Водка

  Только я собрался выпить рюмку водки, как все это и случилось: они ползли по столу прямо на меня. Клянусь! Прямо на меня ползли три обыкновенных таракана и у переднего в лапках была белая тряпка – парламентеры. Рука моя вместе с рюмкой застыла на полпути пройденного ею расстояния. Тараканы остановились возле бутылки и зашевелили в ее сторону усами.  Аккуратно поставив рюмку на край стола, положив руки на колени, я услышал как передний (с белой тряпочкой) совершенно отчетливо произнес:
-Ну, Саша, мы к тебе.
Я огляделся по сторонам, никого, конечно, не увидел, и вернулся в безумную действительность.
-Мы официальная делегация представляющая нашу квартиру, - продолжал таракан.
-Оч-чень приятно, - голос мой дрогнул.
Tаракан тем временем положил тряпочку на стол и сказал грустно:
-Саша, начну безо всяких проволочек – погибаем мы, совсем ты уморил нас голодом.
-Не понял.
-Ты какой день пьешь?
-Э...
-Шестнадцатый, - спокойно сказал парламентер. – Из всех этих дней ты закусывал лишь пять.
-Я...
-Подожди, - он поднял левую переднюю лапку. – К примеру, неделю назад ты пил с приятелем Вовой и на столе у вас помимо водки было приблизительно сто граммов колбасы и батон, все это вы съели. Оставшиеся на столе крошки оказались для нас совершенно не пригодны, поскольку были пропитаны водкой.
-Я и не знал...
-Конечно не знал. Ты не знал и не ведал, что в этой квартире помимо тебя живет еще полны-полно живых тварей, которым нужен тот же провиант, что и тебе.
-Я думал, вы как-то по себе, - оправдывался я. – Говорят, вы пылью питаетесь.
Мне показалось, после моих слов он горестно вздохнул.
-Саша, уразумей наконец – у нас та же еда, то же питье, кроме этого зелья, конечно, - усы его страшно дернулись в сторону пустой «Столичной». – Правда, и у нас в последнее время некоторые начинают прикладываться (так сказать, под влиянием внешних факторов), но мы боремся с такими проявлениями. Нам нужна здоровая раса, мы не желаем идти вашим путем. Это путь саморазрушения!
-Правильно, - тихо подтвердил я.
-Алкоголь страшен. Вот тебе пример: несколько наших юнцов, наевшись водочных крошек, устроили жуткую свалку, не щадили даже беременных тараканиц.
Я возмущенно дернул головой и прошипел нечто; он продолжал:
-Алкоголь – бич всего живого! Ты пьешь – мы вымираем. Если б ты сейчас мог пойти с нами и посмотреть сколько загубленно тобою ни в чем не повинных малышей, стариков и рожениц, сколькие еле ползают от голода.
Я почувствовал, как по щеке ползет жгучая слеза стыда и гнева.
-А каково возвращаться каждый день домой с пустыми лапками, смотреть им в голодные глаза, в которых стоит один и тот же вопрос: пьет? Пьет, отвечаем мы. Потому, Саша, мы приползли к тебе с единственной мольбой – не губи.
-Я сделаю все, что в моих силах!
-Не пей больше, брось это гадкое занятие, - просительно произнес парламентер.
-Не могу, - я уронил голову на грудь. – Вы же знаете, я – алкоголик.
-Не верю, - отрезал таракан. – Вспомни кем ты был, какие стихи ты сочинял. Мы приводили по ночам к твоим разбросанным листкам всех (даже больных) и часами читали, читали...
-Ох! – я вплеснул в себя-таки рюмочку. – Не дави на память, не дави, все это я забыл. Я ж никому не был нужен и стихи мои... Никому!
Я заплакал, они, кажется, тоже всхлипывали, так прошла минута, потом все улеглось и я выпил еще одну рюмочку. Тараканы озабоченно зашевелили усами, я сделал им знак рукой, что все, мол, под контролем, ребята, и мы продолжили беседу.
-А вы почему у не пьющих соседей не отовариваетесь? – спросил я.
-Эх, Саша, такое время теперь настало, все разграничено, все поделено на зоны влияния и проживания. Раньше мы были один большой и дружный народ, теперь – хрен.
-Почему?
-А потому. Вот над тобой Липатовы, богатая семья, три холодильника, еда какая хочешь (если наша разведка не врет), но липатовское племя так испоганилось, что к себе ни на шаг никого, у нас с ними просто настоящая война. Мы для них оборванцы, отбросы. Они так и говорят: ползите к мусопроводу и жрите там все, что от нас остается. Во как!
-Ну и гады! Знаешь, я этих Липатовых тоже не очень.
-Это, Саша, ваши дела. Слушай дальше – под тобой старики Аникины, дед да бабка – к ним и спуститься-то стыдно, сами скоро к мусоропроводу пойдут. А если чего где перехватят, так сынку своему откладывают, придурку этому жирному.
-Я его знаю, на прошлой недели куртку ему свою продал за два литра.
-Совсем ты бестолковый, горе перекатное.
-Не начинай, - я махнул рукой, взял из банки бычок и прикурил.
-Я не начинаю, я продолжаю, - сказал таракан и уселся на папиросной пачке. – У тебя за стенкой – Грапс.
-Отличный дядька.
-Дядька-то он отличный, только вот уже пять месяцев без работы сидит, как и жена его, попробуй сунься к ним.
-Ну, мать твою, везде никак! Погоди, а за этой стеной этот, как его... Фома, что ли?
-Да он в больнице.
-С чего вдруг, он же молодой мужик, здоровый!
-Водочка – подруга ваша не разбирает: здоровый-хворый - теперь с сердцем мучается.
-Дела! Прямо замкнутое пространство.
-Прямо оно и есть, - парламентер тяжко вздохнул. – А ведь дальше по этажам, сам понимаешь, не потащишь все племя и сюда через чужие территории много не натаскаешь. Так и мрем.
Я навалился виском на стену. В голове пульсировало, тараканы увеличивались  числом и размером, и я сказал:
-Даю тебе слово, так всем вашим и передай: Сашка, мол, с завтрашнего дня с пьянкой завязывает и станет о племени вашем заботиться самым наилучшим образом. Вы чего больше всего любите?
-Нам бы хоть хлебушка, - слабо проговорил один из двух до сих пор молчавших.
-Будет вам хлеб! Лучше белый или этот, как его... обсыпанный, черный?
-Любой, Саша, любой.
Стол поехал в бок, голоса поехали следом, в глазах запылало, рядом ударили колокола забвения, в спину пихнуло...

