Неожиданность

НЕОЖИДАННОСТЬ

        В те далёкие времена развитого социализма, отличительной чертой которого являлся дефицит чего-либо или вообще всего, что для более интересной жизни необходимо,  летним вечером, задержавшись на работе, по возвращению домой, довелось наблюдать картину. Ну, может и не картину, а скорее случай и даже не очень приятный, хотя и курьёзный.
        По узкому тротуару, которые прокладываются временно в местах нового строительства и так и оставшемуся на все времена, по тому известному закону, имеющему смысл: что нет ничего более постоянного, чем временное, шли впереди меня три человека – наших заводских слесарей. Эта троица была  одиозной, как единое целое, отличающееся прочной тягой к выпивке. Мужики все проживали недалеко от завода, дружили с детства и в силу своей былой хулиганистости отличались разбитным характером с налётом наглости и некоторой оригинальности, которая присутствовала в их поведении, несмотря уже на признаки поражения ума алкоголем.
         В руках у каждого было по пакету  с тремя литрами разливного пива –  товара на то время уже довольно дефицитного, который можно было приобрести, выстояв нудную очередь и то только угадав момент его завоза.
Пиво носили в то время в полиэтиленовых пакетах. В семикопеечный пакет можно было наливать два литра, а в десятикопеечный три. Продавалось пиво моментально и потому очередь за ним отличалась по своему составу теми любителями спиртного, которые за сто грамм легко могли покрасить паровоз маникюрной кисточкой – такой интерес горел в них и составлял основную почти ежедневную цель их жизни.
         Они и вывернулись на этот тротуар от киоска, стоявшего в стороне и в предвкушении удовольствия шли быстрым шагом до «своего укромного места», где избегая посторонних глаз можно медленно, с разговором и перекуром употребить то пиво и провести «удавшийся» вечер. Похоже они были уже под хмелем, видимо скрасили то скучное стояние в очереди, четвертинкой водки, ещё не бывшей на то время дефицитом, «деликатно» пустив её по кругу из горла – тоже эпизод в те времена не редкий.
Деньги у народа в те времена водились, а тратить их не было на что особо.
           Мужики эти не являли собой вид отпетых опустившихся алкашей, по работе считались нормальными, с азартом и успешно «забивали козла», играя в домино в обеденный перерыв, занимались зимней рыбалкой, придумывая разные приспособления для неё и изготавливая собственными руками в заводских условиях – характерная особенность того времени.
         Они вдруг прекратили свой бойкий разговор от изумления тем, что им навстречу шёл мужик, хотя и не мужик вовсе, а именно «мужчина» с большим догом на поводке.
         Шёл он горделиво, под стать своему догу. Хозяин и собака отличались «совместной» умеренной упитанностью, грозившей перейти в ожирение, что являлось признаком доступности к мясу по блату, как продукту тоже дефицитному. Одет сабаковод был в джинсовый импортный костюм с потугами на моду и представлял из себя тот тип людей, которые в других засчитывали только именно «одёжку» и обладание чем-либо престижным, то есть себя являли по одежке, других встречали тоже так же, а по уму оценить и «проводить» согласно известной поговорке не могли потому, что не имели возможности сделать это, ввиду собственного не далекого ума.
         Шёл он по середине тротуара, как бы не замечая своей собаки – оставлял это делать другим и в напускном отрешении не обращал внимания на других людей, заставив женщину, шедшую впереди мужиков сойти с тротуара. Ноги в модных мокасинах ставил в разлёт на сторону носками, подбородок поднят и лицо холёное – вроде в глубокой задумчивости, но видно было, что его переполняет удовольствие тем, что он со своей собакой является «достопримечательностью момента». 
          Среди той троицы был мужик по фамилии Колесов, носивший прозвище «Колесо» – мужик  весёлый, с твёрдым характером, мог начальство пригнуть своим авторитетом, среди друзей находился на лидерских позициях и мог оригинально пошутить.
Двое его друзей стали обходить «водителя» собаки с одной стороны, а он пошёл около собаки и только поравнявшись с ней, он нагнулся и почти на ухо той громко с хриплым утробным каким-то, с медвежьим рёвом  пропитым голосом рявкнул «Гав».
          Конечно в буквах не прописать того звука, но впечатление именно медвежье и собачье одновременно он производил.
Не описать и того, что случилось после его рыка: друзья его отскочили в сторону – тоже испугавшись, дог взвизгнув, рванув поводок заскочил вперёд хозяина и дрожа и, не прекращая панически скулить, вывалил из под хвоста хозяину под ноги содержимое своего желудка и стараясь удрать, с такой силой рванул поводок, что скользя задними лапами по тротуару забрызгал хозяина, вдобавок протащив его по тому же месту, где сам только что поскользнулся.
          Мужики, шагнув два шага, ломались от хохота пополам и не могли идти дальше. «Водитель», остановив таки собаку, повернулся к ним и с пассивным и удивлённым возмущением, без былой спеси, не смело, спросил «Мужики ну вы чего?...».
        Колесо весь красный от хохота ответил «Не научишься со своей собакой правильно ходить среди людей, в следующий раз сам навалишь в штаны» и троица, продолжая хохот, пошла дальше.
         Мне чтобы не смеяться «в глаза водителю» пришлось «завязывать» шнурок на ботинке. Собаку было жалко очень…  Такая неожиданность свалилась на неё и могла травмировать психику, а хозяину поделом наука.

(3)