Принцип Мопертюи

        Сантехник: невысокий, понимающие глаза, цепкий взгляд.
        Пиджак с оттопыренными карманами (в карманах дыры и какие-то
        ключи - это уж точно!), штаны с пузырями на коленях, ботинки,
        наверное, черного цвета, в руках чемоданчик. Брякает и булькает.

        Профессор (доктор физико-математических наук): лицо
        просветленное, борода и усы – одно целое с бровями, лоб высок
        как рекламная растяжка, зато ниже глаз чело выглядит как смятый
        ватман. Любит сидеть в  своем уютном кресле, рассуждать на
        любые темы. Говорит очень увлекательно, захватывая внимание
        окружающих. Заразительно хохочет. Тон менторский, юмор грубовато
        -интеллигентный. Потребность в слушателях высокая.

        Жена профессора: крупная, уютная. С мягкой улыбкой
        удавшейся жизни

        Дочь профессора: 16 лет, круглолицая, смешливая, очень впечатлительна.

        Прислуга: девушка без особых претензий, смешливая.
        Ямочки на щеках. Зовут Варя, но в доме она для всех Варька.

        Иные многочисленные, но малозначительные лица: аспиранты   
        и крестьяне, монахи и боярские дети, князья и бояре. Среди
        них можно отдельно выделим:

        -Преосвященного первосвятителя Сибирского и митрополита
        Тобольского Киприана Старорусенникова (Старорушанина),
        непреклонного в своих убеждениях, властного,
        умного,самонадеянного, гордого человека, знатока «келейного
        чина», приверженца старинной новгородской доктрины о
        превосходстве духовной власти над светской и

        -боярина Федора Никитича Романова-Юрьева - Великого государя
        и патриарха московского и всея Руси Филарета. Характер          
        крутой,властолюбивый и "опальчивый". Отец Михаила Федоровича –
        первого царя династии Романовых.

      Сантехник, вызванный из домоуправления еще три дня назад для прочистки канализации, сидел перед унитазом и прислушивался к разговору хозяев. Он знал свое дело и знал как вести себя с ними. Время работало на него.       Предчувствие удачи охватило его сразу, как только он увидел обстановку дома.

      Профессор после заседания кафедры удалился к себе в комнату. Дома все ее называли кабинетом, вход туда не воспрещался, но и не приветствовался. Описывать обстановку не будем – ясно, что полный беспорядок, хаос – то есть все находится на своих местах. Посреди комнаты разложена байдарка, ее шкура на полу, стрингеры и шпангоуты аккуратно перемешаны вдоль стены. Ремонт откладывается до лучших времен - до весны.
      Два важных дела одновременно занимают профессора. Во-первых, нужно готовить снасти к сезону. И если уж ехать на Урал, то не плохо было бы, познакомится с маршрутом и оценить возможные его достоинства и недостатки. Словом, достопримечательности. Да, хорошо бы на Лозьву: таймени, хариусы...
Конечно, идет зимняя сессия. Но это не повод для откладывания важных дел.
Как рассказывал молодой аспирант кафедры теоретической физики, места там совсем дикие, можно месяц плыть и никого не встретишь. Это плюс. Добираться сложно, подходов нет – это минус. Он оттуда родом, можно верить. Обещает рассказать историю этого края.
      Это у студентов горячая пора – сессия, а у кафедры появилось время для серьезных дел. И он с аспирантами и преподавателями, тоже физиками, сидели на кафедре, двери прикрыли, на входе записка: «Не стучать, не входить – заседание!».

      Профессор читал вслух очередной опус про «казанских переведенцев»:
-
      -Воинственные племена северо-уральских манси (вогулами их звали на Руси), входящие в состав грозного и необъятного Пелымского государства наконец были приведены в покорность. Несколько столетий пелымские «большие князья» доставляли много неприятностей западным и южным соседям, неоднократно нападая на русские селения, грабя и сжигая лежавшие на их беспощадно-кровавом пути деревни и села.
      В 14 веке огнем и мечом прошли по заболоченным, почти непроходимым марям дружины московские воевод Курбского Черного и Салтыка-Травина.
Не угомонились вогулы. Еще более 100 лет они прятались от «белого царя» по глухим таежным урочищам, нападая на русские отряды и поселения на своих боевых лосях. Еще беспощадней стала их месть к русским. Многочисленные божки ненасытно требовали кровавой дани. Воинственность вогулов не сошла на нет и после блистательного, как узкое лезвие  вогульского меча, похода дружины Ермака.

