Надежда

               
                Глава I
                Радости и горести
                1
Узкая полоска пляжа была заполнена отдыхающими. Бронзовые от загара торсы людей, чем-то напоминали тела морских котиков, мирно дремлющих на своих сезонных лежбищах.
Надя сидела у самой кромки воды и строила башню. Она набирала в ладони мокрый песок и аккуратно возводила своё песочное сооружение. Башня тянулась вверх, всё выше и выше. Пляжи Южного берега Крыма, в основном, каменистые или галечные. Так и этот пляж был покрыт крупной галькой, но ближе к морю галька становилась мелкой, а у самой кромки переходила в разноцветный песочек.
- Надюха, ай да купаться, - весело произнёс отец и добавил, - поплыли до буйков!
- Что значит до буйков! – заволновалась мама.
Она сидела в шезлонге под зонтиком, принимала солнечные ванны.
Надя оставила своё строительство и с удовольствием ринулась в водную стихию. Вместе с папой она поплыла всё дальше и дальше от берега, действительно аж к буйкам, огораживающим часть моря, дозволенного для купания. Надя хорошо плавала, этому её научил отец. Их семья проживала в Москве и каждое лето они покидали шумный город и перебирались на дачу. Рядом с дачным посёлком была река. Отец работал, но приезжал в выходной проведать жену и дочку. Они, конечно же, шли на реку и плавали под вздохи, ахи мамы, которая сама плавала неважно, и волновалась за дочурку. Вот и сейчас, она неодобрительно покачала головой, наблюдая с берега за их отважным заплывом.
Этим летом отцу, неожиданно, через профсоюз, дали путёвку на отдых в Крым, и вместо привычного Подмосковья, они всей семьёй отправились к Чёрному морю, в уютный небольшой санаторий.
Надя впервые оказалась так далеко от Москвы, впервые увидела море, горы. Крым поразил её, а в Чёрное море она просто влюбилась. От санатория они ездили на экскурсии: в Севастопольскую Панораму, в Бахчисарайский Ханский дворец и ещё к какому-то водопаду, мудрёное название которого она не запомнила. Сами, с папой и мамой, они посетили Ялту. Этот курортный городок, тоже понравился девочке. А ещё, на ялтинской набережной, они всей семьёй сфотографировались. Старичок фотограф активно зазывал отдыхающих сделать снимок на память. Он был невысокого роста, щупленький, но с длинными усами и чем-то походил на таракана. Возле фотографа был натянут огромный холст с рисунком на курортную тему, только вместо лиц у героев – овальные прорези. Они решили запечатлеть своё путешествие на юг, даже маму не пришлось долго уговаривать. Старичок-фотограф завёл их за свою картину. С изнанки холст выглядел не так презентабельно. Папа, мама и дочка встали на указанные места, просунули головы в овальные «дырки». «Попрошу внимание, улыбочку! Сейчас вылетит птичка!» - сказал дежурную фразу мастер. Они дружно улыбнулись и щёлк, их сфотографировали. «За снимком придёте через три дня, - сказал старичок, - раньше не успею, у меня заказов много».
Но, как бы не прекрасен был отдых, всему приходит конец. Папин отпуск заканчивался и их пребывание на курорте – тоже. Автобус из Ялты доставил их в Симферополь, а оттуда поездом – в Москву.
В купе они были фактически одни. Какой-то командировочный сосед больше времени проводил в вагоне-ресторане, чем на своём месте и они наслаждались комфортной поездкой в «мягком» вагоне. Надя валялась на папиной верхней полке, перебирала, купленные на юге, сувениры. Это были бусы из мелких, выкрашенных в яркие цвета ракушек и большая ракушка-рапана. Если приложить её к уху, то слышался шум морского прибоя и сразу перед глазами возникали картины пустынного берега, морских волн, белой пеной накатывающихся на узкую полоску пляжа. И, конечно, уже который раз она рассматривала фотографию, которую накануне отец забрал из фотоателье. Снимок получился очень забавный, они так радостно улыбались, просто святились от счастья. Сверху снимка старичок-фотограф сделал надпись: «Привет из Крыма!», - а в правом нижнем углу поставил дату: «Ялта 1937 год».
                2
Москва встретила курортников июльской жарой, гудками машин, столичной суетой.  На вокзале отец взял такси, и оно быстро довезло к дому, прямо к подъезду. Как жаль, что двор совсем опустел, все подруги разъехались по дачам, а то Наде так хотелось рассказать о поездке в Крым, показать сувениры и фотографию. Только вездесущий дворник дядя Матвей был, как всегда, на своём рабочем месте, и встретил их радостными возгласами:
- С, приездом, с приездом! Давненько вас было не видно. Что, на курорте отдыхали!
- Здравствуйте, дядя Матвей, - поздоровалась Надя.
Она так обрадовалась знакомому лицу, хотя дворник был суров и гонял ребят если они сильно шумели во дворе или лазали по деревьям.
- Ну, вот и дома, - промолвила мама, - в гостях то хорошо, а дома лучше.
- И, всё-таки на море было здорово, - не согласился с мамой отец, - как мы с Надюхой плавали!
А, Надя подумала, что хорошо было бы, если бы следующим летом папе снова дали путёвку, и они всей семьёй поехали бы на юг к морю.         
В Москве у Петровых была своя отдельная двухкомнатная квартира. Дом был старый и возможно в другие времена квартира была больше, но после её разделили, какую-то дверь сняли, а проём заложили, сделав стену. Но это не имело большого значения, главное – своя отдельная квартира, не коммунальная! Одна комната была детская – для Нади, а другая, побольше – родительская.
После дальней дороги хорошо спится. Надя спала так крепко, что даже не услышала звонка и стука в дверь, и проснулась лишь от того, что её разбудила мать: «Наденька, доченька, проснись. Вставай и быстро одевайся». Надя спросонья не могла понять почему её будят, но открыла глаза и зажмурилась, кто-то резко включил свет. В комнате, кроме мамы, ещё был какой-то военный, именно он включил электричество.
- Мамочка, кто это? – спросила она.
- Тише, тише, ничего не спрашивай, одевайся, - почти беззвучно, одними губами, прошептала мама.
Она быстро оделась и вышла из своей комнаты в зал. Здесь было полно незнакомых людей. Одни были в военной форме, другие одеты по-граждански, а один даже в кожаной куртке, хотя на дворе стояло лето. Незнакомцы энергично осматривали их квартиру. Один просматривал книги, безразлично бросая прямо на пол, уже проверенные, другие копались в шкафу и комоде. Отец стоял возле стола. Он уже оделся и смотрел растерянно на то, что творилось в квартире. Надя хотела подойти к папе, но мать удержала её. Он виновато посмотрел на жену и дочь, но не промолвил ни слова. Ночные «гости» окончили свой обыск. «Ничего предосудительного не найдено,» - зачитал один из военных, и они ушли, уводя за собой отца. После обыска в квартире остался настоящий погром. Мать присела на диван и залилась горькими слезами.
- Мамочка, что же это такое, – с возмущением промолвила Надя, - почему они забрали папу?
- Ах, Наденька, ах, доченька, - сквозь слёзы повторяла мама. – Нашего папу арестовали!
- Мамочка, но он же ни в чём не виноват, - уверенно промолвила она. – Папа хороший человек и просто не мог совершить ничего плохого. Мама, это какая-то ошибка, папу обязательно отпустят, вот разберутся во всё и отпустят.
- Господи, что же нам делать, что нам теперь делать? – произнесла мать, не обращаясь к кому-то конкретному, а так говоря сама с собой.
Надя ещё раз бросила взгляд на оставленный в квартире беспорядок, и вдруг увидела валяющиеся на полу бусы – крымский сувенир. Чья-то безжалостная нога наступила на них и раздавила хрупкие крашенные ракушки. Так они и лежали на полу ярким пятном посреди полного разгрома. Девочка подошла, подняла то, что осталось от незатейливого украшения и горько заплакала. Ей было жалко бусы, маму, саму себя и арестованного отца. Совсем бессознательно она понимала, что так же, как и бусы, кто-то раздавил и поломал жизнь их дружной маленькой семьи и к прошлой беззаботной жизни уже никогда не будет возврата.
По утру мама пошла «туда»! Она не говорила конкретно куда, а так и сказала: «Пойду туда, может узнаю, что про Алексея». Вернулась она лишь к вечеру. Пришла, какая-то разбитая, уставшая, на все вопросы об отце отвечала односложно и говорила в сущности такое, что вызывало недоумение и непонимание у дочери – как такое в обще может быть! Отца обвинили в шпионаже, и он фактически – враг народа!
- Мама, папа хороший человек, он не враг, - упрямо твердила Надя, - это какая-то ошибка, «там» должны разобраться!
- Наденька, ну что ты меня мучаешь, я говорю тебе всё как есть. Твоего отца, а моего мужа объявили «врагом народа» и «немецким шпионом».
