Б. Цыбиков. Тугулдур-тайша. Глава 16

Глава шестнадцатая

Толпа все еще гудела, Хурин-зайсан о чем-то переговорил с гостями из агинских степей и снова обратился к народу:
– А теперь перед вами выступит главный писарь агинского управления Тобын Тугулдур.
После общения с людьми и чтения молитв, Тугулдур чувствовал себя свободно и начал говорить спокойным ровным голосом:
– Уважаемые земляки, бурят-монголы! Обширна наша родина, богата земля, щедры и трудолюбивы люди. Вы, живущие за Ононом, входите в наше агинское управление, в свою очередь наше агинское управление подчиняется Анинской конторе Верхне-Удинского округа, управляющей одиннадцати родами хоринских бурят, но непосредственно мы входим в Нерчинский округ, а округа входят в Восточно-Сибирскую губернию, которая является неотъемлемой частью Российской империи.
Собравшиеся еще никогда не слышали, чтобы кто–то им так доходчиво объяснял их местоположение на земле и в структуре управления. Забыв о своих заботах, молитвах, они слушали и мысленно представляли себе бескрайние просторы и на них – людей различных национальностей.
– Сейчас нами правит тридцатидевятилетний царь Александр Первый, – продолжал Тугулдур и вспомнил портрет царя в управлении. – Он был воздвигнут на престол в 1801 году. В России 50 губерний, в каждой губернии от 300 до 400 тысяч человек. Ими управляют генерал-губернаторы. Мы входим в Восточно-Сибирскую губернию с центром в городе Иркутске. В семнадцатом веке, когда русский царь принял нас под свою руку, в Сибири проживало 217 тысяч человек, из них – 27 тысяч бурят, 28 с половиной тысяч якутов, 35 тысяч эвенков-тунгусов, кроме них проживали и другие племена и народы. По переписи 1795 года хоринских бурят было 17 тысяч 345 человек мужчин. На сегодня, то есть в 1816 году, всего бурят – 21 тысяча 738 человек, из них 7 800 человек считаются агинскими бурятами.
Большинство из нас переехали в агинские степи, на земли хамниган, совсем недавно. Произошло это потому, что русским переселанцам нужна была земля, и наши ноены отдали свои земли. Так появились агинские буряты. В Верхне-Удинском округе остались – Хори, Кижинга, Яруна. Теперь они называются хойто-хоринцами. Мы же были причислены к Нерчинскому округу и называемся урда–хоринцы. Но все мы, хоринские буряты, держим по-прежнему пять видов скота, тем и славимся среди других народов…
Начиная с 1763 года, начала правления императрицы Екатерины Второй, мы платим подушную подать – 3 рубля ежегодно с каждого. Теперь подать собирает агинское или харгатыйское управление. Среди вас, кочующих по этим обширным степям, есть много недоимщиков. Поймите, мы живем в одном государстве и должны платить подать. А то иногда многие из вас свободно кочуют на нашей и монгольской стороне и найти их очень трудно. Они даже не знают, что обязаны платить подать.
Мы приехали с целью провести перепись всего населения, скота и имущества, разъяснить существующие законы, а если надо утвердить законный порядок. Почему? Да потому, что нельзя жить в беззаконии. Тогда каждый начнет творить то, что ему вздумается, сильный и хитрый будет обманывать и грабить слабого. Вспомните примеры, их у вас немало. Воруют скот, картежничают, занимаются контрабандой, мутят головы друг другу. В Иркутске, например, дают сто палок тому, кто показывается пьяным среди народа…
В толпе многие громко и одобрительно засмеялись. А Тугуллдур продолжал:
– Еще до недавнего времени у нас были сильны свои законы, по которым буряты не должны были употреблять водку до 35 лет. Эти законы надо возобновить. Многие помнят, что отец нынешнего агинского зайсана, почтенный, Муху-ахэй сурово карал тех, кто не работал – иным доставалось до пятидесяти ударов по спине лозой. А если женщина не выполняла обязанностей хозяйки юрты, то получала до двадцати ударов. После не захочешь, да станешь настоящим хозяином или хозяйкой!
В толпе снова рассмеялись. Тугулдур чуть заметно улыбнулся.
– А воров, грабителей, насильников по закону заковывают в кандалы и сажают в тюрьмы. Наша молодежь ничего не знает об этом. Подумайте, прежде чем совершить преступление, что будет с вами в дальнейшем.
