Воспоминания ветерана вдв

                V. В разведке 98-ой гвардейской ВДД

 По окончании академии по распределению я должен был служить в должности командира батальона в Тульской дивизии. Но буквально перед самым выпуском в 1973 году вышел приказ Министра обороны маршала Гречко, согласно которому все выпускники командных академий назначались на должности начальников штаба, заместителей командира полка и на равные им штабные должности. Так я был назначен на должность начальника разведки своей родной 98-ой гв. ВДД. Обычно на эту должность назначали выпускников разведывательного факультета, я же здесь в этой должности и профессии был новичок. Уже позже, когда я стал одним из лучших начальников разведки дивизии в ВДВ, офицеры разведотдела войск сказали мне, что мое назначение они восприняли скептически: окончил общевойсковое училище, служил в противотанковой артиллерии, окончил десантный факультет академии, ни дня не служил в разведке и вдруг – начальник разведки воздушно-десантной дивизии. Но встретили меня в разведотделе войск хорошо. Начальник разведки войск полковник А. В. Кукушкин долго и конкретно знакомил меня с предстоящей работой и ставил  задачи. В родной дивизии меня так же приняли хорошо. Уходил я в академию старшим лейтенантом, командиром батареи ПТУРС, а прибыл уже в новом качестве, в звании майора. Не знаю почему, но мне всегда в течение всей моей службы везло на непосредственных начальников. И здесь моим начальником стал начальник штаба дивизии полковник В. Н. Пищаев - замечательный, душевный человек, грамотный и требовательный офицер. Он сразу же привлек меня к разработке всех проводимых в дивизии командноштабных учений. На заявление, что это не моя работа, он ответил: «Ты - разведчик, ты - мой заместитель, ты окончил академию, тебе и карты в руки». Чтобы хорошо вникнуть в свои обязанности, я заново сам переделал все документы по разведке, все оперативные карты, с разрешения начальника штаба съездил в штаб Одесского военного округа, представился начальнику разведки и попросил помощи в вопросах разведывательной информации. Во всем я нашел полное понимание и поддержку. В плане подготовки разведывательных подразделений я тщательно изучил все программы и имеющиеся наставления и пособия. Не могу не вспомнить о двух толстых томах по разведке, отпечатанных на ротаторе. Это настоящий клад для разведчика: в литературной форме описаны разведывательно-диверсионные действия разведчиков русской и советской армий, начиная с первой мировой войны и кончая Отечественной. Я допоздна в своем кабинете изучал эти материалы. Хорошими помощниками у меня были мой заместитель майор К. Фоминых и начальники разведки полка майоры Б. Нежурин и В. Кубанов, у которых многому можно было  научиться.
                А прибывший в дивизию одновременно со мной по окончанию академии генерального штаба, новый командир дивизии полковник Соколов А.А. поставил передо мной задачу: сделать разведывательные подразделения лучшими в дивизии, а отдельную разведывательную роту поднять на уровень лучших рот в ВДВ. В плане укомплектования роты офицерами и личным составом командир дивизии оказал мне полную поддержку. В то время отбор в ВДВ был очень строгий, и из всего личного состава дивизии я мог забрать в дивизионную разведроту любого солдата. Требования были жесткие: рост не ниже 180 см, хорошая физическая подготовка. Предпочтение отдавалось боксерам, самбистам, дзюдоистам. Образование - среднее, средне-техническое, хорошие моральные качества. Офицеров отбирал лично я. Ротой командовал капитан В. Скрябин, который вскоре перешел ко мне помощником. А сменил его старший лейтенант Ю. В. Кузнецов, ныне генерал-майор в запасе, герой Советского Союза, проживающий в г. Благовещенске Амурской области. Командирами взводов стали Ю. Левченко, С. Комаров, А. Ганчур – молодые, только что прибывшие в дивизию лейтенанты. Замполитом роты стал лейтенант С. Иванов, невысокого роста крепыш, который без особых усилий выдерживал рукопашную схватку с тремя-четырьмя разведчиками. По такому же принципу комплектовались и разведывательные роты парашютно-десантных полков. Не обошлось и без курьеза. Как-то в субботу в дивизионную роту заехал командир дивизии и приказал мне построить роту, чтобы посмотреть на личный состав, который мы отобрали. Все было нормально, пока его взгляд не остановился