Толстяк и беглец

Рубиновые лучи робко коснулись обритой макушки Ронана Трупоеда и торопливо продолжили свой путь. 

Ронану, в свою очередь, так же следовало спешить. Он это понимал; понимали это и его неутомимые преследователи. 

Костер уже давно догорел. Теперь на его месте обреченно чахла небольшая горстка бардовых углей, присыпанных пеплом. 

С несколько минут воин угрюмо посматривал на них, а затем поднялся. 

– Да куда ж ты гонишь, мужик? – вдруг прорезал тишину чей-то громкий надломленный голос. 

Ронан был готов ко всему в своей нелёгкой жизни. Он испугался, но, как его учили с раннего детства, нисколько не выказал своего страха. Вместо этого воин молниеносно осмотрелся и в несколько неуловимых движений выхватил пару одинаковых изогнутых клинков. 

– Воу-воу, дружище, что ты так нервничаешь! – искренне удивился незримый обладатель противного голоса. – Отложи свои игрушки и тогда я, так и быть, не отфигачу твою дурную башку напрочь! 

Воин не обратил на причудливые слова никакого внимания. Куда больше его интересовал сам источник звуков. Проворной кошкой он вскарабкался на стоящее подле костра дерево и бесшумно перепрыгнул на соседнее. Голос продолжал спокойно вещать, а его обладатель так и не выявил себя. 

– О-о-о-у, – с напускной грустью протянул неизвестный. – А я то подумал, ты умнее… Вот я не желаю тебе нисколечко зла, а ты распрыгался тут, ищешь меня. Обидно... 

Ронан не любил, когда над ним издевались. А ещё он не любил, когда враг старался казаться умнее него. Да-да, учителя не раз указывали воину на его главную слабость, но он ничего не мог с собой поделать. 

Когда бесшумная тень оказалась за спиной говорившего, а лезвие с едва приметным свистом рассекало воздух, случилось то, чего нападавший никак не ожидал. 

Клинок вонзился в возникший словно из ниоткуда сучок, а голос раздался теперь уже от места недавнего привала. 

Ронан быстро восстановил самообладание и дыхание. Он спокойно выступил из густых зарослей и так же спокойно воззрился на ярко полыхающий костёр, сидящего подле него старичка и вертел, что был установлен над пламенем. 

С воодушевлением накручивая уже покрывшегося румянцем кабанчика, старичок при виде воина широко улыбнулся своим внушительным набором из нескольких передних зубов и на чистом наречии выдал: 

– Ну наконец-то! – он хлопнул себя ладонью по коленке и указал на место с противоположной стороны от себя и костра. – Садись давай, герой, есть будем и сказки рассказывать! 

Безэмоциональный взгляд Ронана медленно прошёлся по внушительной фигуре старика. Незваный гость мог похвастаться огромным округлым животом, абсолютным отсутствием печатей и рисунков на теле, а так же одежды. 

– Ты сумасшедший? – наконец спокойно спросил Ронан и убрал клинки в ножны. 

– И да и нет, паренек… И да и нет… – вдруг посерьезнев, пространно отозвался толстяк и оторвал от недожаренного кабана внушительный кусок. 

Обжигаясь и морщась, он поднес его к широко открытому рту, но всякий раз мешались длинные неухоженные усы и жиденькая борода. Волосы назойливо прилипали к жирной блестящей массе и устремлялись в рот вместе с ней. 

Ронан молча наблюдал. Что творилось в его тяжёлой, испещренной шрамами голове, знал только он, но старику было на то плевать. Куда больше его тяготили насущные проблемы. Он в очередной раз с отвращением сплюнул волосы, а затем спокойно положил мясо прямо на землю. Затем старик поднялся и, перешагнув прямо через костёр, забрал у воина один из клинков. 