Не будем же терять достойного имени бурят-монголов, уважаемые земляки.
Мира вам всем и справедливости!
Закончив, Тугулдур сел на место. На него смотрели сотни глаз. Внима-тельных, любопытных, уважительный и недоброжелательных. Что они сейчас думают, как восприняли его слова?
– Правильно, все правильно, Тугулдур! – громко сказал Хурин-зайсан, вставая с места. Но тут его прервал седой и высокий старик.
– Ах, какой молодец, сын моего друга Тобо! Сразу видать чей сын! Всю суть сумел сложить в слова. И главное – как доходчиво и убедительно! Простите меня, уважаемые земляки, но была у меня грешная мысль – откочевать за границу. Каюсь, каюсь, старый грешник… Все парень разъяснил. Такие ноены, как Тугулдур, будут нам опорой. Какой я был дурак – хотел оставить родные степи! Теперь – никуда… Когда-то в детстве я кочевал со своим отцом до Энгэдэ, но очень быстро соскучился по нашим горам, сопкам, степи, по клику гусей, свисту тарбаганов… Родина всегда напомнит о себе, где бы человек не был. Я слышал разговоры, что некоторые из нас тоже собираются кочевать. Оставьте это дурное занятие, ничего хорошего из этого не выйдет. Россия – страна могучая, сильная, нас никто не притесняет в родных степях…
– Что говорит этот выживший из ума старик. Какая перекочевка, кто и куда хочет кочевать, а? Если вы из ума выжили, то лучше бы молчали бы! – вдруг грубо крикнул с места Бахалзур Сада. Глаза его округлились и покраснели. Потом он перевел взгляд на Тугулдура и продолжил, так же грубо. – А вы что, молодое ноены, править нами сюда приехали? Наживаться на нас, деньги с нас собирать? Думаете, что мы такой безмозглый скот, не знаем ни законов, ни уложений. Тут дураков нет, хоть и считаете нас дураками. У нас есть свои головы и свои руки!
Он злился все больше и больше, черное лицо его побагровело. Его тут же поддержали его дружки – Харсага Дугар, Солхоб Жамбал, перебивая друг друга они закричали:
– Вы тут нас не пугайте, не на таких напали!
– Чуть чего, так мы до самого губернатора дойдем!
Их испуганно дергал за халаты Ветреный Балдан и раздраженно шипел:
– Прикусите языки, дурни, все дело испортите. Втяните свои змеиные языки в глотки, иначе нам всем конец придет!
Вдруг над толпой горой возвысился Толстый (или Сильный) Барас. Он стоял, опираясь на костыли, и недоуменно оглядывал кричавших. Потом громко прохрипел:
– Уважаемые ноены, позвольте мне сказать несколько слов.
Хурин-зайсан, нервничавший до того, успокоился и кивнул ему – говори.
– Дедушка Данжин-ахэ и молодой писарь Тобын Тугулдур абсолютно верно говорят. Нельзя оставлять родину. Это грех. Этот же грех падет и на потомков тех, кто покинет родину. Что скажут о нас другие народы, живущие в России? Буряты не хозяева своим словам, не сдерживают обещаний, на них нельзя положиться… Те, кто хочет кочевать, совсем не думают о своих сородичах, совести у них нет!
Говоря так, он стал потихоньку продвигаться вперед и вскоре оказался перед толпой, громадный и добродушный.
– А тех, кто мутит народ, надо стреножить, как строптивого коня. Им давно пора закрыть рты.
– Говори, говори, Барас, – крикнули из толпы.
Барас пошевелил толстыми мясистыми губами и медленно заговорил:
– Конечно, просторы Монголии обширны. Но мы давно оторвались от монгольских племен и родина наша здесь. Я слышал, что некоторые из нас хотя кочевать даже дальше Монголии. Что ж, в свое время далеко уходил и великий Чингисхан. Говорят, что он хотел вернуться обратно через горы Тибета, но там умерла его любимая жена Хулан-хатан. Он похоронил ее в ледниках Кунь–Луня и повернул обратно. После этого великий Чингисхан сказал, что монголы должны жить в степи, на родине. И тогда воины его, как никогда, почувствовали запах ая–ганги! Что же мы, горстка бурят-монголов, вознамерились идти в какие-то теплые страны… Одумайтесь и не слушайте тех, кто совращает вас! Тут, на этих камнях есть письмена великого Чингисхана, тут наша родина и тут он нам завещал жить… Не оказаться бы многим из нас людьми без рода и племени.