на левофланговом молодом разведчике (роста тот  был 170-175 см). Подойдя к нему, он спросил: «Ты кто?». На что последний ответил: «Товарищ полковник, я - половых дел мастер!». Командир дивизии опешил, признаться, я тоже растерялся. И тут же последовала реакция: «Бондарь, ты кого набрал? Я приказал – не ниже 180 см, а ты набрал каких-то половых дел мастеров!». Разгневанный командир дивизии убыл, а я стал разбираться. Оказалось, что накануне старшина интересовался у молодых солдат, кто и что может делать. Один из них и оказался плотником, специализировавшимся на настилке полов. Поэтому и на вопрос командира дивизии последовал такой ответ. Конечно, все посмеялись, но мне пришлось объясняться с командиром дивизии, который у нас был очень строгий, вспыльчивый, но отходчивый. Я объяснил, что молодой солдат просто растерялся, а то, что по росту не подходит под установленный стандарт, компенсируется хорошей физической подготовкой и 1-ым разрядом по самбо. Командир посмеялся, а за разведчиком долго ходило это прозвище.
                Ничем, кроме боевой подготовки, разведывательные подразделения дивизии не занимались. Занятия шли днем и ночью. Основное внимание уделялось тактико-специальной огневой подготовке. Разведчики совершали прыжки с больших и малых высот, на ограниченные площадки, на воду. Прыгали на озера Ялпуг и Червоноармейское. Большое внимание уделялось и физической подготовке. Командир роты капитан Ю. Кузнецов признавал только массовый спорт. В соревнованиях между взводами по поднятию тяжестей, подтягиванию, подъему переворотом, бегу на короткие дистанции, рукопашному бою участвовало 100% личного состава роты. И это давало результаты. Рота регулярно занимала 1-е место по спорту среди спецчастей дивизии, и это при том, что личного состава в ней было в три раза меньше, чем в отдельном батальоне (дивизионе).  Не могу не вспомнить о таком эпизоде. В первенстве дивизии по военно-спортивному комплексу между спецчастями вопрос о 1-ом месте решался между батальоном связи и дивизионной разведывательной ротой. Оставался последний элемент – подъем переворотом. Батальон уже закончил, а у разведчиков осталось два человека, и чтобы выйти на 1-ое место, этим двоим надо было выполнить 150 подъемов переворотом. Батальон уже праздновал победу. Подошедший к перекладине первый разведчик выполнил 55 переворотов. Оставалось еще 95, когда к перекладине подошел сержант А. Астахов. И начался отсчет. Когда он выполнил 100 переворотов, командование батальона связи молча удалилось. После 150-го переворота Астахов спросил, сколько еще осталось. Но члены комиссии и все мы молчали. И только когда он выполнил 200-ый переворот, командир роты остановил его. Рекорд сержанта А. Астахова – 350 подъемов переворотом.
                На соревнования дивизионная разведывательная рота выставляла любую команду. Вспоминаю я разведчика Женю Пчелкина. В роте его звали «Картинная галерея», потому что на его теле не было места, где бы ни было наколки. На гражданке явно был хулиганом. Я все боялся, чтобы его не увидел кто-нибудь из командования дивизии. Но это был отличный солдат, готовый, как говорят, на любой подвиг. И когда на первенстве по боксу в команде потребовался полутяж, командир роты, уже старший лейтенант, Ю. Левченко сказал: «Женя, надо!». И Женя ответил: «Есть!». До этого Е. Пчелкин имел смутное представление о боксе, но в роте его подучили и выпустили на ринг. Благодаря своей природной физической силе, выносливости, преданности роте Женя вышел в полуфинал. А в полуфинале ему противостоял летчик из эскадрильи старший лейтенант Александров – кандидат в мастера  спорта. Этот бой надо было видеть! Женя стойко переносил пропущенные удары, и сам, часто по-мужицки, раза 3-4 хорошо приложился к боксеру и первый раунд явно был им выигран. Во втором раунде, словно не чувствуя пропускаемых ударов, Женя продолжал молотить противника, но сказалось техническое превосходство последнего. Подловив Женю, старший лейтенант отправил его в нокаут. Как потом выяснилось, боксер после первого раунда сказал своим, что если он во втором раунде не отправит этого разведчика в нокаут, то в третьем раунде Пчелкин его забьет. Уже после боя, вытирая слезы обиды, Пчелкин говорил командиру роты, как же это так получилось, ведь он чувствовал, что этого старшего лейтенанта он сможет победить.
