Гирта бывш. путешествие на север. Глава 20

Глава 20  Йекти. (среда)


***

ПОСКОЛЬКУ НА ДАННЫЙ МОМЕНТ ИДЕТ РАБОТА НАД ЧЕТВЕРТОЙ РЕДАКЦИЕЙ РОМАНА, АКТУАЛЬНАЯ И ПОЛНАЯ, РЕГУЛЯРНО ОБНОВЛЯЕМАЯ, ВЕРСИЯ ПО ССЫЛКАМ:
http://www.proza.ru/2019/08/24/972 и http://samlib.ru/editors/m/mihail_fireon/girtadrfireo.. (тут с авторской обложкой и фб2)

***

Светлое серое небо смотрело в окно. Ветер раскачивал березу на углу желтого двухэтажного дома напротив. В какую-то дверь в коридоре, громко скреблась, навязчиво выла, ломилась, кошка. Ей открыли и мяуканье закончилось.
- А что это за человек, который ходит с Эмилией Прицци? – поинтересовался детектив, задумчиво раскуривая трубку. Он принес кипятка из титана у консьержа внизу, но кофе оказался слишком горячим, чтобы пить сразу – это же ее мы вчера видели на мосту? А тот рыжий с ними…
- А, Готфред Манко – деловито отстраняя детектива от стола, бросила ему Мариса, собирая неоконченные рукописи, которыми она занималась половину ночи – лейтенант Лилового клуба и старшина квартальной самообороны по проспекту Булле дом сто три, живет ниже дворца сэра Августа, у вязовой аллеи, недалеко отсюда. У него сестра такая дура, уже двадцать, а все на выдане, никто ее замуж не берет… Но брат ничего.
- Нет, я про того, который держал за руку дочь сэра Августа. Это ее муж?
- Это барон Кристоф Тинвег, старший брат сэра Марка. Друг семьи Прицци – на этом пространном объяснении Мариса сделала вид, что больше не расскажет ничего, захлопнула папку и указала детективу на дверь, что пора собираться и идти, а покурить и попить кофе можно и в конторе.
- А что с ней не так? – уточнил детектив, вспоминая их первую встречу с дочерью графа Прицци на турнире.
- Напиши в прокуратуру Гирты – насмешливо ответила Мариса – запроси поднять дело.
- Понятно. Просто еще одна неудобная история– перекидывая на плечо портупею и надевая через голову, чтобы не снимать заколку, плащ, заключил детектив.

***

В мастерской было душно накурено. Усатый инженер в надвинутых на лоб очках выпускал дым прямо в стоящий перед ним на просторном, но заваленном инструментами верстаке прибор. Пыльные серые занавески были откинуты с высоких, выходящих на обратную сторону комендатуры, в сиреневый сад окон. Снаружи лил дождь. Весело журчал в водосточных трубах и между декоративно выложенных камней на клумбах. Почти что сентябрьская свежесть, полнящаяся ароматами дождливого уходящего лета, вливалась в зал через открытую нараспашку форточку. В просторном помещении было светло. Высокие застекленные шкафы и полки, заставленные разнообразной сложной, мерцающей витками катушек и алюминием конденсаторов, аппаратурой и медный рельс заземления под подоконником навевали мысли о технических книжках с картинками о достижениях современной промышленности и науки. Пахло горячим железом, пригоревшим текстолитом, канифолью и крепким, как в кисете у боцмана, табаком. Здоровые запахи электротехнической мастерской.
- Она стабилизирует электромагнитные потоки – продемонстрировал спаянную наверное прямо этим утром на текстолитовой панели электрическую схему инженер и повернул переменный резистор. Лежащий тут же, видимо вынутый из колонки громкого оповещения для ремонта, угольный динамик захрипел знакомыми ритмами. В них не было ни звуков, ни голоса, но монотонная и тяжелая, словно дыхание или удары сердца пульсация сразу же вызвала у всех мысли о недавно слышанном слове.
- Йекти – угадал Фанкиль. Инженер кивнул.
- Почему «она», а не «он» или «оно»? – внезапно спросил доктор Сакс. Инспектор Тралле нахмурился.
- Да, я знаю, Густав, кто-то всегда должен задавать глупые вопросы – пренебрежительно бросил он.
- Но это же настоящая радиопередача? – с интересом уточнил Фанкиль, наклоняясь над колонкой – такие используют для обмена информацией?
- Не совсем. Это немодулированный сигнал, больше похоже на электропомеху от работающего оборудования. В условиях нестабильности нашей атмосферы передача электромагнитного сигнала без существенных искажений и потерь практически невозможна. Станции используют похожие бродкасты для экстренного оповещения. Дают широкополосный непрерывный сигнал тревоги и ждут ответа через контактора либо семафором. Но сейчас да, смотрите на осциллограф, несущие частоты стабильны – пожал плечами инженер – это есть в учебниках по физике и электромеханике, в теоретических разделах, но я сам первый раз вижу такое. Я молнировал на Гирту Центральную и в университет, подтверждают, что эфир открыт. Измеряют протяженность аномалии и области доступных частот. Смотрите.
И он начал крутить ручку переменного конденсатора, перещелкнул выключатель на другой массив  частот. Звуки к колонке поменялись. Комната наполнилась гулким, отдающим эхом журчанием, словно потек полный гладких металлических шариков ручей, через который все также откуда-то издалека побивался уже знакомый ритмичный «голос».
- Цифровой сигнал – пояснил инженер – это навигационные системы воздушных судов. Наверное, тоже тестируют. Здесь они всегда молчат, чтобы не пожечься. Общаются только в Ледяном Кольце рядом со столицей, где у стабилизаторов полное покрытие. Вот еще.
Он еще раз переключил частоту и снова начал крутить настройку.
-… три минуты, восемь секунд. Передача записи в тестовом режиме. Просьба игнорировать – монотонно вещал пересыпанный помехами, далекий, едва различимый спокойный, похожий на механический голос.
Все внимательно прослушали повторяющуюся запись до конца.
- Остров Аркна. Двенадцатое мая, двадцать седьмого года. Угловая высота минус сто пятьдесят восемь и пятнадцать. Угловое время плюс четыре градуса, семнадцать минут, восемь секунд. Передача записи в тестовом режиме. Просьба игнорировать.
- Это в двух с половиной тысячах километрах от нас – продемонстрировал рукой карту с пометками на стене Фанкиль.
- Тысяча пятьсот двадцать седьмого года? – уточнил Вертура.
- Двадцать седьмого – улыбнулся в усы инженер -  это вещание ведется с антенны острова Аркна уже полторы тысячи лет. Там очень мощный архипелаговский передатчик и антенный массив. Еще античный, с их помощью раньше, до современных информационных технологий, проводили дальнее сканирование внешнего эфира. Так что его почти всегда слышно. Окончательно глохнет только при сингулярности, при аномально высоком уровне искажения. Только раньше всегда приходил один белый шум. По его интенсивности, насколько он заглушен, можно определить коэффициент абскурации пространства-времени без приборов. Есть даже справочные таблицы, специально рассчитанные для каждого региона. Но сейчас – сами слышите. Можно различить и голос.
- Занимательно, бесспорно – покачал головой инспектор Тралле – мэтр Руксет, изложите в трех копиях, мне, леди Тралле и сэру Гессу на стол.
Уже в коридоре первого этажа, проходя мимо распахнутых настежь дверей мастерской, за которыми вяло и громко переругиваются слесаря, гремели железом, колотили по заготовкам, пилили, сверлили и клепали упряжь, доспехи и запчасти для карет, полицейские приметили под лестницей наверх две знакомые фигуры. Хвостист Прулле и бездельник Коц, оба в пыльных рабочих кожаных фартуках стояли на площадке лестницы в подвал, чтобы не было видно из коридора, курили в низкое арочное окошко. Веселое журчание дождя за окном навевало радостные мыли, оба улыбались каким-то своим шуткам.
- А вы что тут делаете, недоумки? – нахмурился, грозно крикнул им, перевесился через перила лестницы инспектор Тралле, сделал угрожающее лицо.
- У нас практика – начал оправдываться хвостист Прулле – мы же политехники…
- А куда еще таких как мы, недоумков-то? В полицию только!  – нагло и весело глядя на нависшего над ним с высоты лестничного пролета инспектора, широко расставив ноги и манерно разминая в руках чубук трубки, крикнул бездельник Коц.
Уже наверху инспектор Тралле остановился, задумался и вонзил свой взгляд в детектива.
- Есть мысли? – только и спросил он.
- Есть – с готовностью кивнул Вертура.
- Ну так езжайте, не стойте – рассердился инспектор – в одиночку справитесь или выделить кого?
- Справлюсь – ответил он.
- Все, жду результатов проделанной работы.

