М. М. Кириллов Мы были и мы будем Повесть

М.М.КИРИЛЛОВ

МЫ БЫЛИ И МЫ БУДЕМ

Повесть

Посвящается
советским людям
      
      . 1 мая 1992 года в Москве, впервые после захвата власти в августе 1991 года, ельцинский режим показал свои волчьи зубы. Как и все, я был потрясён зрелищем блокады и разгона демонстрации на Гагаринской площади.
Мирных демонстрантов заперли. Как зверей, загнали в тупик, в клетку площадью 300 на 300 метров, с трёх сторон окружённую охранниками. У людей не оставалось никакой возможности осуществить свое право на свободное шествие, кроме как силой проложить себе дорогу, ибо и этот, оставшийся, путь перегородили жандармы. Вспоминаются слова из известной революционной песни: «К царству свободы дорогу грудью проложим себе». Альтернатива — жизнь в капиталистическом стойле — людей не удовлетворяла. То, что все видели по СМИ, в точности повторило разгон демонстрации рабочих в Нижнем Новгороде в 1902 г. (М. Горький, «Мать»).
«Зачем брали с собой детей?!» «Они шли на праздничную демонстрацию». «Но ведь вокруг все было так страшно?!» «Они встречали Первомай, как их деды и отцы...» «Да, но дети!» «Они не знали, что для Лужкова и жандармов их дети — дети бандитов».
Власть создала объективные условия неотвратимости побоища. Именно она, предложившая людям встать на колени, — первый и главный преступник. Советские люди в очередях настоялись, но не на коленях же. Расчёт был точным. Он был нужен тем, кому снится самодержавие. Теперь будут строить тюрьмы, чтобы упрятать подальше протест «уголовников» и позволить буржуям, наконец, свободно грабить страну.
Лавочники, казаки, жандармы и... интеллигенция, ударившаяся в бизнес, — опора режима. После этого Первомая он будет существовать в глазах честных людей только как режим. Режимной становится и армия, откармливаемая за счёт народа. Армия, в которую и за деньги никого загнать нельзя, разве что безработных.
Процесс вырождения бывших якобы коммунистов, позже якобы демократов в палачей народа исторически неизбежен. Это обычная эволюция представителей мелкобуржуазной среды. Но и протест неизбежен. Глумление над людьми труда восстановит в них память о средствах борьбы пролетариата за свое освобождение.
Произошедшее 1 мая осложнит работу Верховного Совета и съез¬да, расслоит депутатов. Невозможно будет пробиться через «электронный ОМОН». Правду исказят до неузнаваемости. Односторонность оценки неизбежна и непробиваема. Событие на пл. Гагарина осложнит деятельность поднимающегося коммунистического движения.
Только подавлением людей (на что-то  большее он не способен) режиму не решить насущных проблем народа. Сознание собственной неполноценности будет во все большей степени будить в нём инстинкт самосохранения и укреплять жандармскую оболочку. И блокада демонстрации — проявление слабости «всенародно» избранной власти. Среди искалеченных на площади людей были рабочие, ветераны, инженеры, студенты. Но среди них не было лавочников, предпринимателей, казаков. Социальный выбор власти был безупречен.
В дальнейшем решающей будет не столько активность политических организаций, сколько эффективность экономического развития страны в ближайшие полгода. Ухудшение жизни людей усилит протест, и он потребует политического оформления.
Как-то пройдет празднование Дня Победы? Власти поняли: повторение побоища невозможно. Ими решено: от Белорусского вокзала до Манежной площади препятствий демонстрации чинить не будут. Но независимо от этого люди вновь возьмут на свой праздник детей, люди останутся людьми, но с ними не будет Ельцина. Дороги разошлись.
Я, конечно, против жертв и травм. И будущих жертв— то же, потому что в любом случае страдает народ. Но, к великому сожалению, ничего не поделаешь: с волками жить — по-волчьи выть.
9 мая. Нормально всё получилось: прошли москвичи через Красную площадь, и ОМОН оказался ненужным. Это подтверждает: насилие идёт от власти. Ненависть ко всему советскому идёт от власти.
15 мая. Возвращались с огородов (сажали картошку). Офицеры, жены, дети — полный автобус. Спрашиваю одного из наших факультетских  докторов наук, в прошлом члена парткома: «На чью бы сторону вы встали? На сторону демонстрантов-москвичей, нёсших на руках детей и защищавшихся от жандармов, или на сторону жандармов?» Этот интеллигент, пишущий об этике, быстренько ответил, по-видимому, как им что-то давно решённое: «На сторону охраны порядка». Откуда только они берутся, эти вчерашние члены парткомов.
Июнь. Конец учебного года. Экзамены. Позади год тяжелого труда. В нашей клинике ежедневно по 250 больных, напряжённая научная и педагогическая работа. 12 преподавателей кафедры трудятся самоотверженно. Это сохраняет давно сложившийся стереотип отношений даже при неодинаковых взглядах. Будни в клинике — обычные советские будни. И главное — здесь, как и прежде, интересы больного человека. Особенно важно — сохранение коллективизма. Всё это — тоже фронт.
21 сентября 1993 года. Выходит Указ Ельцина о роспуске Верховного Совета. Верховный Совет в ответ квалифицирует этот указ как акт государственного переворота и назначает Руцкого и. о. президента. Конституционный суд подтверждает конституционность решений Верховного Совета. Решено созвать Съезд народных депутатов — высший орган законодательной власти в стране. Регионы в большинстве своем заявляют о поддержке Верховного Совета и о необходимости защитить Конституцию. Идут обращения к армии, сообщается о поддержке армией законной власти. Политическая жизнь в стране резко накаляется.
23 сентября 1993 г. я в Москве, проездом. В моём распоряжении 8 часов. Спустился по ул. Горького к Музею Ленина. Картина необычная: газет нет, люди не собираются как обычно.