- Мама, но мы же живём в советской стране и у нас так нельзя, у нас не могут посадить в тюрьму невиновного, а папа ни в чём не виновен!
- Надя, ох Надя, - вздыхала мама.
В доме тихо перешёптывались об аресте отца, многие соседи перестали с ними здороваться и даже дворник дядя Матвей опускал вниз глаза и старался обойти их стороной, когда они случайно сталкивались во дворе.
В один из этих трудных дней мама вдруг объявила, что им нужно покинуть свою квартиру.
- Куда же мы переедем? - спросила дочка.
- В Орловской области есть небольшой городок. Там живёт моя давнишняя подруга, помнишь, она как-то приезжала в Москву и гостила у нас. Так вот, она одна не отвернулась и протянула руку помощи, к ней и переберёмся.
- Так это же значит - придётся покинуть Москву, - возразила дочка.
- Да, в нашем положении лучше всего будет – покинуть Москву, - подтвердила Любовь Николаевна.
- Мамочка, а как же папа! Вдруг его освободят, и он вернётся домой, а нас там не будет.
- Не вернётся. Ему дали двадцать лет лагерей, а ещё я с ним развелась.
- Мама, что ты говоришь! – воскликнула дочка. – Двадцать лет, не может быть! Да, мне же будет под сорок лет, когда папу освободят!
- Надя, так будет лучше для нас. Всё равно мы ничем ему помочь не можем, а могут и меня посадить, как жену «врага народа». Что же тогда будет с тобой, ты об этом подумала?
Она не умом, а душой не могла принять мамино решение, но спорить не приходилось. Обычно нерешительная и медлительная мама проявила просто чудеса изворотливости: наняла грузовую машину и отвезла всё мебель в комиссионный магазин, лишние книги в букинист. Собрав все свои пожитки они перебрались в маленький городок, название которого Надя раньше никогда не слышала и впервые узнала лишь от маминой подруги – тёти Тамары.
                3
 Если областной центр – город Орёл, носил очень красивое, какое-то гордое имя, но городок в который они перебрались был маленький и неприметный. Главным предприятием в городе была обувная фабрика, на которой работало большинство жителей. На этой фабрике трудилась и мамина подруга. Она начинала с ученицы и простой рабочей, но доросла до руководителя фабричной профсоюзной организации, с ней все считались и уважали.
Она встретила их на вокзале.
- Вот и молодцы, что приехали. На вашей Москве свет клином не сошёлся, можно и тут пожить.
- Ох, Тамарочка, что нам теперь делать, как дальше жить? – запричитала мама.
- Любочка, не плачь, не у вас одних такое горе. Будите дальше жить, главное, чтоб вас не трогали, а там видно будет, - осторожно прошептала тётя Тамара.
- А, где мы тут будем жить? – спросила Надя.
- Поселим вас в общежитии. У нас при фабрике есть неплохое общежитие, правда, предоставляем лишь койко-место для одиноких, но я вам «выбила» целую комнату. Вот сейчас и отвезу вас туда, устроитесь, а вечером жду в гости.
Так как вещей было слишком много, их потихоньку перенесли к большому грузовику. Муж маминой приятельницы работал шофёром и погрузив вещи, они поехали к новому месту жительства. Сидя в кузове, Надя внимательно разглядывала улицы, которыми они проезжали. Городок ей совсем не понравился. После столицы он показался каким-то убогим: одноэтажные, редко двухэтажные здания; не покрытые асфальтом дороги и тротуары. Редкие машины, проезжавшие по дороге, оставляли за собой целый шлейф пыли.
Общежитие, в котором их устроила тётя Тамара, понравилось ещё меньше. Комнатка была крохотной. В ней стояли две железные кровати, столик, почему-то одна табуретка и небольшой шкаф. Кухня была одна на весь этаж и находилась в конце длинного коридора, в другом конце этого коридора располагался туалет.
- И здесь мы будем жить, - пролепетала Надя, вспоминая их отдельную двухкомнатную квартиру в Москве.
- Ничего привыкнешь, - сказала мама, - спасибо, Томочка, если бы не ты нам и такого не видать.
- Надежда, возьми себя в руки и не мотай матери нервы. Нам и не такое перенести пришлось. В гражданскую войну похуже было, голод какой, да и вообще нелегко, но мы не хныкали. Нашему поколению немало лиха выпало, вам такое и не снилось, - строго заявила тётя Тамара.
Надя не стала спорить с взрослыми, но ей было грустно и плохо. С нового учебного года она пошла учить в местную школу, но и там не понравилась девочке. Она тосковала по своим московским подругам, по классу в котором проучилась всё это время, по старым учителям. Она замкнулась в себе.
При фабрике был большой фабричный клуб. Для сотрудников там работали различные кружки, секции, а также небольшая библиотека. Туда то и устроилась на работу мама, конечно не без помощи своей подруги. Внешне их жизнь казалась вполне устроенной. Мама работала, дочка училась в школе, но это была лишь видимость. Иногда, проснувшись ночью, Надя слышала, как уткнувшись носом в подушку плакала мама, но она делала вид, что ничего не знает про эти слёзы. Даже толком-то не осознавая этого, но дочка не могла простить матери, что та так быстро позабыла отца. Их новая жизнь медленно потекла по мирному руслу, а о прежнем они старались не вспоминать. Но, это оказались ещё не все испытания для Нади. Как-то раз, она увидела, что маму провожал до общежития какой-то мужчина. У мамы появился местный поклонник. Он работал на той же фабрике, что и она. Это был уже немолодой человек, он носил густую бороду, старомодно одевался и казалось пришёл в современную жизнь откуда-то из девятнадцатого века.
Как–то раз Надя с мамой гостили у тёти Тамары, и девушка невольно стала свидетельницей их разговора, сразу даже не поняв, о чём, и о ком идёт речь.
- Томочка, а что за человек этот Миткин, - вдруг спросила мама.
- Кажется, он из сектантов, - ответила тётя Тамара.
- Из сектантов? – удивилась мать.
- Ну, может и не из сектантов, - ответила подруга. – Сами они не местные, но в нашем городке появились давно, ещё до революции. Приехали всей семьёй: отец, мать и сын, вот этот самый Миткин. Он, правда, тогда ещё мальчишкой был. Никто, конечно, точно не знал о том, кто они. Просто в нашем городе до революции было много церквей. Сам городок маленький, а храмов больше десятка. Сейчас все позакрывали. В одном склад, в другом ремонтную мастерскую открыли, в третьем какое-то учреждение, а большинство так и стоят пустые. Так вот раньше, как воскресенье или праздник какой, все шли в храм, а эти Миткины – никогда! Мать-то его одевалась по-старинному, юбки до самого пола, всегда в платочке, видно люди набожные, а в церковь не ходят. Вот народ и решил, что они либо старого обряда придерживаются и молятся дома, либо вообще какие-то сектанты. Время прошло, он вырос, но всё не женился. Люди так и решили, что раз они другой веры, то ему на обычной девушке жениться нельзя, мол вера не позволяет, ну, а других таких в нашем городке не нашлось. Так и остался холостяком. Родители умерли, а он так и живёт себе один одинёшенек, сам хозяйство ведёт. Вообще мужчина он видный. Руки у него золотые, мастер хороший, зарабатывает прилично, а вот ни одна женить на себе не смогла. Странно, Любочка, что он так на тебя повёлся, видать приглянулась!
Понравилась мама этому Миткину или нет, сказать было трудно, но он стал провожать её до общежития, а потом сделал предложение, мама согласилась, и они расписались. Любовь Николаевна с дочерью собрали все свои пожитки и переехали в большой и просторный частный дом нового маминого мужа. Прощай общежитие!
Но, улучшение жилищных условий ещё не значит – улучшение самой жизни! В новом доме была большая кухня, несколько комнат, у Нади появилась своя отдельная комната. Придомовой участок был засажен деревьями, так же возле дома был огород и палисадник. Казалось бы, неприятности остались позади – живи и радуйся! Но, не тут то было. В жизни всё гораздо сложнее, Надежда не ужилась с отчимом. Миткин оказался человеком степенным. Он никогда не повышал голоса, но и без этого умел настоять на своём. После их бегства из Москвы и всего пережитого мама сильно сдала. Она не спорила с новым мужем, а уступала ему во всём. Прежде она была весёлой и даже немного капризной дамочкой. Она носила удлинённую стрижку, завивала волосы в парикмахерской, шила сама себе яркие по последней моде наряды. Новый супруг всё это не одобрял. «Зачем женщине стричь волосы? Как в старину, баба должна носить длинные волосы,» - говаривал он. С одеждой ещё проще: удлинённая широкая юбка серого или чёрного цветов, простенькая блузка с длинным рукавом, а на голове обязательно платок или косынка. Мама со всем согласилась и стала чем-то похожа на замшелых местных старушек. Отчим попытался повлиять на свою падчерицу, но не тут-то было. Надя стала яростно, с юношеским максимализмом противиться требованиям маминого мужа. К тому же она хорошо помнила о своём родном отце, которого продолжала любить и указания Миткина либо игнорировала, пропуская мимо ушей, либо отчаянно огрызалась. Бедная мама разрывалась между супругом и дочерью, пытаясь примирить две враждующие стороны.
