Страницы воспоминаний

СТРАНИЦЫ ВОСПОМИНАНИЙ


1. КРАТКО О СЛУЖБЕ В КРАСНОЙ АРМИИ

           Из рядов Красной армии я демобилизовался осенью тысяча девятьсот пятидесятого года. Меня призвали в начале января сорок четвёртого года, так что в общей сложности я прослужил шесть лет и восемь месяцев. Пришлось поучаствовать и в боях с немецкими регулярными воинскими частями, и в разных специальных операциях на территориях Кавказа и Западной Украины. Служил я и в советских оккупационных войсках на территории Румынии.  После войны пришлось долгое время нести службу в военных городках Крыма, где испытал на себе цингу и потерял несколько зубов. Будучи военным шофёром, где я только не бывал, даже в Москве и Подмосковье. Видел, как в порту Измаила наши военачальники выгружали из кораблей и отправляли домой антиквариат, автомобили и прочий трофейный скарб. Воинская служба – это особый, отдельный мир, и двумя словами тут не ограничишься – нужен серьёзный, особый разговор.


2. КАДИЕВСКИЙ ГОРНЫЙ ТЕХНИКУМ

           После демобилизации нужно было зарабатывать на жизнь, и я устроился на шахту 9-бис электрослесарем. Шахта эта входила в комбинат «Ворошиловуголь». Ворошиловском назывался тогда Алчевск. Работал я там недолго, по август пятьдесят первого года. Надо было думать о будущем, о том, чтобы твёрдо стоять на ногах, а для этого требовался диплом. Высшее образование не потянул бы – учиться в вузе нужно долго, а у меня не было за спиной отца, чтобы он помогал финансами во время учения. Отец погиб на войне, а мать работала в колхозе на мизерной зарплате. В Кадиевке местный техникум на третий курс набирал студентов, получивших в своё время аттестат о среднем образовании, и для фронтовиков имелась льгота. Я этим обстоятельством решил воспользоваться, подал документы на специальность «Горный техник-электромеханик», выдержал собеседование на знание основных предметов, и был зачислен.
           Во время трудовой деятельности на шахте 9-бис я познакомился с Любой Божко, которая работала там старшей табельщицей, и, будучи студентом техникума, на ней женился.
           Годы учёбы пробежали быстро. Диплом я получил второго ноября пятьдесят третьего года. Нужно сказать, что с жильём в те годы было туго. Чтобы выпускники по окончании учёбы не требовали предоставления им жилья, направление на работу в основном давали по месту жительства. Меня направил учиться в техникум комбинат «Ворошиловуголь», туда же, в один из угольных трестов, и нужно было устраиваться на работу. Пришлось солгать, что я проживаю не в Ящиково, где жила моя мать, а в Дебальцево, а этот город находится в Донецкой области, и туда техникум не имел права распределять выпускников. Это означало, что мне должны были предоставить квартиру как особо нуждающемуся.


3. РАСПРЕДЕЛЕНИЕ

           Техникум я окончил с отличием. Занимался не так, как многие поступившие на учёбу после десяти классов, а по-настоящему. Для себя учился, поэтому и знания получил хорошие, твёрдые. 
           На заседании специально созданной «Комиссии по распределению», меня спросили: «И куда же Вы, молодой человек, желаете ехать на работу?» На стене в их кабинете висела карта Ворошиловградской области. Я долго водил по ней пальцем, переходя от города к городу, особенно в той стороне, где расположен город Ровеньки, и случайно ткнул в точку, сверху которой было написано: Свердловск.
           Члены комиссии согласились с моим выбором. Я спросил: «Скажите, а как туда добраться?» Мне ответили: «Ты же из Дебальцево, так что на местном железнодорожном вокзале садись на поезд, а уж он как-нибудь довезёт тебя до станции Должанская».



4. ПУТЬ В СВЕРДЛОВСК

           После окончания обучения в техникуме и получения диплома, я немного отдохнул дома, у матери, дней двадцать, не больше, и сел на пассажирский поезд «Дебальцево – Зверево». Меня провожали мать и молодая жена Люба – её я пока с собой не брал, так как неясно было, где придётся жить. Они плакали, точно их сын и муж уезжал куда-то в Тьмутаракань, а не в город, расположенный всего в ста километрах от дома. Правда, в этом Свердловске до той поры я не был ни разу, и что там за местность, не представлял.
           Поезд остановился на станции Ровеньки, и я там чуть было не сошёл. Многие знакомые-ящиковцы, в основном женщины, там выходили, так как их мужья работали где-то неподалёку. Однако направление указывало на Свердловск, и я поехал дальше. От одиночества стало горько и неуютно, точно я ехал исполнять какое-то наказание, а не на работу.