                О степени физической подготовки личного состава роты можно судить по такому примеру. С переходом на БМД (боевая машина десантника) роте выделили старое хранилище в самоходном дивизионе с шиферной крышей. Две машины из десяти были учебно-боевые, постоянно выходили на занятия, поэтому многокупольные системы (МКС) с площадкой с них были сняты и хранились рядом на подставках. С подъемом по «Тревоге» их необходимо было быстро загрузить на машины, для чего требовался автокран, а его в роте не было. Начальник штаба дивизии поставил мне задачу: соорудить подъемные тали. Я ему доложил, что имеющиеся в хранилище деревянные балки не выдержат тяжести МКС с площадкой, на что последовал ответ: «Ты начальник, ты и думай!» В таком же варианте я поставил задачу командиру роты Ю. Левченко. А сам вместе с помощниками сидел в своем кабинете и думал, как решить эту проблему. Срок мне начальник штаба установил 4 дня, я же командиру роты дал три. К вечеру раздался звонок, и командир роты доложил,  что подъемное устройство готово и опробовано. Я стал его расспрашивать, как ему удалось решить техническую сторону этого вопроса, на что он ответил: «Приезжайте в парк, я покажу». Приехав в парк, я не обнаружил там никаких сооружений, кроме командира роты и шести разведчиков, стоящих по три человека с каждой стороны лежащей на опорах платформы. При моем подходе раздалась команда командира роты: «Взяли, подняли, поднесли, накатили!» То есть шесть разведчиков взяли на уровень плеч груз порядка 500 кг, поднесли к боевой машине и, накатив по полозьям, поставили ее на корму боевой машины. На мой вопрос, как же разгрузить, последовала команда: «Взяли, откатили, подняли, понесли, поставили!» И площадка с МКС снова заняла свое место на опорах. На каждого разведчика приходилось более 80 кг. Утром я доложил начальнику штаба дивизии, что его приказ выполнен. Так же последовал вопрос о техническом решении проблемы, на что я ответил: «Надо посмотреть». После демонстрации погрузки и разгрузки начальник штаба, ничего не сказав, сел в машину и уехал. Мы же поняли, что наш вариант утвержден. Вот такие солдаты, сержанты служили тогда в разведывательных подразделениях дивизии. Офицеры, сержанты, солдаты гордились службой в разведке, стремились в нее попасть. Я приведу два примера, когда молодежь, уже учась в престижных вузах, стремилась послужить в армии и, притом, непременно в ВДВ. Как-то командир роты старший лейтенант Ю. Кузнецов представил мне молодого солдата, которого порекомендовали в дивизионную разведроту за хорошее знание английского языка. Проверявший его лейтенант Ю. Левченко, бывший суворовец, где преподавание языка было на высоте, сказал, что солдат владеет языком лучше него. Фамилия солдата была Фирюбин, он добровольно призвался в армию со 2-го курса МИМО, английский язык изучал в специализированной школе. Физически Саша Фирюбин был слабоват, но, как сказал командир роты, эту проблему в роте решат. Солдат остался, и его физическим воспитанием занялись конкретно. На фамилию солдата никто не обратил внимания, пока однажды из Одесского военного округа не позвонили с просьбой встретить гражданку Фирюбину, которая выехала в Болград к сыну на ЗИМе. Как оказалось, А. Фирюбин был сыном заместителя министра КГБ Фирюбина, но сам солдат об этом никому не говорил. Маму встретили, побывала она в роте. О сыне прямолинейный Ю. Кузнецов сказал, что солдат он хороший, исполнительный, только вот слабоват физически. На это замечание мать ответила, что этого не может быть, так как Саша ее горнолыжник. На вопрос, где он занимался горнолыжным спортом, она ответила: «На Ленинских горках». Между собой мы, конечно, посмеялись, а за Сашей надолго осталась приставка «горнолыжник». На наш вопрос, почему ушел в армию со второго курса МИМО, Александр ответил, что в его жизни, как он понял, не хватало именного этого периода. Отслужил он отлично. Конечно, Фирюбин по увольнению разительно отличался от того молодого солдата, который прибыл в роту. После армии окончил МИМО. Как мне потом говорил полковник Ю. Левченко, он встречался с Фирюбиным в Москве, узнал, что тот работает в одной из зарубежных стран.