Да, забрал! Ронан и сам с трудом смог бы поверить в случившееся, если бы оно не случилось на самом деле. В тот самый момент, когда обнаженный чудак перешагивал через пламя, его босая нога наступила на сучок. Сучок дернулся наподобие катапульты, отчего внушительный уголек врезался прямо воину в лоб, а в этот самый момент на лысину ещё шлепнулся внушительный ком белой жижи. Старичок воспользовался моментом и, противно захихикав, выхватил клинок, а затем поспешил к своему прежнему месту. 

Ронан устремился следом, но тут толстяк словно бы невзначай чуть отклонился в сторону, а воин, чувствуя в спине ноющую пульсирующую боль, растянулся на холодной земле. Под неутихающий хохот толстяка он попытался встать, однако ничего не вышло. 

– Я-то думал, Ночная тень куда проворнее… – небрежно отхватывая себе излишки растительности на вытянувшемся лице только что приобретённым оружием, усмехнулся старик. – А ты даже с чокнутым стариком сладить не можешь. Вот и лежи теперь, без мяса, дурень, да слушай… 

Лежать и вправду пришлось. Ронан больше не чувствовал конечностей. Не чувствовал он и боли. Плохо. 

– Ты знаешь, кто я? 

– Да Кон Сер Кли я. – невпопад отозвался старичок, уплетая обжигающее мясо за обе щеки. Из подернутых пеленой глаз текли слёзы, но на губах сквозила довольная улыбка. 

Ронан помолчал, а затем отрывисто переспросил: 

– Косеркли? 

– Н-е-е, – тяжко вздохнув, прошамкал полным ртом толстяк, а затем, разделяя слова паузами, добавил. – Кон. Сер. Кли. 

Воин, обдумывая услышанное и саму ситуацию в целом, вновь помолчал. 

– Ишь ты, какой задумчивый, – хихикнул Кон и раскатисто рыгнул. 

– Что за дурацкое имя и что оно обозначает? – наконец, глухо бросил Ронан Трупоед. 

– Стой-стой-стой… – вскинув указательный палец, блестящий от жира, кверху, воскликнул толстяк, и на секунду замер. – Так тебя Трупоед зовут? 

Ронан ничего не ответил. Он медленно закрыл глаза и углубился в себя. 

Тёмный Тхуру, персональный наставник, не единожды учил его, тогда ещё мальчишку, что любой сумасшедший несет в себе истину… но истину свою, непостижимую для всякого прочего ума. А оттого таких людей следовало избегать, придерживаться своего пути. 

Теперь Ронан черпал в себе силы, чтобы сопротивляться немощи. Силы прийдут не сразу, но воин знал, что они придут. Терпение – основа всему. 

– Трупоед… – сладко причмокнув и зажмурившись, протянул Кон. – Забавное имя… Мне нравится. Ну а теперь… 

– Теперь мне следует уходить. Или помоги мне, или оставь! – холодно прервал старика воин, не открывая глаз. 

Кон захихикал и, полуобернувшись к воину, покачал головой: 

– Разве твой наставник не учил тебя, что сумасшедшим нельзя перечить? 

Воин вздрогнул, но ничего не ответил. Старик знал о его прошлом слишком многое, и это его пугало. 

– Не волнуйся, – вновь обернувшись к обглоданному кабану, беспечно отмахнулся толстяк. – Твои друзья нагонят тебя тогда, когда следует. А теперь слушай… 

И воин, наблюдая за светлеющим голубым небом, слушал. Рассказ, что поведал ему старик, походил скорее на лихорадочный бред безумца, а некоторые слова и вовсе оказались незнакомыми. Но Ронан терпеливо слушал и ждал. 

