Воспоминания ветерана вдв

                VI. Служба в отдельной десантноштурмовой бригаде (ОДШБР)

В г лаве об инспектировании войск я уже останавливался на штатной структуре ОДШБР, повторюсь только в одном, что мне, в полном смысле этого слова, повезло, что я за время своей службы откомандовал двумя такими уникальными соединениями в Кутаиси и Могоче. Кутаисской бригадой я командовал около года и по замене был направлен Могочу. Штаб, два ОДШБ (отдельный десантно-штурмовой батальон), спецподразделения бригады располагались в Кутаиси, транспортно-боевой полк, его ОБАТО (отдельный батальон аэродромно-технического обеспечения), рота радио-технического обеспечения полетов, один ОДШБ дислоцировались в Цулукидзе, полк боевых вертолетов с частями обеспечения – в Цхинвали. Обустроена бригада была хорошо, особенно вертолетные полки, с хорошим казарменным и жилым фондом. В каждом городке - дом офицеров, в летных городках - отдельные столовые для летного и летно-технического состава. Учебный центр Симонети позволял проводить только ротные тактические учения с боевой стрельбой. Вертолетные полки имели полигон Очамчира для стрельбы из всех видов вооружения вертолетов и бомбометания. Боевая подготовка в бригаде шла согласно плану и расписаниям днем и ночью. Один из ОДШБ был горным и на три месяца убывал в горный учебный центр, где штатные инструкторы обучали личный состав альпинизму (батальон  имел специальное альпинистское снаряжение). По окончании сборов с батальоном проводилось батальонное тактическое учение с переходом по горам на 250 км и боевой стрельбой. Два других батальона поочередно на неделю выходили на бригадный учебный центр Симонети. Вертолетные полки осуществляли полеты со своих аэродромов днем и ночью. Большая нагрузка ложилась на штаб бригады и авиационный отдел, так как под контролем необходимо было держать три гарнизона и те части, которые находились на выходах и учебных центрах.
                Главными вехами моей службы в Кутаисской бригаде было то, что при мне бригада, согласно приказу министра обороны, начала совершать парашютные прыжки, то есть готовиться к десантированию из самолетов парашютным способом, и то, что при проведении учений в Закавказском военном округе бригада в полном составе со всем вооружением и техникой была поднята в воздух и высажена в Крым. Из 135 вертолетов по штату в воздух был поднят 121 вертолет. За 4,5 года командования бригадами это был единственный раз. При инспектировании Могочинской бригады в 1984 году на полигон Дацан бригада смогла высадить только два усиленных ОДШБ. Сказывался некомплект экипажей, много летчиков воевало в Афганистане
                Начало парашютных прыжков в бригаде было интересным. Три раза управление бригады и один из батальонов выезжали на аэродром Цулукидзе, но по причине погоды прыжки отменялись. После третьего возвращения начальник политотдела бригады сказал мне: «Я уже третью ночь не сплю, когда же это закончится?». Большинство офицерского состава бригады, особенно офицеры управления, прыжков не имели. Одно дело, когда тебе 20-25 лет, и ты начинаешь прыгать, или когда тебе 40-45 лет. Но отказчиков не было ни одного. На четвертый выезд, когда командир полка доложил мне, что вернувшийся разведчик погоды дает плохой прогноз, не выдержал уже и я и «прошелся» по командиру, разведчику погоды и всей авиации. Обиженный командир полка предложил мне слетать на разведку вместе с экипажем и лично убедиться. Что я и сделал. Вначале было ясное небо, затем появились небольшие облака, и вдруг МИ-6 влетел в какой-то плотный туман. И тут же началась дикая вибрация всего корпуса вертолета. На вопрос «Что это такое?». побледневший командир эскадрильи, сидящий за управлением, отвечает: «Не знаю, первый раз такое. Вертолет плохо слушается управления». Вибрация нарастала. Даю ему команду: «Уходи вверх!». Отвечает: «Не могу, у меня определен эшелон». Снова командую: «Вверх!» - уходим вверх и выскакиваем в ясное небо, вибрация прекращается. Возвращаемся на аэродром. Весь экипаж и я никак не можем прийти в себя и понять, что же это было за атмосферное явление. С другим необычным атмосферным явлением – шаровой молнией – я столкнулся уже, служа в Монголии, когда летел на АН-12 из Улан-Батора в Читу. Август месяц, дикая жара, на небе ни облачка. Я устроился возле открытого блистера, как раз напротив крыла самолета и задремал. Пассажиры, а их было несколько человек, тоже дремали. Открыв глаза, я тут же увидел яркий, как электрическая сварка, небольшой шарик, который «сидел» на крыле самолета и потихоньку перемещался к его концу. Как завороженный, я, не отрываясь, смотрел на него. Достигнув конца  крыла, там, где метелки грозоразрядника, шарик с оглушительным хлопком взорвался. Весь грузовой отсек ярко осветило, самолет качнуло, запахло озоном. На некоторое время я оглох. Экипаж ничего этого не видел, и вбежавшему бортинжененру я объяснил ситуацию. Повторяю – это был жаркий солнечный день, на небе ни одного облачка.