Зная о событиях, связанных с Белым домом и ожидаемым Съездом Советов в связи с его роспуском по указу Ельцина, поехал туда па метро — до «Баррикадной». Съезд должен был начать свою работу только сегодня, так как депутаты с трудом добирались в Москву, многим в аэропортах, и на железнодорожных станциях ставились рогатки, информация о событиях в Белом доме глушилась. Последние дни во дворе Дома съездов постоянно шли митинги. Ситуация нагнеталась и оставалась неясной.
От метро «Баррикадная» люди рекой тянутся вниз к Белому дому. Их словно магнит тянет: именно здесь решается судьба Родины. На заборах — прокламации, лозунги, решения общественных комитетов, гневные стихи, карикатуры на президента, Гайдара и прочих. Прохожим раздают листовки.
Вот одна из них: «Руководители ряда предприятий заняли выжидательную позицию, что затрудняет выполнение решений Верховного Совета РФ и исполняющего обязанности Президента А. Руцкого. Подобное поведение в условиях произведенного Ельциным государственного переворота и поддержки позиций ВС РФ и и. о. Президента регионами России заставляет напомнить руководителям... о личной ответственности каждого перед Родиной и Законом.. Общественный комитет защиты Конституции и конституционного строя России. 23 сентября 1993г.».
    На пути — баррикада: ящики, бочки, камни, арматура. Что-то вроде шлагбаума. Над ним реет красный флаг. Строгий седой рабочий с красной повязкой на руке. За 100 м до шлагбаума «газики» с тесно сидящими внутри милиционерами: греются.
Во дворе у Белого дома — до 3—4 тысяч человек. Основная группа — до 1,5 тысяч — в центре — у микрофонов, слушают ораторов. Кто-то (его плохо видно) убеждённо говорит в защиту Советской власти. «Кто такой?" Моему вопросу удивляются и подозрительно осматривают меня. «Виктор Иванович!» — отвечают уважительно и укоризненно. Я вновь спрашиваю: «Кто это?» «Анпилов!» — отвечают мне, как малому дитяти. Народ вокруг стоит плотно, больше — пожилой, бедно одетый. Но лица светлые. Продвинулся поближе: действительно, Анпилов. Лицо простое, лицо рабочего от станка, говорит просто, ясно, как бы беседуя.
Кое-что из его речи запомнилось: «Третий день и третью ночь выступаю, извините, охрип. Поспать бы — да не до того. Сами видите, работу парламента тормозят, заблокировали печать, радио, телевидение. Люди в стране не знают правду. Поэтому из квартиры в квартиру, от семьи к семье несите правду о нашем сопротивлении ненавистной президентской власти, о том, что мы требуем свободу информации, что мы не хотим пролития крови, но если нас вынудят, мы готовы пролить её за народ. Нам прислали приветствия коммунистические партии Европы и Америки (зачитывает). О прокламациях. Я тут ночью написал две (зачитывает). Заканчиваются они словами «наше дело правое, мы победим!» «Как, пойдёт?» — спрашивает. Толпа отвечает: «Да!» Ну, раз так, отдаю печатать. Привезли 100 тысяч листовок. Вот женщина (помогает ей подняться на возвышение). Она вчера у метро раздавала их. Её отвезли в участок».
   Женщина говорит: «Не бойтесь, товарищи, раздавайте их людям, но лучше ходите по двое и. желательно, с мужчинами». Анпилов: «О нас не знают, передавайте о необходимости реальных действий по защите Советской власти знакомым — по телефонам, на заводах. Мы боремся!»
    Женщина попросила заводских получить пачки листовок, но строго по спискам, по организациям, так как много провокаторов.
Тут принесли какой-то большой ящик. Анпилов поднялся на него и наконец-то стал хорошо виден. Пошутил: «Ну вот, плаху принесли. Умереть на плахе за народ считаю святым делом. Но прежде мы их уничтожим!» (Аплодисменты.)
  Прост он, одержим, много экспромта, добродушен, прям, что-то цельное и очень близкое и понятное. Напомнил своей непосредственностью и убежденностью С. М. Кирова.
Продолжил: «Я смотрю, здесь много пожилых людей. Спасибо вам, отцы и матери, что пришли. О большем вас просить я не могу, так как знаю, что у вас, у многих, сердчишко слабое. А кто помоложе и чувствует свою силу, кто может стоять в строю, — записывайтесь в народное ополчение»,— и указал в сторону парня в белой спортивной шапочке. Народ потянулся к тому.
Я обошёл площадь. В перерыве по мощному микрофону транслировали советские песни («Три танкиста, «Катюша», «Москва майская»...). И неслись звуки этих песен над Москвой-рекой, утыкаясь в стены американского посольства. Недалеко человек 20, собравшись в кружок, молились. Молодой священник читал им что-то из Библии. За что молятся? За благополучие бедных и за мир...
Подполковник в десантной куртке с автоматом за плечами. Строгий. Неафишируемое руководство охраной Белого дома. Фотокорреспондентов иностранных, обвешанных аппаратурой, попросил разойтись, и те тотчас выполнили его распоряжение.
Во дворе показались депутаты Саенко, Бабурин. Прошествовал во фраке вальяжный здоровенный Уражцев. Страстно выступал от РКРП худощавый седой поэт (позже я узнал, что это Борис Гунько). Чётко выраженная классовая позиция, воля и страсть. «Компрадорская прозападная буржуазия открыто продает страну, местная — помельче — еще ненасытившаяся, но тоже недовольная правительством, — наш так называемый союзник - не пришла (ни одного на площади!)».
Впереди меня, юркая среди турникетов, семенит маленькая сухонькая старушка и быстро-быстро повторяет: «Кворум есть, кворум есть, кворум есть...». Очень похоже на «цып, цып, цып...». Это она сообщает, что вот-вот откроется съезд народных депутатов.
У выхода со двора тумба с плакатами общества «Память». Рядом 2—3 парня расположились на бугре с закусью и водкой. Других пьяных я не видел.
Наискосок четверо мужиков тащат сколоченную из досок установку для оборудования транслятора. С удивлением узнаю в одном из них... Анпилова. Какая незащищённость и неорганизованность! Больше никого не нашлось! Это о многом говорит.
