Б. Цыбиков. Тугулдур-тайша. Глава 9

Глава девятая

Тугулдуру нужен был попутчик. Отправиться с ним пожелал Мархасан Тэхэ, он хорошо знал степь и людей.
Путники отправились из Саган-Олуя рано утром и, проехав около сорока верст, добрались до широкой пади Сугэл. Кони устали, люди – тоже. Но тут небо обложили тучи, подул порывистый ветер, сверкнула молния и грянул ливень. Гром грохотал непрерывно. Стало холодно и сумрачно. Кони, подставив крупы ветру, встали. Путники оставили седла и накрылись черными плащами–суба. Места были дикие, при трепетном свете синеватых молний горы и сопки вокруг пади казались огромными и грубыми людьми, сидящими в степи. Холодные струи окатывали шерстяные субы. Промокший Тэхэ заглянул под субу Тугулдура и весело крикнул сквозь шум и грохот:
– Скоро затихнет, и мы тронемся. Давай-ка я пока расскажу тебе об этих местах.
– Расскажите! – прокричал, смеясь, Тугулдур. А гроза впрямь стала стихать.
– Давным-давно Баншан-Богда с Чоглой-Намжил гэгэном попросили погадать ламу Цультима об этих местах. И тот сказал, что когда-нибудь хори-буряты построят в этих местах большой дацан и назовут его Даши Чоймполин, ангелом-хранителем дацана будет Чойжил. Видишь, эти горы похожи на сидящих бурханов, – говорил Тэхэ, выжимая мокрую бороду. – Ого, сейчас появится солнце. Пора трогаться в путь.
– Да, здесь красивые места. С севера сопки покрыты лесом, а с юга – лысые, дальше – степь, Онон. Тут много дикой яблони и черемухи. Здесь дацан хорошо бы смотрелся! – рассуждал Тугулдур, оглядывая округу и ведя на поводу коня. Путники двинулись к руслу Онона, мелькавшей меж густых ивняков.
После грозы все встрепенулось и обновилась, вволю напившиеся травы и цветы засверкали влагой, стало свежо. От сопки до сопки по небу протянулась радуга.
Травы шуршали под копытами коней, которые пошли бодрой рысью. Впереди показались большие белые камни, дальше сверкал Онон.
– Эта падь называется Сусал. Запомни, потом запишешь, – сказал Тэхэ Тугулдуру. – Мои знакомые русские жгут эти камни в огне, а потом плавят в воде. Удивительно!
Впереди зеленела длинная гряда, вся усыпанная камнями. Путники под-нялись на гряду, и взору открылись бескрайние синеющие просторы с озерками, сопками. Далеко неслось стадо дзеренов.
– Смотри – мы подъезжаем к самому краю Урты. Говорят, здесь люди Бальжин-хатан бросили длинную ургу, а преследователи, увидев ургу, потеряли их след. Пока они искали и нашли, люди Бальжин-хатан ускакали уже далеко, – не спеша рассказывал Тэхэ своему юному другу.
Тугулдуру казалось, что они едут так давным-давно, а степь все не кончалась. Они одолели еще одну гряду сопок, а Онон все сверкал своими протоками и излучинами меж кустарников и не приближался к ним, хотя они ехали уже мимо прибрежных скал. Тэхэ сказал, что эти места называются Кусочи.
– Люди живут в Бумба-Хартахэй, – объяснил он уставшему Тугулдуру. И действительно, скоро вдали показались юрты, стал чаще попадаться пасущийся скот. Таких огромных и жирных быков и коров Тугулдур еще никогда не видел.
– Погоди, впереди еще не то увидишь! – рассмеялся Тэхэ, довольный поездкой.
Они были уже на высокой горе.
– Вон там бежит речка Борзя. Она впадает в Онон. Те места называются Хушур. Там живут буряты-казаки. Я бывал у них. Богато живут. Только братья Сада, Санжа, Ананда и Ханда имеют по пятьсот лошадей, а овец их никто не считал, – продолжал рассказывать Тэхэ.