– Всё началось с голода, – важно рыгнув, начал Кон. – Великий лес, что испокон веков простирался от фермы Пекарей до самых Красноухих гор, поглотили Мор и Засуха. Два страшных бога объединились с целью уничтожить всё живое, погубить этот мир. Олени, волки и совы, сбившись в огромную стаю, начали действовать сообща, и приносить друг другу пользу. Олени приводили глупеньких зайчат и белочек к волкам, обдуряя их тем, будто они знают адресочки знатных барышень. Совы же ловили мышек и относили их всё тем же волкам. Волки же, в свою очередь, не трогали ни тех, ни других. Оно и понятно, жратвы то и так было завались. Ну, разве что для разнообразия на десертик схомячат то сову, то оленя. У всей этой огромной стаи был вожак. Волк. Могучий седой волк с огромными мощными лапами и милым куриным хвостиком. Именно этот хвостик и помог стать ему вожаком. В молодости, во времена своей юности, он был необычайно слабым и беззащитным. Соплеменники всю жизнь издевались и смеялись над ним. Однажды, после очередной насмешки, он сильно разозлился и решил про себя раз и навсегда покончить с этим гумном. Взяв в лапу посох и накинув на плечи плащ из шкурки зайчика, он отправился в долгий и опасный путь к огромному старому дереву, самому первому дереву в лесу – Одуванчику Мудрости. Так его называли. Древние пертуны-волки из стаи порой рассказывали легенды о том, что в центре ствола этого дерева растет волшебный гриб, съев который, можно было стать невероятно сильным и могучим. На трудный и тернистый путь волчонка пришлось множество испытаний силы его духа и смелости. Хитростью он избежал страшных когтей Хомяка-Землееда, преодолел дикие воды реки Смородина и убил Мохнонога – древнего павшего бога, посадившего это дерево. Нифигово так проголодавшись, он оторвал кусок мясца из зада Мохнонога (благо, мохнатыми были только ноги) и, сделав себе ничё такой сэндвич из мяса и грибочка, с аппетитом всё это дело схомячил. В его груди вспыхнул огонь. Набирая силу, пламя стало опускаться всё ниже, пока с громким треском не высвободился из задницы… Волчонок ощутил такую силу, о которой не мог и мечтать. Тогда он вернулся в родное селение. И вот, спустя какое-то время волчонок стал вожаком. Ему не было равных ни в проворности, ни в силе. Всё бы было хорошо, однако пламя, вырвавшееся наружу, спалило дотла всё дерево. Пепел был настолько лёгок и невесом, что его несло ветром над верхушками деревьев долгие годы, пока однажды не занесло в форточку домика Мора, который там со своими корешами Засухой и Понедельником глушили домашний самогончик. Поперхнувшись неведомой черной хморью, Мор в бешенстве опрокинул стол и воскликнул: "Что за гумно?! Уж вроде снял однушку на окраине и то какое-то терьмо прилетело… Други, собирайте монатки, снаряжайте коней и в путь. Вломим уже всему живому. Окоренели там совсем без нас. " Засуха ушёл собираться, незаметно подхватив бутылочку, а Понедельник промолвил: "Брат, не, нафиг… Я чё?! Ведь не боец я… Я ток морально угнетаю, а так оно какой от меня прок… Да и жена прибьёт". Мор отмахнулся: "О-о-ой, вали уже, скокло подкаблучное… Жена у него… Подумаешь, какая-то там Война". Вот так всё и началось. Теперь стая неизбежно следовала на север в сторону фермы, прочь от злых богов. Как-то ночью, когда вся стая спала, вожака разбудил странный шорох в кустах. Вскочив, он осторожно подкрался к источнику звука. Нарушителем его не особо крепкого сна оказался здоровенный голый дядька, мочившийся на дерево. Мужик заметил окореневшего волка и, поспешно спрятав бубуина в джунгли, произнёс: "Ох, щит… вата фак… Я ведь эффектненько хотел появиться, а ты всё запорол. Так, дятел, слушай вкратце! Я бог Понедельник. Мои братюни решили вас порешить, но мне это не по нраву. Над кем же я буду издеваться, раз не будет ничего живого?! Да и жена прибьёт… Я смарю, ты самый крутой из всей своей обосканной братии, поэтому даю тебе замечательную божью силу, которая сделает тебя всемогущим. На", – он дал волку сушеный листик, – "проглоти его, и готово. Останови всё это безумие, спаси мир от гибели". Волк пожал плечами и, недолго думая, сожрал листок. Мощь, сила, которые он испытал, были вообще улётными. У него напрочь унесло крышу, и он вдруг подумал: "Тэк плэт… так я же теперь сам бог. Айда теперь самому уничтожать всё живое. " Подчинив себе разумы всех членов стаи, он отправился дальше в путь. Прошло несколько дней. И вот однажды маленький толстый человек, глава семейства Пекарей, вышел из дома и всмотрелся вдаль. То, что он увидел, повергло его в глубокий ужас. Настолько глубокий, что вся керня с леса успела до него дойти, прежде чем он пришёл в себя. Стая остановилась в нескольких десятках метров от фермы, и из её рядов выше Курынька. Так звали волка, получившего гордое звание вождя. Он грозно посмотрел на тормознутого небритого мужика и вальяжо пошел к нему. Походка была необычайно уверенной и крутой. Правда, продолжалась она недолго. Из стаи выскочил небольшой филин, каким-то боком затесавшийся среди сов, и побёг что есть мочи к волку. Летать он не мог. С детства был глуповат. Так и не научился. Взяв нормас такой разгон, он подпрыгнул и хряпнул волка за волосатую ляху. Волк взвыл и, изрядно окоренев, попытался стащить зубами филина с ноги. Однако тот изрек сквозь плотно сжатый клюв: "Стока дней не жрал, жоба. Не путю. " Волк отбивался как мог, но маленький филин вдруг извернулся и, оказавшись на плечах у волка, одним движением крыльев сломал тому шею. Издав победный курлык, филин минуты за три схомячил всего волка, оставив от того лишь несколько кокосин и глаза. Звери, мужик, и подоспевшие Мор с Засухой молча вылупились на филина. Злые боги, внезапно вспомнив, что “у них дома утюг не выключен” резво засверкали пятками. Звери же спиной пятились к опушке. Мужик снова было на неделю другую завис. Так вышло, что испробовав плоти бога, филин и сам стал богом. Почувствов божественную благодать, птица огляделась и, не приметив никого лучше мужика, подчинила его себе, дав ему новое характерное имя – Цараполыс. Так и начались Великие приключения героя поневоле… 