                Вернувшись после разведки погоды на аэродром, я принял решение ждать, когда пройдет грозовой фронт. Часа через три установилась хорошая погода, и начались прыжки. Первым из бригады борт вертолета покинул я, положив начало десантированию ОДШБР парашютным способом. Возвращаясь к ситуациям, которые возникают в воздухе при полетах, вспоминаю два случая, один из которых чуть не закончился катастрофой, а второй можно отнести к серии «Нарочно не придумаешь». После учения в Закавказском военном округе, с высадкой бригады в Крым, мы полным боевым порядком возвращались домой на свои аэродромы Цулукидзе и Цхинвали. Я вместе с начальником политотдела бригады и начальником связи летел на своем ВЗПУ, управлял которым начальник авиации бригады.
                ВЗПУ, напичканный радиоаппаратурой, сам по себе очень тяжелый. Запаса топлива не имеет. Поэтому мы вместе с топливозаправщиком МИ-6 вынуждены были сесть на дозаправку на полосу аэродрома еще времен Великой Отечественной войны, которая обрывалась прямо над пляжным участком. Бригада продолжала полет, и я уже с земли взглядом проводил ее четкий боевой порядок, растянувшийся километров на пять. Заправив вертолет и с трудом разогнав любопытных отдыхающих, мы взяли курс на Целукидзе. Несмотря на страшную жару, я заснул. Разбудил меня начальник политотдела, сказав, что с вертолетом что-то случилось. Заглянув в кабину, я выяснил, что стрелка, показывающая давление в главном редукторе, медленно опускается к нулю. Зная, что это такое, дал распоряжение на немедленную посадку. Но начальник авиации, отрицательно покачав головой, показал рукой вниз. Смотрю – скалы. А до аэродрома Цулукидзе – 30 минут. Впереди – Кутаиси и небольшой военный аэродром, который на наш вызов не отвечает. Начинается Кутаиси, и здесь я увидел большую площадь. Даю команду садиться на площадь. Начальник авиации в ответ просит разрешения дотянуть до своего аэродрома. Но я твердо командую: «Вниз!». И мы садимся на площадь рядом с памятником Победы, который потом снесли. Как  доложили прибывшие инженеры, лета нам оставалось максимум 2-3 минуты – перетерся шланг подачи масла в главный редуктор. Еще раз делаю для себя вывод, что в аварийной ситуации решение должно быть немедленным.