  Утро я встретил на полу, состояние всего тела было – дрянь, к примеру, рот представлял из себя спресованную портянку. Я взобрался на стул, сел и уставился на пустую бутылку, а после побрел пить, писать, умываться. В рукомойнике лежал дохлый таракан. Таракан! Все вчерашнее мгновенно вернулось: они ко мне приползали. Я вернулся в кухню и осмотрел внимательно весь стол. Чего я искал? Следы, должно быть. Следов не было. Не было ничего кроме пустой бутылки и такой же рюмки рядом. Я задумался, а вдруг все правда и они мрут в своих щелях, пухнут от голода, вот и в ванной один валяется. В дверь позвонили, я в глазок – Липатов. Открыл.
-Здорово, - говорит он.
-Здорово. Ты чего?
-Бухаешь?
-Нет.
-Заколымить хочешь?
-Ну...
-Я холодильник купил, этаж – пятерка. Один потащишь – твой четвертак...
-Чего купил, холодильник? Четвертый?
-Так то «Стинол». А ты почем знаешь что четвертый? Короче, согласный?
Как я уродовался с этим гребанным «Стинолом» надо было видеть. Мне показалось, что Липатов его сразу с полной загрузкой продуктов на целый год вперед купил. Для зимовщиков, нет, для полярников с их оранжевой краской. А он, сука, Липатов этот, так и не помог мне ни разу, орал только, чтоб я углы не оббил. Урод! Я на последнем этаже уже хотел его на пол шмякнуть (и Липатова тоже), но как мусопровод увидел, так опять весь наш разговор с парламентером вспомнил, и дальше попыхтел. Одним словом, допер, деньги получил, домой пришел и на диван упал без чувств. Закурил и думаю: «Сейчас в магазин пойду, водки куплю, закуски. Может, водки не стану покупать, я ж все-таки слово дал братьям меньшим, совсем махоньким братьям. Братьям и сестрам. И их крошечным деткам.» Водки я все же взял, но по дешевке у цыган (деньги сэкономил), зато еды набрал: хлеба булку, колбасы ливерной, пакет суповой, сыр плавленный. Вообщем жить можно и нужно. К новой жизни идем, товарищ, выше голову! Сейчас рюмочку переверну и приготовлю праздничный ужин для всего нашего племени. Я открыл бутылку, налил полстакана и с выражением произнес:
-Ну, в последний путь савраска побежала!
Водка оказалась гадкой и совсем не водкой: что-то страшное произошло у меня внутри, словно кто-то потянул мои кишки через все поры одновременно. Я упал на пол и подумал, какой облом с ужином.
  Так я умер.

Мертвого Сашу первым обнаружили старики Аникины – принесли ему свежего молока – толкнули дверь (он часто оставлял ее открытой), а Саша  лежит у стола, обхватив живот руками и зажмурив глаза. Дед Аникин понюхал бутылку, поморщился и выматерился. Положили они Сашу на диван и пошли вызывать медицину.
А под потолком на обоях в почетном карауле замерло все племя.