Тугулдур слушал зачаровано. Есть  же в степи свободные люди!
– За Хушуром тянутся Адун-Челонские горы, там тоже живут богатые люди, за ними голубеют Кукульбейские хребты, по склонам которых бежит речка Турга. Тоже впадает в Онон. Здесь все реки впадают в Онон. Есть Верх-няя Борзя, Средняя Борзя, Нижняя Борзя. Мы проедем по этим местам...
Как, оказывается, много знают простые люди о своей родине. А они, Тугулдур и другие начальники, корпят над бумагами в душной избе, спорят, ругаются и ничего не знают о жизни людей. Надо чаще ездить и встречаться с такими людьми, как Тэхэ-дархан.
Они спустились с горы и началась ровная степь.
– А вот и Кункурские степи начались, – рассмеялся Тэхэ.
Повсюду сверкали под лучами солнца озера. Тут и там виднелись юрты. Трава в степи была по колено лошадям. Скот здесь были жирнее тех, которые видел до этого Тугулдур. Путники проезжали мимо песчаных буераков, на об-рывах которых росли заросли черемухи, дальше виднелись раскидистые сос-ны...
Они ехали и ехали стремя в стремя, кони уже притомились, а конца пути все еще не было. И только, когда вечернее солнце повисло над горизонтом, и степь стала бледно–малиновой Тэхэ остановился у огромного валуна величиной в юрту.
– Тогон Шулун, – сказал он. – Здесь святое место.
Огромные валуны были повсюду. Казалось, что их здесь специально по-ставили люди. Тогон Шулун был похож на громадный котел. Камень был зна-менитый среди всех монгольских племен.
Путники слезли с уставших за долгую дорогу коней и, взяв из переметных сум сметану, тарак и другую пищу, начали угощать местных духов и обходить по ходу солнца валун. Положили в углубление валуна по серебряной монете, помолились. Вокруг были камни похожие на колыбель, верблюда, седло.
Солнце неспешно катилось к закату. Друзья расседлали коней, застрено-жили и отпустили их, потом стали собирать ветки, кизяк для костра.
– Тут такая густая трава, кони далеко не уйдут, – сказал Тэхэ, оглядывая долину Онона, поросшую насколько хватало глаз густыми зелеными кустарниками и сверкающую множеством проток. Кони блаженно катались по земле, приминая траву, потом встали и начали с хрустом рвать сочную траву, громко фыркая и помахивая хвостами.
Люди принялись ладить костер.
Тэхэ взял медный котелок и принес из ручья, шумевшего в овраге, воду, быстро соорудил из березовых жердей таганок. Тугулдур расстелил потники и принес ближе к костру седла, вытащил из сумы замбу, прожаренную на прока-ленной сковороде порыжевшую муку, мелко нарезанный чай, завернутый в материю.
Прожорливые сумерки поглотили степь, на небе показались первые звез-ды. Пахло дымом, аргалом и конским потом. Вода в котле вскипела и забурлила. Тэхэ бросил в воду несколько щепоток чая, потом – рыжую замбу, и снял с таганка котел.
Сидя на седлах, приятели принялись пить удивительный вкусный и мяг-кий чай, пропахший дымом костра и замбой. В такие минуты лучше молчать, а если говорить, то – о старине.
– Тэхэ-ахэ, наверное, про Тогон Шулун сложено много легенд? – спросил Тугулдур. Смуглое лицо его и деревянную чашку озаряли блики костра.
По небу плыл острый серп нового месяца и озарял свет слабым сиянием, правый бок Тогон Шулуна серебряно мерцал. Тэхэ-дархан отпил из своей чашки и задумчиво сказал:
– Конечно, есть. Много легенд об этом камне. Мне известны три из них. Правда или нет кто знает… Когда умер Чингисхан, войско его вернулось на берега Онона. Монголы прорыли новое русло, на месте старого захоронили золотой гроб великого Чингисхана, а потом снова пустили по старому руслу реку. После этого монголы поминали Потрясателя Вселенной и пировали вокруг Тогон Шулуна, на основании которого есть следы от копыт коня Чингисхана, а Тогон Шулун назвали – Чаша Чингисхана.
