Бородавка на носу

Её очень сильно беспокоила эта бородавка, потому приходилось лезть во все дела, которые совсем её не касались. Зато на сердце легче становилось, ведь не только пар выпустила, но и вновь кому-то подмешала ложку дёгтя в бочку с мёдом, и на душе сразу расцветали все цветы, которые только есть во всей мировой флоре.

Жила на свете ещё одна ущербная, всем недовольная, даже иногда собой. Раньше они здорово воевали, тонну грязи (и это мягко сказано) друг на дружку вылили, а та, что с бородавкой, вообще говорила, вроде ущербную не примут ни в одной приличной землянке. Потом она пересмотрела свои слова, вытерла яд с пеной у рта замусоленным платочком, и решила проявить своё великодушие в отношении ущербной, заранее предвкушая, как та обрадуется и кинется в ноги, обнимая их и целуя её следы, оставленные на грязном полу.

Так всё и случилось, бородавчатая замечательный стратег в этом плане, теперь ущербная низко в пояс ей кланяется да всё "с уважением" и "с признательностью", никогда не устаёт ей это демонстрировать.
Однажды, они договорились посидеть в дешёвой, пропахшей мочой и перегаром, забегаловке. Заказали по кружке пива, захмелели, потому что кружки оказались двухлитровыми и выпиты они были на голодный желудок. И между недавними подругами состоялся такой диалог:

-   Я же чего такая злая, Клавдия Акакиевна?

-   И чего?  - услужливо улыбнулась Акакиевна, вытирая салфеткой жирные от хамсы губы подруги.

-   Потому что меня никто не любит. Никто во всём свете. Муж давно бросил, дети сторонятся, даже внуков не доверяют.

-   Сара Абрамовна! Да мы просто сиамские близнецы! Не поверите, у меня всё точно также.

-   Серьёзно? Ты же, вроде, говорила, будто супруг у тебя имеется. Мол, плохенький, но зато свой роднулька.

-   Да врала я всё. Ради приличия. У них у всех мужья, жёны, а я одна. Вот и...

-   Понятно. Вот и я их за это ненавижу. Прям, за внуков хвастают, за благоверных тоже, аж противно, потому я и бесюсь... или бешусь, в общем - зверею. Не, я хотела жизнь изменить, мужичка завести. Но не поддаются дрессировки, твари этакие. А ведь я добра им желала, послушных пионеров хотела из них воспитать, чтобы не успела крикнуть:

-   Будь готов!

А он:

-   Завсегда готов!

Не, не получилось. Самый последний алкаш и тот упёртый до невозможности.

-   Сара Абрамовна, а собачку не пробовали завести?

-   Типун тебе на язык! И такой величины, как моя бородавка. Ещё псиной не воняло в моей подметённой землянке. В аккурат, год назад и подметала. И посуду помыла три месяца назад, и мусор выносила ещё в той пятилетке. У меня чисто.

-   А ...

-   И кошек не пробовала, да! Блох мне ещё не хватало и шерсти. Окстись, Клавдия!... Ах да, я и забыла, ты же язычница. За что тебя и люблю.

-   Ну что я ещё могу вам предложить, Сара Абрамовна, затрудняюсь сказать... Насчёт хомячков и попугаев вы ведь тоже против, не так ли?

-   Разумеется, против. А зачем мне кто-то, Клавдия, если у меня есть ты? Такая покорная, такая послушная. Пряником тебя поманила и ты вся моя. Вот скажу - фас! и ты даже на мины рванёшь, я права?

-   Конечно, права, Сара Абрамовна! Вот сразу возьму и как рвану, на эти самые мины.

-   Ну да, ну да, кто бы сомневался... И тебя эти мины как рванут, что никакой патологоанатом потом не соберёт. А я посмеюсь и сразу же найду себе ещё одну ущербную. Тут главное что, надо шуму возле себя много наделать, чтобы авторитет этим завоевать, и ущербные потянутся со всех сторон, даже очередь из них образуется. Выбирай - не хочу. Так что, здорово не мечтай, будто ты такая незаменимая.

-   А я и не мечтаю...  - скромно потупила взор Клавдия Акакиевна, а про себя подумала:

"Я преданная и послушная до тех пор, пока гладишь меня по шерсти. Но стоит тебе хоть раз пройтись мне против шерсти, как на те мины ты сама и побежишь, а после... Лишь по бородавке определят, что это была именно ты."

Но они мило улыбались, шутили, а на прощание неохотно обнялись и расцеловались.

Как же прекрасна наша жизнь, когда в таком огромном мире люди безошибочно находят друг друга.