрузив на плоских нос круглые очки в железной оправе, и при свете лампады читал письмо. Несколько вскрытых пакетов лежали перед ним на столике. Видимо, Шобогор явился не вовремя. Оробев, детина робко поздоровался:
– Мэндэ, Намжил-ахэй.
Зайсан, набычившись, поверх очков, взглянул на вошедшего, потом не то узрев для себя пользу или еще что-нибудь приятное для себя, неожиданно подобрел, отложил письмо и снял очки.
– Мэндэ, мэндэ. Ты ли это, Шобогор?
Шобогор облегченно вздохнул и, сняв шапку, заговорил смелее:
– Я это, Дэлгырэй Шобогор. Дело у меня к вам. Можно?
– Почему же нельзя. Да что же ты стоишь у двери. У тебя что – штаны деревянные? Проходи, присаживайся. – Насмешливо и в то же время ласково проговорил зайсан. – После праздника все хотел поговорить с тобой, да никак времени не было. Молодец, что помог нам поймать этого негодяя Нэлбэнэй Сэсэгтэ. Умеешь держать лозу, молодец!  Дай–ка мне во-он ту плеть с камышовой рукояткой.
Шобогор быстро снял с решетчатой стены длинную плеть и подал зайса-ну. Не вздумал ли старик пройтись по его спине витым ремнем?
– Хороша плеть, желтая, как золото, длиной в алдан! Смотри – эти укра-шения, бронзовые божки, плиты ароматного чая, хвосты яка, раковины, шкуру барса, плеть – подарил мне наш главный тайша Галсанэй Дэмбэл. Он сказал, что скоро я займу пост выше зайсана. А эту плеть я дарю тебе, Шобогор! Если и дальше будешь служить мне также верно, как в эти дни, то найду для тебя подарки и побогаче. Держи!
С этими словами словоохотливый старик вручил опешившему Шобогору плеть с длинной камышовой ручкой. Но на этом счастье детины не кончилось.
– Погоди, погоди. Стой! – приказывал ему старший зайсан, наливая в чашку молочную водку, – вот, осталось от щедрот тайши. Прими!
Он подал парню чашку, в которой тускло мерцала водка, которая тут же была выпита онемевшим от счастья гостем.
– Ну, Шобогор, теперь выкладывай с чем пришел. А то уже поздно, спать пора, – подвел итог своей расторопности Намжил-зайсан и, снова сев на кровать, приготовился внимать. – Сиди, сиди.
– Намжил-ахэй, кто лучше вас знает наши традиции и обычаи? Вы хоро-шо управляете родами и держите в строгости всех служивых людей. Вот я и пришел к вам. Кому я больше пойду, как не к вам!
– Ладно, ладно, не виляй. Поточнее! – Прикрикнул довольный похвалами старший зайсан.
– Я слышал, что у этого сопляка, Тугулдур-писаря, есть золотой субурган.
– Большой? – старший зайсан Мухуев привстал с места и уставился на гостя.
– Высотой с вершок, а шириной около полвершка.
– Ты сам видел или врешь, несчастный, спьяну?
– Сам, сам видел. Вот этими двумя глазами! – горячо зашептал, кланяясь, Шобогор, тыча пальцами в свои глаза.
– А ты видел куда он спрятал субурган, – тоже перешел на шепот Нам-жил-зайсан.
– Он прячет его под божницей, в маленькой тумбочке.
– Понял! – вдруг резко остановил Шобогора Мухуев и задумался. Потом заговорил мягко и доверительно:
– Слышал я кое-что об этом субургане. Мое имя упомянуто в царском указе, меня просят пожаловать на праздник главного тайши. Сегодня пришел пакет. Туда нельзя ехать без подарков.  Неплохо бы привезти золотую вещь! Ты меня понимаешь, друг Шобогор?
– Подарок хоринскому тайше… – Шобогор начал от счастья заикаться и даже привстал с места.
– Погоди, погоди. Слушай меня внимательно. Про наш разговор – никому ни слова. Понял?
– Понял! Буду нем, как скот в шапке, – закивал детина, обрадованный только тем, что решает важное дело с самим зайсаном.
– Эту штуку надо любым способом прибрать к рукам. Подумай хоро-шенько, как это сделать.
– Подумаю. Сделаю, Намжил-ахэй.
– Ай да молодец! Мужик. Будешь верно служить – далеко пойдешь. Мне нужны будут крепкие мужики для поездки в Хойто-Хори. Принесешь мне золотую вещь – возьму тебя в свиту.
Шобогор встал и выпрямился, ноги его дрожали, язык заплетался.
– Намжил-ахэй, верьте и надейтесь на меня, – только и выговорил он.
Намжил-зайсан видел, что парень говорит искренне и, расчувствовав-шись, высказал свои заветные мыслишки:
– Золото будет разное. Я сейчас высверливаю оглобли своей телеги, тай-ники делаю. Если дело выгорит, то, может статься, я сравняюсь с главным тай-шой – сам стану агинским тайшой. Тогда я непременно назначу тебя на хоро-шую и почетную должность… Ладно, иди!
Вдруг Мухуев испугался и прикусил язык.
Опьяневший от нежданно свалившегося счастья, Шобогор, как тумане, стукнулся лбом о косяк двери и вышел в ночь. Счастливый он вдыхал свежий ветерок и смотрел в темное, затянутое тучами, небо. От Агинки тянуло сыро-стью, там вовсю квакал хор лягушек. Ноги парня стали легкими, ему казалось, что он не бежит, а парит над ночной землей. Шобогор участвовал в наказании негодяя, которого оскорбил самого тайшу. За это ему подарили красивую плеть. Теперь он будет делать большие дела вместе с большими ноенами. О! Какое это счастье!
Он спешил мимо стоянок и стойбищ к юртам отца и был совершенно счастлив…

Продолжение следует.