Цирк на воде

Как-то, по случаю, перепало мне приобрести туристическую путёвку на круизный теплоход по Чёрному морю. Дело было зимой. Однако, расценил я, каждое время года имеет свои прелести и мне показалось, что это будет интересное путешествие. Теплоход делал маршрутное "кольцо" по морю с заходом в главные черноморские порты: Батуми, Сухуми, Сочи, Новороссийск, Ялта и возвращался обратно в Одессу - порт нашего отправления.

Корабль поражал своими гигантскими размерами: длиной, как два футбольных поля и высотой от киля до клотика с хороший пятнадцатиэтажный дом. Красавец лайнер! Несмотря на зимнее время комплект пассажиров был полный. Профсоюзные путёвки в то время не выбирали - что есть, то есть. Соответственно, меня разместили в пассажирском трюме. Наша маленькая по площади двухъярусная каюта вмещала... двенадцать пассажиров. Мне было не привыкать к временным бытовым неудобствам и десятидневный круиз не показался столь уж некомфортным по этой причине. Едем - и ладно. Единственное маленькое окошечко-иллюминатор в каюте располагалось почти как раз на уровне моря и в штормовую погоду нам приходилось его держать задраенным из-за проникновения в каюту морской воды. Эти некоторые неудобства на корабле с лихвой возмещались другими замечательными услугами: ресторанным сервисом, разнообразием корабельного досуга и, конечно же, - всевозможными экскурсиями на берегу. Есть, что по-хорошему вспомнить.

Неизгладимое впечатление оставило посещение Ново-Афонского монастыря и подземных пещер невдалеке от него. Впервые в своей жизни я был в каком-то фантастическом нерукотворном и ни с чем не сравнимом царстве естественной природной импровизации. Видение этого буйства фантазии в разноцветно подсвеченном полумраке огромных по обьёму и площади пещерах меня потрясло, а множественные колонии сталактитов и сталагмитов усиливали эффект неземной реальности. Не хотелось покидать ту сказку и возвращаться в мир, лишённый иллюзий. Однако, неумолимо текущее время звало познать и другое.

В каждом месте остановки теплохода, в каждом экзотическом городе черноморского побережья было что-то своё, неповторимое, ранее мной не виданное. И даже морозная декабрьская зима была этому не помехой. Масса новых впечатлений создавала непередаваемое ощущение интереса к путешествию и восторга от увиденного. Не обошлось и без качки. Ну, что ж. На море, как на море.
При подходе к Сочи застал нас шторм. Как нам сообщили - трёхбальный. Этого было достаточно, чтобы задержать швартовку у сочинского причала. Раскачивающийся из-за высоких волн корабль мог повредить причал да и сам повредить свой корпус. В связи с этим, мы простояли на рейде порта двое суток, пока не стих шторм. Корабельный ресторан опустел на это время. Все ходили "зелёные" в буквальном смысле. Максимум, на что я был способен - это один раз пойти в ресторан и попросить стакан чая, есть не хотелось, было не до того. Ресторан был пуст, зато в гальюны было не попасть. Многих выворачивало наизнанку. Состояние, по себе скажу - уйти, освободиться от этой болтанки без перерыва. А идти то было и некуда... Но, и это, в конце-концов, кончилось. Шторм утих и мы смогли продолжать наш круиз.

Дни шли за днями. Стройный и интенсивный распорядок нашего черноморского круиза не оставлял места скуке. Разбитые на отдельные экскурсионные группы туристы, не обременённые делами, проводили время в общении с достопримечательностями городов по пути следования корабля и друг с другом. Всё было просто замечательно.
Круиз незаметно подходил к концу.  Город Ялта был предпоследним портом стоянки перед завершающим возвращением в Одессу. Ялту я знал неплохо - бывал там летом несколько лет тому назад, когда мы с друзьями-студентами прошли пешком всё южное побережье Крыма от Феодосии до Севастополя. Поэтому я решил не тратить время на экскурсии и отстать от своей экскурсионной группы. Вместо этого я задумал навестить своего армейского друга Лёню, с которым служил в Белоруссии и не виделся с ним три года. Лёня был у нас в эксплуатационно-ремонтной роте водителем большого мазутовоза, доставлявший топливный мазут для мазуто-насосной станции котельной. Помню его: всегда в засаленной гимнастёрке или фуфайке, в лихо сдвинутой набок пилотке, в таких же молодцевато приспущенных вниз гармошкой замасленных сапогах, с чёрными от мазута следами под ногтями на руках - занятие откладывало отпечаток на внешний вид. Разбитной общительный весёлый парень. За словом в карман на лез. Острый на язычок, компанейский, а по жизни - "рубаха-парень".