***

Проверив перевязь, накинув на голову капюшон, детектив спешно вышел на улицу. Размышляя о том, что он знает о беспроводной передачи информации, возмущениях атмосферы и радиопередачах, гулко шлепая по образовавшимся у тренировочных столбов лужам, он пересек плац и направился к воротам.
- Куда поехали-то в такую погоду, на картошку что ли? – поплотнее кутаясь в потрепанный черный плащ, прижимая к груди пику, чтобы были свободны руки, пытался прикурить, спрашивал у выезжающих из ворот людей генерала Монтолле дежурный.
- А черт его знает! – стыдливо отводя глаза, отмахивался кучер – приказ командира - закон.
Вместе с охотниками бригады снимались и их лесные сестры, дочери и жены. Выносили из общежития на северном краю плаща горы скарба, тряпья, утвари, посуды, кидали на телеги и в фургоны. Заносили детей, сажали их в сооруженные из одеял и плащей гнезда, вручали им леденец или игрушку. Кто постарше, помогал матерям с погрузкой.
- Что за исход евреев из города Мо? – строго спрашивал у возчиков инспектор Кноцце.
- А мы в тайгу! Прыг и с головой! – с натужной веселостью отмахивались от его вопросов – кедра наломаем, барсуков наколотим, богатыми вернемся!
- Крысы корабельные! – ругался, качал головой знакомый детективу пьяный полицейский капитан, делился недовольством с коллегой, глядя, как очередная телега прошла через ворота – керосин учуяли, бегут, пока не припекло.
- Да – рассудительно согласился с ним инспектор Кноцце – это у нас присяга, честь мундира и долг. А они люди вольные.
У кострища, где люди генерала Монтолле всегда готовили себе еду, уже снимали знамя с игривым девизом бригады и гербом. За эти дни его несколько раз подбивали кольями, чтобы ветер не вырвал из размытой дождями почвы и теперь не могли вытащить его. Тянули во все стороны, под смешки полицейских, что обедали, развлекались зрелищем как спектаклем под тентом летней столовой, судили и рядили, как лучше выдернуть из земли плотно засевший флагшток. В конце концов дернули всем миром, но не удержали и уронили в натоптанную тут же у костра грязную лужу.
- А у этих-то что такое? – поинтересовался у пьяного капитана Вертура – сезонное?
- Это у них вроде их лесные девки ночью с ума все посходили что ли… – покачал головой тот и презрительно махнул рукой – ничего, побродят по мокрым перелескам оголодают, никуда не денутся, вернутся. Далеко от кормушки не уйдут.

***

Выйдя на проспект, детектив решил прогуляться пешком. Он свернул на юг, прошел ворота и Старый Мост, миновал дом депутатов, где перед парадным входом сейчас стояла полицейская повозка, и незнакомый инспектор листал какую-то папку, прикрывая ее от дождя зонтом. Пересек проспект Булле, потом еще один перекресток, вышел к улице генерала Гримма, на которой через два квартала в сторону моря, на углу с дворцом графа Прицци стоял его дом. Прошел проспект Храма Иоанна Крестителя, что упирался в площадь перед одноименным собором, куда детектив недавно ходил на службу, вышел к развилке, к почтамту и крепостной башне. Свернул перпендикулярно проспекту Рыцарей в сторону моря и снова пошел напрямик, срезая через переулки к улице Зеленого Мола.
Дом Тильды Бирс он, как всегда, нашел не сразу, но когда нашел, вздохнул с облегчением. Ипсомобиля Эрсина на этот раз на улице не было, вместо него перед низкой аркой подъезда стояла телега с напиленными на дрова бревнами. Мальчишки с трудом поднимали их, заносили во двор. В одном из чумазых работников, детектив узнал сына Тильды Бирс.
- А это вы! – приветствовал детектива он, с готовностью доставая трубку.
- Веди к матери – коротко и сурово приказал, привычным движением откинул полу плаща, демонстрируя подвеску лейтенанта полиции Гирты, Вертура. Мальчишка гордо передернул плечами, заломил руки в разрезы штанов и пошел во двор.
Когда они поднялись на второй этаж, миновали поленницу и заставленный сломанными, полными всякого старого домашнего хлама шкафами, коридор, детектив сразу заметил перемены, что случились в квартире вдовы со дня его первого визита в этот дом. Худая дверь и рассохшаяся рама были заменены на прочные, новые. На двери чернел воронеными щечками, весело поблескивал недавними царапинами и заусеницами новый замок. В самой квартире больше не пахло гарью, дымом и щелоком. Миновав темную прихожую, мальчишка проводил детектива в гостиную. До этого Вертура заходил только на кухню, но оказавшись в комнате, тут же догадался, что и здесь теперь тоже все по-новому. Вычищенный, покрытый свежим лаком дубовый стол и шкаф явно свидетельствовали о том, что хозяйка квартиры решила капитально взяться за обустройство своего дома. Новыми и чистыми были и откинутые с окон занавески. В вымытом серванте тускло поблескивал свежевычищенный капитанский сервиз. На столе лежала книга, тут же вазочка с хоть и твердым, позавчерашним, но все же печеньем. Тильда Бирс сидела у окна, ловко вышивала по белой ткани какой-то сложный, с лиловыми листьями и змеями, узор.
- А это вы! – улыбнулась она, поднялась от окна навстречу детективу и сделала книксен.
Белые с синими письменами ленты вдовы все также были вплетены в ее черную косу, но теперь весь ее облик излучал радость и умиротворение человека, что, после долгих лет несчастий и нищеты, наконец все же добился заслуженных счастья и отдыха. На лице была улыбка, глаза лучились теплом. Старую засаленную как банный халат мантию сменила новая, бирюзовых тонов. Ворот черной нижней рубахи-кину был аккуратно выглажен, а на ногах вместо сандалий из лыка, блестели модные сапожки.
- Леди Бирс… - смягчился Вертура, когда она, с радушной улыбкой глядя на него, предложила ему сесть и кивком приказала сыну удалиться из комнаты.
- Вы зря все это купили, показали, что у вас есть деньги – глядя на нее, печально покачал головой Вертура – вас могут обокрасть, обмануть.
- Вы что-то хотели от меня? – спросила она у детектива. Улыбка исчезла с ее лица. Взгляд стал недоверчивым и строгим – или просто зашли в гости? Хотите чаю?
- Расскажите мне про Шо – наконец решившись, задал вопрос Вертура – что с ним?
- С ним? – слегка изумилась Тильда Бирс, отложила шитье, еще более пристально и недоверчиво посмотрела на детектива – я только один раз его и видела. А что с ним такое?
- Его ищут люди сэра Прицци – прямо, не кривя душой, ответил Вертура – я не сказал им что видел его у вас после того как он ушел от сэра Ральфа. Это очень серьезное дело и для вас оно может очень плохо кончиться. И, если вы мне не расскажите, зачем они с Эрсином и районным надзирателем встречались здесь, мне, как уполномоченному лицу, все же придется передать эту информацию в разработку. Но, возможно, они сами вычислят вас через районного управляющего и добьются истины раскаленным железом. Это в лучшем случае.
Тильда Бирс выждала паузу, внимательно посмотрела в глаза Вертуре.
- Я сама пойду в полицию – коротко ответила она ему. Ее рука скользнула под стол, где-то внизу тяжело громыхнуло железо, как будто какой-то тяжелый стальной инструмент или нож.
- Не пойдете – кладя ладонь на ножны с мечом, которые он положил рядом с собой на стол, чтобы, пока он сидит, не бились об колено, покачал головой детектив – Эрсин дал вам денег и пригрозил расправой, если вы раскроете его тайну, сказал, что если вас увидят в полиции, он сожжет ваш дом.
Тильда Бирс вздрогнула. Страх пережитого кошмара и тревога исказили ее лицо, как будто бы он угадал все слово в слово.
- Я понимаю ваше беспокойство – глядя ей в глаза, продолжил Вертура, одновременно прислушиваясь к тому, что происходит в коридоре за дверью, и для верности держа руку на ножнах с мечом – я не хочу подвергать вас опасности, и этот разговор не войдет в протокол. Просто намекните мне, что к чему. Я служил с вашим братом. Вы можете не верить мне, но, если бы я был бесчестным подлецом, я мог бы и не передавать вам вексель и утаить награду, обналичить деньги и сказать что передал вам. Никто бы никогда этого не смог проверить, либо доказать что я вор. Как говорит ваш Эрсин, не было ни одной объективной причины, чтобы не обмануть вас, но я поступил иначе. Можете не верить мне сколько угодно, но правду все равно узнают. Вопрос, какой ценой. Я же даю вам мое слово.
- Улица Юлия Радека, Еловое предместье – тихим низким голосом ответила она после некоторых раздумий. Страх отразился в ее глазах, ужасной маской исказил лицо. Голос снизошел на шепот – контора «Жикс и Морек». Я не знаю кто это, но так было в бумагах, которые мэтр Фракко принес мне от сэра Патрика на подпись. Они говорили о каком-то каменном доме в холме по дороге на Варкалу… Больше я ничего знаю. И только ради моего брата. Оставьте нас в покое, не приходите больше.
- Берите детей, все ценное, уезжайте из Гирты как можно скорее – вставая из-за стола, забирая свой меч, коротко посоветовал Вертура. Не вынимая руки из-под стола, Тильда Бирс кивнула на деверь и прошептала тихо и с угрозой.
- Уходите.
Снаружи, в коридоре в полутьме сверкнуло лезвие топора, Вертура положил руку на эфес, напрягся, приготовился отразить удар и осторожно, боком, без лишних слов протиснулся в дверь. Напряженные пронзительные глаза проводили его. Сидящая на дровах кошка внимательно и недовольно наблюдала за ним с поленницы, печально, как будто бы она пила всю ночь и теперь страдала от похмелья, свесив в коридор свою помятую, растрепанную черно-белую мордочку.