                Со второго курса института прямо в дивизионную разведроту привез своего сына генерал-майор Богатов и буквально сдал его командиру роты со словами: «Сделай из него человека». Солдат так же отслужил отлично.  Венцом подготовки разведывательных подразделений были летние и зимние подвижные лагеря, в которые выходили все разведчики дивизии – это четыре разведывательных роты и девять нештатных разведывательных взводов батальонов. Получалось порядка 500 человек личного состава. Выход начинался десантированием разведчиков на ограниченную площадку, выходом в пункты сбора и совершением перехода в первый день на 20-30 км. В последующие дни переходы составляли 50-60 км. Каждая группа двигалась по своему маршруту. У каждого командира группы была кодированная карта с маршрутом и запечатанные конверты с информацией. По достижении рубежа, обозначенного на карте и на конверте, командир группы вскрывал конверт и передавал имеющиеся в нем данные о «противнике», используя кодированную карту и таблицу сигналов. Начальники разведки полков собирали информацию от своих групп и передавали ее мне. Я собирал информацию от дивизионных групп, наносил ее на карту и передавал начальникам разведки полка. То есть шел непрерывный сбор и обмен разведывательной информацией. В процессе движения группам ставились задачи на засады, налет, ведение диверсионных действий, отрыв от преследования. Эти действия контролировались мной и начальниками разведки полков. Вся полученная информация и действия групп наносились на рабочую карту, которая в конечной точке сверялась с заранее разработанной контрольной, и каждой группе выставлялась оценка. А конечной точкой был район Пармбрей на территории Молдавии – громадный лесной массив, начало Кодр, предгорья Карпат. Огромный заповедник с двумя большими озерами. В годы Великой Отечественной войны здесь десантировалась большая разведывательно-диверсионная группа, которую немцы почти всю расстреляли на берегу озера из пулеметов. На месте гибели разведчиков поставлен обелиск и посажена ореховая аллея. Перед началом выхода в лагеря я ездил в Кишинев в ЦК компартии Молдавии с письмом от командования дивизии, в котором содержалась просьба: разрешить разведчикам дивизии в память о погибших совершить переход по территории Молдавии и провести сбор в заповеднике. Ответ был положительным.
