Б. Цыбиков. Тугулдур-тайша. Глава 10

Глава десятая

Они остановились у переправы, напротив Чиндантской крепости.  Тут, как и договаривались, их ждали родоуправитель урдо-агинкого отока Хубдудов высокий, черноусый и белолицый Ошорэй Тума и его писарь, низенький Нагудэйн Бахандэ, державший длинное кремневое ружье. Это были молодые люди, немногим старше Тугулдура. Они должны были сопровождать Тугулдура дальше.
– Мэндэ! Ну, как добрались? Кони здоровы? – здоровались и спрашивали они Тугулдура и Тэхэ-дархана.
– Значит, вы, Тума, Улалзэй Хубдуд, Бахандэ – Дэлдэд Шарэд, Тугулдур – Хуасай, а я – Худанса Шарэд. Вот мы и встретились, люди трех отоков, на берегу Онона! – Рассмеялся Тэхэ-дархан, сгоняя сложенной плеткой с головы и шеи коня паутов и оводов.
Вода ласково отблескивала под лучами солнца. Видимо, здесь было не глубоко. На той стороне виднелась лодка, но хозяин не показывался. Путники расслабили подпруги седел и напоили коней, потом, сняв халаты и сапоги, умылись сами и взялись отряхивать и чистить одежду. Черемухи было вдоволь, крупные и черные ягоды гроздьями гнули ветки. Парни стали азартно собирать и есть их, а Тэхэ-дархан вдруг заявил:
– Ладно, я и мой старый соловый конь, сейчас переплывем через реку и попробуем договориться с хозяином лодки. А вы тут пока разведите костер и чаюйте. – И он начал раздеваться, обнажая широкие и мускулистые плечи.
Тугулдур заволновался.
– Тэхэ-ахэ, не лучше ли подождать? Хозяин лодки должен скоро появиться…
– Не бойся! Соловый и я не в первый раз переправляемся. Понимаем друг друга. Когда я ездил молиться на Пятиглавую сопку, то нам пришлось преодолевать и Аргунь, и Хатан, и Хуанхэ. Ты не бойся за нас.
– Вы доходили до Пятиглавой сопки?
– А как же! Эту сопку почитают и у нас, и в Монголии, и в Китае. Там растет дерево Зургадэй, на ветвях которой шесть волокон. Эти волокна боже-ственные. Из них делают четки. Вот посмотри, – Тэхэ-дархан показал свои ко-ричневые четки, на бусах которых четко виднелись шесть прозрачных и белых волокон. – Ладно, ребята, пора переправляться.
Оставшись в одних кальсонах, он привязал узел с одеждой к сед-лу,завернул гачи выше колена и, взяв солового под уздцы, вошел в реку. И сразу погрузился до пояса, потом вода дошла до груди, вдруг лошадь оттолкнулась и поплыла, наиськось, к другому берегу, а Тэхэ-дархан, булькнув, исчез под водой. Парни заволновались. Вдруг черная голова старика показалась у хвоста коня. Тэхэ-дархан тряхнул головой и поплыл рядом с конем, держась за хвост.
Соловый, покачиваясь на воде, уверенно пересекал реку. Над темной во-дой виднелись только поднятая голова коня и седло, за ним чернела голова Тэхэ-дархана, которая изредка высоко поднималась над водой. Старик плыл сильными рывками. Конь и человек становились все меньше и меньше, но вот они встали на ноги и выбрались на берег.
Тэхэ-дархан привязал коня и подошел к большой лодке, покачивающейся на воде возле кустов черемухи. Он снял кальсоны, отжал воду и положил на камни сушиться. Вдруг голый чернобородый старик увидел на дне лодки недавно выловленных сазанов и карасей, которые слабо шевелились и разевали рты. Пожалев невинных рыб, Тэхэ-дархан стал выпускать их по одному в реку. Оказавшись в воде сазаны и караси, начали оживать и, булькнув, мелькнув серебряными брюхами, исчезали в темной глубине. Старик радостно смеялся и продолжал бегать от лодки к воде, пока над ним не раздались визгливые женские голоса.
– Эй, ты чего тут делаешь? Ишь, черт голый, на чужое добро зарится!
Старик испуганно оглянулся. С высокого песчаного обрыва спешили вниз две желтоволосые бабы в ярких сарафанах, воинственно держа в руках железные вилы. Голый Тэхэ-дархан, задрав бороду и выпучив глаза, застыл в изумлении. Голый, чернобородый и скуластый старик на берегу реки был страшен для русских баб! Он двинулся к бабам, и они с визгом и ревом, побросав вилы, бросились назад. Старик что-то крикнул, бабы стали исходить ревом и карабкаться наверх, вдруг одна из них покатилась вниз и зацепилась холстом сарафана за крепкую и толстую ветку черемухи над обрывом. Ослепительно сверкнули белые булки ягодиц! Баба рванулась, застряла еще крепче между рогатинами веток и завязла напрочь. Тэхэ-дархан ахнул от обилия плоти и рванулся на помощь, но вторая, высокая и худощавая, баба осмелела и заревела:
– Прочь от Глашки, нехристь голый! Не зарься, срамник, убю–ююю! – и в ее руках снова оказались вилы.
– Да, я только помочь ей хотел. Она уже упадет и разобьется, а это дура, кажется, ничего не понимает, – приговаривал старик, продолжается пододви-гаться к голозадой и несчастной бабе, которая только ойкала и в ужасе зыркала глаза по сторонам.
– Изыди, черт! – рычала наверху баба.
– Да не нужна мне ее голая задница! Помочь ей хочу! – вдруг сплюнул, обозлившись старик. Но воинственная баба не желала понимать бурятского языка.
