Переход волжских казаков на Яик

Доподлинно неизвестно когда казаки впервые появились на Яике. Так, оренбургский чиновник П. И. Рычков (1712 – 1777) в своей Топографии Оренбургской губернии привёл сказание самих яицких казаков, согласно которому это событие относилось к временам Тамерлана (1395 г.).

«… был некто из донских казаков именем и прозванием Василий Гугня, – повествовал Пётр Иванович, – сей прибрав себе в товарищество тамошних казаков человек с тридцать, в том числе был один татарин, отлучился с Дону на промысел или паче для воровства и, сделав лодки, тако ж и запасу наготовя, сколько было надобно, сначала выехали на Каспийское море, где они в камышах всё лето пробыли, производя свои промыслы, и дошёл до устья, до протоков реки Яика, коими она в помянутое море  впадает, пошли по ней вверх. Усмотря же, что оные места глухие, незаселённые, а притом и лес имеющие (знатно, что тогда лесу там было довольно, хотя ныне оного весьма уже мало), рассудили, как ту реку, так и оные места иметь себе убежищем и пристанищем. Препроводя ж тут первую зиму, по вскрытию воды паки на судах убрались и на первый свой промысел поехали; и будучи на море, разбивали и грабили многие купеческие суда с разными товарами до самой осени, а к зиме паки в реку Яик возвращались и так несколько лет в том своём промысле упражнялись, подаваясь от устья реки Яика вверх с места на место» [Рычков, с. 150].

Однако, по ходу повествования данного сказания выясняется любопытный факт. Оказывается, когда атаман Василий Гугня обживал берега реки Яик, от неё «не очень далеко есть российские города Астрахань и другие» [Там же, с. 152]. Таким образом, казаки впервые приплыли на Яик после занятия русскими войсками Астрахани (1554 г.). Берега Яика были незаселённые в те годы, по утверждению князя Курбского, потому что «послан был Богом мор на Ногайскую орду». Если же будем рассматривать более ранние годы появления на Яике казаков, например, в первой половине XVI века, то они там должны были встретить очень большое количество воинов Ногайской орды, потому что «было число их подобно песку морскому»  (См.: Курбский, 2001).   

Уральский историк и поэт Ахилл Бонифатьевич Карпов (1867 – 1911) считал, что «не только Гугня, но и последующие, переселявшиеся на Яик, казаки были не донцы, а жители северных русских областей, те же ушкуйники, называвшиеся при царе Иване Грозном волжскими казаками». Считалось, что торговый путь по Волге был непрерывно под их контролем. Именно, с Волги казаки совершали свои походы на Дон и Яик. «И если примем 1550 год за время первого появления казаков на Яике, – писал Карпов, – то едва ли отступим от истины» [Карпов, 1911. С. 46].   

Тот же Карпов высказал мнение, «что казаки, особенно мещерские, ещё до взятия Казани и тотчас после ея взятия гуляли на Волге и громили ногаев» [Там же, с. 853].

Учитывая, что А. Б. Карпов неоднократно ссылался на С. М. Соловьёва (1820 – 1879), мне то же хочется процитировать этого авторитетнейшего русского историка, профессора (1848), ректора (1871 – 1877) Московского университета, автора многотомной Истории России с древнейших времен.

«По Волге каждое лето проходило 500 судов больших и малых, – писал Сергей Михайлович, – с верхних частей реки до Астрахани, за солью и рыбою, но суда эти от самой Казани до Астрахани должны были плыть чрез страну пустынную; место на Переволоке, там, где Волга находится на ближайшем расстоянии от Дона, славилось разбойниками; англичане пишут, что с тех пор, как Астрахань и Казань подпали под власть русского царя, разбойников здесь стало меньше; но потом мы встречаем русские известия о казацких разбоях на Волге, о вреде, который они причиняли торговле» [Соловьев. Т. 7. Гл. 1].

Как – то не совсем логично получается: англичане отмечали снижение разбойников на Переволоке после 1554 года; русские летописцы, наоборот, стали чаще писать о казацких разбоях на Волге. Вероятно, восприятие одной и той же ситуации англичанами и русскими, было неоднозначным. Характер войны того времени свидетельствовал о том, что многие факты, зафиксированные хроникёрами в летописях, и по сегодняшним понятиям носившие признаки грабежа, в эпоху средневековья были общепринятыми методами ведения войны. В той же Европе, старинные замки «одичавших» рыцарей, иногда, превращались в опорные пункты для систематического грабежа соседей и проезжающих. Например, в т. н., немецких рыцарских романах XVIII века, даже появилось определение «раубриттер» – это рыцарь – разбойник или барон – разбойник. Оно означало рыцарей или особ рыцарского происхождения, участвующих в налётах и грабежах на проезжающих вблизи от их замков купцов и путешественников. Поэтому, если англичане написали, что на Переволоке стало меньше разбойников, значит, так оно и было на самом деле.      