Вы знаете, что я сын довольно зажиточных родителей. Приходилось бывать во многих местах, и в Китае, и в Монголии…Многому нам надо еще учиться. И у русских – тоже. Чем плохи их дома? Зимой и летом тепло, сухо. Всем бы такие зимники! Русские заготавливают животным корма, косят сено. Чем плохо? Наш скот зимует почти открыто, много скота гибнет, а русские строят им теплые жилища, улучшают породу. Наше дело выращивать пять видов скота, как и наши предки. Даже лучше их! Пастбищ хватит на всех! Люди наши работящие. Я хоть и растолстел, но руки мои по-прежнему тоскуют по урге, люблю работящих людей.
В толпе стали посмеиваться…
– Правильно, Барас, продолжай. Не забудь передать наказ агинским ноенам! – крикнул кто-то из самой середины толпы.
– А наказ наш будет таким, – тяжело повернулся к ноенам Барас. – Ноены, сидящие в управлении и выше вас, почти не интересуются жизнью наших людей. Вы первые, кто посетил нас. Что бы тут не происходило, они не знают или сразу становятся слепыми и глухими. Нередко у нас болеет скот, болезни заразные, скота гибнет много, гибнут и люди. Некоторые семьи совсем без скота остаются. Так, что иные кочуют отсюда поневоле. Забот и бед у нас хватает. Навещайте нас почаще, вникайте в нашу жизнь. Может быть, чем–нибудь и поможете. Мы очень надеемся на вас, молодых и умных. Нам кажется, что главный агинский зайсан и ноены его возраста совершенно отошли от дел, даже не хотят знать жизнь народа. Может быть, они наметились куда-нибудь еще выше? Дерево гниет от корней, а река мелеет от истока. Кажется, это и происходит, – сказал Барас и замолчал, глядя на молодого светлолицего парня, пробиравшегося к нему.
– Я зайсан Улирэнгэ-Хуандайского отока, зовут меня Омогтын Улирбэ, – начал парень. Замялся, оглядел толпу и вдруг решительно заговорил. – Пра-вильно говорит Барас-ахэ, что ноены не знают жизнь людей.  Мы живем в сте-пях возле Ургэна. А беда у нас вот какая, и о ней, наверняка, не знают агинские ноены. Есть там у нас место, которое люди называют Красные Камни. Там все время бывает засуха, пересыхают речушки и озера, ветер несет красный песок и красную землю, из-под земли выступают красные камни. Из-за них-то и все наши беды. Скот и люди болеют, умирают. Никто не знает, что это за болезни. Старики говорят, что там никогда не жили люди. А нам вот пришлось. Что же делать нам, а?
– Кочевать оттуда, что еще остается! – невозмутимо сказал Хурин-зайсан.
– Откочевать просто, но куда? – Запальчиво спросил парень. В разговор нетерпеливо вмешался Толстый Барас.
– На берега Керулена, это от вас совсем недалеко, – прохрипел он. – Там испокон веков наша земля была. Там же жил наш Шэлдэ-занги.
– Погодите, погодите, Барас-ноен, – всполошился и предостерегающе поднял руку Хурин-зайсан. – Поосторожнее с такими словами. Там же Монго-лия и Китай. Это не так-то просто. Что было то быльем поросло… Конечно, наши кочуют туда на откорм скота, пока не запрещают, а ведь могут и запре-тить… Выгонят!
– Да что вы говорите, Хурин-зайсан! Нас и так отовсюду выгоняют. Пастбища что ли жалеют? Так ведь нас и из монгольских дацанов стали выгонять! – вдруг стали кричать из толпы.
– А дацаны-то тут при чем?
