Враг народа

Когда твоего сына хотят признать врагом народа, слов и слёз кажется недостаточно. Достучаться невозможно, жить, кажется, тоже. Советский народ многое пережил, но советские матери это хоть и отдельная часть общего механизма, однако самая подвижная и ниспадающая к моральному износу.
Вот и Любовь Степановна была такой деталью в тоталитарной машине вечно строящегося коммунизма. Её сын, Алексей не был шпионом, не был он и воинствующем мятежником, а с детства был натурой тонкой и талантливой, так и стал без единого сомнения художником. Первую выставку запретили, как и все последующие, советские эксперты в один голос твердили, что он прославляет лицо капитализма и игнорирует рабочую силу.
Алексей будто и не хотел признавать действительность и жил где-то далеко, с передвижниками. Картины наполнены джентльменами во фраках с их летящими спутницами, страшно представить сколько гордости и самодовольства в их лицах, так призираемых властью Советов. В союз художников его так и не взяли, а друзья коих и было немного лишь сочувственно кивали.
Художник не отступал, искал понимая и денег, а получал угрозы и партийные насмешки. Пока в один день руководство не решило покончить с врагом народа, который своей деятельностью подрывал идейные столпы советской власти.
Все знали. Все знали, что рано или поздно это случится и когда-то нависшая буря однажды обрушится на сердце Любовь Степановны, едва ли способное выдержать такое потрясение. Такая дорожка была известна каждому советскому человеку. Сына она больше и не увидит, потом её попросят покинуть рабочее место, по собственному желанию, разумеется. У учителя не может быть сына врага народа, и она это понимала. Есть шанс устроиться уборщицей на полставки и из месяца в месяц сводить концы с концами, другому и не бывать. Бежать заграницу было некуда и финансовые возможности учителя средних классов едва ли покрывали расходы сына- художника, любые политические махинации были просто невообразимо далеки.
Когда обвинения были предъявлены, Любовь Степановна была на грани того состояния, что называется между небом и землей. Отчаяние не знало границ, а сына не было видно уже несколько месяцев. Как только назначили дату судебного процесса, на её столе уже лежало заявление по собственному, которое нуждалось лишь в подписи.
Однажды с измученной матерью приключилась история, которая то ли была правдой, то ли неким результатом потери рассудка из-за бесконечного горя.
Любовь Степановну вызвали на разговор. На разговор с первым секретарем. На разговор со Сталиным. В туманном состоянии духа женщина приплелась, ее завели в большой кабинет. В кресле сидел человек, который величественно курил трубку, без сомнений, это был тот самый, тот самый Иосиф Сталин. От страха у учительницы уже ничего не осталось, в ней ничего не дрогнуло при виде первого человека Советского Союза, казалось, что она уже не боится и самой смерти, говорить не о чем, так оно и было. Ноги подкашивались от морального бессилия, лицо влажное, которое будто никогда и не высохнет от слез. А глаза страшно пустые, горе забрало даже надежду, не говоря уже о жизни, в кабинете было двое, но людьми их назвать было сложно. Одна давно сломлена, а второй никогда не сломается, но и никогда не вздохнет полной и чистой грудью.
- Любовь Степановна! Голубушка, присаживайтесь, не стойте, нам предстоит разговор…
- Здравствуйте, Иосиф Виссарионович. Вы не такой, каким Вас представляют народу.
Фраза женщины вызвала легкую ухмылку на лице вождя, он любил такие разговоры, и часто сам сводил к ним.
- Да? А какой же?
- Другой…
- Вы же не для этого пришли, другой так другой. Ваш сын, Любовь Степановна, представляет угрозу обществу, его будут судить по 58 статье и сомневаться нечего, дело закончится не в его пользу. Каково ваше мнение?
- Мой сын не угроза, он же художник, ничего плохого не сделал. Его собираются судить за сущность, но разве мы сами выбираем кем нам родиться.