По волжскому водному пути, от Крымского хана через Астрахань на Казань шли торговые суда со снаряжением и оружием, которое  также использовалось ногайцами в набегах на Московское государство.  Князь Андрей Курбский писал: «И не с одним царём воевали, но сразу с тремя великими и могучими царями, то есть с крымским, казанским и князьями ногайскими! С помощью и благодатью Христа, Бога нашего, как раз с той поры отражали набеги всех троих, во многих битвах разбивали, славными победами украшались…» [Курбский, 2001].

Казаки не были разбойниками; казаков правильнее позиционировать с каперами, которые своими действиями подпадали под Призовое право – отрасль морского права, регулировавшую отношения по поводу частного имущества, при известных обстоятельствах захваченного воюющими на море или в пресных водах (корабль или груз). Призом называлось как это имущество, так и сам акт («захват»). Волжские казаки «зипуны добывали» на территории, подконтрольной противнику. После присоединения Казани и Астрахани к Российскому государству, водный путь между ними шёл по территории Ногайской орды. Там, где протекала речка Камышинка…

Каперы – частные лица, которые с разрешения верховной власти воюющего государства использовали вооруженное судно (также называемое капером, приватиром или корсаром) с целью захватывать торговые корабли неприятеля, а в известных случаях – и нейтральных держав. То же название применяется к членам их команд.

Наиболее известные из каперов: британец Фрэнсис Дрейк (1540 – 1596), ставший впоследствии вице – адмиралом королевского флота, и турок Хайреддин Барбаросса (1475 – 1546), который командовал магометанским флотом, был правителем Алжира, а затем стал адмиралом Оттоманской империи. Начиная с 1569 года, голландские каперы, известные в истории под именем гёзов, скитались по всем морям, повсюду захватывая купеческие корабли, но, главным образом, отправлялись к мысу Доброй Надежды для нападения на испанские суда во время их пути в Ост – Индию.

Надо заметить, что новости о каперах не были в диковинку для России. Например, российский историк Николай Михайлович Карамзин (1766 – 1826) считал осведомлённость русских царей, в вопросах европейской политики XV – XVII веков, достаточно высокой:

«Так со времён Иоанна III, – утверждал Карамзин, – Первоначальника Державы Российской и государственной её системы, Цари наши уже не чуждались Европы; уже всегда хотели знать взаимные отношения Государств, отчасти из любопытства, свойственному разуму деятельному, отчасти и для того, чтобы в их союзах и неприязни искать непосредственной или хотя определенной выгоды для нашей собственной Политики» [Карамзин, т. 9. гл. 5].

В отличие от иностранных каперов, новгородские ушкуйники не плавали по всем морям, а промышляли на реке Волге, которая с нашествия Мамая, была фактически под контролем Золотой Орды. Как известно, до Великого Новгорода татаро – монголы не дошли, и он считался «вольным» городом. Новгородские купцы вели морскую торговлю с западными странами, а по Волге – реке, с русскими удельными княжествами и с Золотой Ордой. Вот, они и нанимали ушкуйников для обеспечения безопасности своих судов, а также для устранения конкурентов. Потому то, новгородских ушкуйников можно называть русскими каперами. Волжские казаки, как и новгородские ушкуйники, также занимались каперством, в рамках «священной» войны, которую вела Россия с соседними магометанскими государствами. Таким образом, рассматривать волжских казаков, как обычных разбойников, не следует. Волжские казаки, прежде всего, были воины, защищавшие веру православную и землю Русскую от врагов – басурманов. Вот, и в народных преданиях говорилось о казаках – «лыцарях», а не о казаках – разбойниках  с «большой дороги».

«Раздолье было на матушке Волге, – писал Карпов, – ещё раздольнее было тогда на синем море Хвалынском… И повсюду гладкие воды и Волги и моря бороздили тогда лёгкие «струги разснаряженные» – воровские кораблики» [Карпов, с. 67].