Когда уходил, в душе шевельнулось чувство: «Пришёл на похороны ещё живой Советской власти, проститься с товарищами». Пока медленно поднимался к метро, вдогонку неслись звуки любимых советских песен. А народ шёл и шёл мне навстречу, к Белому дому, всё плотнее и плотнее.
2 октября 1993 г. Следим за развитием событий по телевидению. Информируют скупо и тенденциозно, исключительно в интересах власти. Накал противостояния нарастает. Конституционный суд (Зорькин) поддерживает законные действия съезда. Президентом объявлен Руцкой. Церковь, боясь поскользнуться на крови, ведёт тяжкие переговоры с обеими сторонами и, похоже, тянет время, ожидая, что пар выйдет сам собой. Алексий даже заболел, видимо, от предстоящей скорби. Как они далеки от святых, как суетны и зависимы от власти.
«Мечутся властные кони...». Власть шатается. Генералы колеблются. Но и те, кто в Белом доме возглавляет оппозицию, не имеют абсолютного авторитета. Руководство КПРФ, как когда-то в августе 1991 г. ЦК КПСС, — в стороне, вне борьбы. И это не проявление мудрости, а генетически детерминированный паралич революционного действия. А это таит опасность авантюризма и спровоцированного неподготовленного выступления. Интеллигенция визжит от страха: «Да задавите вы эту гадину!» (Имеются в виду советские люди.)
Вместе с тем к Белому дому тянутся сотни людей, готовые его защищать. Москвичи и народ из Подмосковья. Везут продовольствие на случай осады.
Дожди. Холодно. Парламентарии и защитники Белого дома мёрзнут. Отключены связь, свет, тепло, канализация. Парламент оцеплен. Но через кордоны, дворами люди просачиваются. Пробираются в Белый дом с продуктами и оба моих брата из Рязани — Владимир и Александр.
Противостояние, похоже, доходит до кульминации. На 3 октября назначено Московское Вече. Тысячи листовок ходят по Москве. Вот одна из них: «3 октября. Московское Вече. Да — СССР! Нет — войне. Долой Беловежский сговор! К суду президента, поправшего волю народа! За решетку предателей и спекулянтов! Нет реформам ЦРУ! Власть — трудящимся! Сбор участников Московского Веча 3 октября в 14.00 на Октябрьской площади. «Трудовая Россия». Это люди из РКРП.
        3 октября. Судя по телевизионным картинкам, наши колонны прорвались из Октябрьской площади и пошли по Садовому кольцу, разгоняя милицию. Оцепление вокруг Белого дома почему-то неожиданно сняли. Что это, уловка? Массы людей прорвались к парламенту. Практически без сопротивления взяли мэрию. Всеобщее ликование. Опьянение свободой и, вместе с тем, отсутствие серьёзной поддержки войск в округах и в Москве. Более того, слухи о вводе элитных частей в Москву. На местах — в основном проявления поддержки Советской власти. Поток телеграмм. Слова, слова... Телевидение показывает возбуждённые лица Хасбулатова, Руцкого, Макашова, Анпилова. Макашов говорит на родном матерно-армейском языке: «Долой всех мэров, пэров, сэров и прочих херов!» Возражений это не вызывает.
3 октября. Поход на Останкино от Белого дома с целью вырвать у власти возможность гласности для восставших. В ответ на это — расстрел безоружных протестующих на дорожках останкинского парка. И почти одновременно — новое оцепление Белого дома и его осада. На телеэкране кадры расстрела тех, кто стремился оттуда уйти. Расстрел сотен людей на соседнем стадионе. Расстрел из танковых орудий парламента. Превращение Белого дома в чёрный. Гнусные картины массового любопытства московских обывателей, с интересом наблюдавших работу карателей, в том числе с Краснопресненского моста. Так вкратце проходят 3 и 4 октября.
   А подробнее и точнее меня знают об этих событиях оба моих брата, бывших и в Останкино, и в Белом доме 3 и 4 октября, спавших в парламенте на холодном полу, завернувшись в ковры, и чудом ранним утром 4-го октября, ещё до расстрела из танков, ушедших оттуда сквозь выставлявшихся там цепь солдат...
По словам братьев, 3 октября они из ещё свободного тогда Белого дома на грузовой машине выехали в Останкино. Когда из окон Телецентра стали стрелять, сотни безоружных людей бросились к выходу, к заборам. Огонь заставил их ползти по дорожкам парка, прикрываясь невысокими бордюрами, стволами деревьев, тумбами. В темноте пули выбивали искры из асфальта. Ползли и мои братья. Ожидавшаяся помощь из Белого дома прибыла, но оказалась запоздалой и неэффективной. Многие не выдерживали, вскакивали и бежали к выходу. Раненые оказывались без помощи: оказывать её было и нечем и некому. Вот тогда-то поздним вечером порознь Володя и Саша на случайных машинах вернулись в Белый дом.
«След кровавый стелется по сырой траве...». Убийц со временем будут судить. Картину расстрела Белого дома из танковых орудий миллионы людей, я и мои братья наблюдали по телевизору.
5 октября. Один из братьев по прибытии из Москвы в Рязань слёг с пневмонией (простудился в холодном Белом доме), другой — схватил выговор за прогул.
Ликование власти на крови. Преследование членов Конституционного суда. Расправа над депутатами под улюлюканье обывателей. Арестованных сажают в «Лефортово». Поиски Анпилова, Константинова, Уражцева и других. Большие радости кровавого самодержца-алкоголика. Алексий поправился и убийц анафеме не предал. И те, кто на мосту стоял, глазея на кровавое побоище, как в цирке, и те, кто не стоял, зажили новой жизнью, но уже без Советской власти.
Вся страна разделилась тогда на тех, кто во внутреннем, и тех, кто на внешнем дворе Лефортовской тюрьмы. Даже один мой знакомый, ельциноид, посрамлённый жестокостью своих кумиров, воскликнул: «Где же найти честных людей, чтобы осуществились рыночные реформы?!»