–А вот при чем! – Вперед протиснулась сгорбленная, но решительная старуха с изогнутой палкой в руке. Отвисшая кожа на подбородке тряслась от негодования. – Мы же ездим туда на большие хуралы-молебствия с юртами, палатками, со всем добром. А теперь не разрешают ставить ни юрт, ни палаток. Смеются над нами, говорят, что мы русскими стали, мол теперь и живите с русскими. Да лучше чем такое терпеть построить дацан тут. До агинского дацана далеко, в монгольские – не пускают. А ведь люди не могут жить без лам. И лечиться надо, и молиться…
– Вот это, Бумба-абгэй, правильно! – звонко крикнула жена табунщика Шамбэя Хоншон. Она резво вскочила с места и, чуть не поднимаясь на цыпоч-ки, оглядела толпу, будто искала кого-то. – Тут есть некоторые, которые хотят бросить родину, чтобы опозорить всех нас да и чужие земли тоже. Они плюют на наши священные вершины и духов этих мест, не считаются с людьми. Янжудэй, где ты? Люди знают про все твои делишки! В чужих землях тебя и свои же ограбят, а чужие сделают потаскухой. Хорошо, что приехали эти ноены и собрали нас всех вместе. Все тут выясняется, принародно! А ведь мы с тобой, Янжудэй, вместе выросли, вместе играли на берегах речки Борзи. Заимев несколько коров Толстого Бараса ты возомнила себя богачкой. Ты живешь за счет хороших людей, а их презираешь, бессовестная! Выгони прочь всех этих дэхэлзуров, солхобов, балданов, шобогоров. Что с тобой случилось, Янжудэй. Встань на колени и молись Бурхану, чтобы он простил твои грехи.
Янжудэй даже не покраснела, ни один мускул не дрогнул на ее белом ли-це. Хоншон еще не закончила, а Янжудэй твердо и решительно крикнула:
– Перестань, Хоншон, не преувеличивай! Не только одной мне, но и всем женщинам на земле, в том числе и тебе, дано испытать женское счастье! Я тоже хочу красиво одеваться, участвовать в праздниках, себя показать и на людей посмотреть. Если я развелась с мужем, не думай, что мне не на кого опереться. Во-он мой муж стоит, видишь его? Он всегда меня защитит. Он такой большой, что твоего маленького мужа одной ляжкой придавит, поняла?
В толпе раздался хохот. Люди смеялись, вытирая слезы. Напряжение спало.
– Никого я не боюсь! – продолжала весело Янжудэй. – Прямо скажу – в этой пыльной степи пропадают мои лучшие годы. Да и твои тоже, Хоншон! А мне нужны дацаны, дуганы, большие праздники, игры… Вот такие места я и хотела искать. А убегать от людей и родины я не хотела. Да, собирались картежники. Но если карты запрещены, я немедленно разберу свою поганую юрту, все вытряхну, чтобы не пахло и духом картежников. Благовониями окурю! Если у нас начнут строить дацаны и дуганы, устраивать такие праздники – куда я убегу? Здесь буду жить! Я люблю красоту, хочу, чтобы все жили красиво. Если тут начнут строить дацан я первой жертвую сто белых овец и белую же юрту. Все!
Она рассмеялась и села на место. Толпа взволнованно загудела. Ну, уже если женщина решила пожертвовать на дацан, то что же делать мужчинам?
– Жертвую лучшего верблюда, лучшего быка и лучшего коня!
– Даю прекрасную козу, лучше алтайской!
– Пять видов скота от всей души!
– Белую восьмистенную юрту! – крикнул вслед за остальными кряжистый мужчина. Тут вскочил на ноги остролицый и поджарый мужчина и громко крикнул:
– Не записывайте его жертву. Он – вор! В прошлом году украл у меня новенькую треногу из новых гужей. На нем грех!
Лицо кряжистого вмиг побурело, он резко встал на ноги и, оглянувшись,  на остролицего заорал:
– Не лги, вонючий хорек! Ты же сам тогда украл у меня узду с серебря-ными креплениями. – И, засучивая рукава халата, он двинулся на обидчика.
– Вор и первый лгун! – не отступал остролицый.
Назревала драка. Но люди, смеясь, быстро растолкали их в разные стороны. Люди будто впервые увидели друг–друга. Каждый выговаривал другому наболевшие обиды, пытался разрешить давние споры. В нескольких местах вспыхнули потасовки. Другие их разнимали. Другие громко хохотали.
– А где дацан-то будем строить? – крикнул вдруг кто–то задорно. Толпа вмиг притихла.
До этого долго сидевший молча, встал с места Ошорэй Тума.
– Где строить новый дацан, как выбирать место, кого приглашать – все это решит Тобо-зайсан… Сейчас мне хотелось сказать несколько слов о состоянии скота, болезнях и о том, как можно остановить эти болезни…
Итак, для того, чтобы навсегда покончить с такими болезнями, как чума и оспа, царь Александр первый велел отобрать их хоринских бурят одиннадцать молодых парней и обучать их в лекарской школе. Они выучились оспоприванию. Это значит, что на плече человека будут делать легкие надрезы лекарским ножом. Теперь они делают прививки всем хоринским бурятам. Дойдет очередь и до вас. Не слушайте невежественных людей, не бойтесь делать прививки. Через это должны пройти все – от мала до велика. Помните, что для того, кому сделали прививку оспа не страшна!