В тридцать восьмом году Наде исполнилось шестнадцать лет, она получила паспорт. По маминой горячей просьбе она тоже, как и мама, взяла фамилию – Миткина.
- Наденька, ты только подумай, - уговаривала дочку Любовь Николаевна, - зачем объяснять всем, что твой отец – «враг народа» и «шпион». Возьмёшь новую фамилию и будет меньше вопросов. Ты ведь девушка, ещё замуж выходить, а там опять фамилию поменяешь. Пока же будешь Миткиной.
- Мамочка, но я не хочу брать эту фамилию.
- Доченька тебе жить, да жить, а время вон какое непростое, сделай как я прошу.
Она сдалась и уступила материнской просьбе. Так появилась по паспорту Миткина Надежда Алексеевна, ну что тут поделать!
Окончив очередной класс, Надя решила оставить школу и поступить в педагогическое училище, расположенное в соседнем городке. Это был шанс избавиться от опеки отчима. Городок был такой же небольшой и очень похожий на тот в котором жили они с мамой. Она успешно сдала экзамены и поступила в педучилище. Между городами ходил автобус, где-то пятьдесят минут и добралась, но девушке так хотелось вырваться из неприятной обстановки, что она подала заявление и получила койко-место в общежитии педучилища.
                4            
Так для Надежды началась совсем новая и уже взрослая жизнь. В училище ей очень понравилось. У неё появилось много подруг, не то что в прежней школе. Одни девчонки были местные и жили дома, а другие, как и она, в общежитии, но коллектив подобрался дружный. В общаге девчонки жили коммуной. Делились, привезёнными из дому продуктами, вместе готовили, прибирали в комнате. Надя училась с удовольствием, домой приезжала редко, только на каникулах, и даже самой себе она не сознавалась, что всё-таки тоскует по маме. Так она проучилась первый год, оставался ещё один учебный год и долгожданный диплом учителя начальной школы – в кармане. Второй учебный был чем-то похож на первый. Лекции, практические занятия, обычная студенческая жизнь. Но, однажды она не выдержала и в воскресенье приехала домой. Мама просто обомлела от радости. В доме, к счастью для Нади, родительница оказалась одна.
- Сегодня на фабрике воскресник, так что Миткин на работе, - пояснила она дочери.
- Мамочка, я так рада тебя видеть, как я соскучилась, - произнесла дочь.
Мама, конечно, стала угощать, кормить. Надя давно не ела такого вкусного обеда, всё- таки ничто не сравнится с домашней пищей. После еды они разговорились.
- Знаешь, мамочка, у нас в группе есть девочка по имени – Ульяна, так вот у неё скоро День рождения, и она пригласила к себе в гости всю группу. Мы с девчонками подумали, подумали и решили купить ей от всех нас хороший подарок. Решили сложиться всем, а то стипендия маленькая и ничего стоящего поодиночке не купить.
- Вот и молодцы, хорошо, что вы такие дружные девчата, - одобрила Любовь Николаевна.      
- Вот я и решила, как все девчонки, деньги на подарок сдам, чтоб не подумали, что жадная, а в гости не пойду.
- Это почему же так? – удивилась мать, - ты что с этой девочкой в соре?
- Нет, мамочка, мы не сорились, просто эта Ульяна такая модница, у неё столько нарядов и юбки, и платья, и блузки, а у меня одна тёмная юбочка и две блузочки. Я в них постоянно хожу. На День рождения она опять будет обновами хвастаться, а у меня ничего новенького нет, - с грустью призналась Надя.
- И всего-то бед, - рассмеялась Любовь Николаевна, - ну это поправимо.
Она вытащила из-под кровати их огромный старый чемодан, с ним уезжали из Москвы, и открыла его. Чего только в нём не было. Весь мамин прежний гардероб! Любовь Николаевна вытащила из чемодана синее платье и показала дочери.
- Ну как, посмотри какая ткань! Можно белый воротничок пришить, а можно и без него носить.
- Какое красивое платье! – воскликнула та.
- А, вот ещё посмотри: блузка, плиссированная юбка и платье. Ещё одно платье, но какое! Оно было шифоновое изумительного лилового цвета, с юбкой солнце-клёш, пышными рукавами «фонарик» и рюшами.      
- Ах, какое платье! – только и могла произнести Надя.
- Это всё тебе, и вот ещё, - промолвила мать.
Она залезла в большой шкаф и вытащила завёрнутые в старенькую ткань туфли, целых две пары. Одни чёрные лодочки, другие такого же фасона, но светло-бежевого цвета.
- К синему платью подойдут чёрные, - заметила мама, - а к лиловому – бежевые.
- Мамочка, спасибо, только эти наряды мне не подойдут по размеру, - вздохнула дочь.
- Большое, не маленькое, ушить всегда можно, - философски заметила Любовь Николаевна, - сейчас поставим мою швейную машинку и подгоним платья по тебе. Только туфли примерь, они мне сейчас маловаты, а у тебя ножка поменьше будет.
Надя с трепетом примерила мамины туфельки и о чудо, они пришлись ей в пору! Мама принялась за подгонку нарядов. Она решила равномерно сузить платья, сделав вытачки, а часть прихватить в швы, и работа заспорилась. Надя помогала маме на подхвате. Она распарывала швы по маминому указанию от сих, до сих, смётывала, утюжила, ну а главную работу выполняла, конечно, сама Любовь Николаевна.
Первым дочка примерила синее платье, затянула поясок и закружилась перед старым зеркалом. Ах, какой она была стройной и нарядной, а на подходе уже ждало лиловое платье.
Работа спорилась, делали всё дружно, как никогда. Давно, ещё с московских времён, когда жили вместе с папой, Наде не было так хорошо, словно совместная работа за перешивкой маминых нарядов, примирила мать и дочь. Они вновь обрели друг друга, словно после долгой разлуки.
После швейных дел, мама ещё раз накормила и собрала продуктов на дорожку, ей так не хотелось расставаться с дочкой, но та засобиралась, не желая встретиться с отчимом.
Надежда успела на последний автобус и вернулась в своё общежитие. Она не стала рассказывать девочкам о своих нарядах, желая сделать сюрприз и это ей вполне удалось.
Через неделю, тоже в воскресение, девочки собирались в гости к Ульяне: делали причёски, отутюживали наряды. Когда Надя надела синее платье, а к нему ещё и модельные туфельки, то все просто ахнули. Девчата подбежали к ней, стали разглядывать наряд, удивлению и восхищению не было предела.
- Ты только посмотри какое платьице!
- Какой цвет и фасон интересный!
- А, туфельки какие!
- Откуда же такое?
Наде пришлось вкратце объяснить, где она взяла свой наряд. За этими разговорами они чуть не опоздали в гости.
Вот и дом подруги. Самая смелая из девчат - Рита энергично постучала. Дверь девушкам открыла сама именинница. Ульяна тоже была в новом платье, но куда ему до Надиного. Девочки оставили в передней пальто и шапочки и вошли в большую комнату, где был накрыт стол. Они немного робели в непривычной обстановке и держались рядышком. «Знакомьтесь, - сказала именинница, - это мои подруги из педагогического училища». Она перечислила имена всех девушек, представив каждую по очереди. «А, это мой старший брат Иван и его друзья Володя и Егор. Они учатся в военном училище, будут красными командирами,» - добавила Ульяна. Вошла мать именинницы и пригласила всех к столу. Впрочем, молодёжь так проголодалась, что не заставила себя просить дважды.   
 Рядом с Надей за столом оказался один из ребят, кажется Егор. Он улыбнулся девушке и спросил:
- Вам положить салат? А холодец, будите?
- Буду, - робко ответила она и засмущалась.
Егор ухаживал за ней весь вечер, подкладывал в тарелку закуску, наливал в бокал компот. А, когда принесли патефон и поставили пластинки, то пригласил танцевать. Она немного смущалась, но пошла. Места в комнате для танцев было маловато и пары немного покружились каждая почти на своём месте. После танцев вернулись к столу. Мать именинницы за это время прибрала грязную посуду и выставили чашки и пирог с повидлом. Началось чаепитие.
- Как всё вкусно! – воскликнул Володя.
- Да, у нас в столовой не так готовят, - вздохнула Рита.
- Ребята, а в нашем городе в следующую субботу, в клубе железнодорожников, будет интересный концерт. Приезжают артисты из Москвы! – заметила одна из девчат.
- А, Утёсов со своим джазбандом будет? – спросила Ульяна.