Прошедшие годы показывают, что каждый виток «победы» «демократии» сопровождается кладбищенскими делами: всё время что-то или кого-то хоронят (то ГКЧП, то компартию, то газету «Правда», то Советы, а теперь парламент и сотни москвичей). Вот-вот вытащат Ленина из Мавзолея и смешают с землёй прах красногвардейцев у Кремлевской стены. Хоронят и хоронят. Зато последовательно возрождаются из пепла дворянство, казачество, жандармерия, купечество...
Рабочий класс лишается своей истории, своей литературы, своих достижений, результатов своего труда, своей доли власти, постепенно превращаясь в быдло и чью-то собственность.
По телевидению прозвучало краткое интервью рабочего-москвича в связи с расстрелом в Останкино и поражением восстания. «Если нужно будет, я повторю всё, что было вчера». «Да, но кровь...» — спросил репортёр. «Что поделаешь! Лучше умереть стоя, чем жить на коленях!»
Свидетели и пострадавшие в ходе кровавого побоища ныне разошлись по стране и несут людям страшную правду о злодеяниях режима. Они будут свидетельствовать об этом всю свою жизнь, повторяя вслух и про себя: «И вы не смоете всей вашей чёрной кровью народа праведную кровь».
Восстание не получило нужного размаха и массовой поддержки, оказалось всего лишь экспромтом сопротивления. Это — осечка в борьбе. Но события в Москве получило всемирный отзвук. Оценка едина: из танков по народу даже Пиночет не стрелял. Ползут опасения о предстоящих репрессиях.
 Но то, что произошло, при всей трагичности происшедшего, — только верхняя часть айсберга, поверхностный слой процессов. Глубже, у дна социальной жизни, — колоссальные резервы протеста. Тот слой менее подвижен, поднять его сложно, но именно глубинные течения, ухудшение жизни миллионов, продолжив «дискуссию семейных кошельков», сформируют не навязанную, а действительную революционную ситуацию, и нужда и голод сметут самодержавие с парламентом господ. Только достижение критической массы сможет сделать протест победоносным и, как это ни парадоксально, менее кровавым.
Когда говорят о живой крови, крови, пролитой в схватке рабочих с жандармами, забывают о вымирании населения страны, прежде всего трудящихся, — процессе более зловещем, чем естественный экстремизм отчаяния и протеста. Об этой, медленной, смерти народа за счет неродившихся и преждевременно умерших — власти молчат, Растропович не плачет, церковь не ведёт панихиду. Вымирание «быдла» планируют, это естественная цена «сингапурского счастья», дорога к которому будет выложена трупами сограждан.
Кем-то верно сказано, что опыт баррикадной борьбы постигли в эти дни сотни тысяч человек и, хотя уличные баррикады разобраны, они переместились в сердца и память людей.
Залпы по людям в Белом доме отбросили заблуждения: происходящее — зримый приход к власти крупной компрадорской буржуазии со всеми её структурами — силовыми, экономическими и информационными. «Профессиональные, компетентные, интеллигентные» будут верно служить мафиозной элите, защищенные от народа ОМОНом.
Объявлено о предстоящих выборах в новый парламент в декабре. «Голосуй, народ! Выбирай господ!» Выборы не предполагают появления в парламенте рабочих и крестьянских депутатов, то есть не предполагают выбора. Участие в них — в условиях диктатуры буржуазии, — лишено смысла, безнравственно. Чтобы снять очевидность этого, власти могут «допустить» участие в кампании кое-каких левых сил и даже выпуск кое-каких газет (до первого окрика). Но это всё равно не меняет сути дела: происходящее — поверхностный слой событий, возня игроков (от Собчака до Травкина, от Явлинского до Гайдара, от Горбачева до Ельцина) — очередной отвлекающий телесериал. Различий между игроками нет — все на ниточках.
Всё проще: станет жизнь легче — вздохнёт народ, не понадобится протест. Будет тяжелее — усилится непризнание режима, неповиновение, сопротивление. Будет совсем плохо — народ выделит из себя десятки Анпиловых и сметёт не только «Останкино». Так будет, потому что жадный платит дважды. Друг мой, выключи радио, приложи ухо к земле. Слышишь, как гудит!
        Писатель-драматург Виктор Розов в 1994 году, сразу после расстрела Дома Советов, назвал перерожденцев, прежде всего из отечественной интеллигенции, «мутантами». Это понятие оказалось даже точнее, чем современное понятие гибриды. Представляете, государство зверей-мутантов. Это неизбежно, когда страна из  социалистической (с общенародной собственностью и властью трудящихся) перерождается в буржуазное государство. Не нужно думать, что при этом прежняя правда просто сменилась другой по законам гибридности. Правда (или истина) конкретна и потому всегда одна.
        Как бы это не было для кого-то обидно, но формирование мутантов имеет и конкретный, личностный, характер. Гибридизация взглядов – это, в конечном счёте, гибридизация души.
Музей Ленина в эти дни. Письмо его сотрудницы В.И.Буровой. «16 ноября мы были открыты последний день. Здание музея перешло к городской Думе, а служебные помещения — Государственному историческому музею. Что же касается коллектива, то он в подвешенном состоянии — кто-то будет работать в Историческом музее, кто-то ещё как-то трудоустроен, пенсионеры пойдут на пенсию. Вы пожелали нам устойчивости и... пластичности. Наверное, два года мы и жили по этому принципу. Кое-кто нас даже упрекает за то, что мы были слишком «пластичны», и поэтому с нами перестали считаться. Но я думаю, что это не так. Всё и сложнее, и проще одновременно. Конечно, нынешние власти, сделавшие такой выбор, не спросив нас, просто решили: «Хватит в центре Москвы терпеть «очаг коммунистической заразы» (так и сказал один из мэрских чиновников). И нас прикрыли. Грустно. Грустно, что не смогли отстоять — не смогли оправдать надежды наших друзей, которые слали нам тёплые, ободряющие письма, выкраивали из своих скромных бюджетов деньги, возможно, отказывая себе, своим детям и внукам.