      "Да, Ермак с товарищами привели татар, остяков и вогулов к шерти: «что им быть под его царскою высокою рукою до веку, покамест изволит Бог вселенной стояти, и ясак им давать государю по вся лета безпереводно». Жители западной Сибири были изумлены подвигами русских казаков. Только не он был истинным покорителем Сибири.
      Одного завоевания посредством оружия, как бы ни было последнее победоносно, недостаточно, чтобы удержать в повиновении столь отдаленный край и воинственный народ, легко было завоевать Сибирь, но гораздо труднее удержать завоеванное. Москва давно, со времен покорения Астраханского и Казанского ханств, усвоила, что мирные средства действеннее для окончательного покорения мира. Оружием можно одержать победу, но победить… Нет!
      Будут еще и Кондинские восстания вогулов в 1630 и 1654 годах, последний набег «малого» князя Сатыги  в 1680 году. И лишь в 1711 году добился-таки митрополит Филофей Лещинский крещения «больших и малых» князей вогульских.
      Но еще ранее как россыпь неярких угольков в таежных впадинах глазниц заселили переселенцы Уральскую тайгу. И уже не сосчитать, не упомнить, не определить где начальное место первопоселенцев. Помним про них, но особенно отмечу «казанских переведенцев». Это тот след, который, а я очень надеюсь на это, выведет меня и сумрака освоения Зауралья".


      Профессор увлекся, он уже видел, как собирался обоз переведенцев. Ему хотелось скорее закончить эту вводную часть и рассказать о событиях, которые развернутся там, на Урале. Перейти к предшествующим коллизиям в Британии, Франции и Голландии. А без них как понять мотивы реальных исторических личностей?
      Слушать было приятно, даже местами интересно, тема первопоселенцев Урала, это тебе не физика плазмы и не план творческой работы на полугодие:
      -Стрелецким сотникам, сопровождавшим (и охранявших от лихих людей) переселенцев, давались подробные указания, как обеспечить важнейшее для страны поручение. И годовой оклад для большего энтузиазма.

      Профессор хлебнул чай из кружки, некоторые закурили. Да, жалование  вперед (на год!), это не из нашей жизни. Утомления никто не чувствовал.
Голос профессора набирал обороты, ему самому было интересно, чем его рассказ закончится:
      -Впрочем, это охранение не только берегло вверенные ему добро и жизни, но и не забывали о пополнении своих карманов. Конечно же, не за счет казны. Особенно доставалось жителям селений, лежащим в створе пути.

      Профессор задумался, припоминая, оперся ладонями в лицо, сумрачно уставился в окно. Мысленно он представил свое виртуальное присутствие в трагических событиях 1621 года: «Крещенские морозы. Санный обоз, продвигающийся вверх по Каме. Более сотни саней, возков и волокуш, запряженных низкорослыми, покрытыми инеем лошадками, везут полсотни семей государственных крестьян. Крахмальный хруст полозьев и зловещий скрип обмороженных копыт охранников. Под обещание вольных земель  отправились они в далекий край. И сопровождение из обозленных стрельцов, отправленных туда же, но в ссылку. За что?

      "Что ж,  предположим, что воинство, состоявшее преимущественно из бессемейных стрельцов, по сути, представляло собой, скорее всего сброд. Стрельцы в лихие годы «московского разорения» вполне могли служить в наемном ополчении под началом лишенных чести, достоинства «защитников отечества» разного рода. Зауралье, и это бояре казанские знали достоверно – сами в недавнем времени там правили – было местом ссылки и острожной каторги. Самое место для таких!
       А среди них вполне могли быть сосланные в Казань «черкасы» - украинские казаки, считавшие себя защитниками «руськой» православной веры - из отряда Андрея Наливайки, прославленного крайне жестокими методами при сборе дани. Недаром старшина Наливайко (кстати, подданный польской короны и, что особенно удачно для него, близкий по делам и духу польскому магнату Яну Петру Павловичу Сапеге!), был, несмотря на заступничество пана Яна, предан казни:
      «А мы (Лжедмитрий II) того вора Наливайку за то его воровство велели казнить, чтобы такие воры отчизны не пустошили и крестьянской истинной православной хрестьянской крови не проливали».
      Конечно, в деньгах очень нуждался «тушинский царик», но также для государя тяжко было узнавать, что его подданных (не крестьян – помещиков!), немало во Владимирском уезде «вор» на кол посадил".
      Ну, тогда казанские воеводы счастливо избавились от этой обузы, и указ царский исполнили. Принцип Мопертюи - минимум усилий».Встряхнув головой, продолжил:
      -В прошлом году, помните, мы сплавлялись по Вятке? Вот описание тех мест:
      "В деревеньке, прежнее название которой не сохранилось, «осталось пять дворов пустых, и крестьяне из них выбыли без вести, да три крестьянина посечены до смерти, а жены и их дети скитаются по миру». Только через пятьдесят лет жители вновь заселили это удивительно живописное устье Вятки и назвали свое село Соколки»".

