Савва

Сегодня ещё одну загрызли волки. Мэр в ужасе, такой дикости от них не ожидал никто. Всем известно, что лишь в голодные зимы звери осмеливаются пробираться в город ночами, но при этом страдает только скот, в единичных случаях беспризорники или пьянчуги, замерзающие на улице. И всё же, как правило хищники не нападают на людей, и это известно каждому.
Истерзанные останки везут по главной улице в небольшой скрипучей тележке, к дому молодого гробовщика. Каждый встречный, прикрыв ладонью рот, цепляет на лицо маску отвращения, тайком косясь в сторону покойной, желая разглядеть что же произошло с бедняжкой, насколько она изуродована, и успеть сосчитать сколько мух летает над её плотью. И лишь банды мальчишек, не скрывая любопытства, так и норовят подобраться ближе, превратив подобные набеги в очередную игру. Солдатам велено не накрывать тканью разодранное тело, чтобы жертва послужила уроком, напоминанием, чем могут кончится ночные похождения.
Но кто мог знать, что юная Ирэйн покинула стены города безлунной ночью, не по своей воле? Откуда им знать, что ища спасения убегала обезумевшая в чёрный лес, отмахиваясь от липких теней, что протягивали свои ветвистые пальцы к каштановым волосам, жестоко хватаясь за локоны и выбивая прическу из-под маленькой шляпки. Как они цеплялись уличной грязью, словно зловонной пастью, за подол платья отрывая от него ткань, кружа надоедливыми чёрными мошками перед глазами, не давая несчастной разглядеть дороги.

Надеваю скорбный вид, как потускневшее от долгих лет украшение, касаясь кончиками тонких пальцев края голубого капюшона, натягивая его, скрывая блестящий взгляд.
Никто не любит моих глаз, я их пугаю. Никто не осмеливается коснуться моей кожи, им противно. А дополнительные шесть рук, напоминают людям о пауках, заставляя их содрогаться от одной мысли о том, как я выгляжу без плаща.
Сжимая дугу плетённой корзины, выхожу из ворот в направлении перекрёстка. Людей рядом нет, чувствую тишь природы и её безмятежность, час когда звери спят после сытной трапезы, пригретые солнцем. Пересекая цветущий луг, скрываюсь среди зелёнолистных вечных деревьев. На этот раз, я зайду вглубь леса, выберу новое место и уютно устроюсь среди мха, который пологом укутал землю и камни, взобрался по толстым стволам, заполнил собою всю поляну. Ближе к сумраку, разведу небольшой костёр без дыма. Раскалён котелок, краснеет железо, шипит зло, просит воды. Бледной ладонью кину в него пучок трав, гальки речной, покрытой илом, огарки сальных свечей, что освещали лица мертвецов в прощальной зале, выварю пюре из растёртых ягод. Но главным ингредиентом станет голос будущей жертвы. Я собрала его тайно, пока та мирно спала на своей тёплой перине. О, я могла бы вонзить кинжал в её беззащитное сердце и никто бы не заподозрил несчастную страхолюдину в жестоком убийстве... Но моя жажда мести куда страшнее, чем банальная жажда расправы.
Туман стелется по лесу липкой мглою, собирая волчий вой, рыча и хрипя от бега, вытягивая шеи вперед. Желая любым своим отростком настигнуть несчастную, чья участь была предопределена мною.
Воспоминания и видения смешались с выпитым вином, окутывая мой разум. Слышу голос сестры, который зовёт сквозь пелену другого мира, просит услышать сказанное. Отмахиваюсь от неё. Я знаю, она желает остановить мои злодеяния, будет снова молить о благоразумии.
И всё же усталость даёт о себе знать, я закрываю веки и вижу... Вижу, как экипаж мчится вперёд, стараясь успеть до захода солнца домой, долгий путь был этими колёсами проделан. В нём сидит прекрасная девушка в бардовом бархатном платье, сжимая пальцами раскрытый медальон...
Боль ударила в самое сердце, заставляя в миг протрезветь и обозлиться. Мою сестру с детства причисляли к тем кто владеет силой, из-за этого матушка отправила её ещё ребёнком жить и учиться в столицу к отцу, веря, что большие города давно покинул плен суеверий. Я же родилась после её отъезда, видя дивный образ Саввы лишь во снах. Общаясь с нею на расстоянии, показывая какие чудеса могу творить, обещая, что никому и никогда не причиню вреда. И я верно держала данное слово.
Зачем она вернулась тогда? Неужели верила, что спустя столько лет, в этом маленьком городишке что-то изменилось, что люди стали добрее или умнее? Невинная. Она погибла за свои удивительные глаза цвета янтаря напоенного кровью. Я не успела спасти её от костра. Моя сестра признала себя виновной, зная, что вскоре народ осмелится казнить уродское дитя, не найдя жертвы лучше, желая утолить алчную потребность в пролитой крови. Она кричала моля о прощении, намеренно яря толпу, желая весь гнев безумцев впитать в себя, чтобы ничего не оставить, защитить меня от несправедливого суда, не дать им разбудить во мне чудовище. Она говорила, что изуродовала сестру ещё в материнской утробе, что наслала порчу на дитя, сделав мне волосы белее снега, что в голубых глазах зрачки разделила от лютой ненависти, что кожа моя синевой отдает от того, что древним богам отдала хрупкую, тогда ещё не рождённую, жизнь.
О, светлая Савва, твоя любовь не знает границ. Нет на свете сестры отважнее, чем ты, заботливее и добрее.
Каждый кто тебя обидел, кто бросил камень в обнажённое прекрасное тело, плюнул в ангельские глаза, хватал за роскошные волосы, вырывая чудные локоны, каждый из них погибнет в страшных муках. Обещаю.
Сегодня пришло время для следующей жертвы. О, она уже чувствует приближение голодных волков – посланников смерти. А спустя пару дней, начнётся мой "паучий", жестокий пир. Теперь я достаточно сильна и обучена чёрному искусству.
Ты мертва, и ни к чему более сдерживать обещание. Перестань упрекать меня, Дух. Я не стала чудовищем, я была рождена им.
Всё чаще вижу твой лик. Не отговаривай звериное сердце, не проси остановиться. Не могу. Больше не могу и не хочу. Слишком долго окликалась на твой зов, внимая просьбам о прощении. Они не заслужили твоей милости, твоей защиты.
Ты знаешь, что за совершённой ими несправедливостью, последует моя месть. Этот чёртов городок сгорит в синем пламени.
Но не суди, Савва, обо мне раньше срока, ведь непричастных к твоей смерти, будет ожидать чудо спасения. Ради тебя я дарую им право жить, право покинуть это адское пепелище, пройдясь по обугленным телам, тех кого они когда-то любили.

Я же... буду любить тебя вечно.