Гнали бы вы такого зятька..

«Гнали бы вы такого зятька...»
По-матерински посоветовала Мария Ефимовна.

Интересно - и чуть страшновато - было бы узнать, что чувствует и как видит жизнь человек, которому восемьдесят и даже за... Какой ответ мог бы дать Пётр Матвеевич Ушаков? Он и сам иной раз, хмуря седые клочковатые брови, пытался осмыслить этот факт и поражался: так много осталось позади. Повоевать Ушаков не успел, да, может, оно и к лучшему, потому что характер у Петра Матвеевича был горячий, он вечно лез напропалую защищать, отстаивать, наводить порядок и справедливость, просили его об этом или не просили. На столе дома у него лежали Конституция РФ и всевозможные кодексы. Кто-то считал Ушакова записным скандалистом, кто-то - отважным борцом. Но его чужое мнение не волновало вообще. А уж жену свою, Марию Ефимовну, и слушать не хотел, когда она слёзно умоляла придерживать язык хотя бы при начальстве. Он всегда предпочитал, скорее, поменять место работы, чем поступиться принципами.

А вот теперь, когда в стране творилось чёрт знает что, Пётр Матвеевич стал стар и хвор для того, чтобы с энтузиазмом сражаться с разными безобразиями. Нет, так легко он, конечно, сдаваться не собирался, хотя плоховато - только с палочкой - ходил, неважно видел. Это, однако, не мешало Ушакову кипеть яростным гневом и требовать немедленного вмешательства тех, кто, как он считал, обязан был обеспечить его, честного работяги с 16 годочков, покой на склоне лет.

Пётр Матвеевич куда бережнее стал относиться к своему здоровью: умирать, понятное дело, не хотелось. Он регулярно обследовался в поликлинике, чётко выполняя указания врачей, однако частенько ворчал на них, если ему казалось, что доктор как-то неуверенно назначил лечение. Каждый год Ушаков ложился в стационар - и его там уже отлично знали. Едва невысокий худой старичок появлялся на больничном пороге, как встречать его выходил аж сам заведующий отделением. Он пожимал пациенту руку, улыбался и говорил, что его положат в лучшую палату, что еду будут приносить строго по расписанию, что он лично проследит, только вы уж, Пётр Матвеич, не бродите по этажам, не заглядывайте во все углы... Выполнять эту ценную рекомендацию Пётр Матвеевич не собирался. И уже через два-три дня дозванивался до местных медицинских боссов и сообщал: рацион питания больных не просто убогий, а даже вредный для здоровья...

…В подъезде старой панельной девятиэтажки Ушакова тоже прекрасно знали, хотя тесное дружеское общение между соседями осталось в далёком прошлом. Когда разрешили продажу квартир и в городе началась повальная миграция из конца в конец, Пётр Матвеевич чуть с ума не сошёл. Новые жильцы обычно начинали с капитального ремонта, а значит, бесконечно стучали-грохотали, визгливо и неприятно голосила дрель, что-то рушилось. Ушаков хватался за голову, барабанил в двери новосёлам и требовал прекратить невыносимый шум, потому что он, пенсионер, имеет право на заслуженный отдых. Строители пожимали плечами и снова включали проклятую дрель. Пётр Матвеевич ругался, доходя уже до откровенно грубых слов, но ничего не помогало. Он завалил жалобами власти всех уровней, аккуратно складывал в папку копии своих писем и возмутительные ответы, из которых становилось ясно: изменить ситуацию невозможно. Участковый уполномоченный, заметив на улице идущего навстречу Ушакова, быстренько юркал за ближайший угол - иначе не избежать сердитой выволочки за отвратительное равнодушие к его проблемам. Что уж говорить о домоуправлении, где от одного упоминания затюкавшего всех деда сотрудников кидало в нервную дрожь!

Но настоящие мучения начались у Петра Матвеевича, когда в соседнюю квартиру въехала семья, состоящая из дамы под пятьдесят и её дочери с гражданским, как нынче говорят, мужем. Даму Ушаковы почти не видели: она рано уезжала на работу и поздно возвращалась. А вот молодая Алла постоянно торчала дома. «Видимо, на неё пашет сожитель», - с неприязнью думал Пётр Матвеевич, который всю эту свободную любовь без брака считал бессовестным и откровенным развратом и называл метким словцом из площадного набора. Сожитель Роман был здоровенным мужиком с бритой головой, толстыми руками и ногами и весьма выдающимся животом, свисающим над ремнём. На какой работе он сумел так раздобреть, не смогла выяснить даже Мария Ефимовна, которая вроде бы завязала знакомство с Аллой. Но та в ответ на наводящие вопросы говорила, что ей по фигу, где Ромка заколачивает деньги, лишь бы приносил побольше. Не пьёт - и хорошо. Случалось, беззаботная соседка забегала к Ушаковым поболтать с Марией Ефимовной. Пётр Матвеевич тогда демонстративно уходил в свою крохотную комнатёнку, до того не нравилась ему эта халда с копной спутанных рыжих волос и в халатике чуть ниже пупа. Он плотно закрывал дверь и начинал тщательно изучать свой богатый архив, разбирая отписки из различных ведомств и не обращая внимания на то, что многим из них лет десять и они уже пожелтели.

