Оборвалось

Оборвалось

Он поступил к нам в двадцать пятый раз за эти девять лет. Еще его лечили коллеги из наркобольницы и частной клиники. Пил непривычно много, подолгу и без светлых промежутков. Выходил из пике быстро. Гипертония и возможность цирроза его не страшили. Через неделю спадали отеки на лице, стабилизировалось АД, на второй-третьей неделе он уже просился на выписку или в санаторий. Поначалу я «кодировал» его подшивками или «горячими уколами», но вскоре и это перестало помогать.

- Сколько дней были в ремиссии? – спросил я у него в день очередной госпитализации.

- Пока у вас был. Вышел за ворота госпиталя и купил чекушку! - ответил он незатейливо и дыхнул на меня амбре.

- С собой принесли?

- Нет, последнее выпил в туалете приемника, пока оформляли историю болезни.

- Хорошо. Пару-тройку дней побудете на закрытом режиме, а потом на усиленное переведем. Мало ли, делирий у вас разовьется…

- Вы же знаете, что у меня не бывает горячки. Да и потом, куда мне от вас бежать… Спорить не буду, - ответил он и подписав согласие, ушел в палату.
Во время госпитализаций он читал. Наберет книг в библиотеке и читает напропалую, сидя в холле перед телевизором. Как-то похвастался электронной книгой, сказал, что дочь из Германии привезла. «Смышленая она у меня! Вот уже пять лет в тамошней медицине работает. Бывал я у неё в Гамбурге. Скукота... С трудом выдержал у них неделю…».

- Вы знаете, мы давно живем порознь… Разные мы с ним, - рассказывала в день посещения супруга. Я, несмотря на свои шестьдесят, еще работаю, у меня бизнес. Итальянский, немецкий выучила. В год по пять-шесть раз бываю за границей. Увлекаюсь нордической ходьбой, хожу в бассейн, на йогу… - хвасталась она, - но лет пятнадцать мы под разными крышами. Иногда приглашаю его к себе. Но он срывается. На днях хотели поехать в сочинский санаторий. Я с таким трудом путевку выбила. А он вот оказался здесь.

- Вы для чего пьете? – спросил я у него перед очередной выпиской.

- А зачем жить?

- У вас есть мысли о суициде?

- Нет! Что вы…. Я слабый человек. На такое никогда не решусь. Но не вижу смысла топтать эту землю… Когда-то я был счастлив, - продолжил он после паузы и мне показалось, что я увидел в нем иное лицо, - любимая работа, жена, дочка щебетала под ногами. Но потом всё стало рваться. Жена упрекала, что мало приношу и пропадаю на службе с утра до полуночи. Да и в выходные я тоже частенько уходил туда. Три года отказывался от отпуска.

- Вы ведь в ВВС служили?

- Почти. В ЦКБ. Мы разрабатывали двигатели для МИГов. Создали лучший из лучших. Восемь лет я отдал на него. Запустили в воздух экспериментальную модель. Аналогов у американцев не было. Лет на десять их обогнали. В конце восьмидесятых поступил приказ: приостановить разработку. И во мне, как будто всё оборвалось. Потом и наш институт прикрыли. Расформировали, сдали в аренду под офисы. Лямку дотащил еле-еле. От повышений отказался. Дембельнулся майором. А отец то мой был генералом. Неудачник я, одним словом… Пробовал на пенсии подрабатывать. Детальку одну-другую продам от вертолета. Денег на полгода хватит. Сейчас вот и от бизнеса отказался…Читаю книги и пью белую день и ночь напролёт.

С того разговора прошел год. Он не раз поступал то к нам, то в четверку на платное отделение, то в семнадцатую наркологию. При встрече улыбался, здоровался, интересовался новыми книгами. Иногда звонил подвыпившим, и просил взять его на лечение. Вчера позвонила его жена:
- Виктор умер… – сказала она и зарыдала в телефонную трубку.