- Утёсов, эх куда хватила, это же настоящая «звезда»! – сказала шумная Рита.
А, Надя про себя подумала, что там в другой жизни, в Москве, она вместе с папой и мамой ходила на концерт Утёсова. Им всем тогда очень понравилось. Но, сейчас, она даже похвастать об этом не может, иначе девчата начнут задавать разные вопросы. А как рассказать обо всём, про папу и в обще, у неё теперь даже фамилия другая. Раньше она была Петровой, а теперь – Миткина.
- Вряд ли приедет сам Утёсов, но программа должна быть интересной, - сказала девочка, рассказавшая о концерте.
- Мы в следующее воскресение уезжаем, - сказал Иван, - а в субботу можно и на концерт сходить.
Всё-таки это был прекрасный вечер, ребята, вместе с Ульяной, пошли провожать девчат до общежития, все шутили, было так весело!
На следующий день, после занятий, Надя возвращалась к себе в общежитие и у железных ворот соседнего здания увидела знакомую фигуру. Это был Егор. Девчонки захихикали и одна из них заметила: «Смотри, Надежда, кажется твой кавалер!» Она, вновь, смутилась от этого неожиданного визита, но подошла к юноше.
- Здравствуйте, - поздоровалась она. - Как вы меня нашли?
- Так мы же вас сюда вчера провожали. Городок небольшой, а у меня хорошая память.
- А, я плохо ориентируюсь в незнакомом месте, - посетовала она.
Зависла пауза. Надя посмотрела в сторону общежития. Девчата так и остались стоять на ступеньках и не заходили внутрь здания, их мучило любопытство.
- Хотите я вам наш город покажу, - предложила она. Главное было уйти подальше от общаги.
- Хочу, мы ведь только вчера утром приехали и город ещё не видели.
Они медленно пошли вперёд, оставив позади любопытных подружек. Оказывается, как хорошо бродить по городу, без всякой спешки и суеты. Стояла осень. В маленьком провинциальном городке она создала особую атмосферу. Они пришли в городской парк, некогда, ещё до революции, принадлежавший предводителю местного дворянства. Возможно поэтому парк был необычайно красивый и большой, как бы даже не по статусу такому неказистому городку. Они прошли через ворота, отделявшие городские улочки от парка, и словно оказались в другой действительности. Как тут было красиво! Молодые люди медленно побрели по узким дорожкам, под их ногами шуршали сухие разноцветные листья. Здесь был очень разнообразный растительный мир. Белоснежные стволы берёзок утопали в опавшей с веток ярко-жёлтой листве, богатыри-дубы ещё не растеряли свои пышные кроны, к которым осень тоже приложила свою «руку», а как богато и роскошно выглядела липовая аллея!
Они присели на лавочку и посмотрели друг на друга.
- Милая, Наденька, как хорошо, что я тебя встретил, - произнёс Егор и не дав девушке опомниться поцеловал её в щёку.
Она растерялась от неожиданности, но как можно более строгим голосом сказала:
- Егор, пожалуйста не делайте так больше никогда!
- Почему, Надя? – спросил молодой человек.
- Ну, это нехорошо, - уже как-то неуверенно произнесла она.
- Наденька, я люблю тебя, - вдруг, собравшись с силами, выпалил он и сам смутился от своей собственной смелости.
Что тут ещё можно добавить? Они оба потеряли свои бесшабашные головы, потому что, как поётся в популярной песне: «Любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждёшь…»
В эти дни Надя совсем не думала про учёбу. Она, конечно ходила в педучилище, посещала занятия, но мысли её были не об учёбе, а о молодом человеке: «Вот окончится занятия и можно бежать, ведь там на улице её ждёт он!»
 А, в субботу своей компанией они отправились в клуб железнодорожников на концерт. Когда Надя достала и надела своё лиловое платье, девочки от удивления даже рты раскрыли. Она завернула в газету светло-бежевые туфельки и вместе со всеми отправилась в клуб.
Концерт был превосходный. Певцы исполняли, как песни советских композиторов, так и старинные романсы, чудесно выступили танцоры, но больше всего поразил зрителей таинственный факир! После концерта были танцы. В клубе был большой танцевальный зал, и Егор закружил её в вихре вальса. В нарядном шифоновом платье она чувствовала себя – королевой бала, или на худой конец «Золушкой», которой фея-волшебница подарила необыкновенный наряд.   
На следующий день курсанты попрощались с маленьким городком, сели на поезд и вернулись в училище, а Надя стала ждать писем от любимого. Они приходили часто, девушка отвечала, и бурная переписка только усиливала вспыхнувшие чувства. Она долго думала о том, как рассказать маме о своих чувствах к молодому человеку, но так и не решилась.
А, весной, где-то в середине апреля, Егор снова выбрался в их городок. Надя надела своё нарядное шифоновое платье, девочки сделали ей красивую причёску и молодые люди отправились в районный ЗАГС. Они шли по городу взявшись за руки, словно большие дети. У Нади из-под скромненького пальто выглядывала длинная юбка шифонового платья, а Егор был в военной курсантской форме. Они зашли в небольшой кабинет и подали свои документы, а пожилая регистраторша стала долго их изучала. Внимательно посмотрев на дату рождения невесты, женщина неожиданно стала возмущаться:
- Ну, вы только подумайте, ей лишь пару дней назад исполнилось восемнадцать лет, а она уже замуж собралась! Уж замуж невтерпёж, как говорится!
Надя покраснела и опустила голову, ей так захотелось убежать от суровой тётки, но Егор крепко держал её за руку. «Вот так бракосочетание! Раньше, когда венчались, всё было торжественно и празднично, а тут всё настроение испортили,» - подумала она. Но, пошумев и поругав несерьёзную молодёжь, регистраторша расписала их, спросив напоследок: «Фамилию мужа брать будите?» Надя утвердительно кивнула: «Буду». На том всё и закончилось. Они получили на руки своё свидетельство и побыстрее покинули негостеприимную чиновницу.
Они теперь женаты, они муж и жена! В это было совсем трудно поверить. Молодожёны сами не заметили, как ноги привели их по уже знакомой дорожке к любимому парку. Здесь всё было по-другому. Весна полностью изменила привычные картины. Какими-то новыми, незнакомыми показались деревья: на некоторых появились крохотные почки, а некоторые были ещё по-зимнему голые. Снег уже почти растаял, но в некоторых местах, там, где, наверное, были большие сугробы, он ещё остался, но был уже не белого, а грязно-серого цвета. Они вновь прошлись по знакомой аллее, по парковым дорожкам, их любимая скамейка была мокрой. Всё было как-то неуютно.
Егору нужно было возвращаться в училище. На вокзале они долго прощались, но поезд увёз молодого мужа, разлучив супругов. Это бракосочетание никак не изменило её привычную жизнь, разве что она получила новый паспорт и стала Кораблёвой, прощай фамилия отчима, которую ей навязала мама.
                5
Надя окончила педучилище и получила распределение в тот самый город, где жили мама и отчим. Она вернулась в знакомый городок и пришлось поведать родным про своё замужество. Мама, конечно, была шокирована, но что ей было делать? Дочь выросла, получила образование, встретила свою любовь и надо принять произошедшее, как данность. Миткин, на удивление, вообще отнесся к замужеству падчерицы вполне положительно. Его больше беспокоило, что молодые обошлись без свадьбы, как бы не по традиции. Он был человеком, для которого соблюдение ритуалов – было свято.
В июне к Наде приехал муж и познакомился с новыми родственниками. Им решили устроить свадьбу, пусть скромную и с запозданием, но всё же. Мама пригласила в гости свою подругу тётю Тамару с семьёй, Миткин пригласил своих знакомых с фабрики. Мама, конечно, устала от кухонных хлопот, но стол накрыла щедрый. Все радовались, веселились, кричали молодым «горько», а потом они остались совсем одни в своей комнате и так же, как и свадьба с запозданием, у них была первая брачная ночь.
Егор прогостил у жены чуть больше недели, а потом отправился в училище, у него должна быть летняя практика. Снова вокзал, снова она его провожала. У них это стало уже какой-то традицией или напастью. Он всё время куда-то уезжает, а она его провожает. С той самой первой встречи, это повторялось уже не раз, что тут сказать – муж военный.
Лето промелькнуло незаметно. С августа Надя вышла на работу в ту самую школу, в которой училась сама. Первого сентября начался учебный год, а для неё первый педагогический опыт, первые ученики. Но, это оказалось не самым главным. Самым важным в жизни молодой женщины стало то, что она ждала ребёнка. Это будет их с Егором малыш или малышка. Надя прислушивалась к себе, своим ощущениям. Всё случилось как-то уж необычайно быстро. Ещё не успела с детством распрощаться и вот семья: муж и будущий ребёнок. Кажется, это было вчера, они познакомились на Дне рождения, гуляли по осеннему парку, рассказывали друг другу о себе, первый поцелуй, признания в любви. Это случило прошлой осенью и всё же, как это было уже далеко! Мама, тоже никак не могла привыкнуть к тому, что дочка уже замужем и готовится сама стать матерью. Ох, как быстро летит время!