***

С тяжелым сердцем Вертура покинул дом Тильды Бирс. Он дошел до почтамта на проспекте Рыцарей и сверился с большой картой на стене, где с некоторым трудом все-таки нашел дорогу на Варкалу, что вела на восток от Елового предместья, уходила куда-то за нижний край схемы Гирты и окрестностей, параллельно южному берегу реки.
- Все сходится – рассудил детектив – он не убил ее сразу, значит, не станет убивать и потом. Время есть. Надо найти районного управляющего этого Фракко и сообщить в отдел…
Чтобы немного успокоиться после случившегося с ним в доме вдовы неприятного инцидента и привести в порядок свои мысли, детектив направился пешком напрямик в сторону площади Христова Пришествия, в намерении пересечь реку по Инженерному мосту и пройти до комендатуры по северному берегу Керны. Поднялся на каменистый уступ у Восточной куртины. Стоя у парапета над обрывом, смотрел на крыши домов внизу, городские укрепления и поля, через которые они, казалось бы так давно, а на самом деле не больше трех недель назад, ездили с Эрсином. Где-то там, за лесом, далеко на юго-востоке стоял замок Ринья, лесопильные мельницы, коптильни, загадочные страшные, о которых постоянно так много говорили и шутили в Гирте, Фермы.
Разглядывал подернутые серой дождливой марью темные лесистые холмы у реки. Бегущую к ним, кажущуюся со стены извилистой, дорогу, что начиналась за восточными воротами Гирты и темную многоэтажную громаду замка Этны.
Рассматривал через свою подзорную трубу медленно движущиеся по мокрому тракту под серым безрадостным небом унылые вереницы фургонов, телег и редких верховых. Ямы, какие-то навесы, лачуги и черные трубы натыканных по полю за воротами вдоль дороги, похожих на гончарные, печей.
- Надо будет завтра с утра съездить… – сказал себе детектив – если дождя не будет, конечно. Посмотрю, на это предместье…
По узкой кривой улочке, где в желобе между брусчатки мостовой весело журчал бойкий мутный ручей, детектив спустился на какую-то маленькую, тесную площадь, к окошку уличной харчевни. Прижавшись к черной, сложенной из грубо отесанных кусков гранита, каменной стене, чтобы вода с крыши не лилась на голову, жевал пирожок с какой-то зеленью. Слушал занимательную и глумливую беседу двух дворников, с местным пьяницей о том, что все нечистоты города сливаются в какую-то бездонную дыру под герцогским дворцом Булле, и никто не знает, какой она глубины. Доев пирожок, и так и не дослушав этот беспредметный спор, прошел аркой мимо какой-то богатой виллы с окнами под самой крышей и высоким глухим забором, за углом которого оказался проспект Цветов, что упирался в Восточные ворота Гирты. Пройдя по проспекту в сторону реки, вышел на площадь перед собором Христова Пришествия. Тем самым огромным зданием белых, алых и желтых тонов, мимо которого они проплывали с доктором Саксом, когда по приказу Фанкиля сплавлялись по реке и перед которым в ночь фестиваля, проходило то самое аутодафе.
На башне собора забил колокол. Отразился от мостовой, скалы и стен домов звонким и чистым эхом. Вертура скинул с головы капюшон и перекрестился. Также поступали и другие прохожие и верховые.
До сих пор детектив ни разу не бывал в этом районе города и какое-то особенное ощущение чего-то непримелькавшегося и нового, при виде этой просторной площади перед ступенями и порталом этого величественного светлого строения в ансамбле высоких и старых, должно быть стоящих тут еще с самого основания Гирты домов, рождало в его сердце благоговейные и восторженные мысли. Отчего-то ему вспомнилась история, рассказанная принцессой Вероникой.
- Вот тут, на этом самом месте, Карл и Мария Булле приказали убить Многоголового Вожака, его вассалов-старейшин и всех, кто пришел с ними посмотреть на ритуал и осквернить эту церковь – глядя на высокий фасад храма, сказал сам себе детектив. Обернулся, чтобы получше оглядеться – скорее всего, тогда они шли шествием оттуда, от Восточных ворот по проспекту Цветов. Их атаковали кавалерией по проспекту Булле и с моста. А тех, кого не растоптали конями, кидали в костры и проруби в реке. Тогда  они привели полюбоваться, поглумиться над бесчестием светлейших герцога и герцогини своих родственников и приспешников. Насладиться зрелищем, унизить нас всех… Но Бог поругаем не бывает. И когда они поняли что обречены, они просили пощады на коленях, закрывали телами своих жен и детей… Но ведь их тоже просили пощады на коленях. Разве они сами когда-нибудь кого-нибудь щадили? Твари достойные презрения. Когда их было больше, они были смелым, они заявляли о своих правах сильного, насмехались над нашей верой. Когда тащили на свои кровавые алтари невинных женщин и детей, насиловали, срывали с них кресты, когда жгли церкви, убивали священнослужителей, пили их кровь, приносили в жертву их семьи – тогда они даже думать не могли, что все это случится с ними самими. Считали, что раз не поразила сразу молния с неба, то можно делать любую мерзость. Так им и надо, гореть в аду и на земле им и их внукам и детям. Господь вершит правосудие независимо от людей. Посылает болезни, увечья, немощь, гибель родных и близких - беды пострашнее быстрой смерти. Ничего не остается неоплаченным. За злодеяния отцов и дедов, рождаются, становятся калеками, умирают в страдании и болеют малые дети. За блуд матерей дочери обречены на распутство в притонах, и жизнь с мужьями-пьяницами в страхе и нищете. Слово, сказанное против Господа Бога, дело, направленное против него, искупают кровью всей семьи. Таков закон. Так устроен мир. И кто не живет по нему, тот не живет вообще, потому, что такие Ему не нужны. Ветвь не приносящую доброго плода срубают и бросают в огненную геенну. Воскреснут все. Только одни в вечной благодати, а другие в вечном осуждении.
Вертура стоял посреди площади, с откинутым с головы капюшоном, подняв мокрую голову к колокольне и высокому арочному порталу входа в собор. Над дверьми темнела икона. Иисус Христос, пришедший в Славе, подпоясанный мечом. Под иконой горели, три таких необычайно ярких, на фоне холодного серого дождливого неба, камней и белой, бесцветной известки, как будто бы взятых из иного, более настоящего, исполненного нездешней четкости и света мира, лампады – зеленая, красная и синяя.
Вокруг темнели дома. Сложенные из осколков грубо отесанного гранита похожие на крепостные, нависали стены. Белыми треугольниками на их фоне ярко выделялись фахверковые фасады надстроенных поверх каменной кладки, четвертых и пятых этажей. По крутым подъемам на каменный холм и в сторону Рыночной площади поднимались узкие улочки суровой и неприветливой Старой Гирты. Те самые, постройки еще прошлых веков, каменные улицы на которых, словно проникаясь той силой, что впитали в себя за века эти темные камни, невольно ощущаешь себя одним из тех славных и могучих защитников веры Христовой, что жили в этих домах, ходили по этим мостовым. А когда приходило время, садились в седло, брали свое копье и меч и, повинуясь призыву великих монархов прошлого, отправлялись в поход в далекие земли, на войну с иноверцами и язычниками, что из века в век, повинуясь ведущей их злой воле, не оставляли свои нечестивые попытки подмять под себя христианские земли, разрушить храмы и осквернить святыни.
В горнилах сражений и смут пали многие. Скорбными слезами горя и потерь, как в воде в кузнице, мечи, закалялись воля и вера. Только живя под непреклонной тенью смерти, чувствуя веяние бездны, понимаешь, чего на самом деле стоят бесцельно потраченная в развлечениях жизнь, сиюминутная неправедная слава и накопленные обманом деньги. Только держа в руках меч, жертвуя собой, отдавая свои силы служению, осознаешь ценность того, для чего ты нужен в этом мире.
Он стоял посреди площади, смотрел на портал храма Пришествия Христова и облик Спасителя.
Но вот громыхнули двери храма. Трое бородатых мужчин, служащие, с ведрами пошли к колонке. Вертура посторонился, чтобы не стоять у них на пути. Дождь почти закончился, но с неба все еще капало. У окошка, где раздавали горячие вареные овощи и хлеб, застучала колотушка, созывая нуждающихся в еде.
Понуро прядали ушами лошади, впряженные в телеги. Стучали копытами. Худой, но строгий монах в истертом до дыр сером подряснике и деревянных ботинках на босу ногу, стоял по щиколотку в грязной луже, ничуть не смущаясь холодной погоды и дождя, беседовал с извозчиками, те кивали в ответ. Мальчишки с хмурыми, сосредоточенными лицами разгружали какие-то тюки с воза, заносили их в подъезд.
Вертура прошел к мосту, перегнувшись через мокрый каменный парапет, заглянул в сумрачную пучину реки под скалой под стенами собора и вышел на мост. Прошел по нему, приглядываясь к серой дождливой мари над рекой, вдыхая пряные, наверное, из-за дождя такие приятные и свежие и как будто необычные ароматы воды, конского навоза и дыма. Вошел в ворота укреплений, похожие на те, что были у Старого Моста, рядом с полицейской комендатурой Гирты.
Как-то Мариса рассказала ему, что первое, что было построено в городе – это крепость Гамотти. Тогда она называлась иначе, это потом ей дали название по имени семьи смотрителей крепости, впоследствии ставших уважаемой фамилией Гирты.... Потом вокруг цитадели на горе построили первое кольцо укреплений, а уже позднее, когда стало не хватать места, начали застраивать и скалистые холмы по южному берегу реки. Центр города сместился на холм Булле, а ворота за мостами и береговые укрепления так и остались, как пережиток прошлых лет.
Вдоволь насмотревшись с моста на черные стены бастионов, выбитые в скале лестницы и пирсы, детектив прошел через туннель ворот и углубился в тесные и темные кварталы северного города, пошел в сторону проспекта Рыцарей и комендатуры переулками, плутая в тупиках и проходных дворах между проспектом Цветов и набережной Керны.
Когда он вернулся, было уже почти темно. Вокруг журчала вода. Капли дождя сверкали в свете газовых фонарей. Помощник повара тыкал тент палкой, сливал воду, чтобы на нем не образовывались лужи. Запоздало кричал «Посторонись».
Вертура зашел под навес, сел за стол полевой кухни и грубо, как делали все, запросил положенный каждому полицейскому стакан горячего сидра с чаем и вареньем. Сегодня из подбродившей брусники.
Пока ждал, узнал, что не все люди из бригады Монтолле дезертировали из Гирты. Два десятка суровых бойцов, самых грозных и неприхотливых, при полном снаряжении бутылок, котелков и мисок в которые наливали юво вместо кружек, за отсутствием собственного костра и котла с кашей, теперь сидели, бездельничали под тентом летней кухни за общим столом с полицейскими. Как с усмешками сообщали друг другу постовые, генерал Монтолле отрядил этот отряд для защиты города от вторжения саблезубых зайцев из леса. Охотники не отставали, зубоскалили в ответ.
- Мы охотники на замби! – угрожающе продемонстрировал всем маленький, игрушечный, вырезанный, наверное, для сынишки из куска фанеры топор – насмешливо провозгласил один, самый лохматый, могучий и злой мужик.
- Как найдете одного, нам хоть покажите! – шутили над ним.
- А чего тут смотреть-то? Напейтесь, изваляйтесь в грязи, на друг друга и смотрите! - отвечали охотники. Достали и открыли очередную бутылку «Лилового номер один», а когда к ним потянулись с кружками, отомстили полицейским за все обиды – не налили никому, сами все и выпили.
Так, сидя за столами под светом яркой газовой лампы, глядя в дымный костер, с шутками и усмешками, собравшиеся коротали время, пока кухари не разогрели котел и не начали выдавать положенные вечерней смене чай с вином и вареньем.
Где-то кто-то усмехнулся.
- Сейчас драка будет! Глядите! Во идет, готовится уже!
- Ну что?! – с грохотом упал рядом с Вертурой постовой Кролле, потребовал ответа, ударил кружкой о доски так, что расплескал половину.
- Убью! – презрительно поморщился, оскалился, приготовился к новому раунду драки, положил руку на эфес меча, скривил рожу детектив.
- Ааа! – воскликнул Кролле, схватив его, за затылок, по-солдатски боднул головой в лоб – твоя девка, защитил! Молодец!
Все засмеялись вокруг в знак одобрения.
- Теперь моя! – также грубо ответил ему детектив, с угрюмым, угрожающим видом доставая из поясной сумки бутылку, что он купил во время прогулки, чтобы не замерзнуть под дождем, и наливая обоим в кружки в знак примирения – и не девка, а жена. Всех зарублю, никому не отдам, моя и все. Поняли тут все?
Ему снова ответили смехом.
- Я бы тебя убил! – продемонстрировал натруженный кулачище полицейский – ты же из Мильды? Ненавижу Мильду, там воняет и все ослы!
- Я из Каскаса – слукавил, ловко уклонился от оскорбления, детектив – это рядом с Лирой. Через залив реки Эсты.
- А черт знает, где это! – допивая и подставляя кружку под бутылку детектива, презрительно отмахнулся Кролле. И, видимо удовлетворившись компромиссом и угощением, гордо зашагал к раздаче за горячими бобами с жаренными луком и хлебом. Вертура же решил убраться восвояси, скрыться в темноте на плацу, пока вроде как улаженный конфликт слово за слово вновь не перешел в фазу боевых действий.

