Про мышек, кошек и молоток дедушки Тимоши

Единственное и самое яркое воспоминание о дедушке Тимоше. Он держит меня на руках  и, волнуясь, ходит по комнате.  Мы ждем маму Валентину из больницы. Она что-то задерживается, а на улице бело и холодно. Мне – года полтора, а в больнице – сестра Лена, ей не больше полугодика. Дедушка укачивает меня: «Спи, Галочка, сейчас мама вернется».  И вдруг, при смене рук, у дедушки щелкает сустав. «Ой,- думаю я,- у дедушки ручка сломалась». Конечно, ничего у него не сломалось, но, вспоминая этот случай уже сейчас, будучи более, чем взрослой, я думаю о его любви и бережности отношения к своим внукам и детям. Моя мама была первым ребенком у дедушки Тимоши и бабушки Варвары. Дедушка как-то по-особенному относился к ней. Придет с работы, а Валентина сразу к нему на руки: «Папатя!». Дедушка спешит приласкать свою первенькую: «На тебе яблочко (морковку, пряник, кусочек сахара и т.д.) от лисички из лесу». Мама как-то по-особому быстро и чисто съедала яблочки, оставались черенок да два зернышка.  Жили тогда они в городе Молотове (сейчас Пермь), в старом бараке; это позже переехали в удобные бесплатные квартиры, как и все работники завода. С этим бараком у мамы были связаны довольно яркие воспоминания. Однажды ей приснилось, что она поймала и держит в кулачке птичку. Просыпается, а вместо птички – задушенная мышь. Думала, что поймала птаху певчую, а на самом деле – мышь противную… Как будто и вся жизнь её так сложилась: были мечты, успехи, радости, а в итоге – мерзкая мышь в кулачке. Эти мыши как будто преследовали её всю жизнь.  На Сахалине, живя в городе Тамари с подругой в японском картонном домике, она натыкалась на них всюду: и среди продуктов, и перебирая одежду. Позже, в Костроме, незадолго до маминой смерти, в квартире повадилась шуршать серая нахлебница. Однажды застали мы её в туалете под табуреткой. Она раздулась, нахохлилась, пугая нас и сидя неподвижно. Посмеялись мы и поставили табуретку на место, ушли и тихо закрыли дверь. Я принесла из вивария, где  занималась со студентами, удивительно красивого котика – голубошерстного с зелеными глазами, словно он принадлежал  к тогда еще мало известной голубой русской породе. Кот прижился, но не успел даже имя получить, как мама попросила отнести его обратно. Она угасала с каждым днем от рака и боялась, что кот может как-то навредить ей. Студенты сами попросили отдать котейку им. Они меня поняли. А кот уже привык к нашему с мамой дому, орал и царапался, когда я его уносила в виварий. Это потом, когда мамы не стало, в доме появились кошки. Муж мой оказался котофилом. У него дома жил кот по имени Филька, который любил слушать музыку, сидя у самой колонки; в основном предпочитал Deep Purple. Когда Влад переехал ко мне жить, он присмотрел во дворе веселого двухмесячного пушистого котика и привел в квартиру. Я прихожу домой с работы, а они оба стоят посередине комнаты и выжидательно смотрят на меня – прогоню или оставлю дома полосатого красавца. Интересно, ушел бы тогда Влад за Шерханом (так назвали кота) или остался? В общем, оставила обоих. В тот же вечер Шерханчик забрался на нашу мягкую постель и «надул» аккурат между двумя подушками. Я наказала его, отшлепала даже. Он, естественно невзлюбил меня и ночью отомстил:  с пианино сбросил мои наручные часы, валял, катал их по полу, пока наконец они не перестали тикать. Часовых дел мастер сказал, что эти часы ремонту не подлежат, так как сломался самый важный «усик».  Но я все равно полюбила вредину, мечтала, что бы он вырос большим пушистым котом. Так  и вышло. Шерханчик прожил у нас года четыре, потом заболел и умер. Местные ветеринары из академии измучили его осмотрами, а требовалась срочная  операция – удалить опухоль из мочевого пузыря, было бы больше толку и меньше мучений. Один из студентов сразу правильно поставил диагноз и предложил сделать операцию. Но решил все преподаватель. Помню, как исхудавшего, еле живого Шерханчика принесли домой, пытались кормить таблетками, но было уже поздно. Из последних сил Шерхан пополз по ковру к Владику (его он любил больше всех) и на середине дороги умер.
