Петя Смола

Объявился как-то раз у Клёпы друг детства. Приехал он из таёжного райцентра, город вблизи видел редко, потому был совершенно диким – эдакая гремучая смесь наивности и непосредственности.
 – Привет, кентуха! Сколько лет, сколько зим! – зайдя к Клёпе, с ходу полез обниматься друг. – Здорово, Петро, - сдержанно пожал ему в ответ руку Клёпа. После чего, прервав хлынувший поток дурацких воспоминаний, притащил таёжного гостя к нам.
 Мы втроём:  Витёк, Репа и я сидели у меня на квартире и дули разливное пиво. – Чё за чудик? Где ты его откопал? – лениво сдувая с кружки пену, поинтересовался Репа у Клёпы, увидев рядом с ним незнакомого деревенского персонажа в очках с диоптриями.   
 – Да вот друг детства нарисовался. Ты, Алик, кстати, должен его помнить. Он с нами в первом классе пару месяцев учился. Ну Петя Смольницкий! Он ещё однажды на завтраке в школьной столовой живого таракана съел! Помнишь? – представил тот своего спутника, апеллируя к пыльным архивам моей памяти. Случай с тараканом я смутно помнил, а вот Петю Смольницкого, честно говоря – не очень.
 – К кому приехал, колхозник? – строгим голосом осведомился у немного оробевшего очкарика Витёк. – К титухе, на днюху. – К тётке, на день рождения, - пояснил за друга детства Клёпа. – А сам, откуда будешь? - Я то? Из Тюкалы! – Он в Тюкалинске живёт, - снова перевёл на русский язык Клёпа. – Ну и как там в Тюкале? Нормальная житуха? Бабцы приличные имеются? Есть, кого помять? – откровенно забавляясь ситуацией, Витёк грубо сымитировал деревенский акцент.
– Ты про тёлок, что ли спрашиваешь? – не замечая его иронии, Петя воспринял заданные вопросы на полном серьёзе. – Ага, про них самых. – А чё, тёлок у нас навалом. Даже городские есть. Ну те, которые там «фазанку» окончили. Они в соседней со мной общаге живут.
 – Зашибись. Небось, каждый день к ним в гости захаживаешь?
 – Да ну их! Чего на этих шалав деньги тратить? Лучше после работы с кентухами забухать.
 -  Ну ты и кадр! Сразу видно – куркуль. Поди, за копейку удавишься? – не унимался Витек.
– Да ладно, чё ты к пацану привязался? – пришлось заступиться мне за мнущегося в коридоре Петю. – Ты не стесняйся. Проходи, садись, кури, - пригласил я его за наш стол.
 – Заходи не бойся, - подбодрил своего друга детства и Клёпа. Он, кстати, к этому моменту уже давно удобно расположился на диване, взяв в руки кружку с пивом. Петя поправил за ушами очки и, робко войдя в комнату, присел рядом с Репой.
 – Пива хочешь? – повернул к нему голову тот. – А чё, не откажусь, - сглотнул подступившую к горлу слюну тюкалинский житель. – Алик, тащи ещё одну кружку! Давай, поухаживай за гостем, - взбодрил меня Репа. Свободных кружек больше не было, так как последнюю забрал себе Клепа. Я сходил на кухню и принёс для Пети гранёный двухсотграммовый стакан.
 – Подставляйте тару! – тотчас громогласно объявил стоящий на розливе Витёк, «банкуя» из запотевшего трёхлитровика. Мы наполнили кружки, обильно посыпали их края солью и принялись смаковать холодный хмельной напиток.
 – А чё это вы, пацики в такую жару на хате сидите? – поинтересовался Петя, осушив свой стакан залпом. Он с поразительной быстротой освоился в незнакомом коллективе и теперь очевидно пытался обратить на себя внимание. – Пойдёмте лучше на улицу. Неужели там не найдётся, где «кости бросить»?
 – Дело говорит, шельмец. Хватит действительно тут у Алика париться. Надо на свежий воздух выбираться, - утирая со лба пот, поддержал Петину идею Репа.
 – Да на улицу-то можно пойти. Только, кто потащит пиво? – задал я щекотливый для всех здесь присутствующих вопрос.