                А второй случай произошел в Могоче при проведении батальонных тактических учений с боевой стрельбой. Батальон, отстреляв на первых рубежах на глубине 10 км, свернувшись в ротные колонны, продолжал наступление по пересеченной местности для выхода на новый рубеж, который был на удалении 15 км. Я вертолетом МИ-8 перелетал на смотровую площадку, чтобы оценить действия батальона на этом рубеже. Вместе со мной для подъема мишеней летел прапорщик учебного центра, четыре солдата с двумя танковыми аккумуляторными батареями для подъема мишеней на последнем рубеже. Была глубокая осень, уже хорошо подмораживало, но день стоял ясный, солнечный. Начав снижаться перед посадкой, вертолет влетел в небольшое облако и стал падать вниз на густой мелкий березняк. Резкий удар об землю, тишина, и вместо хвоста – дыра. Оглядываюсь и не вижу ни прапорщика, ни солдат, ни аккумуляторных батарей, дверь вертолета открыта. Ощущая боль в пояснице и ногах, покидаю вертолет вместе с экипажем. Понимая, что хуже того, что произошло, уже не будет, хромая, бегу на смотровую площадку и вижу прапорщика, солдат, которые уже подсоединили батареи. Мишенное поле сработало, батальон отстрелял, и я начал разбираться, что же произошло. Оказалось, что, влетев в облако, вертолет обледенел и рухнул вниз. Нас спасла низкая высота и густой березняк. Опрос же прапорщика и солдат выявил, что они ничего не поняли. Начальник учебного центра майор П. И. Бондаренко при инструктаже строго предупредил их всех, что летят они с командиром, и, не дай бог, опоздают с подъемом мишенного поля. В свою очередь, прапорщик предупредил солдат, что, как только вертолет коснется земли, он открывает дверь, и солдаты, схватив батареи, бегут к пункту управления. Солдаты были молодые, прослужившие 1,5 месяца и после курса молодого бойца прибывшие на учебный центр. Вертолетом они летели первый раз в жизни и поэтому решили, что он так и должен садиться. Прапорщик же на мой вопрос, неужели он ничего не понял из того, что произошло, ответил, что думал только о том, чтобы не опоздать с подъемом мишенного поля. Вот почему их, как ветром, сдуло с вертолета.
         Покидал я Кутаисскую бригаду по замене с большим сожалением. Даже вмешательство командующего округом не остановило замены, мой сменщик из Могочи прослужил там пять лет. Я только почувствовал себя командиром, хорошо изучил бригаду, офицерский состав. Начальник гарнизона, командир корпуса генерал М. Колесников, к которому я приехал прощаться, успокаивал меня, говоря, что  здесь я уже приобрел небольшой опыт, знаю ошибки, которые совершил, и на новом месте с этим багажом мне будет легче. Улетал из Кутаиси я в начале октября, жара стояла до 30°С. В Могочу прибыл во второй половине октября, когда уже пошел небольшой снежок. Могоча и Забайкалье – это не Кутаиси и не Кавказ по всем параметрам. Казарменный фонд – сборно-щитовые или, как их называли, сборно-щелевые казармы. Бригада, за исключением 3-го ОДШБ, дислоцировалась в одном гарнизоне Могоча. Два вертолетных полка располагались в одном городке и на одном аэродроме. В воздухе постоянно стоял треск от вертолетов. Заканчивал дневные полеты один полк, начинал ночные второй. 3-ий ОДШБ дислоцировался недалеко от станции Амазар, там же велось строительство аэродрома и военного городка для боевого полка. Зима 1983 года выдалась суровой, столбик термометра опускался до минус 50°С. Над Могочей, особенно над аэродромом и авиационным городком, которые были в низине, постоянно стоял черный смог. Несмотря на то, что кочегарки работали в полную мощь, в казармах и штабах было холодно. Старой постройки казармы плохо держали тепло. И если служа в Кутаиси, а до этого в Болграде, я абсолютно не интересовался работой котельных, водоснабжением, электрообеспечением, то здесь это были вопросы первостепенной важности. Выводы по первой зиме я сделал, и уже следующую зиму 1984 года бригада встретила во всеоружии. Прибывший новый командующий округом генерал-лейтенант С.