Старик завершил свой рассказ эффектным трио из газов, отрыжки и икания, а затем, забросив оставшийся кусочек кабана в рот, вытер сальные ладони о пузо. 

– Что за бредятина? – пробормотал воин самому себе. 

Уже после первой трети рассказа Ронан пытался уловить в нём хоть малейший отголосок какой-то странной истины, о которой упоминал наставник. Под конец он бросил всякие попытки и лишь раздосадовано косился на спутанные верхушки старых клёнов. Не впервой ему было разочаровываться в мире и его обитателях. Мысль была грустной, но столь частой, что Ронан с ней смирился. Люди глупы, и он это принимал, как принимал и данное глупыми людьми прозвище. 

– Ты же и сам считаешь, что весь мир – это бред, – тяжело поднимаясь с земли, прокряхтел Кон. – Ты с гордостью считаешь себя единственной нормальной частицей в нём, Ронан... 

Толстяк направился к обездвиженному телу. Воин не двигался. Он всё ещё ждал. 

Когда Кон оказался в нескольких шагах от него, его ожидание закончилось. Он резво подскочил с места, отчего тяжёлая накидка взметнулась вверх, и ударил блеснувшим в рассветных лучах клинком. Лезвие прочертило по воздуху стремительную дугу, но тут же отчего-то остановилось в нескольких миллиметрах от многочисленных потных подбородков толстяка. 

Ронана остановили не внутренние сомнения и не какая-то видимая сила извне. Его остановили небольшие заплывшие жиром глаза. 

Глаза Кона были самыми обычными: грязно-голубые со светлыми прожилками зрачки. Но вот сам взгляд. Едва Ронан заметил этот взгляд, все его чувства вырвались наружу, отразились на бесстрастном прежде лице стремительной волной, заставили отстраниться и упасть наземь. 

Кон странно улыбнулся и, не отрывая от напуганного воина взгляд, медленно встал перед ним на корточки... 
 