Пока они препирались, на том берегу вдруг раскатисто прогремел вы-стрел. Баба вздрогнула и выронила вилы, потом мигом оказалась возле злопо-лучного куста черемухи и попыталась сверху помочь подружке. Старик в это время быстро оделся, а смирившаяся баба замахала ему рукой.
– Ладно, чернобородый, иди сюда! Ну, чего стоишь, чо жопы не видал? Помоги мне. Глашка, не боись, он вроде бы ничо мужик.
Подтягиваясь за ветви кустов, старик добрался до баб. Глашка попала крепко. Сарафан был задран и зацепился за верхние ветки, а сама она влетела в рогатину, ободрала все бока и ляжки. Старик подпер ее снизу, языкастая баба подтянула сверху. Охающую Глашку освободили.
Вдруг старика осенило.
– Так они же из-за рыбы на меня накинулись. Рыбу им было жалко. А ведь убить могли!
И он громко рассмеялся. Раскрасневшиеся бабы глянули на него и тоже залились смехом. Глаща в порваном сарафане взвизгивала и смеялась пуще всех.
– Ой-ее-ее! И смех, и грех! – приговаривали сквозь смех бабы.
Вдруг над ним прогремел громовой бас:
– Это что же такое тут происходит?
Сверху спускался рыжебородый мужик в белой рубахе навыпуск. Бабы испуганно взглянули на обрыв и заговорили наперебой. Мужик добродушно взглянул на старика и изумленно забасил:
– Никак Тэхэ? Здорово, тала! Забыл чо ли? Мы же с тобой в Манчжурии встречались. Я же Семка Шестаков. Ты чо, с неба свалился на моих баб? – Му-жик радостно засмеялся, пожимая руку Тэхэ-дархану. И не умолкал, переходя на бурятский язык:
– Куда собрался? А я во-он там, на полянке, сено кошу, и вдруг слышу – выстрел. Гляжу – и баб моих не видно. Кто стрелял–то? – Карие глаза мужика вопросительно округлились, оглядывая баб и Тэхэ-дархана.
– Да ничо и не случилось! – беспечно заговорили бабы, снова начиная смеяться. – На том берегу дружки его стреляли. Баловались, поди.
– А-аа, Тэхэ, наверное, лодка нужна? – догадался Семен.
– Надо, надо, – закивал старик. – Там еще трое наших.
– Понятно! Глашка, Манька дуйте домой. Чай варите. Гостей будем встречать. Рыбу-то прихватите. Чо-то мало ее стало!
Отправив домой баб, Семен принес из кустов длинные весла и столкнул лодку на воду.
– Ну, поехали. Сейчас мы их мигом переправим. А ты, Тэхэха, жди тут, суши одежду-то…
Несколько изб вдоль одной улицы – вот и вся Чиндантская крепость. Пообедав и отдохнув у Шестакова, путники выехали из крепости и очень скоро доехали до края соснового бора. Они ехали стремя в стремя, низкорослые кони согласно мотали головами. За могучими и редкими соснами зеленела в голубом мареве степь.
– Смотрите под ноги, здесь видимо-невидимо саранок! – Воскликнул Тэхэ-дархан, нагибаясь в седле. Саранки уже отцвели, только клонились их толстые стебли.
– Должно быть у них здоровенные луковицы. Надо будет приехать сюда осенью и накопать.
– А какой высокий и сочный мангир здесь! Поздновато уже, затвердел, наверное, – переговаривались парни.
Все дальше и дальше убегала от четырех коней нескончаемая степь. Солнце повернуло на запад, по небу плыл редкие облачка, не предвещавшие дождя. Степь позванивала и струилась. Повсюду трещали кузнечики, высоко заливались невидимые жаворонки, над ковылями мелькали головы любопытных тарбаган.
– Что это, во-оон там у самого неба? – вдруг воскликнул Ошорэй Тума.
– Это, кажется, тучи у самой земли чернеют, – вгляделся вперед Бахандэй.
Они придержали коней и вгляделись вперед. Далеко синели и громозди-лись друг на друга не то горы, не то облака. Подъехал отставший Тэхэ-дархан и тоже, подавшись вперед и приложив козырьком ладони, всмотрелся вдаль. Лицо его посветлело и он молодо улыбнулся.
– Внимательно смотрите, ребята! Правда, похоже на огромный табун, пасущийся на небе? Это – знаменитые Адон–Челонские горы. Они видны и с вершины Алханайских гор и из дурбочинских степей Монголии.
– Действительно, на табун похоже. Кажется, будто шевелятся! – воскликнул Бахандэй, он слез с коня и смотрел вперед, раскрыв рот.
– Говорят, давным-давно один хан не посмел двинуться на противника, приняв эти камни за табун его войска, – задумчиво сказал Тэхэ-дархан и обра-тился к друзьям. – Ладно, ребята. Здесь мы расстанемся. Дальше вы поедете без меня, а я поеду к устью Борзянки, там в Хушуре заеду к знакомым, переночую. Завтра переправлюсь и отправлюсь в Саган-Олуй… Смотрите, тут кругом кроты понарыли, скоро вы увидите песчаные бугорки. Тут кротов видимо-невидимо. Запросто можно коням ноги переломать… Ночью лучше не ездить. Вы еще молодые, все у вас впереди.
Долго еще Тэхэ-дархан напутствовал друзей.
– Ночью коней далеко не отпускайте, будьте внимательны. В степи всяких волков хватает, есть и – двуногие, которые угоняют коней и продают в Монголии. Ну, ладно, удачи вам! – И Тэхэ-дархан, развернув верного солового, поскакал в степь без оглядки.
Парни заторопили коней в сторону синеющих гор Адон-Челона.
Вечером они остановились на берегу неширокой, но глубокой, речки Борзя. Найдя брод, они переправились на ту сторону и решили заночевать.

Продолжение следует.