– Вон, Петя Смола предложил – пускай он и тащит! – укоротив фамилию нашего гостя, заявил Витёк. 
 – А чё? Мне не трудно, я понесу, - легко согласился и с прозвищем и с ролью носильщика Петя.
– Там ещё четыре банки осталось. Ты их точно упрёшь? - недоверчиво покосился на него Репа.
 - Ладно, уж. Так и быть: я ему помогу, - тяжело вздохнув, проявил дружескую солидарность Клёпа. Разобравшись с транспортировкой недопитого пока пива, мы выдвинулись на улицу. Путём коротких препирательств местом дальнейшей дислокации был избран высаженный за школой сад ранеток. Углубившись в него, наша компания заняла маленькую лужайку, расположившись на валяющихся здесь повсюду дощетчатых ящиках.
– Слышь, деревня! Мы теперь будем тебя звать - Петей Смолой. Ферштейн? - подняв кверху указательный палец, объявил Витёк затесавшемуся в наши ряды таёжному провинциалу.
 – Я, я – ферштейн! – радостно осклабился в ответ тот. – Я как раз в школе немецкий учил. Так что немного шпрехаю. – Вот и отлично. Давай тогда банкуй, полиглот. – Это мы мигом! Сейчас всё оформим в лучшем виде, – Петя с готовностью бросился разливать пиво в подставляемые ему кружки.
 Постепенно, то ли по мере поглощения разливного «жигулёвского», то ли от воздействия жгучих солнечных лучей нас порядочно развезло. Настроение у всех было благодушное и мы, сомлев, с вялым любопытством начали приобщаться к деревенской субкультуре. Процесс сей происходил в основном благодаря стараниям заезжего гостя, чьи незатейливые байки о «житухе» в  областной таёжной глухомани сыпались на нас, как из рога изобилия.
 Петя Смола был сама непосредственность. Наслаждаясь оказанным ему вниманием, он совершенно не замечал того обстоятельства, что мы над ним стебёмся и с упоением рассказывал про пьянки в заводских общагах, драки на местных «дискачах», а также про то, как он рассекает по всей Тюкале на своей любимой ЧТЗухе.
 – А чё за хрень такая: ЧТЗуха? – периодически интересовался кто-нибудь из нас значением непонятной терминологии.
 - Как? Ты не знаешь, что это такое?! – удивлённо переспрашивал его Петя. После чего стыдил: – Во - темнота! Это ж - трактор! Их челябинский тракторный завод производит. У нас такое каждый ребёнок знает. Кульминационным моментом Петиного ликбеза стало следующее действо: перевернув опорожненный трёхлитровик и сверкая на солнце диоптрическими линзами, он принялся горланить какую-то явно маргинального толка песню: - Грязные, потные вонючие носки! Грязные, потные, вонючие носки-и-и!!!
 Поначалу мы впали в ступор. Затем разразились долгим безудержным хохотом.
 – Чё за песня такая дикая, братуха? Где ты её откопал? Ещё скажи, что эта шняга в вашем колхозе пользуется бешеной популярностью? – вдоволь наржавшись, закидали мы издевательскими вопросами исполнителя.
 Петя посмотрел на нас, как на умственно отсталых. – Ну вы, ребзя, совсем даёте! Неужели «Сектор Газа» ни разу не слышали? Юрий Хой – это ж сила! Поскольку в современном панк-роке мы абсолютно не разбирались, то пришлось поверить Пете на слово.
 Между тем, тюкалинский абориген заметно окосел. Разливая по последнему кругу из банки, он утратил координацию движений и нечаянно облил пивом Витька.
 – Фак офф, Петя Смола! Фак ю, щёт! – моментально разорался тот.
 – Ну-ка, ну-ка, повтори! Как ты щас сказал? – недоумённо переспросил виновник происшествия.
 Витёк с готовностью повторил, усилив фразу соответствующим жестом среднего пальца.
 – Во даёшь! Это чё, по-английски? Да? Фак ю! А что это значит? – просто наповал убил нас своей невежественностью Клёпин друг детства. Пришлось доходчиво объяснить ему, что означает сия фраза. Тогда мы лишь посмеялись над Петей, не придав данному эпизоду особого значения.