Влад очень переживал, похоронил его за столовой. Я тоже любила и жалела нашего первого кота, который однажды упал с третьего этажа и нажил себе опухоль. Но  тогда в доме поселился новорожденный наш сын Валентин, и дел на порядок прибавилось. Шерхан сразу же очень заинтересовался новым жителем, пытался прорваться к нему в комнату, гулял по выглаженным пеленкам и всячески слонялся под ногами. Обилие дел помогло мне несколько легче пережить смерть любимого кота. Больше котов мы не заводили. Пока логопед не сказал, что сыну нужен или кот, или пес. Обязательно. Тогда я в ближайшем магазине присмотрела черно-белую кошечку. Она со своей сестрой спала в одной коробке. Дуся (Дульсинея) показалась более интересной, задиристой, и мы с Валентином взяли её домой, предварительно сфотографировавшись в магазине. Родилась Дуся 7 марта 2003 года и до сих пор живет с нами. 2 раза уже «летала» с балкона. Оба раза довольно удачно. В первый раз она всю ночь просидела в кустах возле подъезда, отпугивая котов диким ором, по которому её и нашел Валентин рано утром. Этот случай Валя живо описал в своем сочинении 1 сентября, за что и получил «отлично». Во второй раз Дусю нашла я. Что-то «стукнуло» мне в голову и, проходя мимо подвального окошка возле нашего подъезда, я наклонилась и заглянула в него. Дуся сидела с решительным видом, говорившем о её намерении «никуда отсюда» и «никогда больше». С Дусей получилось тоже так, как я хотела – она осталась миниатюрной малышкой, словно в возрасте 1 года. Безобразничала жутко.   Посещая туалет, она почему-то думала, что совершает что-то ужасное и быстро убегала оттуда, и пряталась.  Благодаря этому в коридоре устоялся крепкий звериный запах, как в цирке. Зато у Дуси сложились какие-то особые взаимоотношения с Валентином. Если мы с сыном начинали играть, он вертелся, визжал и всячески пищал, что приводило Дусю в бешенство. Она прибегала и начинала рычать на меня, как бы защищая Валентина. И до сих пор, похоже, она считает Валю своим сыночком и позволяет ему любые вольности с собой.
Припоминая рассказы мамы о своем детстве, приходит на память её воспоминание о большой пушистой и мудрой кошке Мусе. Она начинала мурлыкать и ходить вокруг мамы, если та вдруг загрустит или заплачет. Шерханчик также старался нас с мужем помирить, когда мы ссорились – он начинал выделывать уморительные па на спинке стула, словно настоящий куклачевский кот. Какие они все-таки все разные, эти зверята!
 На одном из заседаний научного студенческого кружка, которым я руководила, будучи молодым преподавателем, студенты задали мне, что называется, вопрос «в лоб» : «Думают ли животные, и есть ли у них душа?». После всего, рассказанного раньше, как, по-вашему, я могла ответить студентам? Если учесть, что церковники признали наличие души у женщин только в 17 веке, что уж тут животные! Я объяснила своим любознательным студентам – зоотехникам, что выбранная нами позиция («конечно, да!») в настоящее время антинаучна и переворачивает с ног на голову всю существующую ныне социологию.  Правду сказать, за всю свою не очень короткую жизнь я постепенно начала подозревать, что не только животные, но и некоторые вещи имеют душу.
Взять хотя бы молоток дедушки Тимоши. Он достался моему мужу как бы по наследству и до сих пор вызывает неподдельный восторг у Влада. Полностью металлический. «Рубилом» похож на небольшой томагавк, а на конце цельной металлической ручки раздвоен для того, чтобы выдергивать ненужные гвозди. Дедушка Тимоша владел мастерски не только своим «теперь таких не делают»- молотком, но и остальными плотницкими инструментами. Сам делал из дерева всю мебель в доме. У нас сохранился старый книжный стеллаж, до сих пор плотно набитый книгами и тетрадями. На одной его боковой стороне мы с сестрой специальным аппаратом  выжгли по дереву картину подводного царства по известной сказке о ракушке. Теперь уж совсем невозможно стало заменить стеллаж чем – то более современным. Ведь стеллаж сохранил память и душевное равновесие того времени, когда прошло всего-ничего лет после войны. Дед Тимоша был крестьянином, потом рабочим в Ленинграде. Воевал в финскую компанию и, конечно, в Великую Отечественную войну. Жизнь ему спасло только полученное в Сталинграде ранение ноги, с чем он прожил после войны совсем недолго. Мне было 8 лет, когда он умер. Я помню эту фотографию – все стоят у гроба с измученными от горя лицами. Особенно мама. Ведь это был её «папатя». И теперь, когда мой муж, собираясь что-то чинить или разрушать, торжественно берет молоток , который всегда называет двумя словами «Дедушка Тимоша», я начинаю думать, что такая вещь не может не иметь души и будет ещё очень долго служить потомкам дедушки Тимоши, ибо сделана она на совесть и с душой. И только один вопрос уже много лет мучает меня. Вопрос о том, как такой простой, добрый и не имевший в запасе другой жизни рабочий, а ранее крестьянин из глухой Тамбовской губернии, почти безграмотный и ничего особенного о себе не воображающий, много раз поднимался в атаку и делал шаг прямо навстречу сплошному рою пуль. Мы часто вспоминали об этом с мамой. Она, обычно со слезами на глазах начинала говорить о том, как один за другим падали его друзья и однополчане, а он все бежал вперед. Я помню своего дедушку живым один лишь раз. Поэтому единственное воспоминание о белом морозном дне, ожидание мамы с сестренкой и «сломанная» рука деда Тимоши так глубоко запали мне в душу и растворились в явно существующей, как я теперь уверена, всеобщей душе Вселенной.


                Май 2018 года


Рецензии