К сожалению, термины «вор» или «воровской», многих историков сбивали с толка и уводили в сторону от правильного восприятия ситуации. Судите сами, «воровской кораблик» можно считать разбойничьим или пиратским судном, хотя, на самом деле, это не более, чем корабль «непослушных» людей или «ослушников», не подчиняющихся московским властям. «В то время, то есть в XVI и XVII вв. слова воровать и воровской означали ослушный, – писал в примечании Савельев. – В грамоте от 16 ноября 1582 года Строгоновым Иван Грозный писал: от тебя из острогов Ермак с товарищи пошли воевать Вогулич, а Перми ничем не пособили, и то все сталося вашим воровством (ослушанием) и изменою… В п. 69, 21 гл. Уложения царя Алексея Михайловича говорится: «А буде убойца учнет говорити с пытки, что убил не умышлением в драке пьяным делом, и того убийцу, бив кнутом, дати на чистую поруку с записью, что ему впредь так не воровать», т. е. не преступать или не ослушиваться закона. За воровских казаков на Дону и на Волге слыли те, которые не подчинялись ни Главному Войску, ни Москве» [Савельев, с. 247].

Иван Грозный в своих грамотах часто называл казаков «ворами», но это были не более, чем дипломатические уловки московского царя, например, в личной переписке с враждебным соседом – ногайским князем Урусом. Обвиняя Уруса во лжи и коварстве, Иван Грозный открыто угрожал ему войною и называл погромщиков Сарайчика «наши казаки»:

«И нам впередках мочно терпети такие ваши неправды и такое кроворозлитье от ваших людей нашим людям починилося, и преж сего наши казаки из Астрахани немногие без нашего ведома ходили и что наши казаки над вашим Сарайчиком учинили то вам самим ведомо; и то мы за такие ваши неправды и грубость перед нами повелим и вас самих воеват и ваши улусы казакам же Астраханским и Волжским и Донским и казанским и мещерским и над вами над самими досаду и не такову учинят и нам уже нынеча казаков своих уняты не мочно, а к вам ныне последнее приказали есмя с служилыми татары и свою грамоту к тебе к Урусу князю послали есмя что нам своих послов за такие ваши неправды вперед к вам посылати нельзя» (Моск. Арх. Мин. Ин. Дел, дела ногайские, кн. 10, 1581 – 1582г., № 65) [Карпов, с. 852].

Как видим, царь Иван Грозный упомянув в письме казаков: Астраханских, Волжских, Донских, казанских и мещерских, ни словом не обмолвился об Яицких казаках, что подтверждает факт появления казаков на Яике после 1581 – 1582 гг. Присутствие на Яике, в те годы, «воровских» казаков было также сомнительно. Без поддержки российского государства они не смогли бы противостоять ногайским князьям. Какими бы малочисленными не были ногайские улусы, но справиться с отдельными шайками разбойников они, несомненно, смогли бы. Миф о «воровских» казаках нужен был для отвода глаз иностранным послам, которых раздражала экспансия России на Восток. Получалось, как будто не российский царь завоёвывает ханства бывшей Золотой Орды, а кучка казаков – разбойников, на которую никто не имеет действенной управы.

Далее, А. Б. Карпов привёл фрагмент царской грамоты от 27 сентября 1581 года «к астраханскому воеводе и к дьякам Петру Федорову с товарищи», в которой было дано приказание, что нужно сказать князю Урусу о грабеже его послов и столицы Ногайской орды города Сарайчика:

«А будет отпишет к нам Урус что наши казаки у него Сарачик сожгли и на Волге послов его побили, и он бы послал к нам и выб отписали, что наши казаки на Сарайчик не хаживали, а воровать на Сарайчик приходили беглые казаки которые бегая от нас живут на Тереке на море на Яике а и на Волге казаки донские пришед с Дону своровали и наших детей боярских и мы тех воров сыскивать велели, а сыскав их казнить велим» (Там же, л. 247) [Там ж, с. 852].

Как видим, царь Иван Грозный давал однозначный приказ астраханскому воеводе и дьякам: всю вину за разгром Сарайчика волжскими казаками, переложить на выдуманных «беглых казаков», которые живут, якобы, по запольным рекам Тереку и Яику, а воровать ходят на Волгу. Эту выдумку вбросили в горнило информационной войны, которую развернули тогда западноевропейские страны против России. Главным инициатором в ней был польский король Стефан Баторий. Вероятно, неслучайно в польских документах летом 1581 года упоминается и «Ермак Тимофеев, казацкий атаман». Разве мог бы «беглый казак» и «воровской атаман» Ермак Тимофеевич, угнавший у ногайцев табун лошадей, вдруг появится на литовской границе? Как правильно подметил Е. П. Савельев: «Всё это делалось с ведома царя, зорко следившего за ходом событий» [Савельев, с. 254]. Поэтому можно констатировать, что волжские казаки были «государевы люди», а не разбойники и воры, которыми их пытались представлять впоследствии многочисленные историки и писатели. Тот же, Савельев поддерживал эту версию: «Теперь нам остаётся решить вопрос: кто был Ермак? Природный ли донской казак или беглый из Московского государства, как думают многие» [Там же, с. 251]. Стараясь, всячески, причислить атамана Ермака к донским казакам, он рьяно пропагандировал, якобы существовавшее при Иване Грозным, единство донских и волжских казаков. Действительно, было единство казаков, ведь, они осуществляли одни цели и выполняли одни задачи, определённые для них московскими царями.