 Однако эпизод вдруг имел довольно неожиданное продолжение. Спустя пару дней Клёпа сообщил нам весьма любопытную новость. Оказывается, Петя Смола завёл себе специальную тетрадку, куда стал записывать наши выражения и фразеологизмы. – Да ладно? Не гони! Ему чё, дураку, заняться больше нечем? – не поверили мы. – Бля буду! Я уже с целую страницу этому оленю надиктовал, - забожился на зуб Клёпа. С подобным развлечением нам сталкиваться ещё не доводилось. Потому в предвкушении весёлого времяпровождения мы тотчас выдернули Петю на улицу и с энтузиазмом взялись за его обучение. Надо отдать ему должное: он был примерный ученик. С тетрадкой в руках, навроде школьного самодельного англо-русского словарика, он ходил за нами хвостиком и ловил на лету каждое слово. Если ему было что-то непонятно, он не стеснялся переспрашивать. А переспросив, повторял вслух и тут же старательно заносил сказанное в свою тетрадку. Некоторые фразы и словесные обороты Петя сопровождал корявыми примитивными иллюстрациями. Со стороны весь учебный процесс напоминал кадры из фильма «Джентльмены удачи», где милиционер принимает у героя Евгения Леонова экзамен по блатной фене.
 - Подтянуть за колготки – позвать, катать вату – тратить попусту время, гнать порожняк – говорить полную чепуху, - заучивая формулировки, бубнил себе под нос Петя Смола. – Нусмумрик – плюгавый человек… - Не нусмумрик, а – снусмумрик, - нравоучительным тоном поправляли его мы.
 Иногда между Петей и нами происходили следующие диалоги:
 – Ребзя, а вот, к примеру, как будет, по-вашему, тёлка?
 – Тёлки в твоём колхозном стаде пасутся, бычара. Нормальные пацаны так давным-давно не выражаются. Чикса, морковка, селёдка, курица, соска. Накрайняк, герла. Если в ругательном смысле, то, вообще, базлают по-другому: ковырялка, матрасовка, бичовка, шалашовка или прошмандовка. Усёк?
 – Ага, - раскрыв от удивления рот, послушно кивал головой Петя. – Пацики, вы только, пожалуйста, ещё раз всё повторите помедленнее, а то я не успел записать.
 Короче, не знаю, насколько там эффективен метод какой-нибудь Илоны Давыдовой, но через пару дней наш подопечный был подкован в городском сленге на все сто процентов.
 – Как делы, кентуха? Чё нового в родной Тюкале? – приветствовали мы Петю Смолу, когда он через полгода опять наведался в гости к своей тётке.
 – Пацики! Не поверите! Я теперь у себя в общаге самый авторитетный чувак.
 – Да ну? И как же тебе удалось им стать? Неужели завалил какого-нибудь главного механизатора? – с едва сдерживаемым смехом, осведомился у него «язва» Витёк.
– Не-е, никого валить не пришлось. Ща расскажу. Дело, значит, было так. Приезжаю я домой. Встречают меня кентухи. А я им прямо из автобуса: - Фак ю мазер! – и палец, значит, показываю. Они, понятное дело, охренели. Спрашивают: - Это чё такое, братуха? Я им в ответ: - Фак офф, щёт! Кис май ас! Те, вообще, с катушек съехали. – Ну ты, говорят, Петро там в городе и наблатыкался.  Сразу видно, что с крутыми чуваками общался. А ну, приколи-ка ещё чем-нибудь! Тут я, конечно, не растерялся и внаглую им заявляю: - Берите пузыря – тогда узнаете, как сейчас правильные пацаны базарят. Я у титухи с городской братвой целую неделю шкуру тёр и кое-чему да обучился. Поэтому, если проставитесь мне, то так уж и быть - преподам вам, гребням, парочку уроков, чтобы вы не остались по жизни дремучими колхозанами.
 Кентухи, само собой, тут же сгоняли в ларёк, взяли водки и принялись наперебой драть глотки: - Давай, Петро выкладывай, чего ты там в городе нахватался!
