Вишенки

Но если время нам грозит осадой,
То почему в расцвете сил своих
Не защитишь ты молодость оградой
Надежнее, чем мой бесплодный стих?
У. Шекспир. Сонет 16.

Лёнька мечтал о друге. Сидя перед детсадовским шкафчиком с двумя ярко-красными вишенками, он думал, истинные друзья непременно похожи друг на друга и рядом несмотря ни на что. Играть во дворе можно было и с соседскими Колькой и Сашкой. Но хулиганистые замашки мало его интересовали. Гораздо лучше, казалось, дружить с девочками. Их приводили в детский садик, как маленьких принцесс, - с огромными бантами, в платьях с воланами, в обнимку с куклами или плюшевыми мишками. Игрушек непременно полагалось кормить и укладывать спать. Эта трогательная забота привлекала Лёньку. Такие не обидят просто так. А ещё они делали кукольные домики! Как же это здорово – соорудить из разноцветных газовых или шифоновых платков небольшой уголок и вообразить его теремком!  Колька и Сашка считали эти сооружения нелепыми и только пожимали плечами. Но Лёнька мечтал хотя бы разок поиграть в таком убежище.
Однажды, когда он гулял в городском саду, разразилась гроза. Лёнька инстинктивно юркнул под навес на детской площадке, где уже успела расположиться большеглазая девчонка с куцыми хвостиками. Она по-козьи недоверчиво оглядывала нежданного гостя. Лёнька тоже с интересом рассматривал конопатое создание. Она так сильно прижала к себе плюшевого медведя, что пуговки на его мордочке неестественно выпятились, и выражение пластмассовых глаз стало невыносимо глупым. Лёнька хихикнул.
- Что смеешься? – почти обиделась девочка и отвернулась.
Рука Лёньки медленно, как во сне, протянулась к игрушечному медведю, чтобы погладить. У мишки был довольно жёсткий плюш и несколько заплаток. Видимо, это большой друг девочки, если с ним не перестают расставаться, когда так много чинили и стирали. Но девочка с мишкой отодвинулась от него и отошла.
К тому моменту песок на площадке совсем размок. На коричневатых лужах появились пузыри. После неловкого молчания Лёнька хотел снова обратиться к необычной соседке, но её уже не было под навесом. Она быстро удалялась от него за руку с мамой. Только мишка, будто оборачиваясь, смотрел на него черными пуговками вслед.
— Может быть, мишка – её друг-вишенка, - подумалось Лёньке и ему стало очень грустно.


Украдкой время с тонким мастерством
Волшебный праздник создает для глаз.
И то же время в беге круговом
Уносит все, что радовало нас.
У. Шекспир. Сонет 5

Прошло 12 лет. В округе выросли новые дома и магазины. Изменилась страна. Изменился Лёнька. В зеркале вместо вчерашнего ребёнка отражался непривычный гибкий юноша, как на портретах в стиле Бидермейер - с тонкими и удлинёнными чертами. Повсюду витал тот упоительно-сладкий от сирени майский воздух, когда зелень только распускается и не успевает ещё покрыться летней пылью. А всё лето ещё впереди – оно прячется всего под несколькими листочками отрывного календаря! Лёнька примерял новый костюм с пиджаком. Наступала пора его надежд. Сегодня он получит аттестат зрелости и непременно будет поступать в Архитектурный. Возможно, когда-то он станет первоклассным архитектором, как Шехтель или Щусев, и будет проектировать красивые дома, но уже не для кукол, а для настоящих людей.
Дружба с Колькой и Сашкой постепенно сошла на нет за эти годы. Интересы, как часто бывает, у ребят сильно разошлись еще несколько лет назад. Каждый выбирал свой путь, не оглядываясь на друзей детства. Поэтому до школы он шёл один, любуясь солнечными искрами на пруду и представляя себя студентом.
В школе царило предсказуемое волнение. Очередная порция юных птенцов вылетала из гнезда навстречу хищному городу. В школьном саду торчали из земли недавно посаженные деревца. На одном из них его имя и фамилия, а рядом имя умницы и красавицы класса – Светы Н.  Жаль только, что она ещё не знает, что Лёнька наудачу нацарапал на внутренней стороне своей папки для бумаг её имя, чтобы оно ему помогало на экзаменах в Архитектурный. Сегодня он обязательно должен ей об этом сказать. А пока он протиснулся в актовый зал сквозь толпу гостей, одноклассников, каких-то малышей с завистливым взглядом. Сбоку в толпе гостей находились его родители, счастливые и гордые за него. Виновники торжества – внезапно повзрослевшие школьники с красными ленточками через плечо сидели на нескольких центральных рядах зала. Особенно выделялась из всех Света Н. Вокруг неё не переставали щебетать подружки, а справа сидел какой-то долговязый тип и норовил обнять. Самое обидное было, что её улыбки и поздравления предназначались ему.
Но жизнь продолжается. Будто ветром унесло летние деньки - листки календаря. В этом бумажном вихре мелькали вступительные экзамены, встречи, расставания, люди…
Наступил сентябрь. Первый учебный день. Лёнька стремился на первую лекцию, как на долгожданное свидание с выбранной специальностью. Около института было многолюдно. Он хотел непременно пройти сегодня через главный вход с массивными величественными дверями, прочувствовать момент перешагивания через порог и стал постепенно протискиваться через разноцветную галдящую толпу. Казалось, десятки молодых лиц и озорных глаз вокруг объединяет одна мечта – его мечта – строить красивые и удобные дома! Он подошел к двери и только протянул руку вперед, как сзади на него кто-то налетел, оттолкнул и ринулся в священный дверной проём.
- Простите! – немедленно отозвался откуда-то звонкий голос.
Оказалось, что скоростное создание зовут Лизой, и она учится на той же специальности, но на год старше. Общительная девушка сразу «взяла шефство» над скромным первокурсником и провела целую экскурсию по корпусу института.
Время шло. Отношения с Лизой развивались и всё менее походили на дружеские. В декорациях строго-классических интерьерах института, музеях, в размеренной атмосфере парков всё казалось театрально-сказочным. Они ели мороженое, танцевали, готовились к экзаменам. Она его называла Леоном на иностранный манер. Озорство юности придавало всему особую лёгкость. Пролетел год. Летом пришлось расстаться. Лиза поехала на практику на целых три месяца в Петербург. Времени на письма у нее почти не было. Потом оказалось, что там она встретила какого-то француза – то ли инженера, то ли архитектора, то ли дипломата – и «срочно вышла замуж». Институтом и Лёнькой она пожертвовала также легко, как танцевала, смеялась и дышала.
Но у Лёньки оставалась его мечта. Её ни в коем случае нельзя было предавать.