И. Постников и Военный совет округа много внимания уделяли подготовке гарнизонов к зиме. На Могочу командующий обращал особое внимание и оказывал мне помощь. За весенне-летний период была произведена почти полная замена труб теплотрассы и водоснабжения, осуществлен ремонт всех котлов. В котельных установили резервные источники энергоснабжения. Решив вопрос с местными энергетиками, закольцевали высоковольтную линию. На всех казармах по самые окна были сооружены заваленки и засыпаны шлаком. Отыскав в своей бригаде печников, я организовал из них бригаду, и в каждой казарме установили по две русских печи. Были заготовлены огромные поленницы дров. На зиму все окна снаружи оббивались полиэтиленовой пленкой. Прибывший с проверкой командующий округом сначала скептически отнесся к установленным печам, сказав мне, что все от печей давно отошли, а мы к ним вернулись. Я попросил его потрогать трубы отопления – они были горячие, но казарма не прогревалась, старые стены плохо держали тепло. Я объяснил командующему, что никаких дополнительных истопников в ротах нет. Печи в одно установленное время после обеда топит наряд, и к вечеру в казармах уже тепло, а ночью, когда солдаты спят, тем более. При таком варианте температура в казарме держится 20°С. Кстати, беленькие, отлично сложенные русские печи прекрасно вписались в интерьер казарм. Командующего я убедил. Солдаты соорудили длинные скамейки и по вечерам с удовольствием сидели вокруг печей. В бригаде была разработана подробная схема жизнеобеспечения гарнизона, занимавшая всю стену моего кабинета. На ней были обозначены сети водо- и теплоснабжения, колодцы с вентилями и задвижками, канализация,  электросети с трансформаторными подстанциями, системы аварийного включения и расписаны ответственные. За каждым ДОСом был назначен ответственный, двери всех подвалов закрывали на замки и опечатывали. Зимой, особенно в сильные морозы, эти люди каждое утро осматривали подвалы на предмет перемерзания стояков и меры принимались незамедлительно. В один из прилетов в Могочу с работниками служб тыла командующий попросил меня подробно объяснить содержание схемы. Я понял, что ее жизненность ему понравилась и он хочет, чтобы и в других гарнизонах были выполнены подобные. В период подготовки к зиме командующий с работниками тыла облетал все гарнизоны, проверял, заслушивал должностных лиц. Как-то он спросил не меня, а начальника штаба бригады подполковника В. С. Рахманова: «Товарищ Рахманов, как у вас спланирована подготовка к зиме и когда вы ее будете начинать?». На что тот ответил: «Товарищ командующий, так как в Могоче основное время года - зима, то подготовку к ней мы никогда не прекращаем». И четко доложил основные мероприятия и сроки. На его реплику командующий улыбнулся.
                Говоря о жизнеобеспечении бригады, я не могу не вспомнить добрым словом КЭЧ гарнизона во главе с ее начальником майором С. И. Деревняк. Доставалось ему, бедному, за все и от всех. Это был настоящий труженик. В моей памяти он остался в полушубке, громадных валенках с калошами, в распущенной и обязательно сдвинутой на бок ушанке, с газовым ключом в руках. Где бы ни случалась аварийная ситуация со светом, водоснабжением, канализацией – Сергей Иванович везде был первым и часто лично участвовал в ликвидации повреждений.  Много неприятностей приносила центральная нить канализации. В сильные морозы она перемерзала, прорывалась в разных местах, вода выходила на железнодорожные пути. Приходилось днем и ночью по всей трассе жечь костры и отогревать ее. Как-то мне позвонили из администрации района и попросили немедленно приехать в район трассы коллектора канализации, где собралась чрезвычайная комиссия из представителей СЭС, железной дороги, района, города. Подъезжаю и вижу много людей, машин, бьющий из-под земли фонтан воды и начальника КЭЧ майора С. И. Деревняк, который доказывает всем, что это не утечка, а морозы выжимают грунтовые воды. Могоча – это зона вечной мерзлоты, и когда