Занимался вечер, и всякий здравый путник разбил бы подле самой кромки леса лагерь, а по прошествии нескольких часов, собрав достаточно дров, разжег бы костёр... Всякий путник, но не лучшие головорезы Кровавого топора. 

Гладко выбритые и мускулистые, яростные и целеустремленные, бойцы не знали усталости и голода. Устремив в безразличное к мирским делам небу кроваво-красное знамя, они следовали за отбившимся от пленников воином и предвкушали скорый час расправы. 

Заходящиеся сумерки не стали главарю, мелкому и хитрому южанину, помехой. Его цепкий взгляд сумел выхватить из просторной равнинной картины два далёких силуэта. 

– Энто он? – вполголоса обратился к крепышу стоящий подле воин. 

Главарь степенно помолчал, но всё же отозвался: 

– Вскорости узнаем… 

И вот воины с гнусными усмешками окружили странных путников – один был стар, толст и противен, словно древесный слизняк, а другой мускулист и до крайности улыбчив. Оба оказались полностью обнажены. Путники сидели подле костра и о чём-то громко разглагольствовали, когда их окружили. 

Угрюмые гости не стали для безумных чудаков неожиданностью. Напротив, они встретили воинов Кровавого топора искренними улыбками и долгими приветственными словами. 

– Здаров, чуваки! – радостно воскликнул толстяк, как только головорезы приблизились. – Ай да, наловим еды в лесу, да закатим пирушку! 

– Кто ты и что тут делаешь? – глухо прошипел главарь; причудливый голос воину достался от далёкого и страшного противника, что оставил перед своей смертью на его жилистой шее глубокий шрам. – Почему ты голый? 

– Так жарко же! – тактично заметил толстяк и добродушно улыбнулся. 

Главарь странным образом чувствовал исходившую от безумца угрозу, поэтому ему не терпелось скорее отправиться дальше, однако вид мускулистого громилы, весьма близкий к описанию сбежавшего пленника, удерживал его на месте. Подозрительно прищурившись, он кивнул в его сторону и спросил: 

– Кто ты? 

– Цараполыс я! – неожиданно вскричал детина, да столь громко, что некоторые из присутствующих схватились за рукоятки клинков. Широкая белозубая улыбка безумца осветила грубое лицо. Спустя же мгновения громила смутился и заискивающе обернулся на толстяка. 

Тот заулыбался и успокаивающе закивал: 

– Молодец-молодец! – закудахтал старик, а затем, приложив ладонь ребром к щеке и доверительно выгнувшись в сторону главаря, прошептал. – Дружбан только недавно выучил своё имя. 

Главарь ответил презрительным взглядом и, напоследок глянув на простодушного громилу, отправился во главе грозной процессии восвояси. Вышагивая по рыхлой земле под приглушённые разговоры своих подопечных, головорез размышлял о том, что громила и впрямь походил на беглеца. 

– Почему мы ушли? – как-то раз справедливо заметил всё тот же воин, что обращался к главарю ранее. 

Главарь несколько замешкался. Он и сам не знал, почему оставил позади себя след, не убил безумца. Скорее всего, его странному решению поспособствовало необъяснимое тревожное предчувствие, что не оставляло его, покуда группа не отдалилась от странного действа. 

Теперь головорезы продолжали погоню за несуществующим воином, призраком, незримо хохочущим в их слабеющих сознаниях. Всякое событие в этом мире имело свои последствия. Это когда-то знал Ронан, это знал и главарь головорезов. Бесчисленное число раз вспоминал он громилу, встреченного ранее и его удивительную схожесть со сбежавшим пленником. 
 
– Видишь, Цараполыс… Не столь уж ты и отличаешься от всякого другого, не так ли? – задумчиво спросил Кон громилу. 

Громила не ответил. По детских наивный взгляд скользил по покрытой утренней росой траве и заросшим густым изумрудным мхом стволам. Он бездумно улыбался и брёл среди высоких деревьев в полном одиночестве. 

– Вот и славно, – хихикнул Кон.

Группа ВК - https://vk.com/taolus