Задумано - сделано. Но, сначала его надо было разыскать. Перед дембелем мы обменивались телефонами и адресами. Я помнил, что Лёня живёт в Ялте. Живёт ли он там сейчас? Мне это предстояло выяснить.
По телефону мне объяснили, что он женился и живёт в общежитии. После долгих поисков через городскую справочную по прошествии некоторого времени мне удалось всё-таки получить его адрес!

Встреча, сами понимаете, была горячей. Память, объединяющая однополчан неизбывна и свята! Оглядевшись у него дома по сторонам, я, честно говоря, пришёл в уныние. Какая-то бедность и неприбранность жилища пополам со скудным семейный бытом их маленькой комнаты в общежитии предстала передо мной во всей реальности простоты декорации. К тому же, всё это оглашалось криками недавно родившегося ребёнка. Мой армейский друг как-то и сам поблек на этом фоне. Видеть Лёню в таком интерьере мне было не радостно. Время и атмосфера нашей армейско-флибустьерской молодости контрастировали с нынешним Лёниным положением. Конечно, всё это я подумал про себя. Не хотелось портить радость от нашей встречи и расстраивать его своими комментариями. 

Не откладывая "в долгий ящик", Лёня быстренько накрыл стол в центре комнаты. За встречу, значит, и в честь неё, - торжественно провозгласил он тост, а я поддержал, выпивая нашу первую рюмку. Поговорили мы так ещё недолго за столом, опорожнив бутылку водки, вспоминая недавнюю службу и наших сослуживцев. Был выходной. Первая половина дня пока что. Я не хотел долго засиживаться и засобирался уходить. А Лёне не хотелось со мной расставаться - когда ещё увидимся?..

- Хочешь, покажу тебе Ялту? - предлагает он. А мне это и ни к чему. - Тогда пошли пройдёмся по ялтинским винным погребкам, - тоном змея-искусителя предложил он. Ну, тут уж возразить мне было нечего... И началось...
Маршрут наш пролегал по зимнему ялтинскому ландшафту, по его улицам и закоулкам. Лёня, с умением опытного экскурсовода-дегустатора, обладая к тому же навыками заправского штурмана-наставника, безошибочно прокладывал путь нашей экспедиции строго по лоции, маневрировал среди опасных шхер разливочных и других "гадючников", избегая столкновений в этих лабиринтах, умудрялся не обходить буйки всех знаковых ялтинских погребков. Винные пары на нашем пути вились за нами пахучим шлейфом крымского разлива, отпугивая встречных кошек и собак. Не помню количества нами выпитого. Не могу с точностью назвать количество обследованных нами винных погребков, которыми была славна Ялта того времени. Всё было как в густом тумане. В тот момент я забыл обо всём. Помнил только одно - время отправления нашего круизного корабля в 16:00!

К назначенному времени мы с Лёней "подгребли" к причалу где-то за полчаса до отхода. Времени было предостаточно. Стоим мы так с ним, беседуем. Обсуждаем положение в Родезии, проблемы колониального апартеида в ЮАР и в других горячих точках планеты. Я - спиной к корабельному трапу и на расстоянии нескольких метров от него, а Лёня - лицом, облокотившись о перила ограждения. Неожиданно, нашу стройную беседу нарушил протяжный гудок теплохода. Я оглядываюсь и... что же я вижу?! Как поётся в той песне, - "...На теплоходе музыка играет..." Трап, по которому я должен был взойти на корабль не стоит опёршись на землю, где ему положено находиться, а почему-то висит где-то в воздухе и по чьему-то злому умыслу медленно и зловеще продолжает подниматься. Мгновенно до меня дошёл весь незатейливый смысл происходящего, продравшись отчаянным рывком сквозь пелену моей пьяной умиротворённости. Я понял, что дело принимает неожиданный оборот. Мягко выражаясь. А грубо говоря - я отстаю от теплохода, без всякой надежды на спокойную жизнь со всеми вытекающими из этого перипетиями. Мало того - на теплоходе остались все мои нехитрые пожитки, включая документы и деньги.

Решение пришло мгновенно. Хочу оговориться. Уважаю себя за то, что даже в этой экстремальной ситуации я не изменил этике армейского братства. Остался верен цивилизованному способу ухода, а не английскому - уйти молча и не прощаясь. Сунув опешившему Леониду "краба" - свою клешню-пятерню и крикнув на прощание, - Не поминай лихом! - я развернулся на сто восемьдесят градусов, выдохнул остатки перегара, набрал свежую порцию морозного морского воздуха во всю мощь своих лёгких и... начал разбег без фальстарта.