Грустно, что фактически не было серьёзной, решительной поддержки рабочего класса. Да и сейчас, после этих трагических октябрьских событий, тоже, в общем-то, промолчали... Конечно, будем надеяться, что прозрение придет, но когда?»
 Закрытие музея В.И.Ленина завершило разгром советской власти в 1991-1994 гг. Стрельба по Дому Советов завершилась расстрелом памяти о вожде мирового пролетариата. Эти события одного порядка. Это логика буржуазной контрреволюции.
Прошёл год. Октябрь 1994 г. Москва. Узнал, что 4-го в 16.00 назначено шествие левых сил от Смоленской площади в сторону мэрии и Белого дома. Договорились с братом о встрече в сквере напротив Министерства иностранных дел. Мотив — годовщина кровавого побоища у Останкино.
        Пришёл к скверу во время, встретился с братом, прибывшим с группой товарищей из «Трудовой Рязани».
К тому времени в России уже существовала РКРП - Российская коммунистическая рабочая партия. Она была создана ещё в ноябре 1991 г. с центром в Ленинграде (первый секретарь В.А.Тюлькин). С 1993 г. возобновила свою деятельность по решению правительства и КПРФ. Единства этих партий достичь ни тогда, ни позже не удалось.
Прибывающий народ быстро скапливался в сквере. Напротив, за Садовым кольцом, возвышалась громада Министерства иностранных дел. Неожиданные встречи: массивный Шашиашвили, рядом, окружённая людьми, стройная, с красивой копной волос, в миниатюрных туфельках Сажи Умалатова. Неподалеку Алкснис, спокойный, плотный. Вокруг него люди. Задают вопросы. Отвечая на них, он подчеркнул, что войска МВД оснащаются танками и БТРами даже в большей мере, чем армейские части. Что бы это значило? Собственный народ становится во всё большей мере объектом нападения. Макашов оказался небольшого роста, совсем не авантюрен, как его показывает телевидение. Еще три года назад — командующий ПриВО, генерал-полковник. Негромким голосом он говорил о необходимости сплочения и подготовки к новым боям.
Вокруг, прямо на траве, лежали газеты левого направле¬ния, брошюры, плакаты. Поэты читали стихи, в том числе Б. Гунько. Люди, в ожидании начала марша, ходили со свёрнутыми флагами, транспарантами. Встречались ребята с визитками на груди и с красными повязками на руках (служба безопасности «Трудовой России»). С крыши одного из высотных зданий напротив велось непрерывное и прицельное видеонаблюдение с применением спецаппаратуры. Это было неприятно.
Наконец, колонна выстроилась и тронулась в сторону бывшего Дома Советов. У Бородинского моста по команде она остановилась, чтобы упорядочить шествие. В колонне были представители центральных органов и РКРП, и КПРФ, районные отделения РКРП, такие как «Трудовая Москва», «Рязань», «Курган», «Калуга» и т. д. Шёл и отряд РКСМ. В рядах демонстрантов виднелись транспаранты, знамёна.
Я оглянулся: сзади колонна растянулась, стоя плотными рядами по 15 человек в шеренге, всё ещё у Смоленской площади. В её задних рядах медленно двигался грузовик с погребальным колоколом. Передовая часть громадной колонны подходила уже к Краснопресненскому мосту. Постояв, вновь пошли, временами быстро. Пели песни.
  Между рядами колонн шныряли фото - и кинокорреспонденты. Демонстранты - народ рабочий, резковатый, турнули одного из них на тротуар: «Чего снимаешь, все равно на телевидении не покажете рабочий класс. Пошёл вон!» Но в целом порядок был отменный. Периодически рёв толпы разносил по Москве-реке проклятия режиму. Милиционеры в плащах стояли на тротуарах — по одному у каждого столба и на тротуаре вдоль набережной. С балконов, на которые высыпали жители, неслись и возгласы поддержки, и приветствия цветами и флажками, и — ругательства. А чаще — тупо смотрели, из любопытства (как год назад на мосту недалеко отсюда, когда обстреливали Белый дом). Многие демонстранты в колонне встречались впервые с прошлогодних событий, обнимались. Все это напоминало фронтовое братство.
Когда колонна подтянулась к Краснопресненскому мосту, ее конец был еще у Бородинских ворот. Затем она завернула вправо и подошла к зданию мэрии, заполнив всю площадь перед нею. Последовала команда: «Стой. Рядам развернуться к зданию». Люди заняли все пространство — от недавно возведенной решетки Белого дома до подножия мэрии. Подходили и ещё. Я прикинул: было от 300 до 400 тысяч человек.
   На возвышение перед зданием вышли десятка два руководителей, установили радиоустановку. Можно было различить лица Анпилова, Умалатовой, генерала Макашова, генерала Ачалова, Терехова, Гусева (первый секретарь МК РКРП), был кто-то от КПРФ. Стояла монашка в чёрном одеянии.
Шёл шестой час вечера. Голубело вечереющее небо, реяли красные знамена, люди держали портреты Ленина и Сталина.
Митинг открыл и затем вел В. И. Анпилов. О памяти погибших, о продажном и антинародном курсе режима, о невозможности согласия с угнетателями, о голоде, о нищей доле детей рабочих, о необходимости сплочённости, о важной роли Движения «Трудовая Россия», Российской коммунистической рабочей партии. Менялись ораторы. Многие говорили не лозунгово, а по делу, разъясняли.
      Вероятно, было что-то (о политической стачке), что уже повторялось на подобных митингах и раньше, и «не работало». Это вызывало споры. Рядом женщина возмутилась, что неодобрительно отозвались о соцпартии (Роя Медведева). Её тут же послали подальше. Нетерпимость была очень выражена: люди были накалены. Рефрен массового скандирования: «Советский Co-юз! Советский Co-юз! Убийцы! Ельцин - убийца!».
Страстно выступила осетинка об утрате интернационализма. «Люди гибнут, а эта пьяная рожа ездит по Европе, не просыхая!»