                Общая протяженность маршрута была порядка 250 км. На выход обычно отправлялись в августе, когда днем жара, а ночи душные. Переход требовал большой затраты физических сил. Случались и тепловые удары. Но все были обучены в оказании первой помощи. Пострадавшего переносили в тень, не снимая обмундирования, с головы до ног обливали водой из ближайшего источника или из фляжек, и, когда начинался озноб, плотно заворачивали в плащ-накидки. По приезду врача и санитарной машины пострадавший уже был в нормальном состоянии. Надо было видеть разведчиков в последней точке маршрута – в пропотевших и рваных маскхалатах, некоторые с потертостями ног и промежностей, но дух у всех был боевой. Не было в моей практике ни одного случая, чтобы кто-то отстал или кого либо подвозили машиной. По прибытии на место я давал двое суток на установку лагеря, помывку личного состава, починку маскхалатов, отдых. И начинались днем и ночью плановые занятия. Дисциплина была на высочайшем уровне. Все разведчики знали мои жесткие требования. Маршруты проходили по территории Украины и Молдавии. Август месяц. На километры тянутся сады персиков, груш, яблок, слив, посадки винограда, бахчи, огороды. Но каждый разведчик знал, что, если он возьмет то, что ему не дали, или группа во время движения воспользуется попутным гражданским транспортом, то вся рота в полном составе возвращается на исходную точку и все начинается сначала. За три моих летних выхода только один раз лейтенант Воронин нарушил приказ, посадив группу на попутный транспорт. Кара последовала тут же, правда, только в отношении его группы. А заместитель командира дивизионной роты по политической части лейтенант С. Иванов говорил мне: «Товарищ майор, вы не беспокойтесь, разведчики не грабят. У нас другая «метода». На вопрос: «Какая?» - разъяснил, что при подходе группы к населенному пункту, они в охранение посылают самых худых, грязных и оборванных разведчиков. Тут же сердобольные женщины начинают нести им все: сметану, молоко, домашнюю колбасу, сыр, овощи и фрукты. «И с подходом основной группы,- смеялся лейтенант,- начиналось «выживание».
                Лагерь располагался в лесу, на берегу озера, вблизи колхозных огородов. Помню, на первом моем выходе, дня через три в лагерь приехали два председателя колхозов и спросили, на каком основании мы расположились в заповеднике и кто мы такие. Я показал им разрешающий документ и объяснил, кто мы. Они мне откровенно сказали, что вот уже три дня ждут, когда солдаты полезут в огороды, но сторожа докладывают, что все спокойно. «У вас что, все есть?»- спрашивают. Я, смеясь, говорю, что у нас, в основном, горох, макароны и тушенка. Часа через три после разговора подъехала грузовая машина, полная овощей, арбузов, фруктов, а председатели колхозов стали моими частыми гостями.
                Заручившись разрешением начальника штаба дивизии, я по воскресным дням отправлял своих разведчиков оказывать помощь колхозникам в уборке урожая. Основными занятиями в лагере были: тактико-специальная подготовка, ориентирование по карте, движение по азимуту днем и ночью. С начальниками разведки полков мы практиковали и такие занятия. Усаживали разведгруппы в автомобили, зашторивали тенты. В каждом кузове находился начальник разведки, я - во главе колонны, и уезжали от лагеря в лесной массив километров на 40-60. Маршрут выбирали заранее. Высадив группу, я давал вводную, что самолет подбили, и до места высадки группа не долетела. Задача – сориентироваться и в течение суток прибыть в лагерь. И так за ночь разбрасывали три группы. Разведчикам на сутки выдавали один сухой паек на троих
     .    Мы с начальниками разведки полков были так уверены в профессиональной подготовке офицеров в вопросах ориентирования, в физической выносливости разведчиков, что у нас не было ни беспокойства, ни сомнения, что с полученной задачей кто то не справится. А лесной массив был громадный, с разбросанными небольшими деревушками, полевыми станами. На мой вопрос, как они выходят из создавшейся ситуации, офицеры объясняли, что с высоких точек в бинокль осматривают местность. Увидев где-либо огонек, по компасу брали направление и шли на него. Порой, этот населенный пункт или полевой стан были в противоположной стороне от лагеря еще километров на 15-20. И уже четко зная, где они находятся, марш-броском по пересеченной местности шли в лагерь. Если же ночью не могли определиться, ждали рассвета и находили ярко выраженный ориентир, от которого и определялись.