Толпа удивленно загудела, раздались крики изумления и недоверия, но Тума спокойно продолжал:
– Теперь о теплых помещениях для скота и сенокосе. Теплые помещения, как у русских, будем строить не только для скота, но и для людей. Вам привезут сюда железные литовки – это длинные ножи на черенки, чтобы вы косили траву и запасали на зиму сено. Барас-ахэ правильно говорил, что нам надо многому учиться у других народов. Будем учиться строить дома, косить сено, сеять зерно и еще многому и многому другом. Главное – не лениться. Все.
– Ну, что, уважаемые земляки. Поздновато уже, говорим долго, многие устали. Пра бы и отдохнуть. Пусть заключительное слово скажет Тобын Тугулдур, – обратился к народу Хурин-зайсан.
Тугулдур встал и, прокашлявшись в кулак, начал говорить:
 – Тут спрашивали как строить дацан? Когда строили агинский дацан, хоринский тайша Мардэн Галсан подготовил прошение от Верхнеудинского земского суда и обратился к губернатору Восточной Сибири. Потому что все должно иметь силу закона и должно быть утверждено сверху. Значит, мы должны написать прошение хоринскому тайше с тем, чтобы он с нашим прошением обратился к губернатору. После этого будем искать место для дацана – в Цуголе или на этом берегу Онона. Пригласим лам из Агинского дацана. Освятим место. Я думаю, что вы не будете обделены молебнами, праздниками, состязаниями борцов, лучником, конными скачками. – Тут Тугулдур улыбнулся и оглядел девушек и парней… Заранее приношу благодарность тем, кто пожелал сделать пожертвования на постройку дацана. На днях я начну готовить прошение. А когда сверху придет бумага, начнем собирать пожертвования…
Далее… Понятно, что очень тяжело живется людям Улирэнгэ-Хуандинского отока. Неведомые Красные Камни несут засуху и болезни. Это страшно. Надо срочно переселять оттуда людей. Я немедленно сообщу эту весть Агинскому управлению и хоринскому тайше. Мы найдем этим людям хорошие пастбища, где нет камней, несущих болезни и смерть. Это не пустое обещание, в скором времени оно будет выполнено...
Теперь о контрабанде и воровстве скота. У нас уже есть несколько жалоб. Всем этим делам будет дан законный ход и сообщено караульным на границе.
Об оспопривании. Тума-шулинга сообщил вам о прививках. Из агинских степей в лекарскую школу отправлено пять человек. Они начнут делать прививки среди вас с осени. Еще раз говорю – не бойтесь! Эти парни получили благословение в дацане, кое-кто из них и лама. Тут некоторые люди злословили, ругались и высказывали обиды. Мне думается, что это ни к чему. Ну, что может доброго получиться из вражды и ссоры, дорогие сородичи? А все ваши пожелания и наказы записал писарь нашего управления Нагудэйн Бахандэ. Каждая его запись будет тщательно изучена.
Ну, что ж, дорогие сородичи, позвольте на этом закончить наше собрание. Счастья и удач всем, благополучия и мира в каждой юрте…
Только он сел, как раздались крики:
– И вам того же. Да сбудутся ваши слова.
– Да сбудутся наши дела! – торжественно пожелал Хурин-зайсан и тут же буднично дал распоряжения. – Ближние – езжайте, присмотрите за своим скотом, дальние – располагайтесь к ночлегу. Господа зайсаны и шулинги, наведите в родах и отоках порядок. Завтра у нас будет продолжение молебна.
Толпа зашевелилась, загудела, заохала. Все вставали, разминали затекшие ноги и руки. Переговаривались:
– Правильно ноены собрали такой сход.
– Лучшее место для дацана – Цугол.
– Все хорошо говорили – и Барас, и Бумба-абгэй, и Хоншон. А Янжудэй, пока не поздно, пора бы одуматься. Да и что она найдет в чужих землях? Ограбят или потаскухой сделают… Многим надо оставить и контрабанду, и карты, и воровство.
Разговаривая и делясь впечатлениями, люди расходились к своим палат-кам и телегам. А молодежь уже собиралась на игры…

Продолжение следует.