Наступил новый 1941 год. Со второго полугодия Надя ушла в декретный отпуск. Накануне Международного Женского дня, она почувствовала себя неважно.
- Мамочка, кажется у меня начинается, - с ужасом в голосе прошептала она.
- Сейчас, собираемся, - быстро отреагировала Любовь Николаевна.
Она прихватила узелок для дочери и повела Надю в роддом.
- Ну с богом! – перекрестил их в дорогу Миткин.
- Мамочка, мне страшно, - расплакалась Надя в приёмном покое.
- Ага, про маму вспомнила, - рассмеялась пожилая нянечка, - раньше небось о маме не вспоминала.
Она увела Надю за собой, оставив взволнованную Любовь Николаевну. Медицинская работница вскоре вернулась и увидев, что мать будущей роженицы всё ещё не ушла с любопытством спросила:
- Вижу мать в роддом провожает, а муж-то есть. Что поматросил и бросил?
- Ну что вы говорите, - возмутилась за дочку Любовь Николаевна, - дочь замужем, просто супруг у неё военный, он училище оканчивает.
- Ну извини, - по-свойски, сказала женщина. – Ты то не обижайся, всякое бывает, мы тут такого насмотримся. Военный это хорошо, а ты бы домой шла, утром приходи. Утро оно вечера, а тем более ночи – мудренее.
Утром Любовь Николаевна снова пришла к родильному дому, где её уже ждало радостное известие. Дочка родила, родила - сыночка!
- Под утро случилось, - сообщила уже знакомая мед работница. - Ох, и намучилась бедняжка. Сама то худенькая такая, а ребёночек три восемьсот, крупный. Как раз на праздник вышло, в Международный Женский день, вот тебе бабка и подарочек. 
- Как она себя чувствует? Вы ей записочку передадите?
- Пиши, передам, - согласилась та.
Надя лежала в своей палате. Всё произошедшее вчера, забрало все силы. Роды действительно были нелёгкими, ей казалось, что этим мучениям не будет конца. Но, вдруг она услышала тоненький плач, и доктор показал ей кроху. Она родила! И в это самое первое мгновение, когда она увидела своего сыночка, Надя удивилась, как он напоминал её отца. Малыш, который только что появился на свет, был неимоверно похож на своего репрессированного деда. Увидятся ли они когда-то? Да, разве возможно это узнать, но какая удивительная сила природы, дед и внук ещё никогда друг друга не видевшие, имели общие черты во внешности.
В палате лежало восемь рожениц. Они все недавно разродились. У пятерых появились дочки, а у троих – сыночки. Пришли медсёстры и принесли детей на кормление. Надя второй раз увидела своего сынишку и поразилась тому, как за эти первые часы своей жизни он изменился. Взглянув на сына второй раз она увидела, что он скорее похож на своего отца, на Егора. Пройдут годы, ребёнок будет расти, развиваться, и будет всё время меняться, но это первое впечатление останется с ней навсегда.
Она осторожно взяла на руки малыша и стала кормить. Он ещё не умел сосать, но пыхтел, старался, всё-таки наелся и закрыл крохотные глазки – утомился. Детишек не оставляли с мамочками, уносили и она нехотя отдала своё чудо. Она тоже утомилась и, покормив малыша, словно выполнив важное дело, заснула крепким сном.
Новый человечек появился на свет, в его метриках будет стоять дата рождения 8 марта 1941 года. Он ещё не имел имени, но громкими криками заявлял о себе. Надя долго думала: «Как назвать сынишку?» Она перебирала в памяти имена любимых актёров, писателей, поэтов, киногероев, но первое впечатление оказало на её выбор решающее значение. Она решила назвать сына – Алексеем, в честь своего отца. Об этом, по выходу из роддома, она написала супругу в длинном письме.
Она с нетерпением ждала ответ от мужа и с трепетом и волнением открыла конверт, пришедшего письма. «Милая любимая, Наденька, - писал он. – Большое спасибо Тебе за сына. Я так счастлив, мечтаю обнять Тебя и сынишку. Полностью одобряю Твой выбор имени. Оно мне нравится, к тому же у меня был дед – Алексей…». Всё письмо было пронизано такой нежностью, такой любовью, что Надя читала его и перечитывала десятки раз и просто выучила наизусть.
Алёшка стал хозяином её жизни. Она вставала ночью его кормить, гуляла, стирала пелёнки, нянчилась все дни напролёт. Хорошо, что рядом была мама, которая взяла на себя все хозяйственные заботы по дому, а иначе тяжко бы ей пришлось.
К концу мая приехал Егор, он окончил военное училище. Новоявленный лейтенант выглядел очень браво, новая военная форма очень шла ему.
- Ой, какой же он маленький, - промолвил молодой отец, взяв Алёшку на руки.
- Ну, что ты! Ему скоро три месяца будет, и он так подрос, - заявила Надя, - а вот когда только родился, тогда действительно был сосем мал.
Он целую неделю прогостили в доме Миткина у жены, а затем они собрали все свои вещи и отправились в гости к родителям Егора. Он спешил показать близким свою жену и сына.
На вокзал их провожать отправилась Любовь Николаевна. Она горько плакала, расставаясь с дочерью и внуком, но горевала только она одна. Надя не разделяла маминых слёз. Наконец-то она не провожала мужа, а вместе с ним садилась в поезд и уезжала. Ей по сути даже было не важно куда, главное, что вместе! 
 - Пишите мне, непременно пишите, - сквозь слёзы повторяла Любовь Николаевна.
- Мамочка, не плачь, напишу, вот приедем и напишу письмо, - отвечала Надя, но мысли её были совсем о другом.
Она была несказанно счастлива. Рядом был Егор, на руках мирно спал крохотный Алёшка, они все вместе отправляются в дальний путь, и казалось больше никакая сила не разлучит их, а счастью и радости не будет конца. Поезд тронулся, мама ещё долго стояла на перроне и махала им во след, они уезжали, а на календаре стояла дата – 30 мая 1941 года.
                6
Поезд остановился на небольшой станции. Они выгрузились из вагона и осмотрелись.
- Ну, вот мы почти дома, - промолвил Егор.
- А, до деревни далеко? – спросила Надя.
- Не очень, - ответил муж, - но с вещами и ребёнком пешком не добраться.
Вдруг он увидел телегу и забавного дедка на ней.
- Ну, проблем не будет, доберёмся, я знаю возничего, это наш деревенский, дед Степан.
Егор пошёл к старику договариваться, что б подвёз их до деревни.
- Значит до Кораблей довезти, - ещё раз уточнил дед, - а к кому же вы едите, если не секрет?
- К Кораблёвым, - ответил Егор.
- А, кем же вы им доводитесь, родня какая? – не унимался любопытный дедок.
- Неужели не узнаёшь, дед Степан? – рассмеялся Егор.
Возница внимательно присмотрелся и даже остановил лошадь.
- Неужели Егорка!
- Он самый! – весело ответил молодой лейтенант.
- Вот так да, - запричитал старик. – Не узнал ведь я тебя, ну богатым значит будешь. Это же надо, кажись ещё вчера по деревне пацаном бегал, а уже на тебе – командир Красной армии, жена, сын! Это ж как время быстро летит!
Старик всё дорогу ахал и охал, косился на Надю. Он не мог поверить, что вчерашний мальчишка превратился во взрослого мужчину и вот едет на побывку домой с женой и маленьким сыном. Он вспоминал, как Егор с дружками повадился лазить в сад за яблоками к соседке бабке Матрёне. Старушка выследила ребят и решила наказать маленьких воров. Нарвала крапивы и ну гоняться за сорванцами. Да, разве за пацанами угонишься! Она быстро запыхалась, устала и лишь громко кричала на всю деревню, грозя мальчишкам расправой. Старик и Егор вспоминали этот забавный случай, от души смеялись над незадачливой старушкой.
- Ну, только подумать, кажется только вчера это было, а мальчишки то уже и выросли! – тяжело вздохнул дед.
Он подхлёстывал кобылку и шутки ради декламировал забавный и немного хулиганский стишок: «Карюшка, беги, беги, своих ног не береги. Пятилетка заставляет мясо есть из-под дуги».
Но, вот показалось село. В деревне ничего не утаить, местные сразу заметили гостей. Старик довёз к самому дому и громко закричал: «Эй, хозяева, гостей не ждали, а я вот привёз!» На пороге избы показались двое: мужчина и женщина.
- Встречайте хозяева, сыночка вам привёз! – не унимался дед.
- Егорушка, сыночек! – запричитала хозяйка и кинулась к сыну на шею.