морозы достигают минус 40-50°С, из-под земли в разных местах действительно начинают бить фонтаны. Так было в авиационном городке, возле летной столовой. Сначала подумали, что это прорыв на трассе, но вблизи никаких труб не проходило. Выйдя из машины, я, естественно, занял позицию начальника КЭЧ. В процессе перепалки он попросил у моего водителя кружку, подставил ее под фонтан, наполнил и, сделав два глотка, заявил: «Это чистая родниковая вода». После чего предложил окружающим тоже снять пробу. Желающих не нашлось. Члены комиссии сели на машины и уехали, а Сергей Иванович тут же обратился ко мне: «Товарищ полковник, у вас водки не найдется?» Еще не понимая, в чем дело, я достал из машины бутылку и протянул ему. Он быстро сорвал крышку, сделал глоток, прополоскал рот, выплюнул. Повторив эту процедуру еще два раза, заявил: «Товарищ полковник, да ведь это же было чистое г…..!» Тут только до меня дошло, что пил из кружки и предлагал попробовать членам комиссии начальник КЭЧ. Несколько ми- 67 Глава VI нут мы с водителем задыхались от смеха. В один из праздников, 23 февраля, Сергея Ивановича включили в бригадный приказ на поощрение, наградив ценным подарком – часами. Начальник штаба предупредил его, чтобы он обязательно был на торжественном собрании. Но когда зачитывали приказ, в зале майора не оказалось. Как выяснилось, случились неполадки в котельной, и он находился там. Уже после собрания я приказал найти его и привести в кабинет. В присутствии всех заместителей я поблагодарил его за работу, вручил часы. На глазах растроганного майора даже заблестели слезы, и он сказал: «Товарищ полковник, все меня ругают, а вы благодарите и часами награждаете. Да Деревняк после этого еще лучше работать будет!». Действительно, гарнизон был очень тяжелый, а Сергей Иванович был на своем месте. В вопросах организации боевой подготовки расположение всех частей бригады в одном гарнизоне давало большие преимущества: как говорится, все были под рукой. Привыкший к самостоятельности еще по 98-ой гвардейской ВДД, где само командование дивизии планировало и проводило самостоятельно все мероприятия по боевой готовности и боевой подготовке, я в условиях удаленного гарнизона применил накопленный опыт на все сто процентов. Действительно, если мы в дивизии планировали и проводили полковые тактические учения, то стремились максимально их усложнить. Если один полк десантировали днем, то другой обязательно ночью. Если один полк этап боевой стрельбы проводил днем, то другой также ночью. Экипажи десантировались, как правило, вслед за техникой. Боевые действия велись непрерывно днем и ночью. Каждый заместитель командира дивизии четко выполнял возложенные на него командиром обязанности. Я, как 68 Воспоминания офицера ВДВ первый заместитель, разрабатывал схему мишенной обстановки, накрывал мишенное поле, проводил розыгрыш этапа боевой стрельбы, был руководителем прыжков на этапе десантирования полка, помощником руководителя учения по мишенной обстановке на этапе боевой стрельбы. По окончании учений контролировал погрузку боевой техники и отправку эшелонов. Начальник штаба (со своим штабом) разрабатывал документы по учению, проводил розыгрыш по вводным, контролировал действия командира полка и подразделений, готовил материал для разбора. Заместитель по воздушно-десантной подготовке готовил технику и личный состав полка к десантированию. После десантирования организовывал сбор парашютов и десантной техники. И так далее. Нас уже никто не контролировал, вся мера ответственности лежала на каждом заместителе. После, служа в Монголии, мне было дико видеть, как при подготовке мотострелкового полка к учению с боевой стрельбой роль командного состава дивизии была сведена на нет, всей подготовкой занимался штаб армии. На ночь вся техника полка была сведена в одну кучу, и только утром опять продолжались учения. Чему можно было научить офицеров и личный состав? В Могоче я нашел полное взаимопонимание в вопросах организации боевой готовности