Люди также называют этот камень Чашей Бабжи-Барас батора. Ведь тут все связано с его именем. Недалеко есть горы Гэдэргэ, Батор, лес – Сэрэг Нарасун… А еще говорят, что будто бы в этом месте останавливалась и молилась наша Бальжин-хатан.
Долго еще чаевали и беседовали друзья. Потом они проверили коней, которые паслись неподалеку и улеглись спать на потниках, подложив под головы седла и укрывшись субами. Сон в летней степи всегда крепок и полезен.
Тугулдур проснулся рано. На той стороне Онона, за темнеющей полоской соснового бора, вставало красное солнце, и лучи его насквозь и трепетно пронизывали кучевые облака. Было тихо и свежо. Вовсю гомонили и пели невидимые птицы. Они были всюду – и в утренней, росистой, траве, и в кустарниках, и в розовеющей сини неба.
– Тугулдур, чай готов. Я пойду и приведу коней, – вдруг сказал давно проснувшийся Тэхэ и разогнал остатки сна. Зазвенели узды.
Тугулдур встал и огляделся. Кони чернели на склоне густотравой сопки. Иногда они поворачивали головы и смотрели в сторону хозяев. Босиком, Тугулдур отправился в овраг. Он мылся и довольно отфыркивался, пил пригорошнями холодную воду и, стуча зубами, приговаривал:
– Что за ключ, что за вода!
Надев сапоги, он поднялся на вершину ближней сопки. Перед ним раски-нулась долина Онона, зажатая с двух сторон сопками и сосновым бором, высокими песчаными обрывами и синеющими скалами, вся поросшая тальником, дикой яблоней, буйлэсаном, черемухой и множеством других кустов, в провалах которых мелькали русла и протоки с причудливыми островками.
– Ну, и как Онон? – неожиданно спросил появившийся возле него Тэхэ-дархан. Он вел на поводу коней и улыбался.
– Впервые вижу такую красоту.
– Скотина жива пастбищем, а люди – родиной. Не зря так говорят в народе. – Задумчиво проговорил Тэхэ-дархан. – Онон берет начало с Хэнтэйских гор, бежит по нашим землям. В него впадают все наши реки. Соединившись, Онон и Ингода становятся уже Шилкой… Говорят, что сам Чингисхан родился здесь. Как-то в детстве он отправился на охоту, в то время его звали Тэмуджином. Ему попался заяц. Он выстрелил, но заяц исчез в кустах. Тэмуджин выкрикнул: «Попал я или нет?», по-монгольски – «Оноо губ?»  Так он спросил несколько раз, но ответом ему была тишина, только бугрилась и бежала река. Тогда Тэмуджин воскликнул: «Оноо я или нет, но заяц все равно не вернется, но русло-оно полно. Пусть и река называет – Онон»…
Тэхэ-дархан собрал в левой руке поводья коней, а правой показал Тугул-дуру на синеющую кромку соснового бора на том берегу.
– Видишь, бор? Есть про него интересное предание, связанное с Бальжин-хатан. Когда ее уже настигали преследователи, она взяла свой гребень и бросила в степь, крикнув: «Стань непроходимым лесом!» И вмиг вырос в степи сосновый бор. Земля там песчаная и безводная, сплошь буераки. Во-он, видишь несколько юрт и домов, это Цасучейский караул, ниже его – Чиндантская крепость. Там живут казаки. Сейчас мы будем переправляться туда по броду. Там нас должны ждать друзья с лодкой. Пошли.
– С вами не соскучишься! – благодарно улыбнулся путнику Тугулдур и взял повод своего коня.

Продолжение следует.