…И робкое Добро в оковах Зла,
Искусство, присужденное к молчанью.
Устал я жить и смерть зову скорбя.
Но на кого оставлю я тебя?!
У. Шекспир. Сонет 66

Прошло 12 лет.
- Пойдешь обедать? – прозвучал из глубины офиса голос Жени Смирнова, коллеги и приятеля Лёньки.
- Попозже, - уклончиво ответил Лёнька.
- Ну, смотри, заказчик героизма не оценит.
Группа молодых людей вышла из офиса. Лёнька задумался. Слова приятеля всколыхнули его собственные мысли. Вряд ли посетители и работники, проектируемых ими, торговых центров, узнают о них и оценят их каждодневные расчеты, чертежи, споры, время… Время уходило, превращаясь в опыт. Но что было сделано за несколько лет кроме бесчисленных расчётов, совещаний, чертежей, докладов… В тумбочке лежали, ставшие бесполезными, прошлогодние ежедневники, пестрящие пометками, разноцветными закладками, датами и именами. Время уже обесценило их. Неужели большая часть жизни человека, в конечном счете, состоит из этих разноцветных закорючек и символов? Долгосрочны ли эти торговые центры, магазинчики, для которых предназначались эти записи? Они нужны пока приносят прибыль, пока их посещают люди, пока они поощряют наслаждения и тешат чье-то самолюбие. Потом и их снесут, построят что-то еще. Придут новые люди, сделают новые расчёты и новые чертежи. А кто вспомнит о нём, о Лёньке, о его мечте строить дома для людей?
Он вышел из офиса. Улица в будничное обеденное время напоминала улей – с непрекращающимся жужжанием пробегали мимо машины и люди. Модно одетые банковские работники смешивались с простыми прожигателями жизни, слоняющимися по магазинам. В стремлении казаться уникальными все были одинаковыми. За униформой модной одежды и аксессуаров легко прятаться, легко казаться «своим». Общество, которое кичилось дипломами, именами вскользь упомянутых философов, по сути, ценило простые звериные, тотемические образы – леопардовые ткани, эмблемы с тиграми, орлами, волками, пантерами пестрели везде, начиная от автомобилей, заканчивая стаканчиками для кофе.
Лёнька поёжился. Было неуютно. Его непринужденно простой серый костюм явно не вписывался. Странно, что раньше он на это не обращал внимание.
В кафе за соседним столиком сидели две молоденькие девушки, разговор которых, скорее, напоминал разговор двух прагматичных матрон, стремящихся выгодно выдать замуж дочерей. Прямое и честное мнение Лёньки по поводу их расчётов они бы, наверняка, восприняли бы как глупость. Как же рано теперь юность приносится в жертву Маммоне!
А ведь и он сам каждый день приносит в жертву свои мечты ради проектирования очередного торгового центра, где опять будут ширмы, тщеславие, зависть и деньги, деньги, деньги… Вот бы сейчас пойти к простому роднику!
Внезапно он заметил на улице тоненькую фигурку. Откуда она здесь взялась? В ней не было ничего от привычного лоска офиса – легкое ситцевое платье, холщовая сумка через плечо, скромные туфли. Она стояла в лучах солнца, как Русалочка, едва выбравшаяся из глубин океана и зачарованно рассматривающая новый мир. Лёнька тоже застыл. Через мгновение он очнулся от резкого звука тормозов. «Русалочку» кто-то оттолкнул на тротуар, она упала, по тротуару разлетелись чертежи и несколько брошюр по истории архитектуры. Кто-то успел даже крикнуть вслед лихачу пару не сказочных выражений. Лёнька мгновенно выскочил из кафе и бросился к девушке. Она посмотрела на него большими тёмными, как спелые вишни, глазами.
- Я помогу вам, - выпалил он, словно опасаясь быть перебитым. – Вы мне верите?
- Да, верю.