 Это была мать Егора – Олимпиада Степановна. Пётр Алексеевич, свёкор, тоже подошёл к приехавшим гостям. Отец и сын крепко по-мужски пожали друг другу руки и обнялись. «Мама, папа, - сказал Егор, - знакомьтесь, это моя жена – Надя и наш Алёшка». Олимпиада Степановна и Пётр Алексеевич поздоровались, а затем расцеловали свою невестку. «Ну, заходите в дом,» - пригласила гостей хозяйка. Мужчины взяли с телеги все вещи и понесли их в избу, а мать мужа осторожно, словно сокровище, взяла из Надиных рук крохотного внука. «Ангелочек ты мой, заинька, рыбка ты моя, - запричитала она, - наконец-то и мы тебя увидели, сокровище ты наше». Алёшка, словно почувствовав на себе повышенное внимание, закапризничал на руках у бабки. Надя только хотела взять малыша в свои руки, как дверь резко распахнулась и в комнату не вошла, а просто влетела молодая девушка. Она тут же кинулась на шею Егору.
- Братуха, братуха приехал! – завопила она с ходу.
- Ну, тебя, ну сущая буря, мальчонку напугаешь, - недовольно проворчала Олимпиада Степановна.
- Ой! Да я же теперь тётка, - продолжила шуметь девчонка. – Покажите мне племянника.
- Ты с гостями поздоровайся, - строго заметила мать.
- Моя младшая сестра – Прасковья, - представил жене свою сестрицу Егор.
Они поздоровались и обнялись. Олимпиада Степановна показала дочери маленького Алёшку.
- Как на нашего Егора похож! – заметила она.
- Ну, ещё бы, я то ему не чужой дядя, а отец, - рассмеялся старший брат.
- Отец, - обратилась к супругу Олимпиада Степановна, - надо на чердак слазить и достать люльку.
- Да, разве она на чердаке?! В кладовой лежит, - заметил тот.
- Ну, как же в кладовке, - возразила жена, - на чердаке, я тебе говорю.
Они ещё немного поспорили, и Пётр Алексеевич поискав, принёс детскую люльку, которая хранилась в чулане.
- Неужели та самая, наша люлька? – удивился Егор.
- Она самая, - не без гордости заметил отец. – И тебя в ней качали, и Параню в ней, а вот теперь для внука сгодится.
Отец и сын сообща подвесили люльку к потолку. Надя осторожно уложила малыша в эту деревенскую колыбельку. Алёшка, словно почувствовал, что это что-то своё родное и спокойно заснул на новом месте. 
Тем временем хозяйка закрутилась возле печки, женщины стали накрывать на стол.
По деревне уже разнеслась весть, что к Кораблёвым приехал сын с невесткой и своим крохотным сынишкой. Деревенские сгорали от любопытства поглазеть на городскую невестку и поздороваться со своим односельчанином, вдруг ставшим не кем ни будь, а красным командиром! В избу зачастили какие-то женщины, вроде как по делу к хозяйке, а сами не спускали глаз с Нади, так, что она почувствовала себя неуютно от этих любопытных взглядов.
- Липочка, я к тебе за солью, одолжи, - заглядывала в избу очередная соседка. - Ой, да у тебя гости! С приездом вас, - здоровалась она, а сама тем временем все внимание сосредотачивала на приехавших. 
Зашёл к ним и сам председатель колхоза. Его усадили за стол. Фома Савельевич не отказался от угощения, а за столом с интересом беседовал с гостями:
- У нас в субботу, в клубе, будут кино и танцы, так ты, Егор Петрович, уважь людей, выступи, – попросил он.
- Конечно, выступлю, - согласился Егор.
Деревня. Жизнь тут протекала по своим законам. Работали колхозники много. Июнь, это время особое, летний день – весь год кормит. Надя с Егором были гостями и как-бы не вписывались в обычную сельскую жизнь. Они гуляли, бродили по окрестностям. Как-то раз они вышли на высокий утёс. Там внизу протекала река, а за рекой виднелся лес и бескрайние поля.
- Как тут красиво! – с восхищением сказала она.
- Да, у нас места очень живописные, - согласился Егор.
- А, почему деревня называется - Корабли? - поинтересовалась Надежда.
- Я и сам не знаю, - признался он. – Река тут у нас не судоходная, корабли по ней отродясь не плавали, так на лодке или на плоту проплыть, конечно, можно, но кораблей не было никогда, а вот назвали село – Корабли, так и зовём. А, почему – не знаю! Но, фамилия наша отсюда пошла. Наверное, раньше спрашивали, мол вы откуда такие, а народ и отвечал, что мол из Кораблей мы, «кораблёвские»! Так и повелось, раз «кораблёвские», значит – Кораблёвы. Здесь ведь мои деды, прадеды и прапрадеды жили, я тут каждую тропинку, каждую полянку знаю.
Он нежно обнял жену за плечи и показал рукой в сторону леса.
- Вон, видишь там за лесом был когда-то старинный барский дом, в нём раньше помещик жил. Дом большой с колоннами, мезонином. Его мужики ещё в семнадцатом году спалили. А, вниз по течению, вон там, была мельница. Раньше туда зерно возили, муку мололи. Как стали организовывать колхозы, то мельника объявили кулаком, раскулачили и с семьёй в Сибирь выслали. А потом, понадобилось муку молоть, кинулись, а мельница вроде бы крутится, да муку не мелит. Пригласили из города инженера. Он смотрел, смотрел, думал, думал, да так ничего не решил. Когда уезжал, то на последок, сказал: «Это какой же Кулибин такое придумал? Исправить мельницу нельзя, нужно заново всё переделать». Переделывать руки ни у кого не дошли, так и опустела мельница, а потом река там, у берега, камышом заросла, место стало дикое, опасное. Стали у нас поговаривать, что на мельнице видели водяного и русалок. Ещё до армии, мне лет пятнадцать или шестнадцать было, так ходили мы друзьями туда ночью.
- И как? – с удивлением спросила Надя, - русалок видели?
Егор как-то замялся и неопределённо ответил:
- Трудно сказать, темно очень было, хоть и полнолуние, а как-то не поймёшь, что это перед тобой. Мы страху там натерпелись, такого стрекоча задали, только пятки сверкали. Что-то там такое необычное есть. Но, что это такое, сказать не смогу!
Надя рассмеялась, слушая рассказы мужа, он смеялся тоже, вспоминая свои юношеские приключения.
Они вернулись в дом, а там уж ворчала Олимпиада Степановна: «Ребёнок кушать хочет, а они словно жених с невестой гуляют».
Надежда взяла из рук свекрови малыша. «Вот он вырастет, - почему-то подумала она, - и тоже будет с мальчишками бегать здесь на речку, ловить рыбу, а может отправится к таинственной мельнице, ведь здесь и его корни, он тоже Кораблёв, носитель семейной фамилии, продолжатель рода». Она не обиделась на сварливый тон свекрови. Но, не всё так было гладко. Как-то раз, случайно, она стала свидетельницей разговора между свекровью и своим мужем:
- Значит городскую выбрал, - сказала Олимпиада Степановна, - свои деревенские не по нраву.
- А, чем городская плоха? – осведомился Егор.
- Пусть бы и городская, да что ж получше-то не нашлось? – не унималась свекровь.
- Надя-то чем плоха? – повторил своё вопрос сын.
- Ну плоха, не плоха, а уж больно тощая какая-то. Ведь не девка, ребёночка родила, а фигуры никакой нет. Так, доска и два соска!
- Мама, в городе другие критерии красоты. Никакая она не тощая, а вполне нормальная женщина. В деревне девчата более плотные. Вон наша Прасковья, так по городским меркам она – толстая, как бы между прочим заметил Егор.
- Это наша Прасковья толстая! – аж захлебнулась от возмущения Олимпиада Степановна. – Прасковья – нормальная, а вот твоей жене поправиться бы не мешало.
- Ну, что тут у вас за споры, - встрял Пётр Алексеевич, - ты мать не печалься, ему с ней жить, а не тебе, да вообще, были бы кости, а мясо нарастёт!
Надя очень расстроилась: «Это же надо, она не понравилась своей свекрови. Что тут поделать!» Может быть поэтому ей было легче общаться с сестрой мужа, ведь они были почти сверстницы. Прасковья не разделяла Надиных переживаний.
- Ты на мамку не обижайся, - говорила она новой родственнице. - Так бывало всегда, сначала пошумит, а потом сама же и переживает, человек она добрый. А, с Егором дело понятное, сын единственный, вот и болеет душой. Когда его в армию призвали, ох как она плакала, всё меня просила письма писать. Вот, время к концу службы подошло, так она стала к нашим девчатам присматриваться. Сын из армии вернётся - надо его женить! А, Егорка возьми и останься на сверхсрочную службу. Расстроилась мама тогда, да что тут поделать, сам сыночек решил, то его жизнь. Отслужил он год на сверхсрочной и предложили ему в военное училище поступить. Снова мы стали письма писать, да ждать. А, потом он написал нам, что женился. Вот тут мамка совсем сникла, всё переживала: «Какую невесту он себе выбрал? Что за девица такая?» Раньше ведь, в деревне, без родительского благословения жениться или замуж выйти – не моги, ну, а сейчас другие времена, но всё же, родители есть родители, волнуются.