***

- В зоосаду нашем не были? Там такие страусы, закачаетесь. У них самые большие яйца – с порога поинтересовался у детектива Фанкиль – Так и не сходили? Ничего. Есть тут и у нас на что посмотреть.
Они спустились в коридор, в криминалистическую лабораторию. Навстречу им из дверей двое полицейских конвоировали санитаров, что несли на носилках какого-то дрожащего в конвульсиях, стонущего, залитого слюной человека. У одного полицейского был протокол и подписной лист, у второго веревка. Но арестант был в таком состоянии, что сопротивляться у него не было никаких сил.
Доктор Фарне вполоборота сидел в своем продавленном кресле под яркой лампой, оскалившись, заполнял журнал. Рядом стояла выпарная чашка с кофе. Доктор словно не узнал детектива, не поднимая от стола головы, крикнул грубо и грозно, но без особого рвения.
- Этого с пристрастием или без?
- Мэтр Фарне – вежливо обратился к нему Фанкиль – продемонстрируйте ка лучше нам вашу подопытную.
- Ага! – сразу же отозвался, встрепенулся тот и, указал в дальний конец зала, где рядом с операционным столом спиной к агентам стояла, вращала в центрифуге какой-то материал, проводила анализ Инга. Рядом с ней к докторскому столу за руки, за ноги и через талию, с плотно зафиксированной колодками и ремнем головой, была плотно притянута ремнями какая-то женщина. Глаза ее были закрыты, похоже, она спала, шевеля губами в уже знакомом детективу ритме, но как только доктор повернул на штативе, направил  в угол галогеновую лампу, привинченную к пололку над столом для пыток, распахнула нечеловечески большие глаза, полнящиеся фосфоресцирующим белым, переливающимся как в заполненных пламенем декоративных шарах, светом и оскалила желтые, острые клыки. Вертура и Фанкиль инстинктивно подались назад. Прямо на глазах у полицейских ее черты изменились, губы расширились, обратившись пастью на все лицо, длинный острый язык высунулся и задергался, облизывая истончившиеся белые губы, щеки и шею.
- Йекти! – произнесла она зловещим шепотом и снова раскрыла пасть, словно пытаясь ухватить ей с интересом разглядывающих ее людей.
- Это морф – представила Инга, проверяя результаты своих опытов – к людям отношения не имеет. Скорее что-то среднее между полиповыми и древовидными папаратниковыми и то очень отдаленно. При выращивании можно предать практически любую форму и немного менять ее в некоторых, установленных генетической архитектурой пределах.
- Йекти, Йекти, Йекти – ритмично услышав ее голос, зашептала девица, завращала глазами и снова уставилась на собравшихся вокруг полицейских.
- Они разумные? – с сомнением поинтересовался детектив.
- Не совсем – ответил Фанкиль и пояснил – на уровне животной рефлексии. Вообще обычно ими управляет контролер со способностью к эмпатии, дает указания к несложным действиям. Например, какой-нибудь простой работе. Либо… Интерфейс прямого контроля – многозначительно кивнул на привязанную к столу рыцарь и указал ей на грудь.
- Типа тех дисков?
- Именно – победно улыбнулся Фанкиль – ее нашли вчера ночью, слонялась бессмысленно по городу, полиция арестовала ее, думали, что это сумасшедшая, доставили сюда, а мэтр Фарне сразу раскусил что к чему.
Доктор зловеще кивнул и пояснил.
- Наигрался и бросил, наверное, кто – и, распахнув на животе лежащей рубаху, продемонстрировал глубокий крестообразный, вдоль того места, где у каждого обычного человека находятся брюшные мышцы, секционный разрез. В глубокой, не меньше пяти сантиметров, аккуратной борозде не просматривалось никаких органов. Плотная, внешне гомогенная, но при ближайшем рассмотрении состоящая из множества длинных серых очень тонких волокон ткань наполняла брюшную полость на всю глубину рассечения. Густой растительный запах не то смолы, не то какого-то пряного, горьковатого сока, наполнил пропитанный смрадом крови, химических препаратов и ароматических курений воздух лаборатории.
- Гомункулы – пояснил с интересом разглядывающего вскрытую, но, похоже совсем не тяготящуюся раной пациентку, Фанкиль – гибридный организм, совмещение растительных тканей, животного метаболизма и синтетических нервных клеток. В свое время античные люди наделали таких, чтобы те выполняли за них всю работу. Ну, вы же знаете что стало с античными людьми. В общем производство гибридной материи и последующее генетическое морфирование – это сложный технологический процесс. Кремнеуглеродный синтез, сернокислый селен и прочие катализаторы и компоненты. Не считая оборудования. Законодательством Конфедеративного Северного королевства наложен мораторий на производство гибридной плоти. Впрочем, есть исключения – для научных, военных и медицинских целей. Например, гибридные паразиты активно используются при протезировании. Когда по идеологическим причинам нет возможности произвести полноценную биологическую репликацию утерянного органа или конечности.
Рыцарь взял с ближайшего стола деревянную палочку и протянул ее ко рту девицы. Та потянулась к ней губами, попыталась схватить ее.
- Я думаю, Марк, вы меня поняли. Что в том, что она у нас тут, нет ничего хорошего. Но сейчас вопрос в другом. В ней нет диска и, похоже, прошлой ночью, что-то взбрело в эту пустую голову, или может контролер умер или как считает мэтр Фарне, ее бросили, в чем я не уверен. Но как-то она ушла, оказалась на улице. И возникает два вопроса. Первый – откуда она, кто ее хозяин, а второй….
- Обелиск влияет на нее – догадался, кивнул детектив.
- Именно – кивнул Фанкиль – возможно он перехватил контроль над ней и теперь наблюдает за нами, используя ее нервную систему.
- Мы зафиксировали ее – указала на ремни, пояснила Инга – пока она только шепчет. Но у морфов очень высокая эмпатическая восприимчивость, мы не знаем наверняка, что она еще может сделать.
- А причем тут я? – пожал плечами детектив.
- Я думаю для протокола – с улыбкой кивнул ему Фанкиль – вы напишете отчет в свое ведомство, отправите куда нужно. Чтобы мы потом сказали – вот видите, мы же собрали факты, экстраполировали, а вы все выжидали и вот получилось. И, кстати, эти диски, которые мы нашли, не подходят к людям, вызывают обширное отторжение с последующей смертью, но кто-то активно пытается приспособить их, имея в своем арсенале весьма посредственные, скорее всего просто не предназначенные для подобных модификаций, технические средства. Я думаю для того чтобы кого-то контролировать на протяжении как можно более длительного времени. Так что это тоже внесите в отчет.
- А чьи эти диски по-вашему? Трамонты?
- Ну что же вы… – разочарованно развел руками его недогадливости Фанкиль – даже мы с Ингой тут всего лишь консультанты и то на компромиссных условиях. Архипелага и Ордена тут не было уже как полторы сотни лет. С тех пор как мэтр Парталле сменил в совете конфедерации предыдущего куратора региона. Вот и думайте сами и пишите куда надо, пока не поздно.
- Было бы куда писать еще…  - огрызнулся детектив уже в коридоре. Не стесняясь никого, закурил трубку – я уже понял, что вот я по глупости попал на прием к сэру Прицци и леди Веронике, а вы меня теперь возомнили агентом королевской контрразведки. Адамом Роместальдусом. Берро. Ага. Пишите в свое ведомство. Тоже мне.
В темном арочном коридоре первого этажа было холодно. Доктор Фарне за стеной снова завел свою пластинку.

