Не мир я принес, но меч

(продолжение истории, описанной в рассказе "Не нарушить я пришел закон, но исполнить")


Посвящается моему старому другу и семинарскому товарищу, великолепному ученому-историку и прекрасному, искреннему, доброму человеку Алексею Леонидовичу Королю.



...Падре шел по длинному коридору. Это был коридор его родной семинарии, его Alma Mater. По одной стене располагались двери учебных аудиторий, а на стене напротив висели портреты наиболее уважаемых иерархов, которые в свое время немало сделали для развития духовных школ на Родине. В самом конце коридора вдруг открылась дверь одной из аудиторий, и оттуда вышел Аарон Моисеевич, преподаватель древних языков из Академии. Он пошел навстречу Падре, осеняя пространство вокруг себя свойственной только ему одному ослепительной улыбкой, исполненной света и любви.

- Падре, дорогой, какая встреча! - чуть не вскричал Аарон Моисеевич. - Я так хотел встретиться с Вами! Меня заинтересовал Ваш подход к анализу текстов Писания.

- Аарон Моисеевич, Вы не поверите, - воскликнул в ответ Падре, - но я тоже очень искал встречи с Вами, надеясь на продолжение нашего разговора. У меня к Вам много вопросов. Ведь эти вопросы можете разрешить, вероятно, только Вы  с Вашим знанием древних языков и подходом к пониманию того, что вообще происходило тогда на Востоке.

- Я весь внимания, - Аарон Моисеевич вновь расплылся в улыбке, демонстрируя искреннюю готовность помочь чем может молодому коллеге.

- В Евангелии от Матфея, - начал Падре, - есть одно место, которое, как мне кажется, по своему смыслу выбивается из общего контекста.

- Очень интересно. Какое же? - в глазах Аарона Моисеевича вспыхнули искорки неподдельного интереса. Он очень любил анализировать тексты, особенно, если речь шла о текстах древнего происхождения.

- Глава 10, стих 36: "и враги человеку домашние его". Ссылка на пророка Мизея видится мне тут не совсем уместной. Или я ошибаюсь? - задумчиво проговорил Падре.

Аарон Моисеевич задумался.
- Любите Вы, одноко, Падре, выискивать самые трудные места для анализа, - он посмотрел на Падре с хитринкой, а затем, чуть подумав, предложил:
- А не испить ли нам с Вами кофейку? Тут неполалеку есть одно весьма недурное кафе. В парке на липовой аллее. Оно так и называется - "Под липами". Не Берлин, конечно, но Каппучино там, говорят, готовят - не отличишь от того, к которому Вы привыкли у себя в Германии.

- Отличная идея, Аарон Моисеевич! - воскликнул Падре.- Сам хотел Вам предложить, посидеть где-нибудь в неформальной обстановке. И тогда - с меня яблочный Штрудель. Если там есть, конечно.

- А вот мы и проверим их уровень, дотягивают ли они до европейского, - с улыбкой  подытожил Аарон Моисеевич.

...Кафе располагалось в самом центре парка, в тени старых развесистых лип. Дул приятный летний послеобеденный ветерок. Лучи солнца едва пробивались сквозь листья. И от такого сочетания теплого ветра и естественной тени деревьев создавалось особое настроение, располагающее к размышлениям и неспешной беседе.

Сделав заказ, Аарон Моисеевич посмотрел на Падре внимательно, без тени иронии, а наоборот, с очень большим ожиданием.
- Итак, коллега, - он сделал особый акцент на таком обращении, - я знаю, что Вы увлекаетесь контекстным анализом. Почему? Что Вас в этом методе привлекает?

- Все очень просто - порой фраза, вырванная из контекста, имеет совершенно иное значение. Во многих случаях контекст оказывает определяющее влияние на значение исследуемого выражения.

- Совершенно верно! - обрадовался Аарон Моисеевич. Чувствовалось, что мышление его и его собеседника настроено на одну волну. - А теперь рассмотрим анализируемого выражение в контексте всей 7 главы Книги пророка Михея. Какова основная мысль контекста?

- Ну, Михей скорбит о том, что "не стало милосердных на земле", со скорбью констатирует безобразное состояние тогдашнего общества - "сын позорит отца, дочь восстает против против матери своей". А перед этим пророк как бы предостерегает от неверных решений именно на этом основании - "не верьте другу, не полагайтесь на приятеля; от лежащей на ложе твоем стереги двери уст твоих". Одним словом, полный капец.

- Именно! - вскричал Аарон Моисеевич, увлекшись так, что на него обернулись сидящие за соседними столиками. - Именно так, - повторил он тише, немного смутившись своей увлеченности. - Посмотрите, ключевое слово в Вашем анализе- констатирует! То есть, это уже свершившийся факт, который фиксирует пророк. И есть одна особенность данного контекста, связанная с грамматическими различиями русского и древнееврейского языков. В древнееврейском отсутствует настоящее время. Там глаголы стоят в перфекте, который переводится на русский обычно также прошедшим совершенным временем - сын уже опозорил отца, дочь уже восстала против матери своей. Но поскольку это состояние еще не прошло, а продолжается на момент повествования, что важно для нашего понимания!, то на русский, в данном случае, допустим перевод в настоящем времени. Однако, не будем забывать о том, что в оригинальном тексте глаголы стоят все-таки в перфекте!
А что мы читаем у Матфея в Евангелии?