Например, Е. П. Савельев писал: «… донской атаман – Ермак. Усиленный новыми партиями казаков, он пошёл на Волгу. Это было в то время делом обыкновенным. Донские и волжские казаки составляли одно войско; часто переходили с одной реки на другую. О несогласиях Ермака с другими донскими атаманами говорит и А. Попов в своей истории о войске Донском, изданной в 1814 – 1818 гг., добавляя, что Ермак по поручению войска охранял границу со стороны Астрахани и нередко ходил на Каспийское море, разбивал персидские торговые и посольские суда, шедшие вверх по Волге, на что Грозный царь сильно гневался, так как очень дорожил торговыми сношениями с Персией и Бухарой. » [Там же, с. 244 – 245].

«На Волге перед этим господствовали казацкие атаманы Иван Кольцо, Богдан Барбоша, Никита Пан и др., – писал Савельев. – Первые два навлекли на себя царскую опалу за нападение и ограбление на волжском перевозе близ Соснового острова ногайских послов и боярского сына Василия Пелепелицына. Царь приказал переловить их и казнить, о чём послал грамоты в Казань, Астрахань и во все украинные города» [Там же, с. 254]. Как бы в подтверждение этому в книге А. Б. Карпова приводится архивный документ, в котором очевидец рассказал о том происшествии:          

«И отпустил их Урус князь и все мирзы послов своих к государю послали, а всего де ногайских послов было с ними и тезиков (купцов) визюрских и хивинския земли шестьдесят семь человек и лошадей с ними было с семьсот лошадей. И нам они пришли с ногайскими послы под Сосновый остров на Волгу на перевоз, и на перевозах и на Волге казаки Иван Кольцо да Богдан Барбоша да Микита Пан да Сава Болдыря с товарищи почали ногайских послов и тезиков перевозити по прежнему обычаю, кабы добрым делом, а детем боярским Василью Пелепелицыну с товарищи и им служилым татаром Баикешу с товарищи говорить почали, что они наперед перевезут татарскую рухлядь и татар с половину; и пришли с обеих сторон Волги на них многие люди, и детей боярских и их громили и переграбили и они служилые татарове утекли у казаков вверх по Волге пониже Лопатина острову, а дети боярские Василий Пелепелицын с товарищи чаят утекли, а нагайских послов и тезиков переграбили и самих переимали, а на дороге они слышали у мордвина, что дети боярские утекли на Алатырскую украину» (Дела Ногайские, кн. 10, лл. 141 – 142) [Карпов, с. 853].

Чтобы понять, почему казацкие атаманы активизировали деятельность на Волге, совершили поход на столицу Ногайской орды, разгромив Сарайчик, а потом, ещё, перебили ногайских послов, вернёмся назад и рассмотрим дипломатические отношения России с её давним врагом – Крымом.

«Желая, если не союза, то хотя мира с Девлет – Гиреем, – писал Карамзин, – уже слабым, издыхающим, Иоанн не переставал сноситься с ним чрез гонцов, если не уступал, то и не требовал ничего, кроме шертной грамоты и мирного бездействия от Хана. Девлет – Гирей умер (29 июня 1577), и сын его, Магмет – Гирей, заступив место отца, весьма дружелюбно известил о том Иоанна; сделал ещё более: напал на Литву, разорил и выжег немалую часть земли Волынской, исполняя совет Вельмож, которые говорили, что новый Хан должен ознаменовать своё воцарение пожарами и кровопролитием в землях соседственных» [Карамзин, т. 9, гл. 5].

Вот, по сути, и ответ на вопрос: почему казаки на Волге стали упоминаться в документах с 1576 года (по Ригельману). Вероятно, к этому времени царь Иван Грозный смог добиться от крымского хана Девлет – Гирея «мирного бездействия» и, наконец, приступил к колонизации земель Ногайской орды в междуречье Волги и Яика. После заключения Ям – Запольского мира – мирного договора сроком на 10 лет, заключенного между Российским государством и Речью Посполитой 5 (15) января 1582 года, Иван Грозный приступил к широкомасштабной экспансии на Восток, направив в Сибирь ратных людей, именуемых в царских грамотах, как «волгские атаманы и казаки, Ермак с товарищи».