и боевой подготовки у своих заместителей. Бригадный учебный центр позволял осуществлять высадку усиленного ОДШБ с вертолетов МИ-6 и МИ-8 посадочным способом и проведение этапа боевой стрельбы батальоном на глубину до 15 км при непрерывной поддержке их огнем вертолетов МИ-24, МИ-8 на всю глубину наступления батальона. Нас никто не огра- 69 Глава VI ничивал в применении авиации. Она была своя, штатная. Имеющаяся площадка приземления позволяла одновременно десантировать парашютным способом из оборудованных для этого МИ-6 сразу один ОДШБ. Поэтому тактические учения с ротами и батальонами мы планировали и проводили в каждом периоде обучения и обязательно с боевой стрельбой. И если в зимнем периоде обучения рота или батальон этап боевой стрельбы проводил днем, то летом обязательно ночью. Десантирование осуществляли или посадочным или парашютным способом. Причем при посадочном варианте десантники покидали вертолет различными способами: при посадке вертолетов на грунт; с положения зависания вертолета в воздухе в 1,5 метрах от земли; по штурмовому, когда десантники, сгруппировавшись, покидают вертолет, который летит в 1-1,5 м над землей со скоростью до 30 км/час. При ночном десантировании, в целях безопасности, площадки посадки вертолетов подсвечивали лампочками, используя аккумуляторные батареи. В бригаде было отработано тесное взаимодействие летчиков и десантников. Батальонные учения планировали и проводили совместно с учениями эскадрилий. В боевых порядках рот, батальонов обязательно находились подготовленные в авиачастях авианаводчики со средствами связи. Десантники и днем и ночью обозначали свое положение на местности установленными сигналами. Я, общевойсковой командир, не мог обучать экипажи летать, но вот тактике их действий при высадке десанта, при поддержке десанта на поле боя, взаимодействию – этому я их обучал. 70 Воспоминания офицера ВДВ Хорошо зарекомендовал себя способ «пешим по-вертолетному». Я применил его в Кутаисской бригаде, а потом перенес и в Могочу. Вспоминаю такой эпизод. При проведении мной первого батальонного учения с боевой стрельбой в Могоче вертолеты М-24 огневой поддержки поразили все запланированные им цели. Начальник авиации бригады, стоя рядом со мной, стал нахваливать экипажи за отличную стрельбу. Я же сказал ему, что действия всех экипажей оцениваю неудовлетворительно. На его недоуменный вопрос «Почему?» объяснил, что экипажи абсолютно не использовали при подлете к переднему краю складки местности, что после пуска НУРС не сделали маневра и, продолжая лететь по прямой, пролетели боевой порядок десанта, оказались в зоне огня «противника», даже из стрелкового оружия. В последующем эти недостатки были устранены в подготовке летных экипажей. Я уже отмечал, что почти все летчики бригады 1-го и 2-го класса прошли Афганистан, некоторые и по два раза. Возвращались они оттуда настоящими ассами. Я много летал с ними: на рекогносцировку, к пограничникам, на военный совет в округ, в гарнизон Амазар. Иногда они просили: «Командир, можно афганский вариант?». Я разрешал. И тогда они показывали свое мастерство. Вертолет буквально стриг верхушки сосен, точно вписываясь во все извилины рельефа. Я никогда не предполагал, что даже МИ-6 в опытных руках способен на такое. Настоящая сказка. Говоря о тактике действий вертолетных экипажей, приходилось преодолевать сопротивление и старших командиров. Так, прибывший в бригаду по замене командир транспортного-боевого полка полковник Мужиков никак  не мог согласиться с тем, что после высадки десанта его эскадрильи МИ-8 остаются за линией фронта, располагаются под охраной десантников на площадках подскока и по вызову командира батальона поддерживают его боевые действия до тех пор, пока у вертолетов есть боезапас, и до того момента, пока топлива останется на обратный перелет. Все вопросы боевого применения вертолетов мы постоянно отрабатывали на командно-штабных учениях (КШУ) и практически при совместных учениях ОДШБ и эскадрилий.