- "Я пришел разлучить сына с отцом..." и далее по тексту, - ответил Падре задумавшись. - Но на русский Евангелие переведено с греческого.

- Прекрасно! - подтвердил Аарон Моисеевич. - В греческом тексте использован глагол dichazo, значение которого "разделять" или "обращать против". Кстати, в немецком  переводе столь любимого Вами и уважаемого мной Мартина Лютера использован глагол erregen - возбудить. Тогда как в Септуагинте в Книге пророка Михея стоит греческий глагол atimazo - позорить, унижать, бесчестить. И у Лютера также использован глагол verachten с тем же значением. То есть, все переводы абсолютно корректны по отношению к оригиналу. Но ...

Тут официант наконец-то принес заказанные Каппучино и яблочный Штрудель для каждого. Беседа прервалась на короткое время - собеседники постарались углубиться во вкусовые ощущения. Первым прервал молчание Падре:
- Штрудель великолепен, - проговорил он жуя. - Впечатление такое, что сижу с Вами где-нибудь в Вене, на набережной Дуная. Только музыки Штрауса не хватает.

- Чего не могу сказать о кофе, - парировал Аарон Моисеевич, при этом сохраняя благожелательную улыбку на лице. - Интересно бы узнать, где их научили готовить эту бурду и называть ее "Каппучино"?

- Аарон Моисеевич, дорогой, - Падре рассмеялся, - сегодня везде Каппучино ипрочие виды кофе приготовляют в кофе-машинах. Просто, очевидно, их аппарат плохо настроен, вот и гонит бурду. Им надо посоветовать вызвать мастера.

- Ага. Или сменить марку кофе, который они насыпают в аппарат - пусть сыплют настоящий, а не "импортозаместительный", - поддержал тон Аарон Моисеевич. - Впрочем, пример этот как раз нам подходит для дальнейшего анализа.
Итак, идем дальше.
Скажите, Вы, ведь, в армии, я слышал , на Кавказе служили?

- Да, - ответил Падре, - но это было давно, еще при Советской власти. Тогда там были совершенно иные отношения между людьми.

- И супруга Ваша, я слышал, тоже из тех краев? - не унимался Аарон Моисеевич.

- Точно так, - вновь подтвердил Падре.

- Получается, что восточный менталитет Вам знаком с самой юности?

- В определенной степени, да. По крайней мере, настолько, чтобы видель существенное его отличие от русского и западноевропейского.

- В таком случае, Вам не составит особого труда понять, что то самое выражение, которое мы уже рассматривали, а именно "я пришел, чтобы разделить человека с отцом его", если словами  переведено  в  соответствии  с  исходным  текстом, то как минимум понимается не совсем верно.

- Да, - ответил Падре, слегка задумавшись. - И в этой связи для меня кажется несколько странной цитата из пророка Михея. С одной стороны, его слова о том, что "враги человеку домашние его", подходят только внешне, а внутренним содержанием никак не связаны с контекстом. Ведь, посмотрите, Михей констатирует развращенное состояние общества, где для человека, верного принципам, данным Богом, даже домашние оказываются врагами, противниками. Иисус же говорит совсем о другом. Он говорит о будущем состоянии. И рассматривает его в совершенно ином аспекте. И уж тем более, в восточном менталитете в этом аспекте совершенно неуместно противопоставление до уровня врагов людей одной семьи.
А с другой стороны, не увязывается эта цитата с принципом обращения Иисуса к пророкам: они или указывали на Него, на Его пришествие и служение, или наЕго дальнейший крестный путь и воскресение. А здесь получается - ни к селу, ни к городу.

При последних словах Падре глаза Аарона Моисеевича засверкали от предвкушения удовольствия. Похоже, Падре затронул его излюбленную тему.
- Вот тут-то мы с Вами и подошли к кульминационному пункту нашей дискуссии, - с торжеством провещал Аарон Моисеевич. - Фраза в том ее варианте, в котором мы ее знаем, является точным, дословным переводом с греческого текста Евангелия от Матфея. Более того, русский перевод этой фразы в Книге пророка Михея абсолютно такой же. Но это и понятно - русский перевод выверялся в еврейским масоретским текстам.

- А как обстоит дело с греческим текстом? - сгорая от нетерпения спросил Падре. Ему было очень интересно, есть ли такое же соответствие с греческим переводом слов пророка в Септуагинте.

- А вот с греческим обстоит дело несколько иначе, - печально произнес Аарон Моисеевич. - Если мы сравним текст этого стиха в Септуагинте и так называемую цитату в греческом тексте евангелиста Матфея, то увидим, что они отличаются друг от друга по стилю языка, по написанию. Смысл сохраняется, но стиль языка Септуагинты немного отличен от стиля языка Нового Завета. И это естественно, хотя бы с той точки зрения, что между ними как минимум более двух веков разницы.
Но дело тут совсем в другом. У Матфея эти слова выглядят так, как-будто их перевели непосредственно с древнееврейского текста Набиим, то есть, Книги пророков, сразу на греческий. Отсюда и их полное соответствие в русском переводе как тексту Евангелия, так и тексту пророка Михея.