Молодой русский царь Иоанн Васильевич в 1549 году создал Посольскую избу, в функции которой вменил ведение военно – политической разведки. Примечательно, что после 1550 года ногайские улусы на степных берегах Яика, периодически начинают тревожить отряды волжских казаков. В это же время, при непосредственном участии царя Иоанна IV Васильевича, получает мощное развитие тайная дипломатия. Царь Иван ещё не Грозный, но уже мудрый политик, умело ведущий дипломатическую игру со своими воинственными соседями, окружавшими Русское государство с запада, юга и востока. Соседи Руси, на протяжении длительного времени, совершали нападения на её территории: западные: с целью захвата земель и городов, а южные и восточные: для грабежа и захвата пленников. Вероятно, этим и было обусловлено появление казаков вдоль границ Русского государства.

Основной задачей дьяков Посольской избы являлось ведение переговоров с иностранными послами. Когда словесная дипломатия не приносила Руси желаемого результата, то начинали «стрелять пушки». Рейды казаков, о которых говорилось выше, как раз и были теми самыми пушками, которые начинали стрелять ещё до официального объявления войны. Как правило, опустошительные казачьи рейды производили сильнейший эффект на мировоззрение неприятеля, который тотчас отправлял в Москву послов для ведения переговоров с русским правительством.

Примерно с середины 1560 – х годов, центральные правительственные ведомства – «избы» начинают именоваться «приказами». Посольская изба стала именоваться Посольским приказом.

Первоначально Посольскую избу возглавлял безродный подьячий Иван Михайлович Висковатый, который впоследствии стал дьяком, а затем получил звание «печатника», то есть канцлера. Тем самым царь Иоанн IV давал всем понять, что руководство внешней политикой Руси он оставлял за собой и решал связанные с нею вопросы сообща с Боярской думой, а «подьячий» заведовал только канцелярией. Однако круг обязанностей или интересов Висковатого был весьма разнообразен. Сюда также входил сбор различной информации об иностранных государствах, окружавших Русь. Иван Грозный высоко ценил разведывательную информацию Посольского приказа, агентами которого числились многочисленные российские купцы, в том числе знаменитые промышленники Строгоновы. К сожалению, в годы опричнины, дьяк Висковатый был уличён в измене и казнён (1570 г.).

Во второй половине XVI века был образован Приказ Казанского дворца, осуществлявший административно – судебное и финансовое управление территориями, главным образом, на юго – востоке России: Мещерой и Нижегородским уездом (до 1587 года), Казанью со Среднем и Нижнем Поволжьем и Башкирией (со времен присоединения и до начала 18 века), городами бывшего Астраханского ханства (в 17 веке перешли в ведение Посольского приказа), Урала и Сибири (с 1599 по 1637 гг.). Приказ Казанского дворца контролировал местную администрацию, руководил составлением ясачных окладных книг и сбором натурального ясака с нерусского населения, который доставлялся в Москву. Был ликвидирован в связи с образованием в 1708 году Казанской губернии.

Приказом Казанского дворца с 1570 по 1587 годы руководил дьяк Андрей Яковлевич Щелканов (умер около 1597 года), который с ноября 1574 по июнь 1594 годов возглавлял также и Посольский приказ. Таким образом, можно предположить, что два главных царских приказа были нацелены на выполнение общей задачи, поставленной Иваном Грозным: присоединение к Российскому государству новых восточных территорий. Однако с той лишь разницей, что Посольский приказ занимался внешнеполитическими делами, в том числе тайной дипломатией на территориях иностранных государств, а Приказ Казанского двора заведовал внутренними делами, на вновь присоединённых к России, территориях.  Кстати сказать, на Алатыре сторожевую и станичную службу несли казаки приказа Казанского дворца.   