Монашка в чёрном одеянии оказалась из Сербии. Она слала привет славянам, «братам», просила о сплочении, показывая, что, если кисть сжать в кулак, нас не одолеешь. Когда стала говорить о жидах, Анпилов отнял у нее микрофон и сказал: «Спасибо, но мы интернационалисты и не можем отбрасывать никого».
Долго ещё выступали люди. Спели «Интернационал». Закрыли митинг принятием резолюции морем рук. Но и после этого люди рвались к микрофону...
Темнело. Включили высокие мощные лампы. Мы с братом пошли потихоньку в сторону метро. Подошли к мостику, где год назад было особенно много погибших. Народ не обращал никакого внимания на стоявший здесь частокол милиционеров, но и те не нарывались.
Долго мы ещё шли в движущейся толпе. Над нами темнело синее небо, показались звезды. На мостике к нам подошла старуха с большой кастрюлей на ремне, укутанной в полотенце. «Отведайте, ребята!» — предложила она. Приоткрыла крышку, вырвался парок и показалась варёная картошка в подсолнечном масле с укропом, а рядом — пирожки с капустой — горячие. Мы не отказались. Охотников было много.
Вошли в вестибюль метро «Баррикадная». Здесь брата уже ждали, и он уехал с друзьями, с которыми год назад вместе защищал Белый дом... И я подался к родным.
Всего-то год прошёл после побоища, а демонстрация и митинг сотен тысяч людей показали, что силы сопротивления есть, и они растут.
       А позже, в девяностые и ранние двухтысячные годы стремительно нарастало разрушение России, вплоть до полной утраты ею своего суверенитета. Началось одичание, вырождение и вымирание народа. 
       Разрушалась экономика, снизилась рождаемость и выросла смертность населения, тогда голодали миллионы людей, ослабла армия, вспыхнула Чечня, произошёл массовый выезд евреев в Израиль, экспорт научных и культурных кадров за рубежи нашей страны. Новоявленные буржуазные правители буквально раздели Россию под флагом воинствующего антисоветизма и декоммунизации. В 1999 году, когда даже буржуазии стало ясно, что «король гол», Ельцин ушёл. На смену им был выдвинут некто Путин, но эпоха «лихих девяностых» ушла.
       Всё это широко известно, прозвучало даже в моих книгах того времени, носивших характер художественной публицистики, в частности, в шести выпусках книги «Перерождение (история болезни)» (1999-2006). В них анализировались события в стране  за период от 80-х годов до 2006-го года. Тогда опубликовывать это было небезопасно. Сейчас об этом пишут все, кому не лень.
        Некоторые перемены в экономике страны и, особенно, в области обеспечения её государственной безопасности, произошли только в последние 10-15 лет. И это тоже хорошо известно. Сюда относятся и некоторое расширение многопартийности, и воссоединение Крыма с Россией, и поддержка народа Донбасса, и освобождение Сирии от бандитов ИГИЛ, и рост нашего военного могущества, и допущение исторически советской многомиллионной акции «Бессмертный полк», даже некоторые успехи в  решении демографических проблем. И всё это в условиях резкого обострения межгосударственных империалистических отношений в последние годы.
       С чем связаны эти и другие положительные перемены? Ведь классовая (социальная) структура общества и характер власти не изменились. Как была Россия в 90-е годы буржуазным государством, такой же и осталась.
     Дело в том, что экономическое положение в России после грабежа девяностых годов стало настолько низким, что стало угрожать уже крупному бизнесу, а национальная рознь вела к расчленению государства. Дальнейшее вымирание населения делало невозможным рост бизнеса и даже его внешнюю защиту. Власти срочно понадобились мнимая идея общенационального единства на самом деле социально разобщённого народа и рост его патриотизма. Не обманывайтесь. Всё это исключительно в буржуазных классовых интересах. Да, идея патриотизма властью эксплуатируется активно. Но не учитывается то, что Родина у нас у всех действительно одна, а государство – у кого как, поскольку мы, как писал В.В.Маяковский, «которые пролетарские, а которые буржуазные». Причём нас, первых, абсолютное большинство. Власть – понятие классовое, её не выбирают, её отвоёвывают. Это доказали ещё большевики. Так что, всё ещё впереди.
     Определённую роль в развитии нашей страны играет коммунистический фактор Китая. В том числе в вынужденном сохранении буржуазией коммунистического движения в России. Правильнее сказать, должен бы играть. Но здесь скорее преобладает учёт общих геополитических проблем нашего времени...
В силу указанных причин в России без изменения буржуазного существа власти наступило гибридное время. За последние 3-4 года я написал и издал несколько книг, исследующих это явление. Среди них: «Последний советский август», «Красная площадь и её окрестности», «Цена перерождения», «Воскресший полк», «Информационная война», «Гибридное время», «Мой Сталинград», «Рабочие коммунисты Поволжья», «Наши враги», «Об идее общенационального единства», «Слёзы по Сталину» и другие.
     Отечественная буржуазия вынуждена защищать государство, эксплуатируя возможности народа, чтобы защитить свои корыстные интересы. И при этом в упор не учитывает классовые интересы трудящихся и классовую неоднородность нашего современного общества. Народу немного достаётся. Государство, может быть, и крепнет, а народ нищает. Это объективно создаёт условия в наше время для сдвига влево в рабочем и коммунистическом движении.
      Стремление к общенациональному единству России понятно и даже своевременно, если иметь в виду реальную необходимость защиты суверенитета нашего государства, особенно в последнее время. Это – действительно основное условие мобилизационной готовности нашей и любой другой страны. В случае нападения на страну это становится неотложным требованием.
         Общенациональное единство народов нашей страны, возникшее в Советском Союзе в результате социалистической революции и политики пролетарского интернационализма, существовало не только в военное, но и в мирное время. Это единство обеспечивалось реальной классовой однородностью советского общества и закреплялось Конституцией государства. В его основе лежали два основных условия завоёванного в боях социализма, а именно общенародная собственность и власть трудящихся. Достижение такого единства потребовало ожесточённой классовой борьбы и многих лет социалистического строительства и обеспечило под руководством коммунистической партии победу в Великой Отечественной воне 1941-1945 годов. В то время именно классовое единство народа составляло основу его общенационального единства.
