Мои переложения. Николай Шемякин. Предательство

Предательство
Баунтовская тайга была моим родным домом, я не мыслил себя без тайги и охоты, другой жизни не знал. А когда меня, таёжного жителя, привезли в большой город, я растерялся. В первом же магазине долго всматривался в большое зеркало. Видел там неуклюжего и дюжего подростка с нечёсаными волосами, одетого точно также, как и я. Обрадовавшись земляку, я поздоровался с ним, но он только открывал рот и молча смотрел на меня… Тут подошёл мой старший брат, рассмеялся и отвёл меня от зеркала.
Шли годы, я привык к зеркалам, шуму и грохоту большого завода, стал учиться. Ночами снилась безбрежная тайга, птицы и звери, ветер шумел в кронах деревьев, рыба плескалась в реках и озёрах. Над городом пролетали гуси и утки, мне хотелось улететь вместе с ними…
Я изучал окрестности города, уходил всё дальше и дальше, а потом стал охотиться. Много раз я скрадывал уток и, выстрелив, вставал разочарованный: утки оказывались резиновыми подманками, а с другого берега кричал их рассерженный хозяин.
Пришлось и мне приобретать резиновых уток, учиться приманивать настоящих. А в те годы утки было много. На Малом Кеноне, озере Ундугун, в руслах и протоках Читинки. Ещё не было ГРЭС, а места вокруг курорта «Угдан» назывались зоной спокойствия, работал и сам курорт. Всюду блестели протоки и старицы малых речушек и Читинки.
Весной и осенью в егерских будках собиралось очень много охотников, до зари можно было слушать удивительные и неправдоподобные байки. Но я долго не задерживался в толпе, не любил и до сих пор не люблю суету и духоту. Таборился я всегда один, разводил костёр и слушал природу. Иногда заходил в егерские будки, где останавливались охотники, рассматривал дорогие заграничные ружья. А вскоре я сам стал приобретать хорошие, но отечественные ружья.
В дни открытия охотничьего сезона, на утренней зорьке начиналась гулкая и частая канонада. Утки взлетали с Малого Кенона, озера Угдан, Ундугуна, русла, проток и стариц Читинки. Они в панике устремлялись через хребты в безлюдные северные просторы.
Потом появилось много мотоциклов и машин, егерские будки снесли, птицы становилось всё меньше и меньше. Пальба удалялась в тайгу и степи Забайкалья. Не стало настоящей и честной охоты.
- Говорят, что в степи ещё много гусей и уток. Я был на Торейских озёрах, возле самой Монголии. Там уйма птицы! Поехали! – азартно предложил мне однажды знакомый городской охотник. Я согласился.
Рассвет только окрасил окраины города, а мы уже мчались на мотоциклах по трассе. Потом долго ехали по агинским степям, пересекли по мосту полноводный Онон, знаменитый Цасучейский бор, дальше нам снова открылась степь.
Перед закатом солнца мы выскочили на пригорок и – перед нами раскинулась огромная и отсвечивающая серебром гладь озера… Поражённые, мы остановились, но потом увидели табор, скопище машин и мотоциклов. Подъехали. Там собрались охотники из Читы, Борзи, Оловянной, Шерловой, Шилки, Нерчинска – со всех промышленных и военных городков Забайкалья!
На озере гоготали гуси, крякали утки, где-то курлыкали журавли. Степь дышала покоем и пахла конским потом. Вечерело. Поначалу я не понял: почему охотники, вооружившись лопатами, стали уходить за дальние увалы, где были распаханы поля. Там они спешно рыли ячейки и окопы, готовились маскироваться. Всё было похоже на то, что вот-вот грянет война. Нам досталась закрайка поля.
- Здесь и пойдёт основной косяк! – торопился мой знакомый, роя себе окоп.
Ночью на таборе было тихо, охотники молча укладывались спать. Казалось, что все мы собираемся кого-то предать и убить…
Перед рассветом забряцало оружие. В стылом и бледном сумраке охотники один за другим уходили в свои окопы. Отправились и мы. От озера пахло йодом и содой, солью и водорослями.
Я втиснулся в окоп и стал прислушиваться.
Внезапно на озере загоготали гуси, всплеснула вода, захлопали крылья. И вот с первыми солнечными лучами косяки жирных и неторопливых гусей поднялись с озёрной глади и поплыли над увалами, где сидели замаскированные охотники. Никто не стрелял. Пропускали гусиную разведку…
Было тихо. Неожиданно на озере сразу загоготало великое множество птиц, поднялся шум, и армады гусей закрыли небо. Это было так величественно и красиво, что я поднял голову и замер очарованный. Надо мной плыла живая сказка! Отдохнувшие гуси низко летели на поля, косяк за косяком, клин за клином.
Внезапно, гулко и раскатисто, тишину разорвали предательские выстрелы. Резко пахнуло огнём, порохом и железом. Пальба заполыхала повсюду. Сражённые гуси падали на землю, иные отворачивали в сторону, набирали высоту, планировали. Шло жестокое и методичное побоище. Никто не считал, сколько было убито гусей. Они лежали повсюду, раненые пытались подняться и взлететь, беспомощно хлопали крыльями, другие тоскливо вытягивали шеи, на них падали и падали убитые товарищи…
Ошарашенный, ничего не понимая, я не стрелял и только следил за падающими птицами. А охотники-убийцы весело и быстро собирали добычу…
Солнце стояло уже высоко. На таборе охотники хвастали друг перед другом трофеями, взвешивали на руках убитых гусей, фотографировались с трофеями, загружали в машины. Убитые птицы грудами лежали возле мотоциклов и машин.
Охотился я с малых лет, любил природу, но никогда не был предателем. Не сделав ни одного выстрела, я молча завел свой мотоцикл и спешно уехал от страшного места побоища…
Иногда я тоскливо смотрю на пустынное и волглое небо над городом и хребтами, всё жду, что вдали покажутся гуси и утки, косяк за косяком, клин за клином. Но говорят, что Торейские озёра сегодня пустынны. Значит, не будет гусей и над городом…

.................................
© Н. Е. Шемякин. Сюжет, 2000
© В. Б. Балдоржиев. Литературное переложение, 2000