До наших дней сохранилось несколько грамот, посланных царём Иваном Грозным пермским промышленникам Строгоновым. Например, 1572 года, августа 6 – Грамота царя Ивана Васильевича в слободку на Каме Якову и Григорию Строгоновым о посылке ратных людей для приведения к покорности черемисов и других народов, производивших грабежи по реке Каме, в которой было дано указание о приглашении на службу казаков:

«И как к вам ся наша грамота придет, и вы б жили с великим береженьем. А выбрав у себя голову добра да с ним охочих казаков, сколько приберетца, со всяким оружьем, с рушницами и с саадаки, да и остяков и вогулич, которые нам прямят, с охочими казаки, которые от нас не отложились, велели прибрать, а женам их и детем велели быть в остроге. А как голову выберете, да и охочих людей стрельцов и казаков велели переписати на список; а сколько остяков и вогуличь охочих людей зберетца, и вы б то велели ж писати на список же, по имяном; и разобрав их по статьям, хто с коим оружьем, и сколько тех охочих людей и остяков и вогулич всех на наших изменников в собранье будет, да оставя у собя противень, а с того имя иного списка списав, прислали за своею печатью, с кем будет пригоже, к нам на Москву в приказ Казанского дворца к диаком нашим Ондрею Щелканову да х Кирею Горину, чтоб нам про тот их збор было ведомо. Да те бы есте головы, о стрельцы, и с казаки, и с остяки и с вогуличи, посылали войною ходити и воевать наших изменников, на черемису, и на остяков, и на вотяков, и на ногаи, которые нам изменили, от нас отложились. А которые наши изменники учнут приходити на слободцкие места войною, и те б охочие люди на тех черемиских людей приходили, чтобы им повоевати, а себя от них уберегати и от них отходить самим бережно и усторожливо. А одно лично б им наших изменников черемису, и остяков, и вотяков и ногаи, которые нам изменили, от нас отложились, повоевати» [Доп. Акт. Ист., т. 1, с. 175 – 176].

Как видим, царь Иван Грозный предельно ясно дал понять Строгоновым, что приглашаемые на службу казаки будут воевать со всеми изменниками, то есть, с непослушными народами до приведения их к полной покорности Московскому царю. Среди прочих волжских народов упомянуты «ногаи», которые после каждого нашествия на Русь, стали получать ответные удары  на свои улусы, в виде грабительских набегов волжских казаков. Военной базой казаков, откуда они предпринимали свои походы против неприятеля, становится слобода купцов Строгоновых на Каме. Подписал царскую грамоту дьяк Казанского дворца Кирей Горин.

Известный советский историк Александр Александрович Зимин (1920 – 1980) сделал предположение о связи дьяка Кирея Горина с опричниной:

«В опричнине финансовые дела находились в компетенции четвертного дьяка, – писал Зимин. – Четверть была единственным из приказов (не считая дворцовых), перешедших в опричнину. В 1572 г., возможно, четвертным дьяком сделался Кирей Горин» [Зимин, 2001, с. 132].       

С 1576 года началась активизация деятельности казаков на Волге, которая была направлена против князей Ногайской орды. Вероятно, с той поры и началось тесное сотрудничество волжских казаков и дьяков Посольского приказа, которые использовали их в своей тайной дипломатии. Неслучайно оказались казаки во владениях купцов и промышленников Строгоновых, а по воле Грозного царя. Из казацких отрядов образовали специальную рать, которую возглавил опытный атаман Ермак Тимофеев. Не берусь судить, когда это было, потому что историки называют разные сроки Сибирской экспедиции Ермака. Главное, что Сибирь покорила не «малочисленная шайка бродяг», а хорошо вооруженный и экипированный отряд спецназа Посольского приказа. Возможно, от того и нет достоверной информации об этой экспедиции, что она была строго засекречена.

До наших времён дошла Грамота царя Ивана Васильевича на Чусовую Максиму и Никите Строгоновым о посылке в Чердынь волжских казаков Ермака Тимофеева с товарищи – от 1582 г. ноября 16:

«Писал к нам ис Перми Василей Пелепелицын, что послали вы из острогов своих волжьских атаманов и казаков Ермака с товарищи воевати вотяки и вогуличи и Пелынские и Сибирские места сентября в 1 день, а в тот же день собрався Пелынский князь с сибирскими людьми и с вогуличи, приходил войною на наши Пермьские места, и к городу к Чердыни к острогу приступал, и наших людей побили, и многие убытки нашим людям починили» [ДАИ, т. 1, с. 184 – 185, № 128].