5. В СВЕРДЛОВСКЕ

           Сошёл я на станции Должанская, она оказалась недалеко от Ровенёк, километрах в двадцати. В руках нёс чемодан – большой фанерный, трофейный, предмет особой гордости. Люба и мама сложили в него самое необходимое из носильных вещей, бритву и разные мелочи, а также сало и ещё какую-то еду, которая не испортилась бы в дороге. 
           Встал я с поезда, неспешно тащу на себе этот чёртов чемодан – а он тяжеленный – и спрашиваю первого встречного, какого-то мужика: «Уважаемый, скажи, где здесь можно сесть на такси?» А тот и отвечает: «Такси? Вон там, за путями, около школы останавливается какое-то такси. Цыганское такси».
           Оказалось, что это бричка или линейка – уже точно не вспомню. Стояла она около школы, теперь это школа №3 города Свердловска, да наверно, и тогда она имела тот же номер.
           Происходило это в самом конце ноября пятьдесят третьего года.
           Взял я свой чемодан в руки, и стал переходить через железнодорожные пути, а это всё-таки большая станция, и путей там немало. Со мной шла ещё одна молодая женщина с мешком лука в руках. Она мне подсказала, что одна из линеек, что стоят около школы, будет ехать по маршруту до шахты №14.
           Забегая немного вперёд, скажу, что до шахты имени П.Л. Войкова, где я потом работал в течение многих лет, не ходил никакой транспорт, даже конный. Асфальтового покрытия на улицах не было. Первый асфальт настелили уже при мне, в пятьдесят четвёртом или пятьдесят пятом годах.
           Но продолжу. Уже глубокой ночью я приехал в так называемый «Дом приезжих», что находился недалеко от комбината «Свердловуголь». В этом доме впоследствии жили директор шахты имени П.Л. Войкова Лев Сергеевич Сергеев, и Гольдин, главный механик комбината. В этот «Дом приезжих» я от шахты №14 пришёл пешком. Чемодан еле нёс – настолько он был тяжёлый. Всюду грязь по колени. Пришёл выпачканный по уши.


6. В КОМБИНАТЕ «СВЕРДЛОВУГОЛЬ»

           Утром, приведя себя в порядок, я прибыл в отдел кадров комбината. Там стали спрашивать, куда хочу устраиваться на работу, на которую из шахт.
           Оказалось, что есть место на шахте «Провальская». Слово «провалье» меня не на шутку испугало.
           Думаю: «Боже мой! В комбинате «Ворошиловуголь», где я несколько лет назад работал, названия шахт хоть как-то связаны были с добычей угля, а тут – страшное дело! – какое-то провалье… Название-то какое: как будто всё там проваливается!»
           Затем директор Центральных электро-механических мастерских (ЦЭММ) комбината (будущего Свердловского Ремонтно-Механического завода) стал приглашать к себе на работу. Но не срослось.


7. ШАХТА ИМЕНИ ПЕТРА ЛАЗАРЕВИЧА ВОЙКОВА
 
           И, наконец, оформили меня на шахту 1-2 имени Петра Лазаревича Войкова. Мы в те годы многого не знали. Этот Войков, как впоследствии стало известно нашему народу, будучи в своё время комиссаром снабжения Уральского Совета, голосовал за расстрел царя Николая Второго и участвовал в расстреле царской семьи, за что и был девять лет спустя убит монархистом Борисом Ковердой в Варшаве, где Войков служил полномочным дипломатическим представителем СССР.         
           Шахта имени П.Л. Войкова являла собой конгломерат из двух шахт: одна из них была наклонная, находившаяся там, где потом достроили западную часть улицы Пятитысячной (ныне она имени Безгребельного). На этой "наклонке" в своё время директором работал Терехов, отец наших соседей на улице ИТР (ныне – имени Жилова) Юрия и Валерия Тереховых и муж их матери Веры Ивановны Тереховой. Сам Терехов ко времени моего приезда в Свердловск умер, а этой шахтёнки уже не существовало – она закрылась, а вторая шахта работала и добывала антрацит, но по-прежнему в названии 1-2 Войкова "наклонка" сохранилась. Рядом с улицей ИТР (это странное название расшифровывалось просто: улица Инженерно-Технических Работников), так вот, рядом находился вентиляционный ствол наклонной шахты, в нескольких десятках метров от дома, где жила семья Михаила Ивановича Шапоренко, – он впоследствии работал директором шахты имени П.Л. Войкова. Рядом с вентиляционным стволом жила также семья Крыцких.
           Но я опять отвлёкся. Получилось так: главного механика шахты имени П.Л. Войкова направили в Брянскую область на восстановление сельского хозяйства, в одну их образовавшихся тогда машино-тракторных станций (МТС). Соответственно, после образовавшейся вакансии, главный энергетик шахты перешёл на должность главного механика, а я стал главным энергетиком, правда, ещё совсем «зелёным», необстрелянным, да и вообще по шахтным меркам ещё не специалистом. Но я не был таким уж молодым, – почти семь лет прослужил в армии, воевал. Мне исполнилось двадцать восемь лет, я окончил техникум с отличием, поэтому руководство комбината решило попробовать новичка сразу на должности главного энергетика.
           Пришёл я на шахту и приступил к работе не без робости. «Старики»-слесари говорили попервах: «Что это за пацана к нам прислали?»  Я с ними беседовал, старался не ссориться. Теорию я знал неплохо, так как в техникуме, чтобы получить хороший диплом, учился на совесть, вникал в науки, доходил до всего сам, ставил себе задачу понять, что к чему.
            «Старикам» говорил: «Если я окажусь плох, то вам тоже легче не станет. Или мы вместе будем работать: вы «старики» и я – молодой, или шахта проиграет от наших склок, а значит, – проиграете и вы, в том числе и в зарплате. Вам это нужно?» Все эти трения касались только специальности, в которой они как практики знали дело значительно лучше меня. Некоторые «старики» ругались: «Ты не разбираешься ни черта». Им не нужно было теоретически доказывать, как работает сеть шесть киловольт, они и так это знали прекрасно, на практике. Некоторые сети на шахте имели напряжение три киловольта, а некоторые – шесть. Собственно говоря, для слесаря-энергетика разница в этом небольшая: на лавах использовалась сеть напряжением три киловольта, а на подъёмах – выше.
           В общем, со «стариками» общий язык я нашёл. Говорю им: «Давайте не будем скандалить. Там, где я буду «хромать», спрошу у вас совета. Давайте делать общее дело».
           Я старался и впредь со «стариками»-слесарями общаться уважительно, не позволяя им выпячивать себя, представлять из себя «крутых», находил с ними по возможности общий язык. Правда, сначала я всё-таки поддался давлению «стариков», но потом засел за учебники, поднял свой теоретический уровень, а в будущем выделил группу грамотных специалистов, не имеющих негативного гонора, и с их помощью переломил ситуацию в свою пользу. 