 Надя старалась понять свекровь и наладить с ней контакт, но не всегда это получалось. К примеру, ей было нелегко звать Олимпиаду Степановну – мамой, но в деревне такое правило: «Хочешь, не хочешь, а свекровь надо звать только – мамой!»
                7 
В субботу в поселковом клубе обещали показать кинофильм «Трактористы», а после фильма – танцы. Наде было немного забавно смотреть, как Прасковья волнуется и с нетерпением, словно праздника, ожидает выходных.
- Нарядиться бы так, чтоб у всех рты раскрылись, - мечтательно произнесла она.
- А, хочешь я подарю тебе платье? – вдруг предложила Надя.
Она достала из чемодана и подала Паране своё шифоновое платье. От удивления и радости девушка просто обомлела.
- Ой, шифоновое, - произнесла она, беря наряд. – Цвет, цвет то какой!
- Редкий, лиловый, - согласилась Надя.
- Красивое платье, только мне оно не подойдёт, не налезет.
- Ещё как подойдёт, - уверила девушку Надежда. – Платье сильно ушито. Мы сейчас аккуратненько все лишние выточки распорем и по бокам отпустим. Платье будет в аккурат на тебя.
И, дело закипело. Надя достала маникюрные ножницы и осторожно, чтоб не порезать тонкую ткань, стала распарывать всё то, что они нашили с мамой. Она фактически вернула платью прежний вид или точнее сказать прежний размер. Прасковья примерила. Оно сидело великолепно. С важным видом она прошлась по избе. Весь вид девчонки словно говорил: «Ну, как я вам? Хороша?!» После швейных переделок, платье привели в порядок: простирнули, отутюжили и даже следов от старых швов и выточек не осталось. Шифон был качественный.
В субботу, во второй половине дня, девчата стали наряжаться. Прасковья нарядилась в лиловое платье, Надя – в синее, пришив к нему заранее белый воротничок. Егор надел свою военную форму и до зеркального блеска начистил сапоги. Втроём они отправились в клуб, оставив маленького Алёшку на попечение бабушки и деда.       
Они шли по селу, постоянно здороваясь и раскланиваясь с односельчанами.    - Вы посмотрите, посмотрите Кораблёв младший с женой и сестрой в клуб спешит, - комментировали одни.
- А, на Паране платье какое! Откуда! Видать, братец из города привёз, не иначе, - отмечали другие.
Прасковья и Надя улыбались, задорно перемигиваясь по поводу комментариев о платье. Шифон был вожделенной мечтой многих сельских девчонок, к тому же это была весьма дорогая ткань. Шарфик на плечи или платочек на голову – уже неплохо, а тут целое платье!
В клубе яблоку негде упасть, народу тьма! Их пропустили вперёд, так сказать, на почётные места. Старухи и старики переговаривались о своих проблемах, о делах колхозных вели разговор мужики, о своём, о женском шептались бабы. Молодёжь держалась немного в сторонке. «Уникальный» наряд Прасковьи заметили все девчата. От разговоров в зале стоял гул и председатель колхоза, поднявшись на сцену, сначала поднял руку, как бы утихомиривая селян, призывая всех к порядку и тишине. Народ потихоньку угомонился.
- Односельчане, - обратился со сцены председатель. – Мы с вами сегодня посмотрим интересный фильм под названием «Трактористы», так сказать про таких же колхозников, как и мы с вами, но сначала попросим выступить нашего бывшего односельчанина, а теперь лейтенанта Красной армии – Кораблёва Егора Петровича.
Егор немного смутился, но взял себя в руки и поднялся на сцену. Он поздоровался со всеми и зал ответил доброжелательным гулом, мол здравствуй, здравствуй, голубчик. Рассказав немного о Красной армии, он предложил задавать вопросы, если конечно такие возникнут. Вопросы, конечно, возникли.
- Вот ты мне, Егор Петрович, скажи, - подсуетился щупленький дедок, одетый в меховую душегрейку, несмотря на июнь, - будет ли война или не будет?
- А, с кем ты воевать собрался, дед Гордей? – спросил старика Егор.
- Я то человек мирный, - не стушевался настырный дедок, - а вот «немцу», ему только дай повоевать, ещё по Первой Империалистической войне знаю.
- Товарищи, - громко произнёс Егор, - войны не будет! Наша партия, правительство и лично товарищ Сталин делают всё возможное, чтобы мы жили в мире. Для этого с Германией у нас заключён «Пакт о ненападении». К тому же наша доблестная Красная армия – самая сильная армия в мире, так как это армия нашего советского народа, она создана для защиты нашего социалистического отечества, а не для нападения. Но, если кто-то посмеет на нас напасть, то получит достойный отпор, воевать будем на чужой территории.
Бурные аплодисменты разразились в зале. Егору захлопали все, особенно громко молодёжь, ему устроили настоящие овации! А, после этого начался фильм.
Погас экран и все погрузились в прекрасную «сказку» о бравых трактористах и красавице-ударнице в исполнении всеми любимой Марины Ладыниной. Надя уже видела эту киноленту, но тоже с удовольствием стала смотреть картину, а песня про «Трёх танкистов» вызвала настоящий ажиотаж, зал начал дружно подпевать героям киноленты.
После фильма в клубе начались танцы, для этого все перешли из актового зала в большой и просторный соседний зал. Поселковый клуб был не маленький, так как жителей в селе было много. Надя, Егор и Прасковья тоже перебрались в танцевальный зал. С первыми звуками музыки к ним подскочил шустрый вихрастый паренёк и произнёс:
- Егор Петрович, разрешите сестрицу на вальс.
- Пляшите на здоровье, на то на танцы пришли, - весело произнёс Егор.
Юноша тут же закружил девушку по залу, а Егор пригласил на танец свою жену. Надя давно не танцевала и с удовольствием погрузилась в волшебство вальса. Они не сводили влюблённых глаз друг с друга, кружились, одной рукой он нежно придерживал её за талию, а другой сжимал маленькую ладошку в своей руке. Все проблемы отступили на задний план, были лишь музыка, танец, да они. Вот это, наверное, и зовётся счастьем!
А, потом они сбежали из клуба и пошли гулять по селу. В деревне все друг друга знали, а у Прасковьи к тому же было много поклонников, поэтому им можно было не беспокоиться, девушку будет кому проводить домой. На деревенских улочках не было освещения и потому яркие звёзды в ночном светили как-то по-особенному. Надя шла медленно, в модельных туфельках, на высоких каблучках, непросто передвигаться по деревенским тропинкам.  Егор подхватил жену на руки. Они сами не заметили, как оказались на высоком утёсе. Несколько дней назад, только днём, они уже побывали тут, но ночь меняла привычные очертания. С утёса был необычайно красивый вид на реку, а сейчас, в ночи, река блестящей лентой вилась внизу и звёзды отражались в её неспешных водах.
- Как хорошо, как хорошо дома, - промолвил Егор. – Я так давно не был в родных местах, считай, как в армию призвали, так и не бывал в деревне. По началу, конечно, тосковал, а потом привык, освоился: сначала служба в армии, потом учёба в училище. А, вот теперь приехал домой и понял, как соскучился по всем.
- У вас тут очень хорошо, - сказала Надя, - я уже говорила, что места просто необыкновенные!
- Да, хорошо у нас, жаль расставаться со всем этим, но на следующей неделе надо уезжать.
- Значит собираем чемоданы? – спросила она.
- Собираем, но не все. К месту службы я поеду один, а вы с Алёшкой останетесь здесь, у родителей.
- Как же так, Егор! Почему мы должны остаться в деревне?
- Видишь ли, Надюша, у меня распределение в Западный военный округ, а время сейчас такое неспокойное. Будет лучше если вы останетесь в деревне, а через год, когда Алёшка подрастёт, я приеду за вами. Может быть к этому времени всё как-то нормализуется, определится.
- Егор, но ты ведь сам в клубе выступал и говорил, что войны не будет, что у нас с Германией заключён «пакт», что всё будет хорошо.
- Да, говорил! Я, действительно, хочу верить, что есть «пакт», и что войны не будет, к тому же по армии есть приказ не поддаваться панике и не вести разговоры о войне. Но, дорогая, осторожность не повредит. Что там будет дальше? Мы не знаем, а в деревне у родителей вам с Алёшкой будет лучше.
- Егорушка, а знаешь, как в старину говорили: «Жена за мужем, что ниточка за иголочкой». Куда ты, туда и я, так что давай мы все вместе отправимся в твою воинскую часть.
Егор в ответ только рассмеялся. Он очень любил свою жену, но в этом вопросе оказался неумолимым.