                Мне нравилась в подчиненных офицерах-разведчиках их самостоятельность, способность уходить от шаблонных, классических решений поставленных задач. Приведу лишь несколько примеров. Группа лейтенанта Ю. Левченко получила задачу: «взорвать» водосброс на дамбе. Я выставил охрану, сам с биноклем расположился на высотке и стал ждать действий группы. И сколько я ни смотрел, не смог обнаружить ни тех, кто должен снимать охрану, ни тех, кто будет закладывать заряды и прикрывать отход. На передвигающиеся изредка по дамбе колхозные машины я не обращал внимания. И вдруг из кузова одной из них, в котором сидело человек десять девчат и парней, на ходу посыпались разведчики. Одни быстро сняли часовых, другие заложили заряды, группа прикрытия обеспечила отход. Другой группе я поставил задачу «взорвать» ночью мост. И здесь разведчики сработали не шаблонно. По кюветам вдоль дороги на расстоянии 70-ти метров подползли с двух сторон к мосту и, подождав проходящий автомобиль, который светом фар слепил часовых, пристроились за ним. И спринтерским броском, вслед за автомобилем, ворвались на мост, сняли охрану и «уничтожили» объект. Самостоятельно организовав взаимодействие, используя щелчки переключателей радиостанции, которые можно было принять за помехи (хотя я внимательно прослушивал эфир), три группы дивизионной роты в квадрате 30 км лесного массива в короткий срок нашли и «уничтожили» узел связи (мою радиостанцию Р-142). На макете ППХ (полевой пункт хранения ядерных боеприпасов), выполненном в натуральную величину, с двумя рядами проволочного ограждения, я организовал охрану со сменой часовых, освещением подступов прожекторами, периодическим просмотром местности РЛС наземного наблюдения. Поставил задачу группам на его «уничтожение», дал время на изучение объекта, вскрытие системы его охраны. Три ночи разведчики ходили на объект, три группы были обнаружены и «уничтожены». На четвертую ночь, злой от неудачи командир роты Ю. Кузнецов, сам повел разведчиков на задание. Утром доложил: «Задание выполнено!» И точно, у двери склада я обнаружил сложенный штабель патронных ящиков, имитирующих заряды. На мой вопрос, как удалось это сделать, он, смеясь, ответил: «А это, товарищ майор, профессиональная тайна».
                После отработки всех вопросов подразделения совершали обратный переход на дивизионный учебный центр. Еще в начале расположения, в заповеднике Пармбрей, я объявлял всему личному составу, что, если за весь период в лагере не будет ни одного нарушения воинской дисциплины, то последние два перехода личный состав будет переброшен машинами. Мое заявление принималось на «Ура!» (кому хочется топать 100 км), и обязательства сторон выполнялись неукоснительно. По прибытии на учебный центр развертывался палаточный городок и ПХД, в полевой парк пригонялась боевая техника. Основными занятиями были: огневая подготовка, вождение боевых машин, тактико-специальная подготовка на боевых машинах. Занятия проводились днем и ночью. Практически к концу лагерных сборов разведывательные подразделения были готовы к сдаче итоговой проверки,  которую почти все подразделения сдавали на «отлично». В 1976 году командованием дивизии я был рекомендован на должность командира парашютно-десантного полка и приказом министра обороны назначен да эту должность. Росли и мои подчиненные. Командир роты Ю. В. Кузнецов после дивизионной разведроты командовал парашютно-десантным батальоном, окончил академию им. М. В. Фрунзе, командовал полком в Афганистане, получил звание Героя Советского Союза, окончил академию Генерального штаба, был на высоких должностях. Службу закончил генерал-майором в должности начальника Дальневосточного военного института в г. Благовещенске. Сменивший его Ю. Г. Левченко после роты откомандовал батальоном, окончил ту же академию, был командиром полка Тульской воздушно-десантной дивизии, преподавателем академии им. М. В. Фрунзе, начальником оперативного отдела - начальником штаба Тульской дивизии. Сейчас полковник запаса. Командиры полковых разведрот: П. Поповских – был моим старшим помощником по разведке – окончил разведывательный факультет академии им. М. В. Фрунзе, службу закончил начальником разведки ВДВ; О. И. Бабич – стал начальником разведки полка, окончил командный факультет той же академии, был начальником штаба нашей 98-ой ВДД, в последнее время командовал ВДД Украинской армии. Почти все офицеры-разведчики периода 1973-1976 гг. в разное время окончили академию им. М. В. Фрунзе. Прошло более 30 лет, а я, как сейчас, вижу и помню всех моих подчиненных офицеров-разведчиков, молодых, энергичных, преданных разведке и воздушно-десантным войскам.

              Продолжение следует