       В условиях современного гибридного буржуазного общества в России и отсутствия классовой (социальной) однородности общества достижение общенационального единства невозможно, за исключением, может быть ситуации возникновения реальной военной угрозы. Невозможно, как бы этого ни хотели буржуазные (либеральные) идеологи. Дело не в том, что кто-либо против этого, а в том, что оно нереально. Это утопия. Интересы людей в нашей стране не совпадают.
       Вся история последних десятилетий в нашей стране подтверждает ложность идеи так называемого общенационального единства классово разобщённого народа. Это касается упорного сохранения отечественного олигархата, с одной стороны, и настающей бедности миллионов граждан страны, с другой. Это выражается в отсутствии заметного роста среднего класса, якобы носителя такого единства, даже в создании политического (боде того, идеологического) управления в Вооружённых Силах страны по типу прежнего ГПУ и создания корпуса замполитов и политруков в армии. Этой идеей пронизаны и современные шестилетние планы «прорывного» развития страны.
        Заместители командиров по воспитательной работе, может быть, и нужны. В их функции входили бы дисциплинарная практика, воспитательная (педагогическая) работа, юридическая и бытовая помощь. И, конечно, воспитание патриотизма. Опыт введения таких политработников в российской армии уже был. Народ их не очень уважительно именовал «замами по людям». Не входила в их компетенцию только идеологическая функция.
        Для гибридного буржуазного общества (а армия часть этого общества) как раз и характерно отсутствие идеологического единства. Дети рабочих и крестьян, одетые в солдатские шинели, как и прежде, составляют основу армии, даже если им приходится защищать классово чуждые им интересы буржуазии. Присягать Родине – да, а присягать буржуазной власти – с какой стати! Родина-то у нас действительно одна, а государство для всех разное. Разные мы. Управлять всеми нами идеологически, даже по приказу, невозможно. Это же не советское государство трудящихся. Удивительно: любой простой рабочий это понимает, а те, что у власти, - нет. Создать современное ГПУ можно, конечно, но это ничего не даст. ГПУ не создаёт идеологию, идеология создаёт ГПУ. А чья идеология, позвольте спросить? Это же классовое понятие. Ну, разве что, силком получится? Это неграмотный и слабый шаг нашей цепляющейся за власть буржуазной власти. А что касается воспитания патриотизма, то нужно понять, что только патриотизмом, тем более в нынешнем значении, жив не будешь, в том числе и в армии. Подлинный патриотизм – это систематическое улучшение жизни народа.
        Былого единства советского народа уже не осталось, к сожалению, хотя его инерция, к счастью, ещё очень велика. И потому народ в России до сих пор говорит как бы на одном языке. Но и гибридность, или искусственное объединение разнородных явлений, взглядов и интересов, стала в последние десятилетия более очевидной и реальной. Сейчас гибридно всё: и политика, и управление, и сами люди. Не считаться с этим уже нельзя.
      Мы понимаем, что ленинизм как учение о борьбе пролетариата за своё освобождение никогда не станет исторической мумией, даже если это и приходит в голову некоторым современным властным антикоммунистам. Думать так - это их личное дело. Но не играть же в хоккей у порога Мавзолея Ленина, святого места для любого коммуниста. И не заколачивать же фанерой этот Мавзолей и могилы пролетарских вождей на Красной площади?
          Некоторые из давних моих знакомых сверстников, тоже вышедших в своё время из КПСС, сейчас рассуждают по поводу необязательности постоянства в убеждениях, считая нормальным последовательные и свободные перемены в своих взглядах. Таких «членов партии» было много в начале 90-х. Их тогда называли «отвязанными козами». У них было подчас много полезных качеств, но они, будучи членами партии, не были коммунистами.
           Понять можно. Перспектив в их жизни тогда не стало, компартию разогнали, выгода исчезла, кумиры потускнели, а купюры поднялись в цене. Иногда это была даже не вина их, а беда. Их даже можно  пожалеть: не пропадать же им ни за что, ни про что. Профессию свою терять было жалко. Многое гибло. Время такое было. Не все же борцы.
        Но, по мнению этих бывших моих знакомых, продвинутых и высоколобых, изменения во взглядах нормальны и даже креативны. А прежние школьные представления о вечной верности и преданности, хотя бы самому себе, у некоторых давно уже устарели. Даже былые слёзы по Сталину высохли.
       Как оказывается всё просто: изменилась ситуация, изменились и убеждения. Ситуацию изменить сложно всегда, а убеждения – проще, конечно. И ничего особенного вроде бы не происходит. Можно ведь прожить вообще без всяких убеждений. Видимо, думая так, этим людям легче оправдываться перед своей совестью. Что-то в них от прошлого, может быть, и оставалось, но, попробуй, разберись. Некоторые из них сейчас даже гордятся изменой самому себе и своей прежней родине и ничего - живут. Политическая генетика – сложная наука.
         Ничего, равному тому, что было когда-то создано и защищено в войну прежними хозяевами страны - трудящимися СССР, у нынешних лавочников, возглавивших нашу страну, не получится. Нет былой классовой однородности общества, общества трудящихся, нет и государственного единства, нет и мнимого, будто бы общенационального, единства, на самом деле, классово разобщённого народа, а значит, нет и мифической «Единой России» - продукта буржуазного «творчества». А что есть? Уже не монолит, а всего лишь груда осколков разрушенного прошлого. Искусственно создаваемый из этого социально-экономический гибрид.
        В жизнеспособность нашего нынешнего государства, возглавляемого людьми из племени купи-продай, какими бы разными они не были по своему социальному происхождению, верить нельзя. И свой, уже накопленный, общак они отчаянно защищают награбленными же миллиардами. Но ведь их может и не хватить. Найдутся такие же, но побогаче и посноровистее. Перекупят. В этом же их мире всё продаётся и всё покупается. А они именно в этом мире. Они даже на пенсионную реформу не скинутся от жадности, а государство их непременно поддержит. Вот где подлинно классовое единство!