В городе Алатырь стоял крупный гарнизон городовых казаков. Из них, да служилых татар набирали станичников или разъезжих казаков, которые вели разведку и поиск войск неприятеля далеко в степи. Станичники разъезжали с запада на восток и с севера на юг, контролируя Дикое поле (южнорусские степи между Волгой и Днепром) вдоль правого берега Волги. Их главной задачей было выслеживание кочевников – ногайцев, определение их численности и направление передвижения. Для этого они проникали в станы к противнику, захватывали там «языка» и полученные сведения отправляли соответствующим донесением в ближайший русский город. Выследить кочевников можно было лишь на открытых участках, где с юга меж лесов проходили старинные дороги. Станичники не являлись сторожами на засечной черте; они не охраняли засеки в лесах. Наоборот, они выдвигались далеко в степь, действуя за гранью русских земель. Методы и формы борьбы с воинами – кочевниками были различными, порой они отличались чрезмерной обоюдной жестокостью. В окрестностях самого Алатыря было очень тревожно. Здесь было своеобразное «окно» из Ногайской орды на Русь, куда ногайцы четырежды прорывались (в 1571, 1574, 1577 и 1581 гг.) с целью грабежа и захвата рабов (См.: Фирсов, 1948, с. 431 – 432). Вероятно, для предотвращения набегов ногайцев волжскими казаками была проведена акция возмездия: захват и разгром Сарайчика, а также побитие ногайских послов и купцов на перевозе около Соснового острова. Это был глубокий рейд нескольких казацких отрядов по улусам непримиримого коварного противника.

Царь Иван Грозный послал грамоты ногайскому князю и воеводам, в которых обещал строго наказать волжских атаманов – казаков, «воров и ослушников».

«Казаки… на Волге, от 1576 году со стекшими ж великим там разных беглецов, – утверждал Ригельман, – и на Каспийском море делали купечеству явные грабежи и разбои, безразсудною своею дерзостию так отважные делались, что уже и чужестранных послов, а притом и Царскую казну, грабили и разбивали; а как сие чести и безопасности государству весьма вредительно было, того ради послано 1578 году, сентября 1 – го числа, знатное число войска для присечения такого разбою, против сих разбойников, под предводительством Стольника Ивана Мурашкина, который весьма строго всех, коих же поймал, по чинимым розыскам, казнил смертию, токмо многие от сего спасли живот свой бегством» [Ригельман, с. 11].

Истинной целью экспедиции стольника Мурашкина было не уничтожение казаков – разбойников, а поиск удобных мест для строительства в будущем русских крепостей на Волге. Например, до начала возведения в устье реки Самары русской крепости московское правительство вело переговоры с ногайским мурзой. Чтобы не раздражать его, власти мотивировали важное стратегическое строительство исключительно целями защиты ногайцев «от воров от казаков». Официальная дата основания города – 1586 год, когда на берегу реки Самары под руководством воеводы Григория Засекина была выстроена крепость Самара или Самарский городок. Вероятно, разведка и привязка к местности будущей крепости Самара, осуществлялась задолго до официальной даты основания города.

Другой русский город на Волге – Царицын, впервые упоминается под 1589 год; тогда здесь были уже воеводы, служилые люди, стрельцы и казаки. Он располагался в низовьях Волги, далеко от центра Московского царства и служил важным стратегическим пунктом против степных кочевников и разбойничьих шаек, постоянно бродивших по Волге.

Наконец, город Саратов был основан 2 (12) июля 1590 года князем Григорием Засекиным и боярином Фёдором Туровым на полпути между Самарой и Царицыном, как сторожевая крепость. Вот, когда крутые берега Волги стали обживаться русскими людьми, тогда и начали стекаться сюда беглецы из Московии, которые находили приют в разбойничьих шайках.

До того же, на Волге хозяйничали воины Христовы – волжские казаки, из которых сформировали большой отряд под руководством атамана Ермака и отправили для службы к богатейшим промышленникам Строгоновым, в Пермский край. После ухода казаков с Волги, их место тут же занял отряд стольника Ивана Мурашкина, начавший возведение острожков и застав. А казаки Ермака поднялись вверх по Волге и Каме до самого Строгоновского городка, где проживал Максим Яковлевич Строгонов. «Он принял сего гостя с товарищи, – утверждал генерал Ригельман, – сверх желания своего, опасаясь от него худых следствий; как был он человек весьма зажиточной, то снабдил его и всякими потребностями» [Там же, с. 12]. Однако, мало верится в то, что Максим Строгонов испугался пришествия в свой городок атамана Ермака с товарищи. Ведь, некоторые источники утверждали, что Строгоновы сами пригласили казаков для службы. Как бы там ни было, но размещать многочисленный отряд Ермака, действительно стало проблемой для небольшого пермского городка Орла, потому то казаки и отправились зимовать в Сибирь.

«Ермак имел тогда Козаков с собой до 6.000 человек, – утверждал тот же, Ригельман, – ибо когда он разбойничал на Волге и на Каспийском море, тогда имел их до 7.000. Он, по снабжению себя от Строгонова довольным числом запасов, пошел, 1579 году, сентября 26 числа, зимовать к Сибири, вверх по реке Чусов, но, не знавши прямой дороги, последовал от оной вправо рекою Силвою, и там на зимовье стан свой городком поставил.