...И всё бы ничего, если бы Роман не подарил Алле на день рождения «дивидишник» последнего поколения. А та и рада - с раннего утра, как только мать за порог, включала его едва ли не на полную громкость. Такая вот чёртова меломанка оказалась! Ушаков, конечно, не стерпел, тем более, что у него от такой музыки на самом деле начинала раскалываться голова, а Мария Ефимовна безуспешно пыталась спасаться берушами. Раза два он твёрдо, но достаточно вежливо попросил приглушить звук. Алка ужасно удивилась и надменно ответила, что она у себя дома, порядки знает и в течение дня может шуметь так, как ей лично угодно. Пётр Матвеевич сразу вскипел и раздражённо заметил: а не хочешь ли ты, милая девушка, встретиться с полицией, а то он легко устроит «приятное» свидание. Стоит только номер набрать, как прям майор прискачет. Соседка лишь глянула с нескрываемым презрением: дескать, иди-иди, старый мухомор, отстань. И оглушительно грохнула дверью у него под носом. Ушакова затрясло. Он не на шутку оскорбился, прокричал, что сегодня же примет самые суровые меры и поплёлся к себе. От злости и обиды не мог даже слова вымолвить, когда Мария Ефимовна попробовала выяснить, чем закончился воспитательный поход. От валерьянки, предложенной женой, гневно отмахнулся: ну, успокоится он, может, а музыка-то не перестанет греметь!

Вечером в дверь Ушаковых громко постучали. Пётр Матвеевич даже обрадовался, подумав, что это «свиристёлка» раскаялась и пришла просить прощения. Открыл, не глянув в глазок, а надо было, ох, как надо было! Но понимание своей неосторожности наступило поздно. Молча и мощно сильная рука схватила его за грудки и выволокла в тамбур между квартирами. С пижамной куртки сыпанулись пуговицы. Перед Ушаковым грозной тучей-горой высился Роман. И настроен он был весьма воинственно. Притиснув Петра Матвеевича к стене, спросил:

- Ты чего, сморчок, к Алке вяжешься? Твоё дело на диване кряхтеть, таблетки глотать и на тот свет собираться. Ещё раз к ней сунешься - смотри у меня!

Ошалевший и ослабевший от такого бесцеремонного напора Ушаков наконец опомнился и дёрнулся было в сторону своей двери, хотя и попробовал, пусть словесно, вступить в сражение:

- Отпусти, гад! Алке своей скажи, чтоб перестала музыку громко включать. А не послушается, я на неё управу найду! - последняя фраза, к его досаде, прозвучала как-то пискляво.

Роман весело расхохотался, внезапно посерьёзнел и тяжело вздохнул: дескать, ну, чего ж делать, если до замшелого пенька не доходит никак... Он легко оторвал Ушакова от стены, а потом раза три ощутимо «приложил» затылком о её бетонную твердь:

- Это чтоб тебе мозги немного встряхнуть...

И тут на шум выбежала Мария Ефимовна. Охнула, схватила бледного Петра Матвеевича за руку, потянула в квартиру.

- Вот-вот, - спокойно сказал сосед, - вовремя, а то прямо не знаю, на что бы ещё тут ваш дедок напросился. Так и лезет на кулак. Примотайте его к стулу крепким скотчем, чтоб не дёргался.

Мария Ефимовна уложила чуть не плачущего Петра Матвеевича в постель, принесла успокаивающее питьё. Он, осторожно щупая шишку на голове, слабо произнёс:

- Маша, в отношении меня совершено злостное преступление. Я эту сволочь в тюрьму упеку. Завтра же схожу на экспертизу и напишу заявление в полицию. Я его заставлю в ногах у меня валяться!

Забирая стакан, Мария Ефимовна с жалостью посмотрела на мужа:

- Стоит ли, Петя? Видал, каков бугай? Да он скажет, что ты сам упал - и всё. Ты бы и правда попритих. Тебе же хуже будет... А в больницу всё равно надо. Пусть проверят, нет ли сотрясения.

Пётр Матвеевич отвернулся к стене, и слеза скатилась на подушку. Может, Маша права и никуда ничего подавать не надо, хоть и трудно примириться с этим. Ладно, подумал, засыпая, доживём до утра...

Он не знал, что спустя час, когда Мария Ефимовна, тоже с мокрыми глазами, пила на кухне чай, вдруг пришла совсем неожиданная гостья: та самая дама, мать Алки. Оказалось, дочь с восторгом рассказала, как Ромочка проучил противного старикашку, даже башкой об стенку шарахнул, теперь бояться будет. «Дети» засмеялись, когда она настойчиво посоветовала сейчас же попросить у соседа прощения, потому что если он не испугается, как они надеются, то неприятности будут у всех.

- Видите ли, - жалко сказала дама Марии Ефимовне, - я работаю в окружной администрации, должность невеликая, но кормит. И если там узнают, что муж моей дочери избил старого человека... сами понимаете...

- Ну, это вам не со мной надо говорить. Пётр Матвеевич спит. Приходите завтра. И... гнали бы вы такого зятька...