 В общем, собрались мы все у меня в общаге, накрыли стол и тут я - как начал вашими фразами сыпать! Слово в слово, точь-в-точь, как вы учили. Тюкалинские, понятное дело, «в ахуе». Никогда ведь ничего подобного не слышали.
 – Да, говорят, братуха, вот это ты насобачился выражаться! Объясни хоть, что твои ругательства на нормальном русском языке означают? Ну и, вообще, было бы неплохо, если бы ты подучил нас всем этим модным «фенечкам». А то приедем как-нибудь в город, и будем стоять, как дурачьё, глазами лупать, не понимая, что нам местные говорят. Ясен пень, в просьбе своих кентух я отказать не смог. Так что теперь ко мне за советом всей бригадой чуть ли не каждый день ходят. И тетрадка моя нарасхват.
– Надо бы обмыть твой приезд, - предложили мы Пете, слушая весь его бред вполуха и мучаясь жесточайшим похмельем. 
 – По любому, кентухи, - с готовностью согласился он.
– Ну так проставляйся, лапоть. Ты же ведь в гости приехал, а не мы.
 – Да я бы с радостью. Однако звиняйте, пацики, я – пустой.
 – Хреново. Была сегодня одна надежда забухать и та – умерла,  – огорчённо махнул рукой в сторону несостоявшегося спонсора Витёк.
 - Блин, а где же тогда взять лавэ? У меня «чесс слово» - ни «копья», – не на шутку распереживался Петя Смола. 
 - Возьми у тётки, - предложил я. – Она же у тебя богатая.
 Надо заметить, что Петина родственница, будучи сама из деревенских, удачно выйдя замуж, действительно добилась некоторого положения в обществе. На тот момент она являлась хозяйкой бара в центре города и по меркам местных обывателей считалась вполне обеспеченным человеком.   
 Однако мою произвольную идею Петя отверг категорично: – Не, Алик. Беспонт. Титуха точно не даст. У неё снега зимой не выпросишь.
 – А ты попробуй. Надо просто придумать стопроцентный развод.
 – Не поведётся. Она, как вы говорите: рысь, продуманная на сто шагов вперёд.
 – Ну уж прям и рысь? Иди, например, скажи, что ты в прошлый свой приезд занял у меня деньги на покупку брюк. И типа теперь я требую вернуть долг. Авось, схавает. Попытка – не пытка.
 Уговорив Петю Смолу разжиться деньгами таким бесхитростным образом, но, не слишком надеясь на удачу в затеянном предприятии, мы всем коллективом отправились к дому, где жила его тётка. Тюкалинский гость, мелко перекрестившись, рванул в подъезд первым, я зашёл за ним следом, остальные остались ждать на улице.
 Спустя пять минут ко мне в сопровождении раскрасневшегося Пети Смолы спустилась сама тётка.
 – Это правда, что Пётр занимал у тебя денег? – строгим голосом поинтересовалась она.
 – Да. Пять тысяч. Ему на покупку брюк не хватало. Пришлось по дружбе одолжить, – не моргнув глазом, соврал ей я.
 – Хорошо. Тогда на вот, возьми. И прошу тебя: больше, пожалуйста, ему денег не занимать, – протянула мне Петина тётка пять бумажных купюр, номиналом в тысячу каждая.
 – Алик! Ура! Получилось! Вот это ты красавец! – принялся радостно обнимать меня Петя, едва мы вышли из подъезда и свернули за угол дома. Я, конечно, повидал в жизни всякого. Но, чтобы разведённый на деньги человек ещё потом от души тебя и благодарил? Такого, честно говоря, мне видеть, пока не доводилось.
 Разжившись деньгами, мы без угрызений совести «сбросили с хвоста» Петю Смолу, и на всех парусах понеслись поправлять здоровье в пивную, расположенную в соседнем районе.
 Клёпин друг детства появлялся потом в нашей жизни ещё раз. И та, третья по счёту, встреча была последней, да к тому же с трагическим оттенком. Петя Смола приезжал на сложную дорогостоящую операцию: сорвавшийся во время буксировки леса трос пробил кабину его трактора и снёс  бедняге половину лица.