В наступившее же лето, устроивши городок и оставивши в нем на житье, или лучше сказать, для засады, несколько Козаков, вернулся к Строгонову назад и, снабдя себя у оного так же съесным запасом, тремя пушками и на безоружных Козаков ружьями, на каждого из 5000 человек по триж фунта пороху и по три фунта свинцу, а на каждую сотню по знамени, пошел уже с проводниками июня 13 дня, по той же Чусовой реке судами до Сибири» [Там же, с. 12].

Про старинное знамя казаков любопытные сведения привёл историк Е. П. Савельев: «… как и раньше того те же казаки ходили с атаманами Сусаром и другими под Казань «царю московскому послужить и за Дом Пресвятыя Богородицы постоять». Недаром на казачьем стяге красовалась надпись: «Белый царь и православная вера». Побуждения были как в том, так и в другом походе одни и те же» [Савельев, с. 253].

Из сказанного выше можно сделать вывод, что речь идёт не о разбойниках, а о хорошо организованном вооруженном формировании, созданном из волжских казаков для покорения Сибири. Экспедиция Ермака за Урал не была спонтанным предприятием. Это было тщательно спланированная и хорошо оснащенная операция, которая предусматривала принуждение к покорности народов, населяющих Сибирское царство.

«Таким образом, как Сибирская история повествует, – писал Ригельман, – происходил поход сей с лучшею надеждою и порядком. Для большаго поощрения находилась у Ермака и вся полная музыка, а именно: барабаны и сиповки, бубны и трубы. Он над сию небольшою армиею был как генерал, по нем двое ево сверстники Атаманами, или полковниками: Иван Кольцов, Иван Гроза, да по них пятисотной Богдан Брязга, два есаула, потом сотники, Пятидесятские, и при каждой сотне по хорунжему, а у всяких десяти человек был десятник. Сей поход по видимому таким порядком проходил, чего от тогдашних времян и от дикого житья сих Козаков едва надеяться можно было» [Ригельман, с. 12].

Можно утверждать, что в Сибирский поход отправилась не «шайка воров и разбойников», а хорошо экипированный в военном плане отряд, в котором была жесткая вертикальная командная иерархия. А уж, суровая воинская дисциплина, установленная Ермаком, красноречиво даёт ответ на вопрос: кем были волжские казаки? Несомненно, «государевыми людьми», а не «ворами и ослушниками», как они именовались в некоторых царских грамотах. Сам же Ермак предстаёт в образе талантливого военачальника и мудрого государственника, а не атамана шайки «разбойников с большой дороги».

«Он, следуя до Сибири, – писал Ригельман, – воюя на пути против тамошних народов и побеждая их везде даже, наконец, с небольшим числом оставшими с ним Козаками, в 1581 году, октября 24 – го, самого Сибирского Хана Кучума, с ордою, при Иртыше реке, победил, и 26 – го числа столичной его город Сибирь, одержал, и тем область Сибирскую завоевал и присягою к подданству Российскому тамошний народ с околичными утвердил» [Там же, с. 12].

После Сибирского похода волжские казаки основали укреплённый городок на реке Яик, у самого «сердца» Ногайской Орды. Было это в 1584 году, в конце царствования Иоанна IV Грозного. Именно тогда произошли такие исторические события, как переход и последующее расселение волжских казаков на берегах Яика. Вскоре, река Яик стала границей Российского государства, где более трёхсот лет продолжалась служба русскому царю – батюшке славного Войска Яицких – Уральских казаков.



Список литературы:

Дополнения к актам историческим собранные и изданные археологической комиссией, в 12 т. – СПб., 1846 – 1872.

Зимин А. А. Опричнина. М., 2001.

Карамзин Н. М. История Государства Российского, в 12 т. – СПб., 1816 – 1829.

Карпов А. Б. Уральцы. Исторический очерк. Ч. 1. Яицкое войско от образования войска до переписи полковника Захарова (1550 – 1725). – Уральск, 1911.

Курбский А. М. История о великом князе Московском. – М., 2001.

Ригельман А. И. История или повествование о донских казаках. – М., 1848.

Рычков П. И. Топография Оренбургской губернии (Избранные главы). – Уральск, 2009.

Савельев Е. П. Древняя история казачества/Е. П. Савельев. – М., 2008.

Соловьев С. М. История России с древнейших времен, в 29 т. – СПб., 1851 – 1879.