***

Для того, чтобы узнать, не арестовала ли полиция Шо, Вертура зашел в оперативный отдел. От лаборатории проследовал по первому этажу, миновал холл и центральную лестницу, зашел в просторный зал с низкими кирпичными арками, столами и душными газовыми светильниками.
Инспектор Александр Кноцце как раз готовился передавать смену капитану ночной стражи Герману Глотте.
За столами в арочных нишах у окон, не снимая портупей с мечами, ждали окончания смены оперативные уполномоченные. Положив свои форменные колпаки на полупустые столы, лениво листали газеты, с серьезным безразличием подперев голову ладонью, кивали, выслушивали просителей. Чирикали по бумаге вставленными в обрезанные гусиные перья грифельными стержнями, вяло писали в блокноты. Перекидывались друг с другом и заступающими на ночную смену драгунами новостями и мрачными шутками. У жарко натопленной, дымящей так, что слезились глаза, печки один на другом горой висели, сушились, многочисленнее плащи. В дальнем конце зала, под ярко освещенными газовым светом сводами сидели на неудобных табуретах рядом с мольбертами, давали показания, потерпевшие. Двое полицейских художников–скетчистов зарисовывали словесные портреты. Во всю стену вдоль коридора висел большой стенд с рядами исполненных в несколько гротескной манере, нарисованных карандашной графикой морд. В одной из серий Вертура узнал стиль автора карикатур недели.
Тут же по разным концам зала работали два окошка – канцелярия и регистратура. За стеной, в маленьком душном зале с таким же тесным, примыкающим к нему коридором, несмотря на поздний час, ожидала небольшая очередь. Усталая женщина средних лет, наверное, такая же внештатная служащая полиции, как и Мариса, вела прием, вносила в журнал жалобы, заявления и доносы. Некоторых вызывала в зал к оперативным уполномоченным, других, принимая заявление, отправляла восвояси с безучастными – будем рассматривать, расследовать, ждите ответа заказным письмом.
Кто-то рассказал вновь заступающим на смену служащим историю, сучившуюся сегодня – о том, что какие-то обманутые горожане приволокли в отдел бродячего хохмача-гастролера, что продал им свиток телепорта. При этом на самом свитке было так и написано «Свиток телипорта». Бдительные граждане сразу же замети наглую подделку, потащили столь циничного обманщика в полицию, где он начал доказывать, что свиток настоящий и это не шутка. Лейтенант Траццо послушал-послушал спорщиков и предложил уличному торговцу самому доказать отсутствие состава преступления, продемонстрировать всем что товар не фальшивка и работает как нужно. Тот пожал плечами, взял свиток и исчез на глазах всего отдела, как и не было. Кстати, так и не вернув плату за свиток, который сам же и использовал.
- Да, прочел свиток лечения слепоты и все видишь! – с мрачной веселостью прокомментировали историю от столов.
Никто не засмеялся.
- А сапогов-скороходов не было ни у кого? – хрипло, насмешливо и грубо выкрикнул кто-то и объяснил – тут у меня квартальный с Весельной три жалуется. Крадуна все догнать не может.
В дальнем окошке, за которым была канцелярия, детективу сказали, чтобы он шел к художникам и рисовал портрет, чтобы можно было выставить попавшего Шо в розыск, но при этом посоветовали лучше сразу запросить в морге посмотреть по журналу неопознанных тел.

***

Покурив с хвостистом Прулле и бездельником Коцем под лестницей у подвального окошка на первом этаже, выслушав вместе с ними нарекания, уже разгадавшего их убежище мастера слесарной мастерской, детектив поднялся в отдел. Дул ветер. За окном, с плаца, из темноты, ярким светом прямо в окна ударили фары ипсомобиля. Послышались предостерегающие, возмущенные грубые окрики. «Смотри куда прешь!». Тяжело хлопнула дверь внизу.
- Слышали про Дюка? – листая журнал, многозначительно кивнул на пустое рабочее место детективу, Фанкиль.
- Да на этих каменных стульях геморрой только в путь заработаешь! – елозя в неудобном деревянном кресле на месте дежурного, пожаловался, поделился мыслями доктор Сакс и сам же попытался засмеяться над своей шуткой.
- Для вас лично, Вертура! – неприязненно бросил сидящий за своим столом спиной ко всем перед своими оптическими, как для опытов по физике, приборами магистр Дронт – мэтр Тралле вызывает к себе.
Его портупея и плащ были накинуты на спинку стула Марисы, который он подвинул к своему столу, презрев вешалку у входной двери. Сам магистр яростно встряхивал над спиртовкой в нагретой пробирке какую-то прозрачную тинктуру, направлял на нее через решетку свет своего прибора, проверял рисунок образующейся на фотопластинке. Между делом яростно чиркал спичкой, быстро вдыхал дым из постоянно гаснущей трубки.
Детектив пренебрежительно пожал плечами и пошел наверх, но внизу, в отделе, громыхнула и ударилась о стену распахнутая пинком дверь, в зал ворвался Патрик Эрсин и, через три ступеньки взлетел наверх, необычайно сильным и грубым толчком отпихнул от дверей кабинета инспектора Тралле Вертуру. 
- Что это? А?!  – ворвавшись без стука, со всей яростью он бросил на стол перед полицмейстером древко обломанной под наконечник черной, оперенной каким-то плотным, похожим на пластмассу материалом стрелы, загремел он на весь отдел – быстро отвечайте мне!
- А что вы мне показываете? – невозмутимо спросил инспектор и, откинувшись на спинку своего высокого кресла, как бы невзначай положил руку на пистолет. Он не выразил ни страха, ни беспокойства, все та же презрительная, ненавистная гримаса, как у кота Фанкиля, была на его лице - что это?
- Это я вас спрашиваю! – хватаясь за свой жезл, с угрозой выкрикнул ему Эрсин – это стрела! Не видите что ли?
- Ну это кусок стрелы – все также меланхолично и рассудительно уточнил инспектор – это очевидно. Хотите, чтобы мы это расследовали? Пишите заявление, рассмотрим в соответствии со всеми сроками…
- Вы мне тут ваши шуточки не крутите! – ударил в стол кулаками Эрсин так, что бумаги брызнули во все стороны, повалился стаканчик для перьев и едва не опрокинулась чернильница.
- Откуда я знаю что это? Откуда вы ее вообще принесли? - нахмурился, теперь возмутился и инспектор – вы показываете мне всякий мусор, не по существу орете тут. А будете угрожать, и на вас управу быстро найдем. Ваш сэр Ринья не всесилен, если он это забыл. Особенно перед Советом Конфедерации и мастером Динтрой. А вы и подавно здесь никто и ничто. Хотите расследования, объяснитесь.
Эрсин глубоко вдохнул и выдохнул, отчего кабинет наполнился каким-то необычным терпким неприятным, похожем на растительный, запахом, обвел полным ненависти взглядом уже неприкрыто пылающих оранжевым огнем, как топка печи глаз кабинет и упал в кресло перед инспектором. Его лицо измелилось, губы растянулись, но вместо зубов наблюдающему за этой сценой из зала с роялем детективу показалось, что во рту Поверенного извивается множество коротких и толстых белых червей, а из самого рта при каждом слове, бросая в полутьме кабинета тени на стены и потолок, светит тот же, что и из глаз, огонь. Но, похоже, сам Эрсин в порыве бешенства не замечал этих, кажется непроизвольно происходящих с ним перемен. Не подал виду, что видит все это и невозмутимый инспектор отдела Нераскрытых дел.
- Этой стрелой прошлой ночью ранили леди Элеонору. В прошлый раз вы все свалили на Солько – наклонившись к столу, с угрозой глядя прямо в лицо полицеймейстера своими огненными глазами, объяснил Поверенный и щелчком пятерни сбросил древко со стола на колени инспектору.
- И что? – спросил тот, прихватывая стрелу рукавом и со скучающим интересом разглядывая ее на просвет
- Вы и сами знаете что! – прошипел демонический Поверенный.
- Это вы все сами знаете – вернул ему стрелу инспектор и взялся за бумагу и перо – а мне это ничего не говорит. Если вам все заранее известно, зачем вы вообще пришли? Оставьте это здесь, мы проведем экспертизу. Лео с мэтром Дезмондом найдут виновного, мы будем держать вас…
- Наконечник этой стрелы не извлечь – кажется взяв себя в руки, с угрозой тихим вкрадчивым голосом пояснил Эрсин – он растекся по телу леди Ринья. И выделяет сильнодействующий нейротоксин.
На его постоянно меняющимся лице промелькнуло сомнение, взгляд на миг упал на лежащий на столе слева от инспектора пистолет. Поверенный еще раз тяжело вдохнул и спросил с новой угрозой в голосе, как будто это дело касалось уже его самого.
- Откуда это? Такой технологии нет ни в Гирте, ни на всем побережье. У вас ее вообще не должно быть.
- Не должно так не должно – выдал ему сохранную расписку инспектор и, подхватив древко листком бумаги, положил в ящик стола и с грохотом задвинул его – но если надо, обязательно найдем. Заполните бланк внизу у Лео, я подпишу, поставлю печать и выставлю для лаборатории максимальный приоритет…
- Вы мне тут ваш футбол выключите! – снова грозным, хорошо поставленным командным голосом, попытался Эрсин – слышите?
Они какое-то время еще припирались наверху, пока Поверенный, окончательно потеряв силы в бесплодной борьбе с инспектором отдела Нераскрытых дел и, по всей видимости, так и не удовлетворившись, не загремел вниз. Алистер Дронт был уже наготове. Держа на локте плащ, все это время он мрачно и нервно ходил по кабинету от стены к стене, прислушивался к идущему наверху разговору. Когда Эрсин спустился в зал, он подскочил к поверенному. Тот кивнул и жестом приказал следовать за ним.
- Твари! Формалисты! Бездельники! Прокуратура нарушений не находит! – удостоверившись, что их спешные шаги на лестнице затихли, и внизу ударила захлопнутая с ненавистью пинком входная дверь, вскочил со своего места, запрыгал по залу, с мстительным ядовитым самодовольством принялся ломаться и дразниться, весело закричал, доктор Сакс на весь кабинет.
- Да. Полиция Гирты даже адских демонов наизнанку вывернет – с едва сдерживаемой мстительной улыбкой с гордостью согласился, кивнул Фанкиль – что о людях-то говорить.
Снизу снова полыхнули огни фар ипсомобиля.
- Чтоб он с моста прямо в реку – отходя от окна, покачал головой лейтенант Турко и перекрестился, вернувшись из поездки по городу, он застал только последний акт сцены.
Инспектор Тралле спустился в зал. Даже его обычный наигранный, полный ненависти вид не мог скрыть злорадного ликования во всех его движениях и облике.
- Лео, на ночное. Запритесь и никого кроме мэтра Глотте не пускать. Мэтр Сакс, Йозеф, Марк по домам – распорядился он, подавив в себе все человеческие эмоции, что было захлестнули его после случившейся беседы – Марк, Анну вызвала Хельга, не ищите ее. По тревоге всем сразу быть с оружием в конторе.