В несколько широких прыжков по обледеневшей поверхности причального пирса я преодолел расстояние до трапа, сравнявшись с ним. Без остановки, по инерции, чтобы не потерять темп, как это делают прыгуны в высоту, оттолкнувшись от земли, в каком-то невероятном прыжке с поднятыми вверх руками я вцепился мёртвой хваткой в нижнюю поперечную перекладину поднимающегося трапа. Вся моя многолетняя предыдущая спортивная подготовка была вмиг сфокусирована для осуществления этого рекордного прыжка. Всей предыдущей жизнью к нему готовился. Без преувеличения и особой натяжки.

Заметили меня не сразу. Огромный металлический трап с перилами, управляемый лебёдкой, продолжал медленно, но неотступно подниматься со мной вверх, чтобы, в конце-концов, занять своё зафиксированное положение у борта. Расстояние до земли всё увеличивалось и увеличивалось. Да, теперь и оно уже в счёт не шло, так как трап развернуло и теперь он поднимался практически параллельно борту корабля. А так как между корпусом корабля и стенкой причала было расстояние в несколько метров, то я теперь оказался не над землёй, а над ледяной морской купелью и расстояние до воды было уже намного больше - на высоту причала. Если бы мои руки разжались, мне было бы потом затруднительно писать этот рассказ… Но, ведь я же не зря был в армии спорторгом! Десять раз в сапогах средним хватом легко подтягивался на перекладине. Или без помощи ног, перебирая и подтягиваясь одними только лишь руками взбирался до верхнего конца гладкого восьмиметрового вертикального шеста.

Не знаю, что чувствуют воздушные гимнасты под куполом цирка. Я был практически на такой же высоте. Уж, по крайней мере, не ниже, чем под куполом в старом цирке на Цветном бульваре в Москве. Только цирковую трапецию мне заменял трап. Разницы никакой. А чувствовал я одно - скорей бы это всё кончилось. Так или иначе… Лучше - так…

И тут мною овладела паника. Не помирать же за понюшку табака, не солоно хлебавши или, на худой конец, - ни за что, ни про что. И я начал кричать. Нет. Сначала рычать, а потом уже кричать. Опустите трап!!! Опустите трап!!! - кричал я без видимого перерыва на обед. При этом, наверняка, ещё чем-то дополнял свои призывы. Наверняка, что-то было ещё. Иначе, я бы наступил на горло своей собственной песне, не пытаясь с помощью выразительных способов русского языка привлечь внимание к своей персоне, одиноко болтающейся на трапе, как мешок с чем-то пахучим, пытаясь преодолеть сопротивление ненавистной подьёмной лебёдки. При этом, болтал ногами, давая всем понять, что я пока ещё жив. Представьте такую картину: гражданин, относительно приятной наружности, в добротном чёрно-сером ратиновом пальто, с мохеровым шарфом на шее, в дорогой желтоватой ондатровой с отливом шапке, в модных бордовых югославских зимних высоких ботинках висит без помощи дублёра-каскадёра, вцепившись в трап огромного пассажирского лайнера, дрыгает ногами и как будто, по крайней мере, похоже, изображает "па" из популярного шейк-данса с предтечными элементами будущего брэйк-данса. При этом нецензурно выражается, перемежая площадную брань, почему-то, с криками о помощи. Именно такую картину наблюдали многочисленные провожающие на пирсе и пассажиры на всех палубах многоярусного корабля. Наверное думали, что снимается кино по типу "Бриллиантовой руки" со сценой на корабле. Они не могли даже себе представить, что это всё наяву, а поэтому радостно меня приветствовали и даже аплодировали. Особенно женщины. Правда, чепчики в воздух не бросали - холодно было.

Мороз сковывал мои побелевшие пальцы судорожно вцепившихся рук, а цирковому представлению под названием "Цирк на воде", казалось, не будет конца. Мои энергичные телодвижения становились безысходнее, а пальцы, "державшие мазу", вот-вот готовы были уже разжаться от напряжения. Изо рта уже как-то вяло вылетали только лишь остатки израсходованного боекомплекта словарного запаса. Да, и болтание ногами уже скорее напоминало что-то конвульсивное, похожее на предсмертные судороги.