           Согласно оперативному плану, мы в бригаде разрабатывали КШУ, выдержав уже на другой местности все расстояния и районы боевого применения бригады. В ходе КШУ возникало множество вопросов, которые нам помогали решить командиры полков, ОБАТО, офицеры авиационного отдела. Прибыв с начальником штаба в округ для корректировки плана, мы уже со знанием дела вносили в него значительные изменения, наработанные в ходе КШУ. Отдельно хочу остановиться на гарнизоне Амазар, где готовилась база для размещения боевого полка. Решение о рассредоточении авиации было правильным, но не совсем верно было выбрано для этого место. Пробные шурфы делались на территории, отведенной под строительство, но конкретно под каждый объект пробные шурфы не закладывались. Это была зона вечной мерзлоты, поэтому уже построенные здания давали трещины, многие полностью разрушались. Каждую весну военные строители закладывали бетонные блоки в котлованы под комбинат бытового обслуживания, и они все до одного исчезали в топи. Казармы строились сборно-щитовые, дома офицерского состава – из деревянных брусьев. И в тех, и в других зимой было холодно.  Чтобы обеспечить будущий гарнизон водой, привязку сделали к старой потерне на Крестовом плесе реки Амазар. Когда-то от нее был проложен водовод к станции Амазар для заправки паровозов водой. После сооружения плотины на реке Чечатка станция стала обеспечиваться водой из этого водоема. Предположили, и притом ошибочно, что река Амазар на перекатах не перемерзает и будет подпитывать Крестовый плес. Кроме того, думали, что в самом Крестовом плесе имеются родники, что тоже оказалось неверным. Возвели сложное водозаборное сооружение со своей котельной для подогрева воды, дизельной электростанцией, водоводом на 3,5 км, дюкером через р. Амазар, станцией второго подъема, станцией очистки воды. Не задействовав всю систему, решили зиму 1984-1985 гг. провести с откачкой воды с Крестового плеса на выброс. Я же приказал командиру 3-го ОДШБ подполковнику Л. Г. Бондарю во льду водоема по периметру и по диаметру пробить лунки и шестом, регулярно производить замеры уровня воды подо льдом. Уже через три недели лед на плесе стал оседать, уровень воды падать, то есть ни о какой подпитке водоема рекой Амазар и родниками не могло быть и речи. Произведя простой расчет по нормам расхода воды на личный состав, семьи офицеров в гарнизоне, на котельные и технику, я сделал вывод, что с момента ледостава, то есть с ноября, воды гарнизону хватит только до конца января. Причем с начала ледостава вода подо льдом начинает цвести. О своих расчетах и наблюдениях я доложил командующему округом. Проверяющие по его приказу специалисты мои расчеты подтвердили: 3-3,5 месяца гарнизон будет без воды. Через некоторое время в Могочу, а потом в Амазар прилетел главком сухопутных войск генерал армии В. Варенников. В Амазаре он все осмотрел сам, заслушал меня и спросил, какое бы я принял решение. Я честно сказал, что строительство бы прекратил, 3-ий ОДШБ передислоцировал в Могочу, а уже построенный аэродром Амазар использовал бы как запасной для бригады, расположив здесь постоянную комендатуру. Кроме того, необходимо все ценное оборудование строителям демонтировать и вывезти. Вскоре пришел приказ министра обороны о закрытии гарнизона Амазар. Все было выполнено, за исключением последнего. Началась перестройка, а затем развал Союза. Все ценное просто разграбили. Я был на месте городка в 1999 году – не осталось ничего, даже ни одной металлической полосы на аэродроме.
                В 1986 году, когда я уже служил в Монголии, бригада была переведена на новый штат, два вертолетных полка из нее исключили. То, что было наработано в течение почти 20 лет, разрушили. Можно существующей сейчас бригаде выделить вертолеты и поставить боевую задачу, но такого четкого взаимодействия десантников и вертолетчиков уже не будет.
                Это был цельный, слаженный организм, который под единым командованием, четко отработанным взаимодействием мог выполнить любую задачу.


 
                Ветеран ВДВ,ветеран 98 гв.ВДД полковник в отставке А. Г. Бондарь