***

- А вы, такая милая девушка, наверное, тоже принцесса? – словно плохо слыша, поворачиваясь к ней одним ухом, подставляя ладонь, вялым старческим голосом уже второй раз спрашивал у Марисы министр Динтра. По его виду было не понять, шутит он или говорит на полном серьезе.
- Нет, ваше сиятельство – попыталась улыбнуться Мариса и с усилием над собой сделала книксен.
- Очень жаль, очень жаль – затряс головой, и тут же, словно потеряв мысль, снова погрузился в свои размышления старый министр, на этом их общение, к облегчению Марисы, закончилось.
Потеряв к ней всякий интерес, сопровождаемый Фарканто министр проследовал в большую комнату, что была напротив кабинета принцессы Вероники и, судя по всему, служила одновременно гостиной, спальней и библиотекой и остановился перед просторной кроватью у смежной с коридором стены, на которую положили спящую рыжую Лизу. Фарканто хотел сказать что-то, но министр предупредительно и властно поднял ладонь, сделал над спящей, какой-то, похожий на месмерический, пасс, и, не сказав больше ни слова, покинул комнату.
Пришли художник Гармазон со своей Эллой, Майя Гранне и барон Визра.  Агнесс Булле и ничего не понимающий, что происходит граф Рейн Тинкала. После недолгой беседы с Хельгой Тралле пришла и принцесса Вероника. Оглядела собравшихся, притушила свет. Явились несколько молодых женщин и с ними младшие рыцари Лилового клуба, принесли и поставили на стол бутылки с напитками и блюда с зеленью и бутербродами. Фарканто тихо отдал в коридоре последние приказы Оскару Доццо, Корну, Галько и князю Мунзе по караулам во дворце и вернулся к остальным. Приглушил в зале свет. Все расселись на диванах и креслах в ожидании молитвы перед трапезой, или какой еще торжественной церемонии.
- Анна, заплети мне косу – приказала принцесса Вероника Марисе и села вполоборота на диван. Мариса подсела к ней, взялась за ее волосы, достала из поясной сумки гребень.
Граф Тинкала поднялся со своего места и, подойдя к столу, налил всем на треть фужера «Черных Дубов». Первый с поклоном поднес принцессе.
- Благодарю – кивнула та прохладно, но все же чуть улыбнулась в ответ, приняла кубок.
Воцарилась тишина. Барон Визра и художник Гармазон взялись за лежащие на столе многочисленные книги.
- Вчера же мы смотрели другие! – спохватилась Элла – я точно помню, я хотела досмотреть ту, с кораблями, с картинками, даже оставила закладку, но сегодня кто-то убрал их и положил новые…
Принцесса Вероника улыбнулась.
- Почитайте нам – сказала она, откидываясь в объятия Марисы, и прикрыла глаза.
- Почитать?
- Да вслух. Любую из них. И погасите свет.
В комнате было темно. Только свечи слабым низким огнем теплились на столе, да за высокими окнами слегка фосфоресцирующей синевой, отражая огни города, стояло желтоватое ночное небо. Фарканто подошел к свечам, припал на колено и, прикрывая ладонью, чтобы не летели брызги воска, аккуратно задул их. На какой-то миг все оказались в темноте, но что-то поменялось и комната начала полниться каким-то мягким и приглушенным ночным, как за окнами светом. Скрытые в стенах светильники по-прежнему излучали какое-то слабое, но выразительное, достаточное для того чтобы были хорошо различимы контуры предметов и лица освещение. В углу, где стояли кресла Гармазона и Эллы, под широкими листьями какого-то похожего на пальму растения было чуть светлее, настолько, чтобы можно было читать, не боясь испортить глаза в сумерках.
- Называется «Старик без головы»… - нерешительно прочла Элла, смутилась и подняла вопросительный взгляд на принцессу Веронику. Но никто не ответил. Элла пожала плечами и продолжила – во времена правления светлейшего герцога Раймонда и герцогини Клариссы жил к северу от Гирты очень злой человек имя которого герцог после его смерти приказал вычеркнуть из всех архивов и учетных книг и забыть. Этот рыцарь был очень злым и получал удовольствие от того, что мучил людей, и очень многих таким образом он погубил и еще больше покалечил. Но время брало свое, и старость подкрадывалась к нему, сковывала руки, морщила кожу, и с каждым годом оставляла ему все меньше и меньше сил. Чем ближе к нему подбиралась смерть, чем больше этот человек боялся Божьего Суда, потому что все явственнее чувствовал, что расплата неизбежна. Он очень раскаивался в своей прошлой жизни, совершал добрые дела, раздавал милостыню. Но Бог отвергал все его подношения и все, что он совершал, неминуемо оборачивалось злом – монахи покупали на его деньги вино, нищие убивали друг друга за богатое подаяние, сыновья и дочери его соблазнились о его наследстве и убили друг друга в страшной междоусобной вражде. Так Бог не принимал его нечестивой жертвы. И рыцарь решил покончить с собой. Он принял яд, но яд не отравил его, а только еще сильней подорвал его здоровье. Он спрыгнул с башни, но только сломал себе спину. Он приказал палачу, своему наперснику, что всегда был рядом с ним и всегда помогал ему в камерах пыток, отрубить себе голову, но у того дрогнула рука и он только еще больше покалечил своего господина и убежал, испугавшись этого страшного знамения. Тогда рыцарь возроптал на Бога и призвал Падшего Ангела принять его в свой легион. В эту же ночь к нему явился некий человек с мечом, отрубил ему голову, положил ее в сундук и, посмеявшись над наивным смертным, сказал, что тот будет проклят до тех пор, пока не найдет и не вернет свою голову. С тех пор безголовый старик ночами выползает из своей гнусной смердящей норы, появляется на дорогах, слепым червем с перебитой спиной извивается в дорожной грязи, бросается на людей, разрывает ночных путников на куски, пытается приставить себе на плечи их головы, потому что по его злодеяниям даже после смерти, ни Бог дьявол не приняли его к себе… А устрашенный всем случившимся герцог Раймонд, что был женат не прекрасной леди Клариссе, узнав об этих зловещих событиях, сказал, что это знамение и в назидание всем свыше приказал навсегда вычеркнуть из всех записей нечестивое имя этого злого и вероломного человека....
Элла подняла взгляд от страниц и вопросительно оглядела собравшихся гостей. Барон Визра отнял голову от своей прозрачной пластинки, чуть улыбнулся рассказу. Поджав длинные ноги, он сидел как кузнечик на подлокотнике кресла Майи Гранне, был увлечен каким-то своим чтением.
Художник Гармазон выставил руку вперед и с торжественным видом нарисовал всех сидящими на диване вокруг принцессы Вероники. Та, прикрыв глаза, все еще откинувшись спиной на Марису, улыбалась, словно рассказ навеял на нее какие-то приятные, радостные мысли.
- Прочти еще – кивнув в знак подтверждения своей воли, потребовала она у Эллы.
- «Непослушание» – прочла Элла в полной тишине. Толстые стены глушили все звуки снаружи. Только за окнами шел дождь. Тихо было и в коридоре за дверьми. Не было слышно ни голосов сидящих внизу, в трапезной, коротающих за шахматами и горьким чаем длинную ночную смену рыцарей и оруженосцев. Ни бряцания лат стражников, что прохаживались, несли вахту в холле у лестницы на первом этаже, у дверей и в парке перед дворцом. Здесь, наверху, на третьем этаже Малого дворца, что соединялся с основным корпусом аркой, и двумя галереями, обеими надежно перекрытыми крепкими дверьми, не осталось никого, кроме принцессы Вероники и тех, кого она собрала сегодня в этой комнате.
Фарканто и спящая на кровати рыжая Лиза. Барон Аристарх Визра и его спутница из леса. Граф Рейн Тинкала, Гармазон, Элла, Агнесс Булле и Мариса. Все, кого принцесса Вероника зачем-то выбрала сегодня в этот вечер, замерли, приготовившись слушать новую историю.
- Читай – приказала принцесса Элле.