- Родная моя, поверь, мне очень нелегко с тобой и с сынишкой расставаться, но так будет лучше. Знаешь, по военной привычке, рано утром проснусь, смотрю, а ты рядышком спишь. И такая радость в сердце, вот так бы всю жизнь просыпаться вместе.
Что она могла сказать в ответ? Надя нежно прижалась к любимому, а он поцеловал её в губы долгим полным страсти поцелуем.
Дома их ждали Алёшка и свёкор со свекровью. Олимпиада Степановна, как обычно, ворчала по-стариковски, мол гуляют сын с невесткой, а ребёнок не кормлен. Хорошо, что она позаботилась о внуке и накормила малыша молочком. Молоко у них отменное, спасибо Бурёнушке. Егор не обращал внимания на материнские слова, а Наде на душе было нелегко. Оставаться одной у родителей мужа совсем не хотелось. Да что поделать?!
Все эти дни, перед отъездом, Егор проживал энергично, словно «горел ярким пламенем». Он общался с друзьями, помог отцу по хозяйству: то подчинить покосившийся сарай, то трудился на сенокосе. «Давно я не кашивал, давно не мётывал, думал уж позабыл всё, ан нет руки-то всё помнят!» - говорил он Наде.
Но, как не оттягивай, а подошёл час расставания. Он собрал все свои вещи, надел военную форму, простился с Прасковьей, с родителями, крохотным сынишкой, крепко обнял и поцеловал жену, и вышел из избы. Там у ворот его ждал дед Степан со своим Карюшкой. Та же телега повезла на станцию, прочь от родительского дома, прочь от горячо любимых людей. Надя выбежала следом. Она остановилась у калитки и пристально смотрела за медленной телегой, увозящей мужа. Как ей хотелось побежать за ним, крикнуть ему, чтоб не оставлял тут её, но она понимала, как это будет глупо выглядеть и просто следила, за уезжающим. И, вдруг, он взмахнул ей на прощание рукой, а потом телега свернула за поворот, совсем исчезнув из вида. Она постояла ещё немного у калитки и вернулась в дом. Её деревенская жизнь продолжилась.
 Она ещё больше сдружилась с Прасковьей, вместе с ней ходила на реку, в лес по ягоды и даже на сенокос, помогала родителям мужа, как умела. Приходил председатель колхоза Фома Савельевич, он предложил Наде работу учительницы в местной начальной школе. Она ответила, что подумает об этом предложении, до осени ещё было далеко.
                8
22 июня Надя и Прасковья встали рано поутру и отправились на реку искупаться. Утро выдалось чудесное. На селе люди встают ни свет, ни заря, даже в выходной. Пастухи гнали коров на пастбище, из труб шёл дым, значит хозяйки уже поставили в печь хлеб (хлеб почти все пекли свой домашний), а вокруг такая безмятежность, вторая половина июня – такая красота! Девчата спустились к реке. Они прошлись вдоль берега, мимо того места, где бабы обычно полоскали бельё и вышли на песчаный пляж.
- Какой белый песок! – с удивлением воскликнула Надя.
- Да, у нас по всему берегу такой будет, - заметила Прасковья и добавила, - вода поутру кажется такой холодной, хотя уже прошёл день Агриппины-купальницы, значит можно плавать.
- Что это за день такой?
- Так 18 июня, после него уж точно купаться можно.
Они разделись и с весёлым визгом бросились в воду. Поначалу вода показалась прохладной, но потом Надя привыкла и с наслаждением поплыла вперёд к противоположному берегу. Бедная Прасковья плавала значительно хуже и не успевала за ней. Наплававшись девчата вышли на берег.
- Ты так хорошо плаваешь, быстро! – похвалила Надю Параня.
- Это меня отец научил, - ответила она.
От этих слов сердце больно кольнуло. Она впервые, как приехала в Корабли, упомянула об отце, даже Егору она почти ничего не рассказывала о нём, муж был знаком лишь с её отчимом.
Девчата расположились на этом белом песочке, словно на курортном пляже.
- Скажи, а ты на заброшенной мельнице была? – спросила Надя.
- Нет, нет, что ты! Тебе небось Егор о мельнице рассказал.
Надя кивнула головой.
- Я таких мест боюсь, мало ли что там такое. Егор между прочим с ребятами тоже очень напугался, больше туда ни ногой.
Девчата ещё немного поболтали о том, о сём и пошли обратно. Идти с реки было легко, кажется после купания - силы прибавилось.
Дома их встретила Олимпиада Степановна:
- Фома Савельевич заходил, велел всем после обеда возле колхозного правления собраться, будет какое-то важное сообщение.
- Хорошо, мамочка, мы с Надюшей сходим, - ответила Прасковья.
На площади, в центре села, возле избы, где обычно заседало колхозное правление яблоку негде упасть. Как тогда, в клубе, собрался весь народ. Разговоры о своём: сенокос, уборка урожая, трудодни – кто о чём, забот много. И вдруг этот людской гул прервало важное правительственное сообщение: «Фашистская Германия без объявления войны напала на Советский Союз». На мгновение над толпой повисла тишина, а затем бабьи причитания, слёзы.
Война ворвалась в эту мирную и размеренную жизнь. Они вернулись в избу, неся с собой это горькое известие. Старики, тоже на мгновение притихли, а потом запричитала Олимпиада Степановна:
- Сыночек мой, Егорушка, где же ты теперь!
- Да, наш Егор там, там, где уже идут боевые действия, - сказала Прасковья.
Надя ничего не говорила, а тихо заплакала от отчаяния, что он там, и помочь ему уже невозможно.
- А, ну тише бабы! – стукнув кулаком по столу, сурово промолвил Пётр Алексеевич. - Наш Егор – военный, он Родину и нас с вами защищает и плакать незачем.
- Так ведь душа болит, как он там сыночек, родненький?
- Воюет, - коротко ответил, как отрезал, отец.
Эта боль и переживания вдруг объединили свекровь и невестку. Надя и Олимпиада Степановна, теперь вместе, позабыв былые разногласия, прислушивались к сообщениям с фронта, а они были какими-то неясными, размытыми. Наши войска воюют, держат оборону, идёт перегруппировка войск – передавало радио, никто не вспоминал о том, что собирались воевать на чужой территории, легко и быстро.
Ночью, ворочаясь в кровати, Надя думала о том, что будет дальше, что их ждёт и мысли выходили совсем невесёлые: «А, если немцы пройдут дальше, а вдруг дойдут аж до Смоленска! Нам с Алёшкой надо вернуться к маме,» - вдруг решила она и сама испугалась своего решения.
Свёкор и свекровь в штыки приняли её опасения:
- Не по нраву у нас вот и решила уехать, - обиделась Олимпиада Степановна.
- Да, что б немец к Смоленску подобрался! Не бывать этого! – возмутился Пётр Алексеевич.   
Но, Надя упёрлась на своём, и они сдались.
- Что ж поезжай к матери, - махнула в сердцах свекровь.
- Ты нам пиши, как доберёшься и вообще, - добавила Прасковья.
Свёкор взял в колхозе лошадь, запряг её в телегу и повёз упрямую невестку на станцию. Перед отъездом, они присели на дорожку. Олимпиада Степановна со слезами на глазах поцеловала на последок внука, а Надя обняла Прасковью и промолвила: «Не держите на меня обиду, я думаю так нам будет безопаснее, а как война окончится, то мы вернёмся, обязательно вернёмся, вот увидите!»
Она собрала чемодан и вещевой мешок, оставленный Егором. Старики уговаривали её взять в дорогу побольше разных продуктов, но разве можно всё унести в руках, ведь у неё был ещё Алёшка. Малышу к началу войны исполнилось всего три с половиной месяца.
На станции не пришлось долго ждать, состав подошёл быстро. Пётр Алексеевич помог невестке занести чемодан в вагон. Они ещё раз расцеловались. «Храни вас Господь,» - промолвил свёкор, поцеловал в розовую щёчку внука и вышел на перрон. Вагон, в который она попала, оказался общим и под завязку набитый людьми. Пассажиры, увидев женщину с маленьким ребёнком, потеснились. Надя присела на краешек, почти у самого выхода. Поезд тронулся, она пыталась посмотреть, где там остался отец Егора, но она сидела очень далеко от окна и с её места ничего не было видно.
За спиной у Надежды висел вещевой мешок, его лямки давили плечи, но в переполненном общем вагоне снять его было нереально. Соседи по вагону помогли ей поставить под сидение чемодан. Своего сынишку она держала на руках. Вот в таких условиях она возвращалась обратно в городок, где жили мама с отчимом, и оставалось только вспоминать, как совсем недавно они вместе с мужем ехали к его родне, в деревню под необычным названием – Корабли. Как тогда им было легко и радостно, что теперь ей казалось это было не в конце мая, а очень давно, много лет назад.