8. ИСТОРИЯ ИЗ ЖИЗНИ, ПОХОЖАЯ НА АНЕКДОТ

           Работал у меня в энерго-механической службе хороший слесарь, Иван Андреевич Рябцев. О нём могу рассказать немало интересного.
           В то время я как специалист и руководитель уже более-менее освоился. Рябцев у меня стал правой рукой.
           В службе шахтного подъёма, на клетевом стволе работала машинистом подъёма одна женщина. У неё с Иваном Андреевичем сложились близкие отношения. Мы особо не замечали этого, да и работа в нашей службе довольно напряжённая, на разные личные дела обращать внимание не имелось никакой возможности, да и желания тоже – оказывают люди друг другу внимание, и слава Богу, как говорится.
           Но жена Рябцева возмутилась, и даже очень. Она пришла к директору шахты и сказала: "Мой муж за****овал. Пусть профсоюз его «прочистит» как следует".
           Директор не мог не отреагировать на этот вопиющий сигнал.
           Однажды утром по указанию администрации и профсоюза в помещении службы главного энергетика собрались машинисты подъёма (а это женщины), машинисты насоса (так называемые «водяные», и это тоже в основном женщины), и слесари подземные (а это, конечно, мужчины).
           Иван Андреевич почему-то на собрании не появился, но нужно было начинать, и председатель профсоюза выступил с речью, в которой стал Ивана Андреевича за глаза "чехвостить" по полной программе: мол, совесть этому мужику надо иметь, что же это такое, ведь нарушаются нормы социалистического общежития, и дальше в таком же духе. В общем, пропесочивает как полагается.
           Муж этой злополучной женщины трудился у нас сварщиком. Так получилось, что он в основном ходил по первым сменам, с утра, а его жена работала по разным сменам, в том числе и по ночным. Его могли вызывать и в другие смены, на устранение аварий согласно заявок участков по добыче угля, но это случалось нечасто.
           Жена сварщика на собрании во всём повинилась и сказала торжественно: "Этот сукин сын Рябцев меня трахает три года, практически насилует, да ещё и прямо на рабочем месте".
           Зал хохочет. Раздаются возгласы: "Да тебе-то хоть хорошо было или нет?"
           Женщина задумалась и выдала: "Бывало и хорошо, но редко. Он, мерзавец, на рабочем месте меня трахал, а вы знаете, что это всего-навсего кресло, и мне на нём было не очень удобно, он мог бы и побеспокоиться о лучших условиях. Нужно его наказать, лишить премии".
           Зал не успокаивается: "И ты три года терпела эти плохие условия, и молчала? Какое же это насилие?"
           А она: "Но иногда же всё-таки хорошо было! А он всё равно мерзавец, он злостно нарушал нормы социалистического общежития, со мной изменял своей жене, а она хорошая женщина, я её знаю".
           Жене Рябцева дали слово, и она сказала: "У нас намечается домашняя экзекуция, потому что три года – это слишком много".
           Кстати, между собой женщины не подрались, а препирались вполне цивилизованно. Машинистка подъёма дала клятву, что Рябцева допускать к себе больше не будет.
           Вся эта история не кончилась ничем. Кстати, Иван Андреевич на это пропесочивание не явился потому, что по пути на шахту попал в аварию на мотоцикле, и жена его потом долго выхаживала, сидела у постели.
           Злые языки уверяли, что машинистка подъёма и жена Рябцева помирились и стали лучшими подругами, и многие годы семьями ходили друг к другу в гости. Но я того сам не видел, а чего не видел, о том говорить не хочу. 


[Март 2015]