Чудаковатый старик

       В шестидесятых и семидесятых годах прошлого столетия в Москве бывали очень холодные зимы. В начале весны 67-го мой друг Раровский во время десятикилометрового лыжного пробега вокруг Новодевичьего пруда так отморозил свои огромные уши, что они на наших глазах сначала стали красными, потом лиловыми и наконец фиолетовыми. Его лечили месяца три, он ходил через день на смазки и перевязки, но даже летом, когда его уши облезли уже раз пять, они так и не обрели естественного цвета, а напоминали зеленовато-желтые лимоны.

       Медицина в ту эпоху была на порядок выше нынешней (ибо сегодня ее вообще нет), но старики на улицах встречались редко, поэтому особенно запоминались. Один такой седогривый скороход неизменно почти каждое морозное утро, широко размахивая руками, быстро-быстро передвигался по правой от центра стороне Большой Пироговской улицы в сторону Лужников. Одет он был нелепо: полуботинки – на босу ногу, брюки и пиджак – на, видимо, голое тело. Я его воспринимал не иначе как сумасшедшего. Впрочем, с ушами у него не было проблем.

       Как-то в тихий солнечный полдень я случайно столкнулся с этим чудаковатым стариком возле забора усадьбы художника Павла Корина, которая располагалась между нашим девятиэтажным домом и заводом «Электросвет». Он снял пиджак, задрал штаны выше колен и загорал при температуре минус двадцать.

       Старец посмотрел на меня дружелюбно и осмысленно. Мы находились в том месте, где сегодня проходит «золотая миля». И я теперь размышляю: за что же он боролся? За деньги? За имущество? За жизнь?! Вряд ли. Самым важным для него было, подозреваю я сейчас, сохранить ясность ума и адекватное сознание. Ничего другого в его преклонном возрасте и при его благополучии ценности не имело.

25.08.2018