       Такова историческая судьба того, что осталось от советской власти и недоброй памяти её предательства.
          В нашем современном, гибридном, государстве  многое определяет всё ещё сохраняющееся сочетание прежнего, советского, и нынешнего, буржуазного (рыночного), укладов в реальной жизни, причудливое соотношение ещё живого социализма и растущего капитализма, существующих в новом обществе классовых противоречий и, вместе с тем, утверждение ложного общенационального единства. Дополняют картину сочетание остатков прежнего пролетарского интернационализма и своекорыстных интересов отдельных национальных групп, бедности миллионов и богатства немногих. Без учёта этих главных факторов гибридного процесса, ставшего определяющим в нашей стране, его настоящего анализа не получится. Гибридность власти затушёвывает её суть, враждебную людям труда. Гибридность – социальная мимикрия буржуазной власти, её прикрытие.
       «Наш народ един!» Разве? Это же констатация желания, а не реальности. Это утверждение может быть действительно верно только в случае угрозы нападения на нашу страну извне, как крайний, мобилизационный, вариант народного единства, а не как утверждение социальной однородности общества, которой нет. И которой в гибридном государстве в принципе не может быть. Я уж не говорю о его классовой неоднородности (в отличие от советского государства). Ведь даже защищать буржуазное, коррумпированное, общество будут согласны не все. Перед нами зримое отличие желаемого от реального. Утопия.
        Нынешние верхи оперируют в своих планах некой идеальной многомиллионной, волонтёрской, почти «комсомольско-молодёжной» армией якобы некоррумпированных, якобы честных и креативных предпринимателей и лидеров, убеждённо и успешно строящих будущую счастливую капиталистическую Россию. Этакий радостный «социалистический капитализм».
       Блажен, кто верует. Но, согласитесь, это даже не мечта. А если мечта, то чья? Паразитов-толстосумов? Копейку подкинут, на 1000 рублей наживутся. Трудящихся? На тысячу наработают, на копейку разбогатеют. Ничего не поделаешь, это же классово неоднородное общество! Общий результат недостижим. Мы это уже проходили. Такое общество монолитным никогда не станет. А нужно-то что? Сначала обеспечить социальное равенство людей, затем сформировать действительное общенациональное единство общества, а уж только потом создавать «прорывные» планы государства. Без этой последовательности ничего не получится.
         А что такое «честный предприниматель» - якобы основа будущего России? Человек вне личной выгоды (говорят, что есть и такие) или хорошо известное нам отродье из племени купи-продай? С первым можно с голоду подохнуть от честности, а со вторым от жадности можно по привычке незаметно даже будущее продать.
        В объявлённой шестилетней мечте современного буржуазного российского государства большое место занимает повышение производительности труда. Это, прежде всего, относится к многомиллионному рабочему классу и трудовой интеллигенции – в городах и на селе. Известно, что из бывшего  с о б с т в е н н и к а  эта классовая категория граждан давно уже превращена в частно-государственную с о б с т в е н н о с т ь, предполагающая антагонистические отношения хозяина и наёмного работника. В этом соотношении повышение производительности труда и развитие передовых технологий, работающих, прежде всего, только «на хозяина», непривлекательно для работника и потому непродуктивно и маловероятно. А без самоотверженного стремления выполнить эту важнейшую и труднейшую задачу невозможно. Здесь нужны этакие капиталистические «стахановцы». Но без учёта классовых интересов трудящихся из этого ничего не получится. Рабочий класс, конечно, терпеливый класс, он всё может, но он же не дурак. Вот почему я в такой план-мечту, не верю. Энтузиазм по дешёвке не купишь. Даже человеку, привычно мечтающему о случайном, не заработанном, незапланированном счастье, в счастье исключительно для дяди-паразита, поверить трудно. Но, может быть, я как не экономист, ошибаюсь, и это возможно?
        Былого подлинного единства советского народа, как и его классовой однородности, конечно, уже не осталось. В этом всё дело.
       В основе гибридных классовых отношений, господствующих в современной России, по Гегелю, лежит диалектическое единство и борьба противоположностей. Единство проявляется в том, что сами эти противоречия в экономической и общественной областях есть, а способ их решения может быть только в борьбе. По принципу: либо, либо. И достижение единства без борьбы, к примеру, в результате соглашения – это и есть гибрид, то есть фикция. Ну, как можно жить фикциями? Ими нельзя жить даже в личной жизни.
       Нужно иметь в виду, что хотя труженик и остаётся по-прежнему в основе всей жизнедеятельности государства, он систематически им же, этим государством, угнетается, держится на вторых ролях и всячески унижается. Нынешний рабочий класс существенно дезорганизован, не сплочён, как прежде, не имеет даже своих, рабочих, а не хозяйских, профсоюзов, не представлен во власти. И это не случайно. Буржуазия хорошо понимает его революционные возможности.
        Думаю, что от предполагаемого в России в ближайшие 6 лет грандиозного строительства, отдалённо, своим неким ожидаемым «прорывным» значением даже как-то напоминающим ленинское ГОЭРЛО, народу в результате лучше не будет. Кому бублик, а кому дырка от бублика. Это же обычная грабительская буржуазная норма. Помните гениальную фразу из «Свадьбы в Малиновке»: «Это мне и это опять мне». Да и не те масштабы, не те цели и не те участники.
       А как считаете Вы?
       Понимаю, что в своих оценках существующего ныне буржуазного строя в России, как неспециалист, могу быть точным не во всём, но, конечно, это не касается сути дела. Гибридность жизни в стране в последние годы не скрыла её буржуазной сути и не снизила уровень классового протеста трудящихся масс. Более того, гибридная мимикрия только обнажила лживость буржуазного общества, калечащего людей. Мы, советские люди, были и будем несмотря ни на что.