Наконец, мои призывы, видимо, были услышаны командой корабля. Вовремя, надо заметить. Всем своим надорванным в борьбе с надвигающейся неминуемой развязкой организмом я вдруг ощутил, - о, прекрасный миг! - что движение трапа сначала замедлилось, остановилось, а потом и вовсе изменило своё направление. "С высоты своего положения" я стал спускаться вниз! А вскоре и вовсе ощутил под ногами спасительную твердь земли. Такие же ощущения наверное испытывают космонавты после приземления. Не знаю, в космосе не был. Но, думаю, что такие же.
Новый взрыв аплодисментов сотен смеющихся зрителей стал мне наградой за доставленное им бесплатное представление и поощрением за благополучно проделанный цирковой трюк.

Ощущение почвы под ногами - какое наслаждение! Кто не испытал, тот не поймёт. Кроме того, чувствую, как отхлынувший уже за ненадобностью адреналин по закону сохранения материи замещается снова нахлынувшей волной предыдущего опьянения. Прав был выдающийся русский учёный Михаил Васильевич Ломоносов говоря, что: "Все встречающиеся в природе изменения происходят так, что если к чему-либо прибавилось, то это отнимается от чего-то другого". В свободной интерпретации его закона сохранения: трансформация состояния моего организма прибавила мне успокоение, отняв ужас фатальной концовки.

По опустившимся сходням с трудом на негнущихся от напряжения ногах поднимаюсь вверх, держась обеими руками за поручни. Меня слегка "штивает" из стороны в сторону, но я, пригнув голову, упорно иду к цели - на корабль. В конце сходней моя шапка упирается во что-то. Поднимаю голову, смотрю и вижу добродушное лицо сопровождающего круиз милиционера, с потаённой строгостью, но видимой заботой. - Ваши документы?! - вопрошает он и смотрит на меня категорично. Мычу в ответ, - Они в каюте. Называю номер каюты и её расположение на корабле, тем самым выказывая свою осведомлённость и давая ему понять, что я, мол, - свой. В доску! И так, и по-всякому. В доску! Милиционер понял это сразу. Это было видно невооружённым глазом.

Тут же с ним стоит ещё один, в морской форме, с тремя нашивками на рукавах - больший начальник. Как оказалось позже - старший помощник капитана. По достоинству оценив состояние моей "выправки", он посоветовал мне пойти отдохнуть, а в 20:00 явится к нему на собеседование. У меня было в запасе три с половиной часа...

Разговор был не из приятных. Старший помощник капитана объяснил мне в популярной форме, что по моей вине самый большой пассажирский теплоход Черноморского пароходства задержался с отходом на полчаса. По дисциплинарным правилам круиза меня должны списать на берег в следующем, по ходу лайнера, порту. Поскольку следующим портом стоянки будет Одесский порт - порт завершения круиза, мне придётся сойти там, что так или иначе должно было произойти. Я позволил себе ещё пошутить, - Похоже, я выбрал удачное время и место. Старпом не разделил мою шутку и в отместку добил меня окончательно: а также, в случае тяжкого нарушения дисциплины в распорядке проведения круиза, каким и является мой проступок, он обязан сообщить об этом по месту моей работы. Чуть было у меня не слетело с языка остапо-бендеровское - Вы бы ещё пожаловались в Большой Хурулдан, да подумалось - вторая шутка в данном случае может быть излишней и я подсознательно переключил форсажный рычаг своего слабоумия на реверс. И правильно, что переключил...

... А завтра была Одесса – моя любимая и желанная, спасшая меня, к тому же, от позора депортации. А потом была ночь в поезде и я - дома...

... Старпом оказался мировым мужиком. Отзвуки замечательного представления цирка на воде в городе Ялта никогда так и не потревожили мой музыкальный слух и самое главное - слух моих начальников. Поэтому я и назвал старпома мировым мужиком...
С Лёней мы больше не встречались...


P.S.  ... Через десять лет после описываемых здесь событий, 31 августа 1986 года теплоход "Адмирал Нахимов" трагически затонул на выходе из Цемесской бухты у Новороссийска. Погибло 423 человека. Это стало второй крупнейшей по масштабам аварией в истории мирового мореходства в мирное время после трагедии, случившейся с "Титаником" в 1912 году.
После многолетней интенсивной эксплуатации корабль был признан не безопасным для дальнейшего использования в качестве пассажирского судна. Это подтвердило, в том числе, короткое время его почти моментального восьмиминутного затопления после столкновения с сухогрузом "Пётр Васёв".
По злой иронии судьбы тот рейс шестидесятиоднолетнего гиганта должен был быть последним по плану перед его сломом в утиль. Он и стал таковым...
Перед сломом на нём предполагалось проведение сьёмок художественного фильма под названием "Катастрофа"...

P.S.S.  На прилагаемом снимке изображён теплоход "Адмирал Нахимов" в пору его величия. Салют тебе, Адмирал!
Салют всем погибшим!