- И в чем же тут фишка?  - недоумевая спросил Падре.

- А фишка, как Вы говорите, в том, что оригинальный текст Евангелия от Матфея был написан на арамейском языке. Этот текст был утерян и сохранился и дошел до нас его перевод на греческий. На сегодняшний день найдены лишь недавно только небольшие отрывки арамейского текста Евангелия от Матфея.

- То есть, получается, что цитата была точно переведена не с оригинального текста на арамейском, а именно с древнееврейского при переводе на греческий?

- Получается по-видимому, что так, - с грустью в голосе ответил Аарон Моисеевич. - Иначе говоря, она могла быть добавлена, так сказать, "для усиления" текста именно при переводе. Если бы ее вместе с остальным текстом переводили бы с арамейского, то она наверное отличалась бы, хоть чуть-чуть, как минимум, по стилю. Ведь, как ни крути, а все-таки "третий перевод". Хочешь - не хочешь, а получается как в анекдоте: если перевести известную поговорку "баба с возу - кобыле легче" на английский, а потом обратно на русский, будем иметь "леди вышла из автомобиля, и он поехал быстрее".

- Но, ведь, если Вы говорите, что текст Септуагинты отличается не по смыслу, а лишь по стилю от греческого текста Евангелия в этой цитате, то мы можем смело предположить, что этот текст мог иметь такой же смысл и на арамейском? - Падре внутренне очень хотелось, чтобы это было именно так. Затем, подумав, он добавил, - Если это, конечно, не вставка переводчика.

- В том-то все и дело - на сегодня мы точно не знаем, что именно было сказано Иисусом и передано евангелистом Матфеем в его оригинальном тексте на арамейском. Арамейский язык настолько интересен, что порой выражения на нем, имеющие внешнюю схожесть с другими, могут иметь куда более глубокий смысл, чем те, что нам представлены в преведенном виде, - подытожил свою мысль Аарон Моисеевич.

- Иными словами, - решил подтвердить его мысль Падре, - тут как в случае с нашим сегодняшним Каппучино - вроде название и, верю, рецепт приготовления соответствует, но из-за возможных различий в технологии или марке сырья получается лишь внешнее соответствие по названию, по содержанию же оно и близко не стояло с настоящим Каппучино. Так?

- Воистину так! - воскликнул вновь Аарон Моисеевич  от радости, что был верно понят собеседником.

- А какой же тогда может быть внутренний смысл этого вырадения в оригинальном тексте Евангелия? - возбужденно спросил Падре, сгорая от нетерпения и предвкушения открытой тайны.

Тут Аарон Моисеевич чуть погрузился в раздумье, уставив на Падре испытующий взгляд, словно проверяя, достоин ли тот, чтобы ему поведали сокровенное. Затем он, медленно выговаривая каждое слово, как бы подбирая наиболее верные для точного выражения собственной мысли, начал говорить:
- На мой взгляд, речь во всем контексте может идти только об отношении к Истине. О том, кто как понимает то, что открыто - не важно, в письменном тексте ли, или в устном научении. Сын и отец - здесь образы двух генераций, двух категорий тех, кому Истина открыта: один воспринимает ее и следует ей, другой, оставаясь на своих старых позициях, старается использовать Истину лишь для их укрепления.
Собственно говоря, если расширить эту мысль до глобальных масштабов, речь идет о противопоставлении Истины и Системы. Истины, знание которой дает человеку свободу и дальнейшее развитие и личностный рост, и Системы, которая лишь использует внешние атрибуты Истины, загоняя тем самым тех, кто служит ей, в состояние еще большей зависимости и, в конечном итоге, рабства. И именно об этом противостоянии, об этой грядущей борьбе между ними говорит Иисус словами о том, что "не мир Он принес, но меч".

... На какое-то время воцарилась тишина. Падре показалось, что все вокруг, вся природа - деревья, птицы, - все люди, сидящие за соседними столиками и просто гуляющие по парку, и даже машины на улице где-то вдалеке - все замерло в осмыслении сказанного Аароном Моисеевичем.

Затем тот вдруг посмотрел на часы и поднялся.
- Пора, мой друг, возвращаться. Скоро собираются студенты на мой факультатив по древнееврейскому. Не люблю опаздывать.

Падре расплатился с официантом, оставив тому, несмотря на плохой Каппучино, просто царские чаевые. "За любую науку надо платить, - подумал Падре. - Пример с Каппучино был настолько уместен, что заслуживает хорошей оплаты".

Аарон Моисеевич на обратном пути рассказывал Падре о своих студентах и комических случаях, происходящих на его занятиях. А Падре шел рядом и слушал его, глядя на заходящее Солнце. В сердце его было умиротворенное состояние, а мозг клокотал от радости, осмысляя разрешенную загадку и обдумывая все, сказанное об этом Аароном Моисеевичем.