      -Соколки. С этого места Кама поворачивает с западного направления на север. Конечно, здесь мы тогда сели на «Метеор» и домой - вспомнил аспирант.

      Профессор не стал озвучивать похожие сведения из воеводской отписки 1621 года из Сарапула  про бесчинства в Сидоровых Горах, что ныне в пятидесяти километрах от Ижевска. Ничего нового слушатели бы не узнали. А может, было бы интересно? На Сидоровых горах у него дача:
      -Вооруженные и храбрые с женщинами, детьми и безоружными крестьянами,  стрельцы не церемонились, не спешили, жили и кутили, пока не опустошали селение, разорив жителей. Количество возов, нагруженных награбленным добром, росло. В пути бросали, раздетых, истерзанных полонянок, иных увозили в Сибирь. Крестьянский обоз тоже пополнялся – не могли они их оставить в лесу замерзать. Много безвестных могильных холмиков осталось в промерзших берегах Камы. Из-за того движение сильно замедлялось.

      «Но вряд ли им, выжившим полонянкам и охранникам, повезло больше. Хотя, какие тогда были понятия о справедливости» - думал про себя профессор. И тут же поправил себя: «Как и сейчас, у каждого свое восприятие окружающего мира. Стрельцы обижены, они служили, как могли, как от них требовали стрелецкие головы и сотники. Крестьяне подчинялись своим старостам, те боярским детям и далее доверху. Да, наверняка, не избежали злой участи и переселенцы. Чувство справедливости очень пластичное понятие».
       Присутствующие внимательно слушали или делали вид, что слушают: «Пожалуй, до конца рабочего дня не успеет». И потому вопросов не задавали, хотя интересно было, кто такой Сапега.
      Впрочем, завтра будет такой же неясный день, полный забот и треволнений и мы узнаем, добрались ли переведенцы до Верхотурья.

      -Отец, обедать!
"Ладно, дела потом. Снасти еще успею доделать".

Вся семья сидит за обеденным столом.
      -Отец, ты чего задумался, мы обедать собрались. Оставь свою науку аспирантам.
      «Действительно, ну Бог с ними с переведенцами. В конце концов, то, что ныне воспринимается как дикость, в семнадцатом веке было обыденностью» - успокаивал себя хозяин. «Описывает тот же митрополит Сибирский и Тобольский Киприан в жалобе московскому патриарх и «великому государю» Филарету Никитичу на тобольского воеводу Матвея Годунова и других сибирских правителей, как казаки, отправляясь в Москву для своза «ясака» наезжают в города, уводят и похищают девиц, и даже замужних женщин, под обещания богатой жизни. И как не поверить, глядя на гостей, разодетых в лисьи и другие дорогие шубы, в шелковые халаты, хвастающих богатством сибирской жизни, увешанных золотом и дорогим оружием»

      На столе обычный обеденный беспорядок: ложки, вилки – кучкой, нож воткнут в буханку. С кухни тянет борщом. Сметана мягко поблескивает из банки.

      «Потом, иных по возвращении в Сибирь «лишних своих жен» и похищенных женщин они проигрывали в кости и в карты, закладывали другим за десять и двадцать рублей и даже продавали. Если заложенных жен мужья не выкупали, вели их на базар для продажи. А воеводы, из-за своего корыстолюбия потворствуют казакам. Сами продавали привезенных из России женщин в замужество и заставляли духовенство венчать их против их желания».
      Да, это не те дружины Ермака, подчинявшиеся суровым законам строгой морали. От Ермаковых походов прошло почти сорок лет. Тогда за проступки могли  «насыпав песку в пазуху и посадя в мешок, в воду. «Больши 20 человек с песком и камением в Сылвы угружены», — замечает по этому поводу Кунгурская летопись.
      В ответ на жалобу в 1623 году были присланы из Москвы дьяк сыскного приказа Иван Спасителев и подьячий Арефа Башмаков для преследования беспорядков и безнравственности. Вот тебе и «обыденность». Можно ли надеяться, что в душах сынов зауральских они зажгли «светильник добродетелей?».