- Сущность не выбираем, а судьбу вполне. Советское общество направлено на воспитание гражданина достойного будущего коммунизма. Дальше всё дело в желании и воспитании, ваша вина в этом присутствует.
- Я же хотела, чтобы он был счастлив!
- Вседозволенность и распущенность идут в разрез с партийными установками. Любовь Степановна, когда это личные желания доводили до общественного блага?
- Но у него же талант.
- Талант – это фикция. Есть труд, есть знания. Талант капиталисты придумали, чтобы свои действия облагородить, придать им ложную значимость.
- Он так молод, от него ждут больших работ…
- Работ во славу капиталистов? Видел я его работы, стыдно должно быть. На Вас была возложена великая цель, воспитание юных советских граждан, а вы восхваляете работы какого-то безумца.
- Но… Но он же мой сын! 
Последняя капля была ещё много месяцев назад, но кажется, что окончательное действие было именно сейчас, и так героически державшаяся женщина, потерявшая на лице лет двадцать, обрушилась слезами, которые были единственным возможным способом выражения своего несогласия.
- Знаете, когда у Вашей родины есть цель, то на её реализацию можно положить многое, даже жизнь своих близких, Ваш сын предал советскую идею, которой мы все живем. Плакать тут нечего. Вы можете пойти по иному пути. Отказаться от сына предателя не сложно, но через год-два мы сможем восстановить вас в должности, может в менее достойной школе, но условия будут предоставлены.
Любовь Степановна увидела давно подготовленный лист, на котором уже всё было готово, нужна была лишь подпись. Женщина увидела лишь слова: «Я отказываюсь…» и обрушился ещё один столп, который соединял её вменяемость с полной отрешенностью от этого мира.
- Я не буду, я не могу, это мой сын, мы должны вынести это вместе..
- Вместе не получится. Дело Ваше. Партия предоставила выбор, вы его проигнорировали. Знаете, что ожидает семью, в которой вырос враг народа. У вас, кажется, есть сестра, а у неё дети, не хорошо, не хорошо…Думать об одном, забывая про всех..
- Я не подпишу, Иосиф Виссарионович, я не могу…
- Ваш сын будет осуждён по 58 статье, и получит возможный максимум, вы выбрали бремя, которое не под силу кому-либо, но ваше право!
Но после первых слов о возможном максимуме Любовь Степановна уже не слышала, горе её оглушило, это и был финальный звонок, она стремительно теряла окончательное сознание, во сне ли, а может и вовсе наяву…
Когда человек теряет рассудок, едва ли кто-то может определить какой именно момент был точкой отсчета, а может это был и не момент, а незначительная деталь, которая зачастую мелькает перед нашими глазами ежедневно. Любовь Степановна с трудом поднимала веки, пытаясь что-то увидеть, но усиливающаяся головная боль не оставляла женщине и шансов на ощущение реальности. Проснувшись ещё позже, она слышала какие-то звуки, разговоры, шепот, как вдруг внезапно ей в лицо ударил больничный дух, так заспиртованный и измученный. Надолго не хватило и Любовь Степановна снова упала в какую-то пропасть сна, совмещенную с головной болью. Однако вскоре вновь пришла в себя и увидела мужчину в белом халате, которой объяснял ей, что Вас мол нашли на улице, без сознания, но вскоре вы окончательно отойдете и мы переведем Вас в другое отделение, ведь дело в том, что в скорой Вы.. Вы приходили в себя и говорили что-то про Сталина, поэтому мы решили со временем Вас перенаправить, потом он долго объяснял, что это за отделение, но убедительно врал, что они лишь хотят проверить состояние её психического здоровья. Женщина молчала, глаза ее были открыты, однако живыми их можно было назвать с большой натяжкой. Мужчина всё говорил и говорил. Любовь Степановна уже ничего не слышала, он казался ей какой-то никчемной помехой, ведь перед её глазами стоял маленький мальчик, с кисточкой и краской на лице, это был сын, который так и будет там стоять, там он будет весёлым, а главное – живым…Ведь на другую встречу с ним в этом мире она и не рассчитывала..