- «Непослушание» – прочла она уже с выражением – один монах хотел уйти в лес на скит. Но старец его не благословил. Монах очень скорбел и все хотел уйти в черный лес. Он считал себя готовым к схиме и полагал что духовник, старенький настоятель, что когда-то был лавочником, но потом ушел в монастырь, ошибся в нем и специально не дает ему подвига, потому что соблазнился и боится что, закалив свою душу молитвой, постом и безмолвием на скиту, его духовный сын станет святым и займет в обители его место. Так рассуждал монах и, наконец, решил уйти без благословения. Он пришел в черный лес и построил себе шалаш. Но когда наступила ночь, увидел он в сумерках что к нему идет человек. У человека была цепь, человек дал монаху цепь и сказал – что же ты на скит ушел, а вериги забыл. Надень на себя, будут тебе вериги. Надел на себя монах цепь, поблагодарил гостя и человек ушел. На следующий день незнакомец пришел снова, принес власяницу и говорит – ты хочешь быть святым, а власяницу и забыл. Надень ее, будешь как святой во власянице. На третий день снова в сумерках пришел человек принес веревку и сказал – ты ушел на скит, у тебя есть вериги и власяница, значит ты святой. И вот на этой веревке я тебя, такого святого, и повешу. Так он и сделал. Через неделю нашли его монахи в темном лесу и дивились – повесился брат высоко на ели в три обхвата шириной, куда никто не мог залезть и, чтобы снять его пришлось им идти обратно в обитель за длинной лестницей.
Снова воцарилось молчание.  Бутылки, что стояли на столе опустели наполовину. Рейн Тинкала стоял у окна, слушал историю, держал фужер в руке, задумчиво смотрел на огни и крыши города.
- Вероника… леди Вероника – наконец обратилась Элла и смущенно прибавила – зачем все это? Что происходит?
- Ничего – печально ответила принцесса, освободилась от объятий Марисы, подошла к окну и произнесла печально и тихо – девочка вернулась домой, пожила среди родни, поняла, что всю жизнь она занималась не тем чем нужно, решила позвать старых друзей, но и ничего прежнего в душе уже нет и быть не может… Рейн – внезапно обратилась она к графу Тинкале.
- У? – задумчиво ответил тот и, облокотившись о подоконник, обернулся к ней, скосил глаза поверх своих прямоугольных очков.
- Или сэр Тинкала? – уточнила принцесса.
- Можно Рейн – улыбнулся, ответил он с готовностью.
- Вы знаете, Рейн, мне нужен муж – словно кроме них в комнате не было никого, призналась она так, как будто просила его принести ей от стола мятного печенья, отчего граф вздрогнул и непроизвольно пождал локти.
- Вы Булле по крови – продолжала принцесса, глядя на него и подходя к нему в упор - вы граф Фолькарта и вполне подходите, чтобы стать герцогом Гирты, наследником сэра Вильмонта. Вы станете отцом моих детей, которые будут править этим городом с подобающим христианским правителям благочестиям…  Простите, я забыла ваше полное имя и титул…
- Леди Булле…
- Вероника.
- Я… – совсем было смутился граф, но взял себя в руки, обернулся к собравшимся, выпрямился, облокотился о подоконник, отставил вбок руку, как студенеет с указкой, готовый отвечать экзамен у доски и произнес с некоторым волнением, представился всем собравшимся в комнате - Рейн Ортвин Тинкала. Старший сын графа Ортвина Сигфреда Тинкалы. Наследный принц Фолькарта и сопредельных территорий…
Принцесса Вероника заулыбалась и, взяв его под руку, обеими руками, прильнув к его плечу щекой, сказала ему, обращаясь одновременно ко всем.
- Здесь все мои друзья. За исключением тех, кто сейчас по долгу службы охраняют спокойствие Гирты в эти непростые дни. Но вы здесь впервые. Вас никто не знает. Просто расскажите нам немного о себе, откуда вы и кто вы такой.
- Фолькарт небольшой город... После войны я учился в Мильде, в морском училище. Я думал поступить на службу к сэру Эмери, но отец не хотел портить отношения с сэром Вильмонтом и…
- Вы хотели повести флот на Гирту? – крепко сжав его локоть правой рукой с картинной улыбкой, но глядя на него пронзительным и холодным взглядом, строго спросила принцесса. В ее свободной руке тускло сверкнул широкий острый, зловещего вида нож, что все это время был в ее рукаве. Глухо щелкнула сталь. Фарканто в углу сделал неверное движение, подцепив большим пальцем свой меч. Проснувшаяся за время беседы рыжая Лиза повернулась на кровати и молча следила за происходящим. Барон Визра все также сидел, поджав колени, опустив кучерявую голову в свою пластинку, но было видно, что он исподлобья разглядывает лица присутствующих. Уже пьяные от крепкого напитка Гармазон и Элла не поняли, что сейчас только что случилось. Агнесс Булле кажется, давно уснула в своем кресле еще во время чтения. Только Майя Гранне все также скалилась в улыбке, откинувшись на подлокотник и скрестив руки на груди. Воцарилась напряженная короткая пауза.
Лицо графа изменилось. На нем отразились страх и смятение. Он стыдливо опустил глаза в пол и сказал тихо.
- Вы знаете историю нашей семьи…
- И теперь вы еще посмели явиться ко мне, чтобы просить моей руки! – принцесса подняла нож и все также держа графа под локоть, коснулась острием его горла. Ее взгляд помутнел, горящие безумием глаза бешено мерцали в темноте, властным, непреклонным и выжидающим взором обводили собравшихся в комнате.
- Да, моя леди… –  оправдываясь, кивнул граф, даже не пытаясь сопротивляться угрозе.
- Анна, сестра! – повелительно и громко, так что Гармазон и Элла встрепенулись в своих креслах, обратилась принцесса Вероника к Марисе и, опустив нож к животу графа, отвела его для удара, чтобы вонзить его снизу вверх – нужен нам такой герцог? Скажи свое слово, ты же разбираешься в мужчинах.
Мариса замерла. Единственное что пришло на ум, это слова молитвы. Мысленно перекрестившись на иконы, что лакированными окладами мерцали в алькове в полутьме, повинуясь какому-то внезапному, вдохновившему ее порыву, смело встала и глядя в глаза грозной принцессе, ответила.
- Оставь его! Он простой человек!
И тут же осеклась, испугавшись своей дерзости.
- Значит, в герцоги Гирты сгодится? – обвела туманным взглядом собравшихся принцесса.
- Я бы в деле посмотрел – просто кивнул, зловеще улыбнулся Фарканто, что как бы невзначай все это время держал за рукоять свой длинный меч.
- Это было бы забавно – пожал плечами барон Визра – но я согласен с Акселем.
- Мы вообще нездешние! – отреклись Элла и Гармазон.
- Какая ты злая, Вероника! – чуть улыбнулась, вздохнула с кровати рыжая Лиза – не буду с тобой дружить!
- И ты бы его взаправду тут убила? – спросила Майя Гранне из кресла.
- Этим? Нет конечно – уже своим обычным тоном ответила, засмеялась принцесса – просто вспомнила ту пьесу, которую мы ставили в театральном кружке. «Кот и Герцог».
И, хлопнув обескураженного графа рукавом по руке, продемонстрировала ему нож, с силой провела тупым, предназначенным для тренировок и отработки упражнений лезвием по ладони.
- Рейн, а вы что, серьезно думали, приедете тут и прямо с палубы, вертя одной рукой штурвал, завоюете мое сердце?
- Вероника… - только и выдохнул граф Тинкала – леди Булле… Это…
- Мистерии – догадался барон Визра, откладывая свою пластинку – вы позвали нас всех, чтобы сыграть эту мистерию и узнать наши истинные характеры и намерения! Мы тоже играем в такие игры, но с таким погружением впервые. Это было просто великолепно!
Принцесса взяла со стола колокольчик, позвонила. В комнате стало светлее. Открылась дверь. Вошли Ида Доццо, высокая дама Пескина и еще одна незнакомая молодая женщина, принесли густое черное юво, холодные закуски, салаты, хлеб и густой соус. Пришел Корн, сел в кресло рядом с Агнесс Булле.
- А? Что-то случилось? – когда рука молодого рыцаря ласково коснулась ее плеча и шеи, проснулась, томно воскликнула она спросонья.
- Рейн! – присаживаясь на кровать, быстро крестясь на иконы, весело обратилась ко все еще бестолково моргающему у окна графу принцесса Вероника и указала на низкий стол с подносами с едой и напитками – вы что обиделись? Ой, все, идите к нам, давайте ужинать.