      С наваристым борщом профессор принял «обязательную» и должен выразить благодарность всем. Хорошие мысли не остановить, но важно за обедом рассказать что-то, что способствует настроению и, следовательно, аппетиту. Ему хорошо и, следовательно, всем тоже должно быть хорошо. Подцепляя котлету вилкой, он мечтательно обращается к окружающим коротким вступлением, предваряя очередную «обязательную»:
      - Природа устроена очень разумно: она прикладывает минимум усилий, чтобы достичь нужного результата. Но если нужно она, как добрая мать, не пожалеет никаких сил. Консерватизм – вот суть известного принципа Мопертюи, который обсуждался на протяжении двух веков. Гении сразу же указали на его универсальную природу.
      Закусывает «обязательную» и продолжает:

      -Истина, как функция времени, всегда движется по некоторой кривой и  если приводит к какому-то определенному результату, то принцип минимума усилий не всегда соблюдается. Потому как наука и природа вращаются в разных плоскостях. И это справедливо.
      И чтобы пояснить свою мысль слушателям продолжил:

      -Была одна совершенно замечательная история, когда студенты после каникул увидели на стенде возле деканата распоряжение ректора об отчислении трех студентов с формулировкой «за несдачу кала».

      -Папа!

      На лице у дочери гнев, а в глазах смешинки предвкушения очередной ароматной побасенки.
      Но профессор уже принял вторую «обязательную»:

      -А все началось с котлет. Мы втроем жили в одной комнате, и Витек уже две недели питался одними салатиками из свежей капусты, как тут пришел перевод. Вечером, когда мы вернулись домой, он, несмотря на жару, лежал, укрывшись одеялом. С лица зеленый как гусиный помет. Временами его что-то начинало сильно беспокоить, и Витек стремительно убегал из комнаты…

      -Отец, ты бы за столом …

      - …и уже спокойный он возвращался с круглыми глазами мартовского кота. Утром он только постанывал, но с регулярностью курьерского поезда срывался и исчезал за дверью.
      Дочь выбегает из-за стола, прикрывая рот ладошкой. Профессор на секунду прерывает повествование, но только затем, чтобы подцепить вилочкой очередную порцию закуски. Крякает. Эх, хорошо!

      - Врачи скорой, поставив укол и оставив пробирки с какой-то желтой дрянью, сказали, что за анализами придет медсестра. Вскоре Витек ожил и сообщил, что накануне он в студенческой столовке съел не меньше десяти котлет. Мы весело задвинули пробирки под кровать и ушли.

      В комнату бочком протискивается сантехник. Лицо его смущено. Нам это не видно, но его пиджак и штаны сзади чем-то забрызганы. Пахнет резко и неприятно.

      -Хозяин, там э … ваша дочь,…я не успел и она…
 
      Но его не слушают, все ждут развязки.

      - Кстати у нас в общаге сантехников мы не видели полгода - сливные не работали.

      У сантехника в ужасе округлились глаза. Он профессионально оценил ситуацию. Что-то сильное пробивалось через вчерашние туманы и росы злоупотреблений.

      - А вечером пришла девица, смущаясь, выслушала наши объяснения, сменила пробирки на свежие. Ха-ха-ха! Мы снова задвинули их под кровать. Сколько раз она приходила, меняла пробирки – мы только ржали, не придавая никакого значения  угрозам и рассказам о холерном вибрионе где-то в Астрахани.

      Варька тихо хихикает, а ее лицо выражает притворное негодование поведением студентов.

      - В конце недели пришел декан и пригрозил нам расправой у ректора. Видите ли, жалоба поступила из холерного барака. Тут мы забеспокоились и решили, что пора делать дела. Только с голодухи у нас ничего не выходило. Оставили на утро.

      Сантехник напряженно смотрит на профессора. Он забыл о своей неприятности. Что-то в его памяти неясно всплывает.

      - Увы, утром результат был тот же. Посовещавшись, решили действовать иначе, и пошли в туалет. Ждем. Заходит абитуриент. Как сейчас помню: невысокий, понимающие глаза, цепкий взгляд, пиджак с оттопыренными карманами, штаны с пузырями на коленях, ботинки, наверное, черного цвета. Закрывается в кабинке. Мы ему через дверь говорим, мол, ты парень за собой-то не смывай, оставь свое г. нам.

      Сантехник почти без надежды напрягается, откуда-то волнами приходит ощущение причастности к описываемым событиям.

      -Совершенно ошарашенный парень вылетает из кабинки. Глаза у него круглые от изумления и полного непонимания: перед ним стоят трое «старичков». Вид у них несчастный и какие-то пробирки в протянутых руках.
И тут лицо сантехника просветляется. Ясные юношеские воспоминания освежают его потасканное лицо. Он неожиданно смелеет:

      - Профессор, так это я же тогда…

      - А чтобы отменить распоряжение ректора пришлось с этими пробирками и деканом идти в инфекционную больницу… - вставая, профессор заканчивает рассказ. И трапезу.