***

Вертура пришел домой. Рыжий свет из распахнутой настежь двери комнаты консьержа падал на черно-белые шашки пола, отражался от деревянных панелей и крашеных белой масляной краской сводов. Детектив заглянул к консьержу, спросил, не приходила ли Мариса. Старики лукаво переглянулись. Тот, что в непропорционально огромных очках и широченных черных, весьма модных штанах, подкрутил торчащий ус, отложил колоду каких-то карт с цифрами и сложными рисунками, внимательно посмотрел на детектива, лукаво и таинственно улыбнулся. На большом столе перед ним была разложена картонная доска. Играли в какую-то замысловатую игру, вносили записи в тетрадь, сверялись с толстой книгой. На стене висели часы. Но не обычные, а с маятниками вместо стрелок. Только сейчас Вертура подметил, что их асинхронная пульсация больше похожа на беспорядочные капли дождя, чем на ритм отмеряющего время прибора. Рядом на стене висел старый потертый арбалет с бахромящейся на петлях, изготовленной из заплетенных косицей металлических жил, тетивой.
- Если что, кричите – загадочно посоветовал консьерж. Не сговариваясь, он и его оппонент по игре набили трубки и дымно закурили так, что потянуло в коридор.
Вертура пожал плечами и поднялся к себе в комнату. Он не стал разжигать печь. Просто съел хлеба с сыром запил холодным кипятком из котелка, погасил керосиновую лампу, разделся, прочел на ночь «Отче наш», быстро перекрестился и лег.
Сон не шел к нему. Ему мнилось, что сейчас тихо откроется неплотно закрытая дверь в маленькую смежную комнату с титаном, бадьей для мытья и клозетом, и оттуда бесформенной горбатой тенью, громко и стремительно ковыляя на переломанных ногах, скребя руками по полу, появится темная, с желтыми пылающими глазами и острыми зубами фигура. Навалится всем телом, вцепится страшно и молча.
За окном на проспекте, вроде бы совсем близко, но по ощущениям, словно в другом, недосягаемом мире, проезжали припозднившиеся кареты. Слышались шаги пешеходов, но от присутствия рядом людей, в темноте не становилось ни легче ни спокойней.
Он был один в темной квартире наедине со своими страхами и таящимися в сумрачных тенях, ожидающими, когда он задремлет чтобы явиться к нему чудовищами. Думая эти беспокойные страшные мысли, детектив специально повернулся на бок и подвинулся к краю постели, чтобы видеть, что происходит на полу. Но это не прибавило ему уверенности.
В конце концов он встал, засветил керосиновую лампу, взял с полки крест положил рядом с собой на подушку, тут же, у изголовья, пристроил у подлокотника кресла меч. И, мысленно перекрестившись, закрыл глаза.
Ему снился какой-то беспокойный, полный каких-то неясных образов и картин, неприятный сон, но он его не запомнил.

***
 
В одиннадцать вечера во дворце объявили отбой. Фарканто раздал команды несущим вахты рыцарям. Быстро пробежал глазами записку из полицейской комендатуры, что принес припозднившийся курьер, отнес ее принцессе наверх. Та показала ее капитану Форнолле. 
Когда караулы и смены были назначены, а двери закрыты, Фарканто и барон Визра вернулись в библиотеку. Фарканто к рыжей Лизе, что после укола доктора снова спала тяжелым беспробудным сном, барон к Майе Гранне, которую принцесса приставила следить за своей наперсницей. Оба отказались идти в свои комнаты, сказали что подежурят, поспят на диванах и в креслах.
Марису Вероника Булле позвала с собой в смежную с библиотекой угловую комнату. Тут, в уютном, с высоким потолком помещении с двумя просторными окнами на запад и на юг стояла большая удобная кровать. Еще в комнате был мягкий, застеленный простыней и одеялом, диван, кресло у окна, по всей видимости, для чтения, и два стола. Один маленький, для мелких вещей в изголовье постели, второй большой с комнатными растениями в горшках, что в полутьме напоминали один огромный разлапистый куст.
Заключенная в массивную раму, высокая, почти от пола до потолка картина – портрет какой-то красивой женщины в архаичном тяжелом одеянии с длинными, до колен, рукавами, украшала свободную стену.
Принцесса жестом указала Марисе помочь ей раздеться. Переодевшись в длинную ночную рубаху и умывшись в соседней комнате, прочла вечернюю молитву, легла в постель. По ее мысленному приказу притих и без того слабый, едва озаряющий стены свет.
- Умойся и ложись – указала она на диван Марисе.
Вернувшись из ванны, та подошла к своему спальному месту и, сняв мантию, легла на него. В комнате была открыта форточка и влажный, холодный ночной ветер наполнял помещение ароматами подступающей осени и мокрых, растущих во двориках под окнами дворца деревьев, но как только Мариса укрылась одеялом – толстым и хрустким от свежевыстиранного крахмального белья, ей стало как-то по-особенному уютно и тепло, как бывает только в гостях на непривычной, но очень удобной и мягкой постели. Так, заложив руку за голову, она лежала в темноте, приглядывалась к нависающим над головой листьям растений на столе, разглядывала желтые отсветы улиц города и неверные тени переплета окон на высоком белом потолке.
Так прошла минута или две.
- А поехали кататься – внезапно предложила принцесса Вероника –  Позовешь Марка. Возьмем Акселя и Лизу и кого еще, сэра Визру, например. У Августа есть загородный дом. Он не откажет дать ключи. Проведем хоть вечер как нормальные люди, без всей этой беготни…
- Если леди Тралле отпустит… - ответила Мариса и тут же улыбнулась своему глупому ответу.
-… Одолжим ипсомобиль у сэра Вильмонта – рассудительно продолжала принцесса - а лучше у мастера Динтры. Он с генератором червоточин. Раз и на месте. Видела такое? Я тоже не видела. Таких, даже в столице ни у кого нету. Вот будет номер, если его закусит в какой-нибудь стене или в дереве.
- Это опасно? – внезапно заинтересовавшись вопросом, спросила Мариса.
- Нет – ответила Вероника Булле – там происходит квантовое замещение в пределах границ объекта. Но без сноровки застрять в скале или в воде – пустяковое дело. Так что лучше ипсомобиль сэра Вильмонта. Он, куда руль крутишь, туда и поедет. Так как тебе?
- Я предложу – ответила Мариса – если Марк согласится. У нас решает он.
Принцесса Вероника улыбнулась.
- Вот ирония. Тебе достался принц, а ко мне в мужья лезут одни солдафоны, корабельщики и племянник епископа, который даже слово мне сказать боится. Туда же. Женихом себя возомнил.
- Я тоже про Марка так думала, как увидела… – отозвалась, согласилась Мариса – мямля, ничтожество, трус, сплетник, два слова связать не может. Мечтатель, бездельник, пьяница, неряха, подкаблучник, а еще принципиальный идеалист…
- И передумала?
- Да нет, все сходится
- Но тогда зачем он такой тебе?
- А я и сама не знаю… – уклончиво ответила Мариса, чем вызвала у Вероники Булле улыбку - а может и Борис Дорс ничего на самом деле?
- Так пусть хотя бы ко мне приедет, признается в любви, посватается как нормальный человек – с упреком и какой-то детской обидой ответила принцесса, перевернулась на спину, заложила руки за голову, выгнулась, нетерпеливо тряхнула коленом – не мне же к нему ехать. Как он надоел! Скажу Августу притащить его сюда в кандалах, бросить на колени… Я и совсем забыла. Будет же охота. Поедете с нами.
- Да, конечно… – изумившись случившейся между ними беседе, ответила Мариса и запоздало прибавила – благодарю вас за приглашение, моя леди…
- Ага – рассеянно кивнула принцесса, прикрыла глаза и мечтательно улыбнулась каким-то своим мыслям.
Усталость беспокойного дня и тревоги клонили в сон. Но этот короткий и веселый разговор навеял приятные и радостные мысли о лесе и деревянном доме, где горит жарко натопленная печь. Где много народу и свечи на столе. Все друзья, знакомые и друзья друзей. Где кружки и кувшины юва, передержанное в котле на открытом огне, отдающее гарью рагу. Сметана, лук, черный хлеб. Арфист наигрывающий энглины. Оружие сложенное у стойки у стены. Все за одним столом, такие молодые и счастливые. Где с улицы слышался звон топора раскалывающего чурбаки, бряцание лошадиной упряжи, деловитый разговор о совершенно неактуальных вещах на крыльце. Тяжелый плащ накинутый на плечи и ледяная вечерняя роса на босых ногах от которой холодит все тело. Верховая прогулка по лесу, бутылка вина, прихваченная со стола, важная беседа на закате на крутом берегу реки. И холодная сырая ночь в лесу, когда возвращаешься к покинутым еще с заката жаркому очагу и веселью в полной темноте.
- Напиши об этом в своей книге…  – прошептала принцесса Вероника, но Мариса уже спала, или просто не ответила на эти тихие слова в темноте.



https://vk.com/id686957
Доктор Эф